Экзамен

Надежда Александровна Попова
ЭКЗАМЕН.
Рассказ.

–  Ты всегда страдал гигантоманией.
–  В моем доме попрошу меня уважать.
Сейчас они перешли в сад. Сад был утыкан всевозможными деревьями, перемешанными без учета разновидностей по климатическим поясам; собственно, и поясов-то тут как таковых не было. Полигон, по его мнению, оставлял желать лучшего, но сказать об этом – ему… Зачем. Все равно только покривится и отмахнется.
–  Интересно. «Попрошу уважать». Я могу вести себя в соответствии с какими-то правилами, если придется, - возразил он, рассматривая пестро раскрашенную птицу – на его взгляд, довольно аляповатую. – А уважать я никого не начну, сколько ни проси. Как можно уважать того, кого не уважаешь, только потому, что об этом просят? Идиотская фраза.
Тот не ответил, только действительно отмахнулся.
–  Тут ночь-то у тебя бывает хоть иногда? – продолжал Люк, сгоняя птицу с ветки. Та, однако, на взмах руки никак не отреагировала – только проводила взглядом. Он нахмурился. – И твари у тебя какие-то пришибленные. Под транквилизаторами, что ли?
–  Они так созданы. Им нечего здесь бояться, и не понимаю, к чему эта ирония.
–  Естественно… - пробормотал Люк себе под нос, но Савик, само собой, услышал.
–  Объяснись.
Он вздохнул.
–  Какая, к черту…
–  Я бы попросил!
–  Ну, хорошо, - придворно поклонился он, подмигнув. – Прошу прощения. Так вот. Никакой иронии. Ну, ненормально это – делать живых существ без элементарных защитных рефлексов. У тебя же даже полагающиеся нормальному живому организму безусловные не все предусмотрены – самой программой, верно?
–  И что? Им, повторяю, некого бояться. Их никто не убивает, на них не охотятся, ими не питаются…
–  Ладно, ладно, - прервал он, вскинув руку. – Я все понял. Идиллия, просто идиллия… А если на нее упадет камень? Она тоже в сторону не отлетит?
Савик явно задумался – уж это-то он видел. Люк вообще видел его лучше, чем тот мог предположить. Хотя – нет, скорее, предположить-то мог, только вот… то ли Савик боялся этих предположений, то ли ленился об этом думать…
А скорее всего – верно то, о чем Люк догадался уже давненько. У Савика генетически не все в порядке, силы много, конечно, сообразительности, чисто технической, тоже, а вот с мозгами не все, кажется, в норме. Во-первых, мама-суицидентка, во-вторых, папа с маниакально-депрессивным психозом… Вот и осталось – от мамы способностей к воплощению разных идей, а от папы – немеряно силы. И немалая доля сумасшедшинки в этих идеях…
–  Не упадет, - ответил Савик, наконец.
Люк засмеялся, щелкнув птицу по носу, и та кувыркнулась вниз, только над самой землей расправив крылья. Савик перехватил его за руку, стиснув так, что иному мог бы, наверное, и сломать; разозлился он явно не на шутку.
–  Не смей! Ты рушишь мне систему!
–  Брось. У нее сейчас произошло самое важное событие в жизни. Она начала учиться. И это, заметь, ей на пользу. Вот теперь вероятность того, что на нее упадет камень, и в самом деле стала меньше.
Савик действительно был зол; вот это зациклило, подумал Люк, наблюдая за тем, как тот захватил птицу в поле действия. Миг – и даже воспоминания о ней в воздухе не осталось…
–  Как мило, - улыбнулся Люк, хотя захотелось огреть его как следует. – Вот это я понимаю. В духе твоей идиллии.
–  Не смей лезть в мои дела, ясно? Это нарушение договора. Ты не имеешь права вмешиваться в то, чем занимаюсь я!
–  Поправка. Я не имею права вмешиваться напрямую, как то: силовыми методами, направленными на причинение вреда тебе непосредственно, а также непосредственно, лично, то есть, наносить повреждения твоим изобретениям. Я сейчас ничего плохого не сделал… А ты ни за что ни про что аннигилировал бедную птычку. И совесть тебя, заметь, не мучает… Не мучает ведь, коллега?
Савик остывал медленно, это он помнил, но не мог отказать себе в удовольствии позлить его еще, видя, как тот кипит от бессильной злости. Действительно, контракт (или, точнее, пакт об ограниченном невмешательстве) имел свои плюсы и минусы для обеих сторон. Люк свои плюсы использовал на полную.
–  Ты сломал чистоту эксперимента. Она стала не такой, какой должна быть; а потом этим от нее заразились бы остальные!
–  «Заразились»… - покривился Люк. – Фу. Словно я тебе сюда чуму запустил. Чуму… - повторил он задумчиво. – Интересно…
Савик гневно сверкнул взглядом, и он засмеялся:
– Да не бойся ты. Это уже против правил. А я правила чту. Так какую же чистоту я тебе тут сломал? И чем я твою безвкусицу с крылышками заразил? Знанием? Новым опытом? Тем, что дал шанс не попасть под падающий камень?
–  Что ты зациклился на этом камне!
–  Это так, пример.
–  Никакие камни, скалы, деревья и прочее здесь ни на кого не упадут! Здесь всем управляю я, даже тем, когда у этой птицы выпадет перо – хоть одно! Ничто здесь не случится без моего ведома.
Люк вздохнул. И что это он… Можно было и не спрашивать. Естественно, Савик ничего другого придумать и не мог, только провести все процессы к себе на полный и прямой контроль. Боится. Как же он боится всего на свете, даже пустить эксперимент своим ходом, посмотреть, как это будет развиваться естественно – флора, фауна, вся биосфера… И этого боится. А еще его, Люка, величает чуть ли не противником всего естественного…
–  А ты, - все больше входя в раж, продолжал тот, - сейчас внес в мой стройный порядок элемент хаоса, ты привнес в мой эксперимент фактор «икс», понимаешь? Эта птица от одного твоего щелчка по носу перестала укладываться в мою систему, понимаешь? Ты…
–  Понимаю, понимаю, понимаю. Только, коллега, какой же это эксперимент? Эксперимент по чему ты ставишь? Сколько продержится твоя система на твоем контроле? И в чем интерес? Эксперимент – это наблюдение за… - он даже не сразу подобрал слова, - за… за тем, что меняется, в конце концов! А у тебя – в чем смысл?
Савик не ответил, скривившись так, словно он – его младший лаборант. Тоже созданный искусственно, кстати, с неприязнью подумал Люк. Жуткие создания. Серединка-на-половинку, и ни грамма мозгов. То есть, номинально они у них, вроде, есть… Только вот программа у всех одинаковая. Савик сказал слово – и оно уже закон. Истина. Повеление. Бр-р…
Он вздохнул. Вот ведь дрянь какая – даже каким-то виноватым себя чувствуешь перед этой птичкой… Хотя, она ничего даже не успела понять и смерти своей не заметила; была – и не стало…
Люк лишь теперь внезапно осознал все масштабы работы Савика – огромная территория, запруженная фруктовыми деревьями и больными на голову созда-ниями…
–  Ну, - с некоторым усилием возвратившись к беспечному тону, сменил тему он, - так что? Мой первый вопрос, я имею в виду. Ночь тут есть? Или эта вот сизая муть здесь постоянно?
