Городок наш небольшой, всего каких-то 30 тысяч человек, вместе с грудничками и стариками-пенсионерами, стоящими одной ногой в могиле. Процентов 40 народу друг с другом здоровается – за руку, остальные – шапочно. В обще, жизнь в малых городах - интересна и своеобразна. Почти, как в деревне, вся на виду друг у друга, каждый знает, что произошло в семье. Особая статья – жизнь в местной районной больнице.
В терапевтическом отделении особенно: здесь перемешались все стили направления, начиная с заурядной простуды, заканчивая - кардиологией и неврологией. И всё – не только под одной крышей, в период отпусков - под наблюдением одного единственного на все отделение врача. Да, да, не удивляйтесь, так оно и было, когда происходили, описываемые события.
Плата №8, в которой обычно главенствовал врач невролог, находящийся сейчас в законном трудовом отпуске за несколько лет. И то главврач больницы, с подачи инспектора по надзору за соблюдением трудового законодательства, буквально выгнал коллегу в отпуск.
- Иди в отпуск, хоть за этот год отгуляй,- взмолился главврач, насильственно выпроваживая в отпуск, коллегу, который дневал и ночевал в своих двух палатах, доверху забитых страждущими.
Вместо него и еще двух рядовых врачей, заправляла в отделении одна, несгибаемая заведующая. Женщина лет пятидесяти, с хвостиком, средней, не очень выразительной наружности, но очень властная и властолюбивая. Врачебному мастерству, за свою многолетнюю практику, она набралась, всякое видала. Так что лечила, почти с «закрытыми глазами», чем Бог послал, а вернее – Минздрав. Больница то четвертой категории, финансирование самое мизерное. Но, врач она была - очень с большими претензиями. Заведующей стала недавно, до этого все 25 лет в лечащих ходила. А как заступила на должность, все отделение под себя и подмяла. Терапевты с ней катастрофически не срабатываются: или старые слишком, или бестолковые, молодые, так она считает.
И ещё, она думает, что её незаконно обидели, обошли: какому-то участковому врачу, платят больше чем ей, - заведующей отделением! Поэтому, при случае, старалась не проходить мимо халявных денег, берет взятки, да и вообще старается лечить за деньги. Жаль, только мало дают, опять те же участковые, - каждый день имеют на «левых» больничных, а ей только при случае перепадает за госпитализацию в престижную палату (а, она одна в отделении). Ну, с лекарствами химичила, как все. За лекарства то мелочь, какая-то перепадает. Разве ж это масштаб?
ВРАЧИ
А так, она как женщина была еще в полном соку: красила губы, иногда, когда было настроение или не забывала… Муж у неё, конечно, был рядовой инженер. Детишек двое у них было, институты по заканчивали. Мудрить не стали, сын по стопам отца пошел – в инженеры, а дочка – в медицинский.
Работали в отделении ещё врачи, но по совместительству, много власти заведующая старалась, ни кому не давать. Вот, к примеру, известный уже читателю невролог – потомственный врач в третьем поколении. Отец его был до выхода на пенсию, заведующим отделением чистой хирургии, дед – цеховым врачом всю жизнь у нефтяников прослужил. А внук - выучился на невролога или невропатолога, по-разному его профессия называется, но суть от этого не меняется. Ходи себе с молотком и лупи по конечностям, так казалось молодому врачу в начале карьеры. Но в жизни все не так гладко вышло.
Не задалась карьера. Как отец, заведовать отделением, он никогда не будет – нет такого отделения. Но отступать нельзя – позор для семьи. Со временем он освоил вторую медицинскую специальность, почти созвучную с первой, стал патологоанатомом. И с удовольствием ковырялся теперь вторую часть рабочего дня во внутренностях трупов, даже пользу для себя извлекал. Особенно тщательно он разбирал те случаи, которые были связаны с его пациентами. Не каждому врачу дано проверить на практике, а чего я натворил такого, с чего этот больной дуба дал?
Это был второй, официальный сотрудник отделения, на полставки. У него было, как уже сказано, две палаты, в которые старалась не заходить заведующая. Он чувствовал себя там полным хозяином. Были дни, когда ему поручали еще две палаты, но это, когда было много больных и второй невролог была в военкомате на призыве. Дома – жена и дочка, малолетка.
