Франкуфурт-на-Одере.
Советская зона оккупации. Над проверочно-фильтрационным лагерем № 232 моросит нудный октябрьский дождик.
Дежурный на КПП в плащ-палатке поправил автомат, поднял шлагбаум, и машины с офицерами, бывшими военнопленными, заполнили грязную площадку.
- Выгружайся!
Федор перемахнул через борт. Вокруг высился забор, поверху колючая проволока, расставлены часовые.
Хмыкнул, ну вот, из огня да в полымя.
Прозвучала команда:
- Стройся!
- Для прохождения госпроверки всем снять погоны!
По шеренгам прокатился ропот.
- Разговорчики! Молчать!
- Сдать оружие, бинокли, фотоаппараты, радиоприемники. Оставить только личные вещи.
Федор переглянулся с другом Степаном Евтушком, с которым день-ночь занимались вместе репатриацией в английской зоне. Ему он отвозил в штаб отчеты и все рапорта, советовался в сложной обстановке.
- Ничего, Федор, было и хуже. И это переживем. Значит, так надо сейчас.
К ним, усмехаясь, подошел Николай Навязанный. Он, как и Федор, из лагеря Гожак был направлен в советскую военную миссию в Париже и, владея хорошо немецким, тоже занимался репатриационными делами. Теперь здесь, все они, друзья, оказались…
Вспоминает бывший военнопленный Станислав Крыгин.
«Мы оказались уже в Советской зоне оккупации.
…Перед нами, прохаживаясь вдоль строя, военный человек в звании старшины, своим зычным голосом произнёс, цитирую дословно: «Граждане репатриированные, вы прибыли с той стороны, поэтому: у кого есть пистолеты, планшетки, комсоставовские ремни, финки, кастеты и т.д., всё сдать. В противном случае – расстрел».
И мы подумали – ничего себе, попали к своим. Нигде, никогда и ни кто на американской территории нам не говорил о том, что за что-то мы будем расстреляны. А свои сразу же предупредили!
И полетели на кучу предметы, о которых предупреждалось. Полетел на кучу и мой пистолет, который мне подарил негр-водитель, когда мы работали в Кессельгейме. Всё время в американской зоне оккупации он был со мной, а тут пришлось расстаться. После этого нам объявили, чтобы мы подписали свои вещи и сложили…»
Дело в том, что связи с огромными, невиданными в истории масштабами возвращения на родину, поди, 5 миллионов человек, сложностями с союзниками в оккупационных зонах, началась реорганизация в советских органах репатриации.
Менялась обстановка и в нашей военной миссии в Париже. Офицеры её, как Федор Бичехвост, друзья его Сергей Морозов, Степан Евтушок, остро чувствовали это на местах своей службы.
А там, в Париже, на них уже заранее подготавливались документы. Вот извлечение из архивных дел, разысканное историком Александром Бичехвостом, сыном Федора.
«Список, представленный подполковником Мельниковым, работающих офицеров связи при 21 армейской группе связи, с нашими данными. В результате оказалось: 25 человек, отмеченных красной птичкой в списке, офицеры связи числятся у нас на учете, как посланные от нас для работы в Германии…»
В списке значился лейтенант Бичехвост, как офицер связи, здесь же и его друг, младший лейтенант Морозов, с расположением в г. Мюнхене…
Подписан список Уполномоченным СНК СССР по репатриации советских граждан в Западной Европе подполковником Мельниковым.
Затем, 13 августа, состоялось командное совещание в штабе этой 21-й армейской группе.
Генерал-майор Вершинин сообщил, что решается вопрос о замене в британской зоне оккупации 50 офицеров, ранее назначенных генералом Драгуном, на кадровых, подготовленных офицеров из штаба Жукова.
Вот так и определилась дальнейшая судьба Федора и многих остальных. Свою первоначальную, самую трудную роль они выполнили, их сменяли другие.
Теперь они, полсотни проверяющих офицеров, сами превращались в проверяемых лиц. Поменялись местами. Чтобы возвратиться домой, они готовы были претерпеть дотошные допросы, предполагаемые унижения и оскорбления в свой адрес, что "отсиделись вы в немецких лагерях, пока мы воевали за вас на фронтах".
Хотя для многих судьба готовила и самое худшее…
Из автобиографии Федора, написанной при проведении фильтрации.
«...Работал по репатриации советских гр-н на родину на территории Западной Европы от Военной миссии г. Париж, командированный Уполномоченным от СНК СССР по репатриации советских граждан на территории Западной Европы генерал-майором т. Драгун.
Выданное удостоверение за № 1708 и характеристика о работе, находится на руках.
Жена Котова Татьяна Петровна проживает: Запорожская обл. Пологовский р-н, Чапаевский с/с, к-з Боротьба».