–  Знаешь что, я тебя впустил…
–  Коллега, не зарывайся. Ты впустил… Я пришел, а ты вышел меня встретить.
–  Не люблю, когда по моему дому бродят темные личности, - попытался отпарировать Савик. – Так вот, о ночи. Ночь – есть. И различные светила тоже, все типично, все вполне соответствует естественному астрономическому порядку. А «сизая муть» - потому что сегодня я подпустил немного облаков.
Люк хотел сорвать травинку и попробовать ее на вкус, но передумал. Во-первых, к этому можно подкопаться в смысле несоблюдения правил пакта, а во-вторых, кто знает, может, Савику после этого придет в голову нахрен аннигилировать весь сад… Люк усмехнулся мысленно. А хорошо бы.
–  Ну, и что еще тут есть? – пока ничего интересного он не увидел – действительно интересного, не с точки зрения психиатрии, а с точки зрения науки. – Кроме птички… которой, кстати, уже нет.
–  Ах, да, - Савик спохватился, и Люк засмеялся вслух, когда в ветвях устроилась новая птица – точная копия прежней.
–  А знаешь, у тебя довольно скудная фантазия.
–  Ты только пришел, ничего не увидел, и единственное, что я слышу – это постоянное ворчание… Ну, хорошо, вот, например.
Люк остановился, глядя на животное, появившееся напротив них. Стоило признать, не все мозги Савика захватил маразм, животное действительно было красивое - тонконогое, с длинной гибкой шеей, нежно-бежевого цвета с пятнами по спине и парой длинных, чуть загнутых рогов.
–  Качественно, - сказал он с чувством, понизив голос, хотя слышать их создание Савика не могло. – Красиво, признаю… Функционально… - пробормотал он, подходя ближе и рассматривая со всех сторон. – Ноги… хм… Ты даже в пропорциях ничего не переврал…
Кажется, сейчас Савик забыл обидеться, хотя (это Люк помнил постоянно) обижался по любому пустяку и вообще был страшно раздражителен. Сейчас он самозабвенно любовался собственным творением. Чего еще у него не отнимешь, так это самолюбия. Больного, добавил он. Очень больного…
Люк подождал, пока тот оторвется от созерцания газели, и, повинуясь внезапному порыву, добавил:
–  Хотя – и не слишком оригинально. Повтор уже проделанной другими работы.
Вот тут Савик почти рассвирепел.
–  Повтор?! Ты никак не поймешь одной вещи: мне без разницы, кто где и кого сделал! Это – сделал я! Сам! Ясно тебе?! Это – мое творение от и до! До самой последней молекулы!
В общем, это он зря. Просто захотелось еще раз его позлить – слишком уж Люк его не любил, за многое не любил. И за это самомнение, которое стоит лишь зацепить – и это просто конец света, и за замашки хозяина во всем и везде, и за многое, многое…
Но сейчас он зря. Савик прав. Ничего нового, конечно, тот не сделал, но и не мог сделать. Это просто типичный представитель той фауны, которой он отдал предпочтение при создании своего так называемого эксперимента. Травоядное с оптимальным устройством организма для этих условий. Сделать его иначе значило бы предаваться дурному вкусу; вот этого Люк не любил, не переносил органически…
–  Ладно, ладно, - согласился он, чтобы прервать поток возмущения. – Пусть. Это – твое. А еще что-нибудь есть?
Сработало; верный способ его отвлечь… Все-таки Люк знал коллегу порой куда лучше, чем он сам себя…
Савик, все еще ворча, вызвал другое создание – опять птицу, но эта хоть была оригинальна. Отдавала, конечно, его тягой ко всему сияющему до боли в глазах, каких-то розово-голубых тонов с серебром, но в целом… в целом…
–  В целом ничего, - признал он.
Савик гордо приосанился.
–  Такая – только у меня. Она называется Райская Птица.
Люк не выдержал. Уже не сдерживаясь, он прыснул, отмахнувшись от Савика:
–  Я просто не могу… Ты оригинален до боли… - выговорил он сквозь смех под злобным взглядом коллеги. – Уфф, - демонстративно перевел дыхание Люк, отирая глаза, и снова скосился на птицу. Райская… Н-да… - Ничего пошлее ты придумать не мог?
Странно. Савик не разозлился, как раньше, даже посмотрел на него снисходительно… Ну, да – Савик на всех смотрит снисходительно, но теперь Люк чувствовал, что причина у него на это есть. Что-то он ему еще не сказал или не показал – что-то важное.
–  Ничего, - подтвердил тот его мысль. – Еще не все.
–  Что еще? Давай, показывай.
–  Не торопись, успеешь. Куда тебе спешить, - явно наслаждаясь его нетерпением, отозвался Савик. – Покажу.
Люк вздохнул. В своем репертуаре…
И почему его матушка, бросаясь вниз головой в энергетический источник, не прихватила уродца с собой? Избавила бы мир от гнуснейшего из изобретателей… Ну, не гнуснейшего, конечно, но от невменяемого – точно.
–  Она поет, между прочим, - вторгся в его мысли Савик, кажется, обиженный отсутствием внимания.
–  Да ты что! – ахнул Люк. – Птица – поет?! Ты не шутишь?! Вот это да!
–  Она поет по-особенному, - уточнил тот, и птица запела.
Люк едва не взвыл; он даже подумал – не щелкнуть ли по носу и эту тварь, чтобы ее аннигилировали ко всем чертям…
–  Прекрати! – выговорил он теперь уже с откровенной, неприкрытой злостью. – Прекрати это немедленно.
Повинуясь немому приказу хозяина, птица умолкла и стала прихорашиваться. Люк медленно вдохнул и выдохнул, мечтая о том, чтобы Савик вместе со своими тварями провалился в преисподнюю. Вот это была бы картинка… В какой-нибудь крайне восточной Преисподней такое обслуживание – любо-дорого…
–  И почему на тебя так действуют производимые мной энергии? – не без удовольствия спросил Савик и (гад такой!) птица напоследок чирикнула еще.
–  Потому что ненавижу, когда такие… бездари! воображают себя пупом Вселенной! – Люк немного успокоился, но все же был раздражен. – Птица, поющая о том, какой ты хороший и как хорошо тут жить – это не просто дурной вкус, это психиатрия! Это – мания величия! Тебе лечиться надо! И твои помощники – вечно одно и то же, вечные славословия тебе, великому – как так можно? Ну, раз сказали, ну, два, но больше-то зачем? Для самоутверждения?
–  У себя дома делаю, что хочу.
–  Ну, и делал бы, - не выдержав, снова свернул Люк на старую больную тему. – И не лез бы к другим!
Савик насупился.
–  Мне казалось, мы этот вопрос решили.
–  Нет, мы его не решили. Просто приостановили на время. Просто так вышло. Просто не довели войну до конца…
Зря это я, опять подумал он.