Еще одну палату, преимущественно женскую, вела специалист из поликлиники, врач невролог. Женщина она своеобразная, но бедная, зато беззаветно преданная своей профессии. Врачом она была первой и, наверное, в отличии от коллеги, последней в династии. Ни кто, из их рода, не был замечен на этом жизненном поприще. Нет, были, конечно, инженеры, учителя там, - сельские преимущественно. Но, чтобы врач, да еще такой редкостной профессии – впервые. У неё и походка то была, крестьянская. Ходит – как сваи заколачивает, аж фонендоскоп на груди болтается. Замуж она, выйти, как следует - не смогла. Детей - не имела, всю жизнь «была на работе».
Вот, пожалуй, и все врачи, которые работали в отделении, штат был незаполненным, не хватало, как минимум, еще двух человек. Они, в общем-то, находились, но долго в больнице не задерживались. Да, ни кто особенно их не задерживал. Просто увольнялись по собственному желанию и уезжали в областной город, за большими деньгами. Вот последние три молодых врача, направленные в ЦРБ региональным центром соцразвития, прекрасно устроились врачами в частные диагностические клиники. Зарабатывают не меньше, чем инженеры-нефтяники.
СЕСТРЫ
Категория медперсонала особенная, по сути – дежурные врачи, особенно, ночью или в выходные дни, когда врачей нет. Ответственность – огромная, жизни свои им доверяют пациенты. А платят им мало, самые низкие ставки, даже санитарки, некоторые, больше получают, если на две ставки работают. Но, медсестер и фельдшеров столько много выпускают наши мед училища, что недостатка этих специалистов, долго еще не будет ощущать наша страна.
Поэтому дефицита в них нет, но хороших сестер – мало. В отделении их толпится, особенно днем, много, да еще и сутками дежурят. Медсестра, в сознании больного – она даже больше чем врач. Ну, посудите сами: врача раз в сутки больной видит и то не каждый день, в выходные то не бывает обхода. А с медсестрами больные встречаются раз десять в суки, если не больше. Тут тебе и процедуры – всякие, и таблетки – разные, температуру, давление мерят, да мало ли какие предписания врач выпишет. В общем, сестра – наиважнейший человек в отделении, в полном смысле слова.
У нас ведь как, врач ничего не говорит больному, все в назначение для медсестры пишет, а та – хочет, выполнит, а может, и нет. Это уж – как Бог на душу положит. Ну и просто, бывают сестры от Бога, а бывают - нет. Вот, и у нас в отделении, да наверное, во всех отделениях такие сестры есть. К ней всегда по отчеству народ обращается и на уколы стремится к ней попасть. Рука говорят легкая, уколет - и не почувствуешь. А если в вену, то только к ней. Она в мертвую вену иголку воткнет если надо.
Другая, ну всем пригожа, настоящая медсестра: и блондинка, и стан стройный, и халатик коротенький с иголочки. А укол, как саданет, так два дня помнить будешь, куда колола. Таким, в вену делать уколы или капельницу поставить, обычно не доверяют. Издерет всю руку, синяками покроет или вену проколет, под кожу лекарство загонит. Обычно долго в отделении они не задерживаются. Вот в прошлом году одна со средним медицинским образованием в торговлю перешла. Хорошо, медосмотр проходить не надо было. Торгует теперь, да как бойко получается. А в этом году медсестра – в полицию перешла служить. Ничего, справляется.
ПАЦИЕНТЫ
Самая, что, ни на есть, переменная составляющая в больнице – больные или, как их называют, пациенты. Вот тут все время возникает вопрос: что же первично, медперсонал или больные? Было бы хорошо, если бы вторых совсем не было. Но тогда врачам делать не чего или нашли бы чем заниматься, профилактикой, например. Но для этого не нужно столько врачей и медицинских сестер. Тогда бы, в обще медицину платной сделали, нужно тебе давление померить, пожалуйста, за рубль любом медпункте измерят, укол – давай предписание, лекарства и 50 рулей, в любое место уколют.
В платных клиниках давно поняли, что их благополучие от нас, вернее, от тех, кто может заплатить, зависит. Поэтому внимание и заботу своим пациентам они строго гарантируют. В бесплатных больницах этого не наблюдается. Вернее, персонал хотел бы получать со своих пациентов мзду, именно – мзду, за услуги, но, увы, не у всех есть чем заплатить.
