По берегам замерзающих озер

Юрий Баранов
               
           Постукивая   деревянным посохом впереди себя, я шел  по  ледяной глади озера. Я  не просто шагал, а медленно скользил подошвами своих болотников. Лед бликовал. Я старался не делать резких движений, потому что, отпотевший от солнечных лучей,  ледяной панцирь был непрочен. Обомкнутое со всех сторон камышами, ледяное плато Лебяжки тусклыми полями  лежало впереди меня.

       Но, то ли  в тот день  мой тайный советник и хранитель  на минуту оставил меня без своего внимания, то ли в угаре охотничьего азарта я не сумел расслышать его предупреждающих сигналов.

        Промысел пушнины по раннему ледоставу всегда опасен, потому что  в это время существует реальная  угроза провалиться под лед в  тяжелой зимней одежде    вдали от дома, от его тепла, энергетики, книг, телефона.  И если это действительно случается, то неудачнику надо   незамедлительно сворачивать все свои промысловые  дела и с птичьей скоростью пробиваться к дому. Особенно надо спешить, если у пристани тебя ждет   не  теплый салон машины, а обметанное инеем   седло мотоцикла.   Но сердце мое в тот день было переполнено  угарным чадом добытчика, успевшего ухватить за хвост свою первую удачу. А в пушном промысле удача - это реальные деньги. Свежие российские купюры, которые нам привозили в 90 годах  деловые перекупщики из Казахстана, были очень кстати, когда   правительство Бориса Ельцина часто  задерживало   нам  зарплату  на неопределенный срок, а хмурая продавщица в сельповском  магазине отказывалась  дать в долг хотя бы бутылку подсолнечного масла.

                Я уходил все дальше и дальше от стоянки своего мотоцикла. Непроницаемая желтая стена тихо шепчущихся камышей скоро закрыла от меня и пристань и далекие сизые дымки, вьющиеся над крышами моего села. Воздух белыми медузами беспокойно шевелился подо льдом, когда я осторожно опускался на колени и  начинал   проверять поставленные  накануне ловушки. Местами   лед  прогибался и потрескивал под тяжестью моих шагов,  и тогда   лучи тонких трещин белой  паутиной расходились от меня в разные стороны, искажая черную гладь  льда, и  я со щемящей тревогой в груди опускал свой взгляд себе под ноги. Там, прямо подо мной, в  зыбкой полутьме глубин,  хорошо был виден неподвижный хаос желтовато - белесых стеблей заснувших на зиму растений. Среди них едва угадывались  подводные тропки зверьков, проделанные  их лапками на черном илистом дне. А над тем местом, где проходил их ночной потаенный ход, в лед были впаяны  серебристые пузырьки. Это был  воздух посеянный мехом мускусных крыс  при их подводном движении.

      Солнце скоро опустилось в меркнущую даль, оставив умирать без него серенький  вечер.

            Я  потерял свою бдительность ближе к ночи. Будто напрочь забыл обязательный пароль и правило номер один каждого промысловика - осторожность. Я вдруг с необъяснимой беспечностью  оставил позади себя на льду  рюкзак с посохом и пошел вперед смело,  с одним топориком в руке.  Узкая  темная полынья, пробитая жирующим   ночным   зверем становилась все ближе. Я остановился на самом ее краю. Еще вчера   лед в этом месте хорошо   держал меня, но    температура с утра колебалась от 0 до -1, и что- то могло  измениться в толщине и твердости льда за прошедшие сутки. Я ухватился рукой за бечевую привязь ловушки и потянул   ее к себе. Тонкая ледяная пленка в полынье качнулась, распалась, и среди черной воды показался  край мордушки густо облепленный тиной и водорослями. Плетеная из тонкой сталистой проволоки сетка вдруг остановилась и уперлась чем - то острым в в дно  ледяного покрова. Надо было  освободить ее  от зацепа, и я с той же непостижимой беспечностью стал на край полыньи и перенес всю тяжесть своего тела на левую ногу.

          И тут лед  подо мной глухо хрупнул.  Левая нога  стремительно пошла в воду.  Я отреагировал и попытался быстро   повалиться вправо, на стекло твердого льда. Но тут лед подломился   и под моим правым болотником. Я  испуганно  охнул, и через мгновение  опустился на дно.   Куски и крошево  льда толкались вокруг, задевая меня   своими острыми зубьями. Затхлая вода плотным кольцом  охватила мне  грудь.    Бранить себя за неосторожность было некогда.   Круг вселенной  быстро погружался в вечернюю мглу. И я заторопился. Начал с судорожной  торопливостью   хвататься  за кугу и потыкушки, стоящие  вокруг меня. С силой тянул их к себе, но     все это  быстро обрывалось в моих руках.  Наконец,  стало понятно. Суета и торопливость не помогут. Да ведь и не море же  не глубокая  река подо мной. Я подтянулся на руках над кромкой льда,  наклонился над ней и лег  на нее животом. Все остальное было просто. Из  болотников хлынула вода.