Война с Савиком шла самая настоящая, с огромными потерями… И придется признать, что он, Люк, был неправ. Не в том, что хотел удавить этого маразматика, а в том, что войну эту начал. Вышестоящие, само собой, не дали ей развернуться в полную силу, это понятно, это и тогда было понятно, и, если бы Люк немного остыл тогда и подумал, то понял бы это раньше. Выяснения отношений с Савиком резонансом прошлись бы по всей Системе и поколебали бы столь неустойчивое равновесие в ней. Распределение сил и зон влияния, конечно, в Системе не фонтан, но – зачем хуже-то делать…
Просто он погорячился. А с другой стороны – он и не раскаивался. Стоило Савику, так сказать, кровь пустить. Просто чтобы охладить немного и напомнить, что он в Системе не самый главный. Собственно, если бы Савик не начал пытаться доказывать это так нагло и без соблюдения элементарных правил приличия, войну Люк и не начал бы…
А все же кое-чего он добился. Вышестоящие все же обратили на выскочку внимание, все же поставили условия работы – пусть и довольно свободные, но все же условия. И заслуга в этом, может быть, его, Люка… Он не тешил себя этой надеждой, не требовал почестей по этому поводу, просто допустил это как вероятность.
–  Ты не занял бы мое место, - злобно выплюнул Савик. – Никогда! Тебе до него…
–  Да нужно оно мне! – устало отозвался он. – Объяснять тебе это уже наскучило. И незачем всем и каждому говорить, что я на него нацеливался. Все равно никто не верит; и к чему тебе это?
–  Врешь и не запинаешься.
–  Докажи. Ну, докажи это, не сыпь голословными обвинениями. А хотя – плевал я на это; у меня к тебе другая претензия, коллега: то, что ты вдруг начал распускать слухи, будто я был одним из твоих помощников.
На это Савику ответить было нечего. Он и не ответил.
–  Я – из твоих помощников! – это действительно оскорбляло. Люк бросил мельком взгляд на одного из них – в очередной раз, и его передернуло. Бесполые, безгласные, пока не прикажут проявить голос, безвольные… Такое мог произвести только Савик.
–  Так если этому никто не верит – чего же ты беспокоишься? Не нервничай.
Что-то с Савиком было не то сегодня. Что-то этот гад задумал, и, кажется, это имело отношение к Люку непосредственно. Савик никогда не простит того, что война та почти кончилась его победой, почти… Если бы не вмешались сверху. Если бы не правила Системы, которые ему навязали… точнее, им двоим. Вдвоем куролесили, вдвоем и отвечать…
Задумал отомстить? Но как? Уничтожить его Савик просто так не может – нельзя. Репутация – вот что важно для таких, как они; для Савика, для Люка, для любого из их коллег и даже из вышестоящих… Но пытаться обгадить эту репутацию простым враньем? Это в духе Савика, конечно, но наверху-то знают, что почем…
Что же с ним такое? Он злится по любому пустяку, как и раньше, но все-таки сегодня он спокойнее, чем обычно. Словно человек, подсыпавший соседу яд в вино, и теперь наслаждающийся его неведением…
–  Забудем, - предложил Люк подчеркнуто миролюбиво. – Зачем спорить о том, что все равно останется нерешенным…
–  Как сказать, - загадочно улыбнулся Савик, и Райская Птица сорвалась с ветки, устремившись в полет.
–  Это все? – уточнил Люк, следя за тем, чтобы тон был как можно более равнодушным; настроение от ненужных воспоминаний заметно подгадилось. – Или еще что-то есть?
–  Есть.
Сказано это было так, что он понял: сейчас Савик покажет то, над чем так долго в последнее время работал. То самое…

Когда Люк это увидел, он остолбенел. Он ожидал всего, чего угодно, но не этого, не такой беспредельной, глупой, сумасшедшей непристойности.
Снова эта идиотическая, бессмысленная песня о непревзойденности его, Савика, о доме, который он создал; но теперь к словам прибавились и слова благодарности за то, что созданы они – два существа. Существа были определенно гуманоидного типа, четко человеческой расы, две особи – того и другого пола.
–  Прекрати это, - Люк с трудом заставил голос не сорваться, но все равно вышло так, что он попросил. – Прекрати, это же… Омерзительно!
Савик не отреагировал, и он просто отключил свое восприятие от пары.
–  Они разумны? – спросил Люк, глядя на счастливые лица этих созданий свихнувшегося творца.
–  Конечно! Они полностью автономны, приспособлены к окружающей среде, осознают реальность…
–  Бред! – оборвал Люк; оторопь сменилась злостью. – Бред, если они так себя ведут! Это запрограммированные существа – запрограммированные на то же, на что и твои помощники, а они не разумны! Значит, и твои… твоя пародия на эту расу – не разумна! Так же, как твоя Райская Птица!
Савик и сейчас не разозлился – он смотрел на пару, наслаждаясь их песней. Люку стало противно до зубовного скрипа.
–  Ты меня слушаешь?! – прикрикнул он, и Савик с неудовольствием обратил на него внимание. – Как ты можешь утверждать, что они разумны, если…
–  Между прочим, Райской Птицей ее назвал мужчина.
–  Какой он, нахрен, мужчина, - вырвалось у него прежде, чем он понял услышанное. Люк умолк, снова переведя взгляд на самца (ну, не мог он его назвать иначе), посмотрел на лицо. Будь это рожденный двумя людьми человек, по лицу можно было бы сказать многое, но когда перед тобой генетически подобранный материал… Лицо может быть каким угодно, а мозги… - Он… способен к творчеству? – уточнил Люк.
Савик кивнул так самодовольно, что он поморщился.
–  Однако и твои помощники способны к творчеству в какой-то степени, - возразил Люк. – Тем не менее – ты понимаешь, что я имел в виду под словом «разум».
–  Я понимаю. И повторяю: эти существа разумны. Конечно, я постарался от души, но все же я это сделал. Они адекватно воспринимают окружающее…
–  Вранье, - прервал Люк снова. – Вранье это, они неадекватны. Ну, посмотри на них… Хотя, что это я… Пойми ты, они не могут быть адекватными, если в них изначально задействована программа, направленная на безоговорочное подчинение и почитание.
Савик снова начал злиться, снова засверкал взглядом.
–  Выбирай выражения!
–  Разве я не прав?
–  Не прав! Они, повторяю, адекватно оценивают ситуацию. Да, они знают, что они – мое творение. А теперь скажи мне – разве это не место, за жизнь в котором надо благодарить? Разве существование – не великий дар?
–  Нет. Если бы ты их не создал, они об этом и не догадались бы, к твоему сведению, коллега.
–  Не надо язвить.
–  Да? И почему, если ты не хочешь понимать элементарных вещей? - разговаривать с Савиком было решительно невозможно. Жаль, по пакту ему не запрещено производить определенных операций. Очень жаль… Наплачутся они еще с ним… - Они понимают, что такое небытие?
–  Конечно. Вполне.
–  Так-так, - с подозрением сощурился Люк. – Надо думать – с твоих слов; с чьих же еще… И что, по их мнению, это такое?
–  То, что и есть. Пустота. Ничто. Безжизние.
Он сокрушенно вздохнул. Чету людей стало вдруг жаль, как ту птицу…
–  Ты просто сказал им, что это – когда нет жизни. Понятно, что они, как и всякое живое существо, не желают прерывать свое существование. А когда воображают состояние, при котором оно невозможно, пугаются.
–  Ерунда, - фыркнул Савик. – Они не боятся – они не могут бояться, потому что не могут представить себе, что можно перестать жить.
–  Брось, это заложено в генах, и этого не вытравишь. Или ты очистил все, что касается самосохранения?