Заметим, что в этих официальных документах Федор называет Татьяну своей женой, хотя никакой, даже символической регистрации брака не было. Он в той малоизвестной обстановке, когда его могли послать туда «Где Макар телят не пас», не отнекивался от нее.
В лагере особо подозреваемых, как возможных сообщников англо-американских спецслужб, допрашивали немедленно.
После опроса, в этот же день был допрошен и Федор.
Теперь следователь потребовал от него расписаться в протоколе допроса об уголовной ответственности за дачу ложных показаний….
Эти документы фильтрационного дела Федора Бичехвоста изучил я вдоль и поперек. Копии их представило мне при личном посещении Управление Федеральной Службы Безопасности по Волгоградской области, где и хранилось это дело. И я признателен сотрудникам ее за отклик, особенно другу семьи, ветерану этой службы Владимиру Ивановичу Димитрову.
Как следственно-прокурорский работник, «отбарабанивший» 28 лет на различных участках, скажу,что допросы отца велись очень профессионально и грамотно.
Вся его жизнь, служба, война, лагеря и работа по репатриации тщательно, даже дотошно вырисовывалась при допросах. В его показаниях пытались обнаружить, в том числе перекрестными вопросами и допросами, сокрытие «темных пятен», противоречия. Но такового выявлено не было. Кроме одного, на взгляд «СМЕРШа» …
При фильтрации давалась установка на выявление полицаев, изменников, власовцев, агентов и диверсантов зарубежных разведок…
В связи с завершением войны Сталин лично отдал распоряжение о создании ста таковых фильтрационных лагерей, вместимостью по десять тысяч наших граждан, подлежащих спецпроверке. Количество лагерей затем превысило 200.
Представьте, что в августе 1945 года только в советской зоне оккупации имелось 86 лагерей, 18 комендатур и 23 сборных пункта пленных!
Надо знать, что при фильтрации сотен тысяч людей, допускалось унижение и глумление над беззащитными, хватало вдосталь и нарушений законности. Тем более, что позиция Сталина и военного командования была таковой, что все, кто попал в плен, это трусы и предатели. Хотя указание Берии предполагало проверку проводить в 10-дневный срок, на самом деле она продолжалась не один месяц.
«На наши требования ускорить проверку следователи отвечали, что был-де в лагере один "такой" повар. Сидел на кухне полтора года и был "чистеньким". Потом кто-то узнал в нем предателя. Вот и вы сидите. И приводили классический пример: на тысячу честных всегда найдется один враг, так что лучше пусть пострадает тысяча, чем идет один», вспоминал проверяемый С.Бибиков.
Он рассказывал о случаях пристрастного отношения следователей к бывшим командирам Красной Армии, проходившим фильтрацию. Их заставляли не раз писать о своем нахождении в плену, указывать даты прибытия и отбытия из немецких лагерей, перечислять свидетелей и прочее. Применялось это и при допросах Федора Бичехвоста.
Делалось это, на взгляд Бибикова, умышленно: «Авось человек запутается. Вот тогда его и отправят в места не столь отдаленные, ни сном, ни духом не ведающего, за что он угодил в "изменники Родины».
О попрании при проверках правовых и нравственных норм рассказывали и другие очевидцы, прошедшие через горнило фильтрационных лагерей.
Маршал Г.К. Жуков с горечью констатировал в 1956 году:
"При решении судьбы бывших военнопленных не принимались во внимание ни обстоятельства пленения и поведение в плену, Ни факт бегства из плена, участие в партизанской борьбе и другое. Наши офицеры, попавшие в плен ранеными, мужественно державшиеся в плену, огульно лишались офицерского звания и без суда посылались в штрафные батальоны, наравне с лицами, совершившими преступления".
Только потом, через годы и десятилетия обстановка начала нехотя меняться. Но это время, ни в чем неповинным и солдатам и офицерам, уже изгоям общества, надо было мужественно и тяжко пережить,… со слезами на глазах.
Находясь на госпроверке в лагере во Франкфурте-на-Одере, Федор с другом Евтушком, обменялись фотографиями.
На врученном Федору фото Евтушок написал.
«На долгую и добрую память лучшему товарищу Бичехвосту от Евтушка.
Желаю тебе всего хорошего в дальнейшей жизни. Запомни прошлое, но основу бери на дальнейшее будущее. Наша коротенькая дальнейшая жизнь и работа по репатриации должна остаться в памяти надолго. Германия. 1945 год. Город Франкфурт на Одере».
Теперь полоса этой жизни оказалась у Федора за спиной. Но что ждало его впереди, спросите вы?.. Перед ними, подозреваемыми офицерами, маячил следующий проверочный пункт.
Их на эшелоне конвоировали туда. На Родину. В советский лагерь...
ПРОДОЛЖЕНИЕ:
http://www.proza.ru/2012/01/20/829
Ч. 29 ЛАГЕРЬ ДЛЯ ОФИЦЕРОВ.