Сложилось, такое правило, с этим и других районных больницах так: лечить нужно от 5, до 21 одного дня. Вот, магическое какое-то число – 21. Как будто все хвори через 21 день – проходят. Так и лечат. Если грипп или там ОРВИ, какая-нибудь, то 5 дней пролежишь. Два дня, считается дома «выболел», на пятый, ну, в крайнем случае, на шестой день выпишут. А если чего по серьезней, то могут продержать и 21 день, но не больше.
Так и по анализам легче считать. Вот смотрите, поступил, в первый же день сдай анализы. Кровь из пальца и вены, мочу с утра. Ну, кардиограмму, там или еще, какие анализы – среди недели сдашь. И тоже, самое, кровь, мочу, контрольно – перед выпиской. В пять дней, как раз укладывается. Прошел курс, и привет, гуляй, Вася. Ну, могут еще дня на два, на домашний больничный отпустить. А так, нечего засиживаться на больничном – на работу надо!
Понятно, все это делается от нашей бедности. Уж больно скудный бюджет у, так называемых, сельских районных больниц. Сначала надо выделить центральным клиникам, потом областным, городским и уж потом, что останется – сельским районкам. Вот отсюда идут все наши невзгоды и название – больница 4-й категории.
В палате, как всегда, подобрался полный комплект, все восемь коек были заняты. В обще положено, когда-то, было – четыре койки, но из-за нехватки лежащих мест, пошли на уплотнение палат. И вместо 4-х коек, затолкали еще 4-ре, убрав из палат стол и стулья, и даже одну прикроватную тумбочку – не вместилась. Да она и не нужна вовсе, всегда в палате есть больной, который ходит на дневной стационар. Ему тумба ни к чему, все равно без вещей ходит.
Набор кроватей в палате, самый разнообразный. Две – настоящие, больничные койки, с хорошими сетками и матрацами. На них можно было спать, а другие шесть – сборная мира, иначе назовешь. Это были деревянные, причем, разной конструкции и дизайна, облезлые койки, которые только, внешне напоминали: для чего они изобретены. При этом, сетки на них были настолько вытянуты, что провисали даже под тяжестью матраца… Поэтому важно было «попасть» на хорошую койку.
Мне повезло, как раз освободилась та самая, «медицинская» кровать. Вернее, я захватил ее, потому, что предыдущий больной еще не успел, не смог сам, уйти. А я уже ждал в палате, когда за ним приедут родственники. Иначе, на освобождаемую койку, уже претендовал один выздоравливающий. Ну, он не шибко расстроился, потому что сосед мне попался уж больно беспокойный. Он тоже лежал на той самой «медицинской» кровати.
Наверное, стоит сказать, что наши койки, ничего особенного из себе не представляли. Просто они были полностью металлическими, имели прочную панцирную сетку, с поднимающимся изголовьем. Которое всегда было опущено, по причине поломки механизма подъема. Вот и все отличия от местных кроватей. Но сестры и нянечки нашли способ борьбы с провисанием кроватных сеток. Под матрац они укладывали деревянный щит, который ложился на металлические уголки-основания сеток. Получалась вполне сносная, не прогибающаяся кровать, напоминающая, деревенскую лавку, только более комфортную. Спинки то у нее все же были.
Сосед мне действительно, достался неспокойный. Что за болезнь у него была, так ни кто и не узнал, может просто полечиться захотел, у стариков такое бывает. На вид, это был -здоровенный дед-татарин, 86 лет от роду, бывший нефтяник. Он уж давно забыл свои татарские корни. Женат он был на русской женщине, чуть по моложе его, но тоже, по случаю старости, уже больной. Дежурить возле него она не могла, приходила только днем, а на ночь уходила домой. Он же в ее присутствии спокойно отсыпался весь день, а ночью – закатывал сольные номера.
В первую же ночь он решил справить малую нужду… на меня. Хорошо, что я не спал и вовремя успел отвести от себя неминуемую беду. Дед пописал между нашими «медицинскими» койками и снова лег. А я, помятуюя о том, что бабушка «по секрету» рассказала нам о том, что у дедушки сильный простатит, и значит, он ночью еще не раз встанет пописать, спать как то не мог. На следующий день мы с дедом спали днем вместе.
Но вскоре эта проблема была урегулирована, за счет соседа по третьей, обычной койке с деревянным щитом. Им был, почти ровесник моего татарина, 84-х летний, парализованный, полностью обездвиженный, деревенский старик. К нему тоже ежедневно приходила бабушка, которую очень уважали наши нянечки. Сама она не в силах была ухаживать за стариком и приплачивала няням «за уход».