          Погода будто только и ждала этого часа. Сверху посыпала мелкая снежная крупа. С ожесточенной торопливостью я начал выливать остатки воды из сапог, выжимать ее из брюк и белья.  И, наверное, надо было в тот момент немного посмеяться над собой,  но мутная лужа воды пополам с ряской и мусором все шире растекалась вокруг рюкзака, на котором я стоял босым, не располагала к  веселью.  Анализируя по дороге домой этот случай, я так и не смог вспомнить в какой момент я  выронил  из рук  свой любимый топорик.    То ли когда с глухим возгласом испуга, проваливался, или когда в лихорадочной спешке пытался выбраться из полыньи.

       Когда  первый  стресс от грянувшей неприятности у меня прошел, а вся одежда и сапоги были вновь натянуты на свои места, я рискнул добежать еще и до западного берега озера, где у меня  стояло последние три капкана. Я был  уверен, что они поставлены на верном месте и должны быть  дать мне  добычу. Но это была  еще  одна ошибка в тот день. Я бежал, скользя   по темному льду в  серый вечерний морок туда, где  смутно темнела полоса береговых камышей.  Я бежал не так уж быстро.    Мои движения теперь стесняла мокрая одежда.
 
       Лед продолжал тревожно гукать и потрескивать вокруг меня. Но когда,   я немного успокоил свое дыхание и встал на колени возле первой своей промежуточной цели - слабо припорошенной снегом хатки, то понял, что погорячился, и что мой неостывший  охотничий азарт в очередной раз устроил   испытание на крепость моему здоровью. К коленям, из сырой одежды, стала натекать холодная вода, и я совершенно осязаемо почувствовал, как   ее  холод начинает проникать  в мои кровь и жилы.

       Я остановился возле чьей, перевернутой вверх дном  лодки. Сел на нее.  Еще раз вылил воду из сапог и   выжал ее из шерстяных носков. Теперь надо было бежать назад, к мотоциклу. Я не сбился. Не  потерял  в поднявшемся над озером  тумане ориентировку.  Но каждая лишняя минута, проведенная в этом остывающем мире, теперь работала  против меня.  Это я  чувствовал в те минуты почти инстинктивно каждой клеточкой своего ознобленного тела. 
        А потом я мчался на своем мотоцикле по мерзлой глухой  дороге в сторону дома. И, слава Богу, мотоцикл не подвел меня. Не заглох. И свечи не потеряли искру. А уже на следующее  утро, прежде чем завестись,  холодный движок  будет  долго капризничать. Мокрый снег  сек мне лицо. Я загораживал глаза  шубенкой, напрягал мышцы спины, пытаясь ослабить объятия сжимающих ее щупальцев озноба. Короткая моя утепленная  штурманская куртка была сырой, влажно темнела от тающего    на ней  снега. Мелькнули в свете фар, стремительно бегущие  косули и быстро исчезли в снежной сутеми.

           Где- то далеко впереди мелькнул и погас красный огонек. Возник вновь. Тепло задрожал и теперь уж не переставал светить мне в ночи. Боже мой, как хорошо, когда тебе есть куда  возвращаться!

          Дома я с трудом стянул с себя у порога сапоги и носки. Потом с облегчением снимал  с себя возле печки прилипшую к телу мокрую одежду. И какое блаженное тепло вдруг пошло ко мне от  печного грева! Летели и шлепались на пол брошенные мной мокрые тельняшка, брюки..

          -Мать. Хана мне. Ноги с пару сошлись. Совсем задеревенели. Наливай   скорей водки - возбужденно говорил я жене, едва не постукивая зубами. - давай по быстрому горячей воды.  Она  подавала    полотенце, сухую одежду, белый хлеб, горячий  кофе. Тепло и жизнь возвращались во все клетки  моего тела.

           -Мать, кажется, зима начинается, - говорил я через час своей многолетней спутнице по земным, полных вечных сомнений дорогам.
       -Ну и что?

          -Как что? Весну будем  теперь ждать.

        Говорят, нет счастья  на земле. Не верьте этому. Счастье как здоровье.  Пока оно есть, о нем просто не говорят. Да и что толку говорить о нем?  Надо просто жить и ощущать радость от этой жизни. Я уверен - она того стоит.

фото из ресурсов инета