Глава 4

Вячеслав Тимашов
                Глава 4

    С трибуны Дома Советов неслись призывы Руцкого, но Олег и Николай с автоматами в руках были уже у центрального входа в мэрию.  Из окон здания велась хаотичная стрельба, и земляки укрылись от пуль за бетонными сооружениями, где уже было несколько молодых ребят. Они в ответ стреляли по окнам, прикрывая подход новых групп.  Вскоре к ним пробрался и Женя. В руках у него был армейский автомат с длинным стволом и деревянным прикладом.

   На какие-то минуты стрельба из окон прекратилась. Используя эту паузу, к фойе мэрии «рванул» грузовик. Водитель, видимо, хотел протаранить дверь, но из здания по грузовику открыли огонь.
   Машина, разбив стекло, остановилась на входе. Сидевшие в кабине выскочили наружу и укрылись за бетоном. Из окон с новой силой возобновилась хаотичная стрельба.

-  Взрываем грузовик! - решительным голосом прохрипел Николай и дал очередь по бензобаку машины.
   Но бензин не загорался. Почему? Было непонятно. Или «трассик» прошел мимо? Или в обойме вообще не было патронов с трассирующими пулями? Но бензин не загорался.
   Стрельба с обеих сторон прекратилась. Все глядели на ровные струйки топлива, стекавшего из пробитого бака под машину.
   И осаждавшие здание, и осажденные перестали стрелять. Каждый понимал, что очередная схватка будет жестокой, и никто первым не решался нажать на курок. Все ждали какой-то развязки.

   Потом стало ясно, что основные стрелки оставили оборону здания.  Появился Макашов, демонстративно закурил сигарету. (К удивлению Олега, потому что Альберт Михайлович не курил). Не спеша, докурил ее, выбросил окурок и, обращаясь к своему подразделению, приказал:

- Выкинуть всех чиновников.
   Один рывок - и Олег с Николаем уже на первом этаже. Заняли оборону.  Следом зашел Макашов с мегафоном вместо оружия. Прямо с порога направился к пролету и пошел наверх, обращаясь к защитникам мэрии:

- Я - генерал Макашов! Народ победил! Сдавайтесь! Народ великодушен!
Вы часть народа! Вам ничего не будет! Слово офицера!
Альберт Михайлович ушел наверх.
Опять установилась тишина. Время тоже замерло.
   «Все, конец деду», - с сожалением думал Олег. Но нет - из пролета показались омоновцы. Один за другим они бросали оружие и бронежилеты.  Тут же принимали решение: кто переходил на сторону народа и оставался, кто уходил домой.

   На следующем этаже все повторилось снова. Этаж выше уже был пуст, и его комнаты обходили без всякого опасения.
   «Зачистка» этажа заканчивалась, когда Олег с Николаем, широко распахивая двери, перешагнули порог очередного кабинета.  Перешагнули и замерли... Метрах в пяти от них в полном боевом снаряжении: в каске, в бронежилете, с автоматом в руках - занимал у окна боевую позицию омоновец! Повернув голову в сторону вошедших, он продолжал держать свое оружие стволом на улицу, оперев рожок автомата в подоконник.  Олег, держа свой автомат на ремне через правое плечо стволом вниз, не мог понять: почему здесь этот омоновец? Или он не знал, что его сослуживцы разбежались еще во время боя? Или он не посмел без приказа покинуть позицию?
   Взгляды их встретились: глаза в глаза. Олег продолжал думал, что предпринять?
   Каждое неосторожное движение с обеих сторон вело к трагической развязке.  Неожиданно, расталкивая земляков, в кабинет ввалился Женя. Держа в одной руке автомат, он направился прямо к омоновцу, оповещая на ходу:

- Подвинься, браток...
   И протиснулся между омоновцем и подоконником:
- Мне автомат твой забрать нужно...

   Земляки и омоновец еще осмысливали происходящее, когда Женя с автоматом омоновца вышел из кабинета. Олег с Николаем поспешили за ним следом.
  Собравшийся внизу к этому времени народ начал ликующе кричать:

- Победа!
   Спустившийся к ним Макашов громко объявил:

- Теперь у нас не будет ни мэров, ни пэров, ни прочих х...в!
   Окрестность мэрии огласилась хохотом. После омоновцев стали появляться и представители администрации.

   Стоя у разбитого окна, Олег сверху наблюдал, как они спускались по одному и группами вниз по ступенькам. Но когда из здания мэрии
вышел зам.Лужкова, на него набросился какой-то инвалид с костылем, и до того, как инвалида схватили и оттащили « Баркашата», он успел
все же применить свое подручное средство передвижения.
    Брагинскому для дальнейшего прохода приставили охрану.
 
   -Да, один случай может испортить все дело - подумал Олег, хотя в целом видно было, что все митингующие были настроены к осажденным благожелательно. И вспоминая фразу « не дай Бог увидеть русский бунт», - он все же с удовлетворением думал, что здесь все по-другому. Здесь нет никакой злобы. Даже, наоборот, великодушие: поверженный противник не рассматривался как противник.

   Олег вспомнил что-то аналогичное в Приднестровье: в окоп к ним кто-то с поля боя затащил раненого молдаванина.
   До этого приднестровцы отвезли хоронить на родину двух казаков, побывавших в плену у молдаван. У них были выколоты глаза и тела распилены бензопилами.

 -Прибить гаденыша! - выкрикнул один из казаков, передергивая затвор автомата.
  Молдаванин был еще совсем юнцом. Держась одной рукой за простреленное плечо, из которого обильно пульсировала кровь, он со страхом таращил обезумевшие глаза на окружавших его врагов. Его красивое лицо было перекошено от боли, побелевшие губы дрожали.
  К казаку подошел его товарищ и сказал, отводя рукой ствол нацеленного автомата:

 -Подожди, не горячись. Посмотри на него. По годам он тебе в сыновья годится. А двадцать лет назад мы все были одно целое и, может, ты неплохо знал его мамашу. Посмотри: он же похож на тебя, такой же черноглазый.  Попробовал бы ты в другой раз на суде доказать, что это не твой сын. - По окопу раскатился дружеский хохот. Суровость воина сменилась человеческим великодушием. Юного волонтера перевязали и отпустили к своим.
 
   Олег еще некоторое время думал о том страшном времени, о чудовищных преступлениях, которые творили тогда против мирных жителей крошечной республики, посмевших, в нарушение всех разработанных планов раздела Союза, не согласиться с Беловежским бандитским сговором. И никакой международный суд не будет организован, чтобы осудить эти преступления, как не будут судить палачей Сабры и Шатилы. Но, конечно, найдутся тысячи причин, чтобы организовать судилище над лидерами сербского народа, который продолжает жить по законам православия в центре Европы - в центре беспредельного господства «сильных мира сего».