Она постоянно плакала, как же я с дедом-то, дома буду управляться? Ей советовали разное: сдать деда в хоспис или нанять сотрудницу социальной службы. Но, в последующем дед все разрулил сам, об этом в конце.
А пока, тарифы, я вам доложу, были существенные – 500 рублей за дневной уход и 700 – за ночь. Ну 500 они бабульке прощали, или брали половину, так как она стояла рядом и кряхтела, помогая няням пеленать деда. А 700, ночных брали исправно, хотя за ночь ни разу, ни кто не был замечен у постели старика. Придут утром, заменят памперс дедульке и все «ночная» работа закончена.
Вот именно, памперсы, и были рекомендованы моему соседу по кровати. Его бабка несказанно обрадовалась и в очередное посещение больного, притащила целый ворох памперсов, поручила их надевать дежурным няням, не за бесплатно, конечно. Потом она дня три не ходила к татарину, он очень волновался, не спал днем и наверстывал это ночью. Так наши взаимоотношения были налажены.
Правда, однажды ночью дед проснулся, слез с кровати на сторону парализованного старика и стал пристраиваться справить большую нужду. Я это понял, когда он снял штаны и уселся между кроватями, вовремя окликнул его и предложил пройти в туалетную комнату. Естественно, вся палата опять проснулась, разговоров, кто мог говорить, было много потом.
Четвертым лежал, то же парализованный, молодой мужчина лет 45-ти, с ним поочередно дежурили жена и дочка. Не очень то, с ними получалось общение. Жена - убита горем, а дочери, в 20 с небольшим лет. Мужик молчит, как рыба, даже рот не разевает. Да и не о чем, с ними беседовать то было.
Жена, правда, рассказала, сквозь слезы, что мужик ее, как обычно, утром на работу ушел. Пожаловался, правда, что голова, что то, болит, больше чем обычно, не так как, когда с похмелья в субботу. Он у нее шофер, так у них каждую пятницу – День шофера. Выпивают, значит, в гараже после рейса. А в другие дни – нельзя, контроль же. В гараже на счет этого сейчас строго. Ну а в 10 часов уже из больницы позвонили, инсульт, говорят у него… Вскоре его перевели в областную больницу.
Пятый – мутный, какой-то мужичок лежал, отекал он весь. Лет так 50 ему, не работал нигде, ни жены, ни детей у него не было, жил, где то в Подмосковье. Вот болеть к маме приехал. Мамаша у него старая уже, лет 75-ть, наверное, болеет вся. Но все равно, раз-два, приходила к сыночку, покушать принесла. А на него, как на грех, все равно, - жор напал. Ест и ест постоянно, рот не закрывается. Вот мамка ему и несет, как борову, а он все пухнет, да и все тут. Так и не выяснили, что это с ним, было, выписали через 21, положенный день.
Шестой в нашем ряду лежал совсем молодой парнишка - диабетик. Я уже писал, что палата наша сборная была, лежали в ней все, кто попало, с неопределенными заболеваниями. Как я, например, хоть у меня и был инсульт год назад, но сейчас я попал сюда из-за высокого давления. Бесхозные, наш врач был в отпуске.
Вот и этот молодой человек лежал здесь случайно или из-за того, что в других палатах места не было. Первые три дня ему беспрерывно капали в вену простую дистиллированную воду, кровь разжижали, сахар понижали. Я часто подозреваю и мне в вену капали водичку, ну да ладно, оставим это на совести медицинских работников. В туалет после таких капельниц охота, спасу нет. Уже после первого флакона, отлить охота, а ему 6-ть капали. Вот тут пригодилась наша бутылка с отверстием.
Через неделю и его выписали, сахар сбили до нормы, чего держать то в больнице? Инсулин он и сам себе научился уже давно делать. Сестры поговаривали, что вина он на именинах, у кого-то выпил, вот сахар и подскочил. Если бы водку пил, может, и не было такого…
Седьмую и восьмую койки с одной тумбочкой на двоих, занимали больные с дневного стационара. Один приходил каждый день, а другой и вовсе – раз в неделю. Тот, что каждый день ходил, коллега нашего инсультника, шофер тоже, только постарше. Лет 50 ему, с гаком, а заболевание самое распространенное у шоферов – остеохондроз позвоночника. Ему надо было проколоться по полной программе и получить направление на лечение в профилактории, так полагается.