–  Конечно, нет.
–  Тогда они боятся. Может, не осознают это пока, но боятся. На подклеточном уровне.
Савик зло метнул горящий взгляд в его сторону и кивнул на людей.
–  Посмотри. Это – страх?
–  Это? – он пожал плечами. – Это – обман. Иллюзия. А если смотреть глубже – наглое использование. Если в них есть хоть каплей больше того псевдоразума, что заложен в твоих помощниках, то это просто подло, так играться с разумными существами, когда в твоем распоряжении мириады готовых на все роботов… - Люк не выдержал и добавил: - Или я их так сильно проредил?
Савик на последний выпад не обратил внимания.
–  Это… Да ты ничего не понимаешь! Что ты можешь в этом понимать, если ты за всю… за все… Ни разу! Ни разу не создал ни одного существа – хоть амебы какой-нибудь! Я не говорю о твоих роботах.
–  У меня-то как раз вполне разумные помощники. Кого там себе создают они – это уже не мое дело… Но – да. Я не создаю амеб. Зато я даю Знание, а это дорогого ст;ит.
–  Ну, да. Ст;ит твое знание дорого…
–  Опять враки. Ты же знаешь, что ничего я не требую. Я даю свободу выбирать. В отличие от тебя.
–  Неправда! – загорячился Савик. – Они тоже свободны! По-твоему, мне нельзя быть благодарным по собственному сознательному выбору?!
–  Можно, - ответил Люк искренне. – Можно быть благодарным кому угодно и за что угодно, это факт. Но ты ведь не проверял, хотят ли они тебя благодарить, а? Не проверял, станут ли они тебе возносить хвалы, если узнают, что находится за стенами их замкнутого мирка? Ты ведь, я думаю, даже не рассказал им о том, что они не единственные в своем роде, верно?
–  Им незачем это знать, - отрезал тот; Люк развел руками:
–  А-а, коллега, вот в этом наше с тобой отличие. Я не решаю за других, что им нужно знать.
–  В самом деле? Тогда почему ты не раскроешь все тайны мироздания всем на свете? Давай, расскажи о тайне атома какому-нибудь…
–  Не передергивай. Да, я не рвусь кричать на каждом углу о секретах Вселенной, но я и не мешаю желающим их узнавать. Не запираю их под замок собственных капризов… - Люк замолчал, рассматривая женщину, пожал плечами. – Хотя – есть выход. Признай, что они не в полной мере разумны, и спор наш просто не будет иметь смысла.
–  Что?!
–  Как биообъекты они идеальны. Мужчина… если уж тебе так хочется считать его таковым… хорошо сложен, у него приличный генный набор, есть даже задатки к построению примитивных ассоциативных цепочек, что ставит его на чуть более высокую ступень в пирамиде животного царства. Скажем – на уровень приматов. Женщина (или, если принять мою логику, самка) прекрасно приспособлена для воспроизведения. Тут ты поработал хорошо, это верно. У нее вместительные молочные железы и в меру расширенный таз; она сможет поддерживать свой вид. Ноги, правда, я на твоем месте сделал бы несколько длиннее… С той козочкой ты поработал идеально, но у этой самки пропорции явно нарушены, и центр тяжести смещен довольно неуклюже…
–  Я не заставлю ее производить потомство в боли!
–  Стоп-стоп-стоп… А как! Почкованием?
–  Не смей!
–  Или процессом митоза?
–  И… и… я не допущу здесь, среди высшего, что я создал, этих животных совокуплений!
–  Тю! – протянул Люк удивленно. – Так это кратковременный эксперимент? Или что? Сделаешь их бессмертными?
–  Да! Они будут здесь – двое, счастливые, не ведающие смерти!
–  И радости деторождения?
–  Со временем я решу этот вопрос. Они сейчас наполовину из энергии – ты же видишь! Еще не плотные, как подобные им, они пока еще…
–  Все-таки почкование… - вздохнул Люк и продолжил, не дав ему ответить: – Ну, я отвлекся. В целом они неплохи. Если и самка тоже способна выстраивать логические связки, значит, они относятся к одному виду и стоят на одном уровне развития. Но – повторяю: тогда признай, что они либо чуть более усовершенствованные копии твоих помощников, либо приматы. Тогда я скажу, что ты прав, и больше не возражу ни словом.
Савик слушал его молча, и видно было, что он закипает. Когда прозвучала последняя фраза, он яростно развернулся к Люку.
–  Нет! Тысячу раз – нет! – рявкнул он.
От всплеска энергии по саду рванул ветер, сорвав листву кое-где, и пара на миг притихла, в следующую секунду принявшись за пение с утроенной силой. Люк укоризненно покачал головой:
–  Не пугай обезьянок, коллега. Сделаешь из них обезьянок-неврастеников.
–  Это мое лучшее творение, и они разумны! – не понижая тона, продолжал тот. – Они обладают разумом! Они – люди! Настоящие! Их гены подобраны, как бусины – идеально, и их разум развит! Они придумывают новое – сами! Они дают имена моим созданиям и запоминают их! Они чтут меня потому, что я дал им жизнь, и это – их выбор!
–  Доказательства, коллега.
–  Я сказал – они все понимают!
–  Угу, - рассматривая небо, кивнул Люк. – Обезьянки неплохо катаются на велосипеде. И даже батат учатся мыть… Вопрос, - прервал он не успевшую начаться следующую тираду. – Вопрос, коллега. Если они такие разумные, то что же они ходят в чем мать родила?.. В смысле – в чем ты создал.
Савик явно растерялся от резкой смены темы, но ответил – все так же запальчиво:
–  Им это не нужно!
Он округлил глаза:
–  Да-а?.. Как интересно.
–  Здесь тепло, - стараясь говорить спокойно, пояснял тот, но все равно бесился. – Здесь только он и она…
–  Вот то-то и оно.
–  Ты… ты… Ты сама бесстыжесть! Ты всегда думаешь о чем-то непристойном!
–  Я – бесстыжесть?! – уточнил Люк. – Однако. У тебя бегают голые приматы, а я – бесстыден… Ладно, это оставим. Я серьезно. Коллега, допустим, мужу от жены… ну, или кто там они у тебя… скрывать нечего. Хорошо. А просто ради украшения?
–  Они великолепны и так!
–  А элементарные вопросы гигиены?
–  Здесь им бояться нечего!
–  Значит, - уточнил он, - ты собираешься держать их здесь вечно? Или пока не надоест?
–  Не смей так говорить! Я люблю этих созданий!
–  Не смеши мои пятки, - покривился Люк. – Любит он… Но – собираешься?
–  Для них это лучше! Это – моя епархия, подвластная мне во всем, здесь волос с их головы не упадет без моего ведома, и никто их не обидит …
–  … «кроме меня», - договорил он. – Так?
–  Я?! Я – никогда не обижу свое любимейшее творение! Я создал их только для того, чтобы они могли насладиться всем вот этим – со мной! Чтобы эта красота досталась и им тоже!
Люк скептически посмотрел вокруг. Н-да. Красота… Аж глазам больно…
–  А не от скуки? – уточнил он, и Савик снова взбеленился:
–  Тебе никогда этого не понять!
–  Да где уж мне… - пробормотал он тихо. – Послушай… Ну, вот скажи: ты действительно решил создать разумное существо?
