Старорежимный, цвета хаки,
Весь утонченный, как бокал,
Поручик пьяный разом плакал
И звук гитарный извлекал.
Полковник с челюстью чугунной
Вдруг стал всем близок, словно брат:
Так запузыривать на струнах
Не может пролетариат,
И, об отечестве радея,
Влепил полковник, как всегда,
Кому-то в рожу прохиндея:
«Чего изволят господа?»
Он пел, российский наш Карузо,
И пил шампанское с утра,
И млела в фартучке кургузом
Премилосердная сестра,
Сидела, бледная, на стуле,
В певца направив томный взор.
Ее – пройдет лишь год – в Стамбуле
Зарежет пьяный сутенер.
Под песни эти, слезы эти
Корнет, сидевший в уголку
Ушел, чтобы в ватерклозете
Холодный ствол прижать к виску.
А за окном гудели мухи,
Бросались красные в штыки,
Бежали толпы от разрухи
И шли вперед большевики.
И где-то там была Европа,
И мерно, будто метроном,
По чьей-то жопе шомпол хлопал,
Взрываясь кровью и говном.