Эта койка так все время и числится за шоферами, по очереди они и лежат на ней. Потом, в профилакторий, а там: кому куда – кому на инвалидность, а кому еще здоровье позволяло, то снова – за баранку. Порой сразу несколько шоферов на этой кровати собирались, но их старались разогнать, очередь, есть очередь.
Вот на восьмой койке числился онкологический больной. Привозил его сюда сын, раз в неделю, на биохимию. Я не буду сильно распространяться про него, скажу лишь только, что он рассказывал всем одну и ту же историю, как записанную на магнитофон. Приблизительно такого содержания: я работал электриком, заболел, лежал здесь в больнице. Ни кто не мог определить, что у меня рак. Перевели в область, поздно, Умер почти, хотели в морг отвезти, очнулся. Потом только узнали, что у меня рак, вот сейчас лечусь… Как будто рак излечим.
Поэтому на этих двух койках днем сидели наши здоровые посетители: бабушки, матери, жены и дети, а ночью спала супруга инсультника.
ТРАПЕЗА
Три раза в сутки ходячие больные, из других палат ходят питаться в столовую. Берут свои ложки и кружки, хорошо хоть тарелки больничные, и идут в фойе, переоборудованное под столовую. Кормление же в нашей палате несколько отличалось от остальных. Ведь больные здесь подразумеваются, в некоторой, степени ограничены в движении, лежачие, можно сказать. Вот мы ждали, когда все поедят и обслуга соизволит нам принести. Питание, нужно честно сказать, в последнее время в больнице наладилось. Кормят прилично, одно плохо – холодное все нам достается, пока все поедят. Ну и мало, конечно. Особенно много возмущений было со стороны пятой кровати. Он, кажется, ни когда в жизни не наестся.
Впрочем, кушать всем хочется, и не, потому, что просто хочется, а потому – что надо. Для поддержания жизни. Говорят же: мы живем не для того, чтобы есть, но едим для того, чтобы жить. Как бы и чем бы, не болел наш организм, кушать всем одинаково хочется и необходимо. Вот и в палате №8 все как то питались.
Я, татарин, отечный и парнишка-инсультник - кушали сами, сидя в три погибели возле своих тумбочек. Картины – маслом. Но, она продолжалась не долго.
Ну а остальные обитатели палаты питались еще удивительней – как малые детки, только хуже. Те хоть капризничают, а эти просто лежат и глотают живьем все то, что затолкает в рот жена или няня, смотря, кто кормит. Зрелище - не из приятных. Потому что, без конца больной давится пищей и норовит откашляться. Но, бдительный «кормчий», не дает ему это сделать, стараясь следующей порцией пищи протолкнуть предыдущую порцию, еще не прожеванную, дальше по пищеводу. Случается, больному удается и покашлять. Тогда все содержимое ротовой полости и даже пищевода, стремглав вырывается наружу, что сильно огорчает кормящего.
Все кто хоть чуть, чуть мог двигаться, старались, как можно быстрей переместиться для приема пищи в столовую.
Больничное питание – многим пенсионерам нравится больше, чем домашние «разносолы». Обычно, на что у бабки хватает фантазии, что бы накормить своего деда. Да ни на что, надоело уже. Наварит ведерную кастрюлю щей или супу, вот и давится дед, вместе бабкой неделю, пока не схлебают бадью, потом - опять.
А в больнице три раза в день повара разные блюда готовят, да еще следят, чтобы не повторялись. Причем, калорийность блюд, строго рассчитана больничной диетсестрой, больше чем положено не дадут. А оно и не надо, в больнице то поневоле меньше двигаешься, а куда лишние калории девать? Вот я всегда, когда лежу в больнице, прошу, чтобы мне не приносили «передач», потому как вполне хватает того, чем тут кормят.
ПОСЕТИТЕЛИ
Вот тут стоит несколько слов сказать еще об одной категории завсегдатаев больниц – посетителях. А как же без них то, они всегда были и будут. Причем, если в норме, люди могут, не видится годами, то в больнице надо обязательно навестить родственника, друга или сослуживца. При этом, с пустыми руками не принято ходить в больницу. Вот и несут в основном почти новогодние гостинцы: бананы, апельсины, мандарины и обязательно – кефир и что-нибудь хлебное.