–  Я его создал!
–  Да нет же, чтоб тебя! – не выдержал теперь уже Люк. – Какие они, повторяю, разумные, если ты заблокировал им все, что касается восприятия реальности не через наложенный фильтр! Ну, признайся честно, я не создаю существ сам, но опыт у меня большой, я же это вижу, так признайся вслух – ты это в них вложил, это часть программы – признание твоего авторитета!
–  Нет!
–  Неправда!
–  Это – не программа! Пойми, я просто сообщил им факт – я создал здесь все. И их. Я просто сказал об этом – это что, запрещено?!
–  Нет, - отмахнулся Люк.
–  Вот видишь! Теперь признай – мое творение разумно, - потребовал Савик твердо. – Тебе нечем крыть.
–  Есть чем, - возразил он, глядя на пару. И ведь не устают – значит, сидят на постоянной энергетической подпитке от Савика, как и все здесь… Он поддерживает их существование, когда они устают его воспевать, и они с новыми силами поют снова, возвращая ему отданное… Извращенец. Интересно, им приходило в голову, что это не обязательно делать постоянно?.. – Мне есть чем крыть, коллега. Предлагаю экзамен для твоих созданий. Скажем так – экзамен на зрелость, после которого я признаю, что они и в самом деле обладают разумом. Если они его пройдут.
Савик посмотрел на него с подозрением, нехорошо посверкивая взглядом.
–  Что-то мне это не нравится, - произнес он, наконец. – С тобой вечно одни неприятности.
–  Боишься? – невинно улыбнулся Люк.
В точку.
–  Говори, - сразу же подобрался тот. – А я подумаю.
–  Хорошо, - кивнул он. – Так вот. Разум – это способность логически мыслить; так? Так. Самому делать выводы… может, ошибочные, но – самому. Так?
–  Ну.
–  Вот. То есть – воля. Если я тебя правильно понял, ты не программировал своих приматов на подчинение, как своих помощников. Так?
–  Да.
–  То, что они тебе постоянно поют благодарственные песни – это их личная воля. Они по своей воле приняли тебя как свою единственную радость. Так?
–  Ну, - Савик чуял неладное, но слушал дальше.
Люк довольно ухмыльнулся.
–  Хорошо. Отсюда вывод: они по своей воле решили так, что ты умнее, что ты о мире знаешь больше, чем они, что самое лучшее для них – это слушать тебя, что бы ты ни сказал, даже если ты скажешь что-то очень странное, и выполнять все в точности, ибо (и они это решили сами) ты лучше знаешь, как им жить. Так?
–  Ну… В принципе – да.
–  Так «в принципе» или «да»?
–  Да. Они это знают, и к этому выводу они пришли сами. В конце концов, разве не творцу лучше знать, что хорошо для его творения?
Люк вздохнул, глядя на него с тоской.
–  Вообще-то, обычно творение лучше знает, что хорошо для творца – заявляю авторитетно как эксперт в этой области… Ну да ладно. Не об этом сейчас. Сейчас у меня вопрос: из всего этого следует, что они тебя любят?
–  Естественно!
–  Ага. Не поклоняются из страха, не почитают просто потому, что больше ничего не умеют, а – любят? Вот так вот, сами, полюбили тебя?
–  Да, да; к чему ты клонишь? – нетерпеливо перебил Савик.
–  Когда ты любишь, - неторопливо продолжал он, - когда ты доверяешь кому-то из любви, ты сделаешь ради него все. Сам знаешь. Вот эти самые создания… не твои, правда… и с обрывов прыгали, и в горящие избы входили, и коням на скаку под копыта бросались…
–  Ну! – почти рыкнул тот.
–  Итак. Значит, если ты им скажешь что-то сделать, они это сделают? Если просто скажешь, что – надо?
–  Разумеется.
–  И решат так сами?
–  Естественно.
–  И если скажешь не делать чего-то – не станут?
–  Ну!
Люк помолчал, переведя взгляд на мужскую особь… Вот не повезло парню. Рядом восхитительное создание… С пропорциями Савик напортачил, это верно, но не так уж все и плохо… Короче – рядом самка, а самец занимается черт-те чем, только не делом!
Бред, как и все в этом саду.
–  Сделай концентрат, - сказал он тихо. – Загрузи информацию об окружающем мире – ну хоть только о своем. И о них. О том, что они за вид, что у них где и зачем, кто такой ты… да, коллега, да. Опять же – хоть  что-то. Что такое жизнь, смерть. Любовь. Радость. Ненависть. Страх. Благодарность и неприязнь. Все то, что подобные им знают… ну, хоть в подростковом возрасте. Ты можешь это сделать?
–  Разумеется, я могу! – воскликнул Савик оскорбленно и осекся. – То есть – технически могу. Но для чего это?
–  Помести это в… - он огляделся. – У тебя здесь кругом одни фруктовые деревья… В какой-нибудь фрукт. Яблоко, финик, грушу, абрикос… Во что понравится. И расположи дерево с таким концентратом… назовем его Познание… в центр твоего сада. Для пущей ритуальности.
–  Зачем? – повторил тот.
Люк кивнул на пару.
–  Для них. Если ты говоришь, что они тебе так верят, что они любят тебя, что они сами признают твой авторитет – пусть это дерево стоит там. А им скажи, что к нему и приближаться-то нельзя. А уж кушать с него – ни-ни. Вот тогда мы и увидим, разумны ли они, сами ли тебя выбрали, верят ли тебе. Любят ли тебя.
–  Глупо… - немного растерянно пробормотал Савик, косясь на свои создания. – Что тебе с этого? Если они к нему не подойдут – значит, любят и верят, так? Но если они к нему не подойдут, ты скажешь, что они не подошли потому, что я так их запрограммировал, и я в любом случае ничего не докажу.
Люк поднял палец:
–  Нет, коллега. Неверно. Если они сами решат, что подходить и грызть твои вялые сливы не стоит, они (перед тем, как это решить) будут об этом думать. А это будет заметно. Вот если я увижу, что они думают, но делают вывод, что не надо, я признаю: они разумны. Ошибаются, верят не тому, кому надо… но это уже наши с тобой разногласия, и их они не касаются. Я признаю, что они ошибочно, но мыслят сами. Стало быть – что они разумны.
Савик задумался надолго, и Люк даже заподозрил – не струсит ли…
Самомнение его не знало границ, но все же, все же…
–  Нет, конечно, если ты боишься провести подобный опыт, я просто оставлю свое мнение при себе, ты при себе – свое, и разойдемся, с чем были. Повторяю: ты создал великолепных приматов.
–  Согласен, - выпалил Савик. – Я сделаю концентрат… пусть будет Познание, мне все равно. И ты увидишь – они не сделают ничего, что меня обидело бы. И выберут меня – сами.
Люк вскинул руки:
–  Хорошо, хорошо. Не будем опережать события. Только уж будь добр не халтурить. Не помести в центр сада пустышку. Не говори им, что это экзамен на их… верность или зрелость, ничего такого. Просто это еще одно правило проживания в твоем доме. Принято?
–  Да.
Люк кивнул.
–  Рук разбивать не будем…
–  И каков срок экзамена?
–  А никакого срока нет. Ты куда-то торопишься? – он лукаво улыбнулся: - Или все же сомневаешься в любви своих созданий?
Савик лишь фыркнул и исчез.
Люк остался. Он по-прежнему блокировал себя от исходящей от пары энергии, чтобы не тошнило почти буквально, но наблюдал внимательно. А за ним, он это чувствовал, внимательно наблюдал Савик…
Дерево появилось в центре искусственного мирка скоро. Точнее – на одном из деревьев в этом самом центре появилась виноградная лоза; первая в этом скопище стволов. У Савика даже кустарник был отчего-то похожим на приземистые баобабы…
Люк затаился неподалеку, когда творец объяснял паре, почему нельзя есть плодов с этой зеленой веревочки, выросшей в их саду. Дурак, тихо, чтобы не услышал и не заметил его Савик, подумал он. Кажется, решил, что необычность внешнего вида этого растения станет отпугивать их еще больше. Поставил бы яблоню – может, они меньше о нем думали бы. Вон их сколько – сотни видов. А так – лишь больше будет притягивать…
–  Небытие, - говорил Савик проникновенно; а ведь он действительно любит этих созданий по-своему, отметил Люк. Как любит ребенок породистого щенка, уточнил он с кривой улыбкой. Он такой интересный… Пока слушается. – Все кончится, если вы попробуете это – хоть кусочек. Поверьте мне, вы уже не сможете наслаждаться жизнью, в которой сейчас у вас есть все. Вы просто умрете. Вы познаете боль, смерть, плач; зачем? Разве вам плохо здесь?
–  Хорошо, о Велик…
Люк поспешно отгородился от людей снова, чтобы не полилась в уши эта дрянь про Великого. Ни стыда у него, ни совести, у этого Великого. В общем-то, почти схалтурил.
Хотя – да, они прежние умрут, если узнают реальное положение вещей. Узнают ли?..
Он дождался, пока Савик уйдет, и перебрался поближе, наблюдая.
Нет, он проиграл. Точнее – проиграл бы, если бы действительно предметом спора был разум этих существ.
Конечно, Люк в этом действительно сомневался поначалу; он не думал, что смелости коллеги хватит на то, чтобы создать свободную особь, с собственной волей. Кажется, с головой у Савика совсем беда… Если ты создал свободное и разумное – отпусти его, иначе какой смысл его создавать? Если тебе нужны постоянные доказательства своего величия – довольствуйся роботами, которые твердят тебе это круглый год с утра до вечера. А если хочешь, чтобы тебя прославляло свободное существо – заслужи это. Не запирай его, не отгораживай, а заслужи! Заслуживать Савик не стал и не станет – слишком большого он мнения о себе и слишком малого – обо всех остальных. О своих творениях, как бы их ни любил, в первую очередь.
Разумом он их наделил, блокировать волю не стал, но ведь ему и в мысли не приходит, что одного его слова недостаточно, он, кажется, действительно уверен, что этого хватит – того, что они знают лишь его одного… Чем-то он похож на тех, кто принципиально берет в жены лишь девственниц, подумал Люк, пробираясь еще ближе. Ей любой хорош, потому что сравнивать не с чем…
Нет, все-таки его первое впечатление было ошибочным. Они мыслили. Они косились на дерево с лозой, и в глазах людей наблюдалось судорожное мельтешение раздумий…
Люк усмехнулся. «Каков срок эксперимента»… Короткий срок. Очень. Что бы там ни говорилось, а эта пара ему откровенно нравилась. Наверное, по большей части потому, что у них отняли то, что Люк чтил свято – Знание. И есть возможность это исправить…
А заодно кинуть очередную подлянку Савику.
Он подобрался, преобразуя энергию, и заскользил по лозе тонкой пестрой ленточкой.
Женщина увидела его первой. Увидела и даже на миг перестала петь, рассматривая его с детским интересом. Ее партнер (или как их называть – здесь?) ничего не видел. Она обернулась на него, помедлила и пошла к дереву. Люк пристроил голову на виток лозы и замер.
–  Ты кто? – спросила она, остановившись напротив.
Наверное, если им придать окончательную, полную плотность нормального человеческого тела, она потеряет эту способность – говорить со всеми живыми существами, какие есть, подумал Люк со вздохом. Издержки производства… Но это можно развить заново. При желании.
–  Змея, - представился он.
Женщина задумалась.
–  Я таких раньше не видела. Кто тебя назвал так? Адам?
Адам. Так зовут мужчину… Хорошо. Ах, сглупил, все-таки; в запале спора даже не спросил у Савика, как зовут его разумников…
Он хотел сказать «да», но передумал.
–  Я сам, - отозвался он и, переместив плоскую голову, невзначай задел виноградную гроздь – темно-фиолетовую, полупрозрачную и налитую соком. – Я могу.
– Он говорит, что так невозможно, - возразила женщина. – Животные не могут называть себя сами.
–  Почему? И кто он?
–  Потому что мы умнее, - не задумываясь ответила она. – А животные для нас. Потому что не такие умные. Мы выше.
Он улыбнулся. А еще, девочка, подумал он, ты узнаешь, что такое тактичность…
–  Но я же себя назвал, - возразил Люк.
–  Но он…
–  А кто он?
–  Он… - Люк даже зажмурился – последовала долгая речь, полная эпитетов, и наконец: - … наш создатель.
–  Понятно.
–  Так как же ты говоришь, что Адам тебя не называл?
–  Можешь меня назвать, - смирился Люк.
Женщина задумалась.
–  У тебя глаза горят, как две звезды, - наконец, сказала она, и Люк мысленно вскинул брови; надо же. Поэтом, что ли, станет?.. – Утром они горят так же – темным, не светлым, как в ночи. Я бы назвала тебя Утренние Звезды, но тебя-то ведь один. Ты Утренняя Звезда.
Новая порода ужей, усмехнулся он. Как мило.
–  А вас кто назвал? – спросил Люк, переместив мордочку еще ближе к грозди.
–  Адама назвал наш создатель. А меня назвал он.
–  Значит, Адам умнее тебя?
Женщина нахмурилась и думала долго.
–  Не знаю, - сказала она спустя почти минуту.
–  Наверное, он знает?
–  Наш создатель знает все.
–  Кто тебе сказал?
–  Наш создатель.
Стальная логика, подумал Люк и скользнул языком по виноградине. Женщина покосилась на него и нерешительно сказала:
–  Он запретил есть отсюда.
Так. Подошли к делу…
–  Почему?
–  Смерть, - пояснила она. – Мы перестанем жить, если съедим эти шарики. Уйдем в небытие.
–  Это тоже он сказал?
–  Конечно, - кивнула та. – Нельзя есть. Нам нельзя… думаю, и тебе тоже. Он не говорил про зверей. Но лучше сначала спроси у него, не ешь сразу. Может, вам тоже нельзя.
Люк многое передумал перед тем, как явиться сюда, о том, что им сказать, чтобы не нарушить пакта; по всему выходило, что правда – прямо, в лоб – во всех смыслах лучше всего…
–  А если он вам солгал? – спросил он вкрадчиво, и рядом воцарилась тишина – только Адам что-то продолжал напевать, едва не пританцовывая.
–  Как – солгал? – прошептала женщина, растерявшись. – Что это солгал? Как это?
–  Сказал неправду, - пояснил Люк. – Обманул. Ввел в заблуждение. Наврал.