Так что на второй или третий день пребывания в больнице, прикроватная тумбочка бывает, забита этими продуктами до отказа. Ну а один на все отделение холодильник разрывается от молочных, скоропортящихся продуктов. Доля правды в больничном анекдоте есть. Мужик попал в больницу, жена ему звонит, спрашивает: Чё тебе принести? – Да ничего не надо, я тут в холодильник заглянул, всего полно.
И еще, ни кто не знает, когда надо уйти? Быстро уйти – больной обидится, долго сидеть – тоже как то неловко. Так что, сидят посетители до той поры, пока больной в туалет не попросится.
ТУАЛЕТ
Вот это многих тревожит во время пребывания в больнице, не зависимо в какой палате вы лежите. Ну, если только в палате люкс с индивидуальным туалетом и ванной. Но у нас таких палат нет. Есть обычные, 8-ми местные, с рукомойником. Можно умыться, зубы почистить, побриться, ложку, кружку после еды помыть… Вот и все удобства, остальные, простите, - общие. На все отделение одно очко мужское, одно женское и с утра до вечера к ним обоим очередь.
Хорошо лежащим больным, они под себя и большую, и малую нужду справляют. В лучшем случае, в памперс ходят. Или вот такая импровизация: пластиковая полутора литровая бутылка, с небольшим отверстием диаметром 30-40 мм, как получится вырезать, в верхней части бутылки, понятно для чего, вполне может заменить больничную утку. Так что, если вы ограничены в движениях, не обязательно надевать памперс, можно мочиться в препарированную таким образом бутылку, даже ночью и днем, иногда, можно заменить поход в туалетную комнату этой процедурой с бутылкой. Важно, что бы женщин в палате не было.
Хуже, когда вас распирает изнутри, по большому. Если ты в беспамятстве, то ладно. Потом подмоют, подотрут и снова уложат, как было. А если все соображаешь и не можешь ни рукой, ни ногой шевельнуть? Тут уж без судна не обойтись. А что делать окружающим? Да ни чего, если можешь – выйти из палаты, а не можешь ходить – лежи, отвернувшись, в сторону и нюхай, терпи…
Поэтому первые двое, а то и трое, суток в больнице я в туалет не хожу, совсем. Малую нужду справляю в бутылку, а по большому – терплю, накапливаю, сколько могу. Потом, как-нибудь, ночью, так оторвусь, что самому страшно. Во-первых – много, а во-вторых – такое слежавшееся все получается, как шарики. При чем, в общий туалет я принципиально не могу зайти, настолько там все там обосрано и обосано, что вонь стоит еще на подходе к туалету.
Большую нужду я обычно справляю в Санитарной комнате, где тоже есть унитаз для клизменников, вот на него я и справляю свою нужду. Однажды, правда, был застигнут там санитаркой, за что получил строгий выговор…
ЭПИЛОГ
Вот так, незаметно, в нестерпимых муках и боли протекают больничные дни. То ли от беспамятства, то ли еще от чего, кажется, быстро пролетают 21 день на больничной койке. Уколы, пилюли, анализы, кардиограммы, рентген, другие процедуры. Завтрак, обед, полдник, ужин. Туалет в бутылку и в санитарной комнате, даже не заметил, что завтра уже нужно домой.
За это время в палате произошли кое-какие события. Умер старик-крестьянин. Отмучился бедный, веся спина у него покрылась пролежнями. Сразу все прошло. Это случилось ночью, нас попросили, кто может, из палаты выйти. Два часа положено полежать ему, остыть. Но, никто из палаты не вышел, мы уже привыкли к нему. Хотя, понимали, что лежим с покойником, поэтому никто не спал...
Шофер-инсультник, был отправлен в областную больницу. Там пролечился еще 21 день, потом лежал в санатории, но так и не стал двигаться. Пропустили первые 40 минут. Он стал инвалидом, запил не только по пятницам и вскоре умер молодым еще мужчиной.
Мой сосед татарин, отекающий дядька и парень диабетик выписались в один день, не долежав, положенный, 21 день. Это случилось в пятницу, врач спросила: домой не хотите? Конечно, захотели эти трое, ну она их отпустила. С открытыми больничными, потом у участкового терапевта закроете.
Самое трагическое известие пришло в день моей выписки из больницы. Заболел и серьезно мой лечащий врач, который был в отпуске. У него проявилась опухоль мозга. Так вот почему голова то болела… Уже потом, (три месяца был в коме) я с прискорбием узнал: он умер, так и не придя в сознание. У него осталась жена и маленькая дочка.
Александр Орешкин.