–  Как это? – повторила она опять. – Зачем это делают? Он ничего не делает нам плохого, если он сделал… соврал, так надо.
–  Лгут, когда хотят получить что-то. Скажи, тебе весело с Адамом?
–  Да…
–  Со зверями?
–  Да…
–  А ему – с вами, - стараясь не дать ей отвлечься, - продолжал Люк. – Если вдруг исчезнут Адам и звери, тебе станет скучно, так? Тебе будет хорошо с создателем, но по всем остальным будешь скучать. А он хочет, чтобы вы всегда были с ним. Он хочет, чтобы вы всегда были тут, с ним. Всегда говорили ему, что он хороший – он это любит…
–  Но он и есть хороший! Ты говоришь что-то неправильное…
–  Послушай до конца, а потом решишь, - возразил он. – Если вы съедите это, - снова качнул головой блестящую виноградину, - вы поймете многое, что он не хотел вам говорить. Узнаете многое. Вам станет тут скучно – ты ведь даже не представляешь, сколько в мире всего еще есть, кроме этого сада и его лица. И тогда вы захотите уйти.
–  Нет, мы не хотим от него уходить, он хороший!
–  Это пока.
–  Но… Что бы мы ни узнали; если он скажет нам остаться, мы ведь никуда не уйдем, мы не хотим, чтобы ему было скучно. Это плохо, когда скучно… Наверное. Я не знаю… - несчастным голосом договорила она.
–  А узнать не хочешь?
Она задумалась.
–  Не знаю. Если это плохо – зачем знать?
–  Ну, например, надо знать, как это, когда тебе плохо, чтобы потом это вовремя вспомнить и не делать плохо другим.
–  Так если я не буду знать, как это, я и не сделаю.
–  Не совсем, - возразил Люк мягко. – Можно сделать кому-то плохо, даже если ты не знаешь, что это такое.
–  Я тебе не верю. Наш создатель про это не говорил.
–  И не скажет. Чтобы вы не знали слишком многого. А я тебе скажу. Например, ты знаешь, что такое «обидеть»?
Она молча замотала головой; Люк вздохнул.
–  Но ты меня сегодня обидела. А это очень плохо.
Кажется, она даже лишилась дара речи – глаза стали огромными и непонимающими, почти испуганными.
–  Как? – выдавила женщина с трудом. – Как я это сделала?
–  Ты сказала мне, что я глупый. Знаешь, это неправда, а поэтому очень обидно.
Она обхватила голову руками, закрыв глаза, вздохнула.
–  Не понимаю… Как я могла сказать неправду, если он так говорил, и я сказала только то, что я знала!
–  Не всегда то, что ты знаешь, правда, - тихо, но четко выговорил Люк. Помолчал, пережидая, пока слова прорастут в ее мыслях, и добавил: - И не всегда правда то, что тебе говорят другие.
–  А ты? Ты тоже говоришь, значит, ты можешь меня обманывать?
А девочка быстро учится, с усмешкой подумал Люк. Быть Адаму подкаблучником…
–  Могу, - сказал он осторожно. – Все могут. Но я не лгу.
–  Откуда я знаю?
Молодец…
–  Не знаешь. Думай. Ваш создатель сказал, что это за растение?
–  Да. Древо Познания.
–  Познания, - повторил Люк со значением. – Значит, какой-то смысл в моих словах есть, так? Познание. Я предлагаю хоть раз его не послушать и решить самим, что делать. Познание – это великая сила.
–  Сила?..
–  Еще какая. Он ею владеет. Но давать ее вам он не хочет, боится. Боится, что вы подниметесь, станете, как он… а может, и лучше. Умнее. Сильнее. Все может быть, разве не так?
–  Не знаю… - жалко пробормотала она. – Я не уверена, все-таки, что он может нам говорить неправду…
–  Но о самом понятии «ложь» он ведь вам не говорил? Не говорил. Значит, все-таки кое-что скрывает от вас. И это, и многое другое. Все здесь. Он все вложил вот сюда. Попробуй – и узнаешь многое, и о нем, и о себе…
–  Разве я не все знаю о себе?
Люк улыбнулся так, чтобы она это увидела.
–  Нет, не все. И Адам узнает о себе много интересного… кое-что, о чем он вам не рассказал и рассказывать не собирается.
–  Не может быть…
Люк сдвинул голову в сторону.
–  Попробуй. Скажу честно: ты узнаешь много неприятного, злого, страшного. Но много и хорошего. Любовь. Ты знаешь, что это?
–  Я люблю нашего создателя.
–  А Адама?
Женщина нахмурилась, снова замолчав, и нерешительно покачала головой:
–  Не знаю. Да. Конечно.
–  А зверей?
–  Да.
–  Как Адама?
Она вздохнула.
–  Сложно… - голос был вялым, а взгляд остановился на грозди, отливающей агатом. – И я все это узнаю?..
–  Повторяю: и много плохого тоже.
–  Но и хорошее?
–  Очень много хорошего.
Люк замолчал, чтобы не перегнуть палку, даже стал смотреть в сторону, почти затаив дыхание. Женщина нерешительно протянула руку к грозди, погладила виноградину кончиком пальца; ай, Адам, Адам, кушай ягодку и радуйся жизни… Черт с ними, с короткими ногами; не это главное…
Она рванула ягоду, на землю посыпались еще несколько. Поколебавшись еще секунду, женщина закрыла глаза, вбросила ее в рот и раскусила.
Браво, улыбнулся Люк. Ты был прав, Савик, а я в чем-то проиграл…
Информационный концентрат действовал достаточно быстро, но Люк видел все стадии изменений – все отражалось на лице. Страх. Ожидание. Нетерпение. Удивление. И – обида.
Как он мог…
–  Адам… - сначала это был шепот, потом женщина горстью сорвала несколько ягод, половину раздавив в руке, почти крикнула: - Адам! – и бросилась к нему.
Тот отшатнулся, глядя на ее руку в испуге; Люк поудобнее пристроился на дереве, улыбнулся. «Уйди, женщина!», - прокомментировал он мысленно разворачивающуюся перед ним сцену, довольно щурясь; только куда ты денешься, парень. Первый закон жизни ты сейчас познаешь: когда что-то взбрело в голову женщине, проще это сделать, чем объяснить, что не надо…
–  Нет, ты не понимаешь! – слезы в голосе – человек, черт подери, она человек! Слезы обиды – зато она живет… - Это все не так! Посмотри, в конце концов, глупый, я съела – и я жива! Ешь! Ты… ты… - какая буря эмоций – своих, прожитых, пропущенных через зашумевшую кровь; живи, девочка, живи! – Ты столько всего не знаешь! Ты даже не знаешь, что любишь, а я… я люблю яблоки!.. и газелей!.. Все я не то говорю… Ешь же, сказала!
Так с ним, так, милая!
Люк в восторге скрутил хвост колечком, глядя, как Адам испуганно прожевывает виноградину.
Туше, Савик.

Он не исчез потом, не ушел – так и остался в облике змеи, наблюдая за ними. Приятно было за ними наблюдать…
Конечно, не обошлось без слез. Как он мог. Зачем. Мы же любили его…
Потом вялые догадки о назначении биологически необходимых приспособлений. И самый настоящий научный диспут о том, как бы это теперь прикрыть, чтобы не мозолило глаза и не наталкивало круглые сутки на одни и те же мысли…
Адам. Умница. Трусишка, но умница. На то, чтобы сделать нечто вроде набедренных повязок из все той же лозы и листьев, у него ушло не так уж много времени. Люк был доволен собой, доволен своими протеже: первый акт свободного проявления свободной личности состоялся. Творчество. Собственными руками сделанная вещь…
Энергия Савика вокруг, потревоженная радостью, болью, обидой, страстью бушевала, дрожала; скоро он должен был явиться сюда, начать метать громы и молнии…
Люк даже испугался. Не за себя – его он тронуть не имеет права; а вот людей – так же, как ту птицу, что выпала из его четкого порядка…
Савик явился в таких расстроенных чувствах, что парочка моментально спряталась в ближайшие кусты. Хотя теперь как никогда четко знали, что он их увидит – везде, если захочет. По крайней мере сейчас.
–  Адам, где ты?
Не получилось ласково, как раньше; на такой зов выйдет только сумасшедший, а мужчина, в отличие от своего творца, нормален. Он и не вышел. Только вяло отозвался:
–  Здесь…
–  Почему ты прячешься?
А как ты думаешь, усмехнулся Люк, подползая ближе. Рад тебя видеть, почему же еще…
–  Я… я боюсь тебя, - донеслось из зарослей. – Я нарушил твое повеление… Это Ева мне дала! Я сам не брал!
Ах ты гад, вздохнул он. Вот так всегда…
–  Змея… - тихо послышался голос женщины. – Там была змея, мы говорили, и я… Я теперь все знаю!
Ух ты. Но она-то хоть чужого обвиняет, а ты, Адам… Ах, нехорошо. Женщин защищать надо… Ну, это еще впереди. Это ты еще поймешь – со временем…
–  Змея? – Савик развернулся к дереву, и Люк улыбнулся ему – прямо так, змеиной мордой. – Ты!
–  Ага, - согласился он довольно и сбросил змеиный облик.
Теперь люди видели их – такими, какими они были.
–  Ты заставил их…
–  Стоп, коллега! Неправда.
–  Ты заставил их обманом!
Люк нахмурился.
–  Слушай, даже у тебя должны быть крупицы совести. Наскреби ее хоть немного; кто обманул их – не ты ли? «Умрете»! Ну – умерли они? Они живы, как никогда еще живы не были! Вот теперь – их воля, их разум!
–  Ты…
–  Я. Дал им Знание. То, что ты от них прятал. Смирись, ты проиграл, и отпусти их теперь. Ты же не станешь держать их тут насильно; здешняя атмосфера и энергетика на это не настроены.
–  Они останутся! И исправятся!
–  Если только ты уговоришь их простить тебя за ложь, - сказал Люк уже серьезно.
–  Меня?! – прогрохотал Савик так, что женщина в кустах вспискнула. – Они нарушили волю мою! Они предали меня!
Люк покачал головой. Савик, Савик, так-то ты ничего и не понял…
–  Ты напугал их до полусмерти, коллега. Они боятся тебя; думаешь, когда-нибудь станут они любить тебя по-прежнему? Сквозь страх?
–  Полюбят! – рявкнул тот, исчезая.
Люк вздохнул, глядя на людей, прижавшихся друг к другу. Начало самостоятельной жизни не слишком приятное…
–  Выходите, - позвал он. – Он ушел.
Они появились не сразу – сначала выглянули, потом осторожно подошли. Женщина плакала… Плачь, девочка. Плачь. И это – тоже пусть будет…
–  Вы слышали? – спросил Люк тихо. – Вы можете остаться и вымаливать у него прощение…
–  Но ведь правда – это он нас обманывал, за что же мы!
–  Вот именно. Но есть вариант. Есть другое место. Оно не устроено так хорошо, там надо искать фрукты прежде, чем вы их сможете съесть, там звери, которые могут съесть вас, там бывает холодно, там нельзя просто спать на траве… Но все оно будет ваше. И там не будет его. По крайней мере, не так.
Люди молчали. Люк ждал.
Наконец, мужчина спросил угрюмо:
–  И что это?
–  Мир. - Люк пожал плечами. – Весь ваш. Назовите, как хотите. Давайте названия животным – сначала. Устраивайте его так, как пожелаете. Учитесь. Это главное. Учитесь жизни – это, в общем, хорошая штука. Но там будет и смерть. Опять - предупреждаю честно. Смерть. Боль. Несчастья. Потери… Ты, - Люк посмотрел на женщину, - узнаешь, какое это счастье – стать той, кто сможет приносить жизнь в мир. Ты ведь теперь понимаешь, о чем я? Понимаешь. Но прежде – страдание. Там ничто без них не дается. Вот так. Или – как он говорил. Останьтесь и просите его все забыть.
Они переглянулись. Женщина сжала кулаки. Адам зло хмурился.
–  Лучше жить, - сказал он, наконец.
… –  Они назвали ее Земля, - задумчиво произнес Люк. – Интересно, не потому ли, что теперь вся их жизнь зависит от того, что она им подарит – земля…
–  Ты нарушил договор! – не утихал Савик; он поморщился:
–  Ай, да брось! Я действовал четко в его рамках. Я просто сказал правду. Ты проиграл.
Савик вдруг рассмеялся – зло и мстительно.
–  Нет, коллега. Это еще как сказать. Они теперь смертны, недолговечны… Скоро придут другие поколения, и я им расскажу о том, как счастливы были их предки в моем доме. И как некто в облике змея…
Вот оно. Тайное оружие против него, которое Савик имеет право применить. Простое оружие – но такое действенное, когда речь идет о подобных Люку или ему самому…
–  Ты ведь знаешь – репутация среди наших созданий – она многого стоит для нашей энергетики; и тебе достанется самая неприятная, уж я позабочусь. И заметь, это без нарушения правил. А они… Они все равно будут моими, не за совесть, так за страх.
Надо заглянуть к ним, слушая его, думал Люк. Сколько прошло времени у них, на земле? Интересно, они еще не додумались, как добыть огонь?.. Можно немного помочь, это правилам не противоречит – чуть-чуть научить…
Вдруг пришло в голову – стащить его у Савика из лаборатории. Из принципа…
–  Они не захотели меня любить – что ж, будут бояться. Но принадлежать будут – мне. Я их создал. Они мои.
Люк вздохнул.
–  Как сказать, коллега, - вздохнул он, уходя. – Как сказать…
Савик не желает этого видеть, не хочет признавать, но это факт: он стареет. Стареет и Люк. Многие вскоре станут этаким отголоском прошлого,  отзвуком старых правил, пактов, соглашений, взаимообязывающих договоров… Многие, и старые, и молодые, захотят подмять новый населенный мир под себя, захотят прибрать к рукам новую расу людей. Однако получится это, скорее всего, лишь у одного и причем самого молодого, не связанного их древними и отживающими порядками. Вот подкопит силенок, и еще покажет старикам, кто хозяин в новом мире…
Правда, для этого ему придется облечься их плотью, родиться среди них, на той Земле, стать стопроцентным человеком – тогда он сможет делать больше. Будет иметь право делать больше. Дать им другое знание …
Главное – сделать это вовремя.
2000 год