Бакинский блокнот лейтенанта Пластуна

Лариса Кучерова
Лариса КУЧЕРОВА
Развал Советского Союза стал неразменной темой на многие последующие десятилетия как для многих поколений неугомонной журналистской братии, так и для разнокалиберной касты политологов, аналитиков и социологов. Сколько бумаги исписано, сколько аналитических мыслей высказано, сколько диспутов проведено, но они так и не смогли придти к единому мнению, как и почему рухнул «единый и нерушимый Союз свободных республик». Почему братские, столько лет мирно прожившие бок о бок народы, еще вчера спокойно пившие чай за одним столом в одночасье прониклись непримиримой, лютой враждой друг к другу, обагрив родную землю чужой человеческой кровью…
До сих пор не прекращаются споры относительно оценки событий, разыгравшихся в январе 1990 года в Баку. Тогда по распоряжению советского правительства в столицу Азербайджана были введены войска. Погибли мирные люди. Мы вряд ли сможем узнать в ближайшее время ВСЕ детали той страшной трагедии. Что привело к кровавой развязке? Кто в ней повинен? Какие события предшествовали этому? Можно ли было предотвратить гибель людей?.. Вопросов много. Они открыты до сих пор. Ответов мало.
Много обвинений раздается в адрес военных. Слишком много. То их упрекают в бездействии и попустительстве. То в несоизмеримой жестокости. В армейском беспределе. Гневные крики: «Ату их, ату!»  «Позор!» звучат и поныне.
Я не берусь рассуждать на столь неоднозначную тему. Этим и без меня есть кому заниматься. Мой рассказ о людях, на плечи которых легло нелегкое бремя устранять последствия чьей-то политической близорукости и невоздержанности. О людях в погонах, которые, подчиняясь поставленным приказам, оказались заложниками той непростой ситуации. Предлагаю на суд читателей воспоминания командира взвода глубинной разведки лейтенанта Игоря Пластуна* (имя и фамилия изменены), который в январе 1990 года прибыл в столицу Азербайджана, для наведения конституционного порядка.

Январь 1990 года. Белоруссия.
…Тем памятным январским утром я как всегда прибыл на службу в расположение разведбата, входившего в состав одной из недавно сформированных мотострелковых дивизий Краснознаменного Белорусского военного округа. Дел было много. В связи с прошедшей реорганизацией батальон перешел на новый штат. Согласно этому штату на вооружение нашей разведывательной десантной роты поступили новенькие, прибывшие прямо с завода БТРы-80, успешно обкатанные в Афганистане и теперь активно внедряемые в войска.  Технику едва успели загнать в боксы. Нам предстояло еще провести целый комплекс мероприятий, чтобы привести ее в боевую готовность, и наконец-то разобраться  с КПВТ (крупнокалиберные пулеметы Владимирова – прим. Л.К.), которыми были вооружены поступившие бэтээры. Опыта стрельбы из этих пулеметов мы не имели.
Часов в десять поступила команда построиться на плацу. Сухо и лаконично поставили задачу получить на складе боекомплекты к табельному оружию, бронежилеты, стальные шлемы, сухие пайки  и взять тревожные чемоданы. На сборы отвели два часа. Я успел позвонить домой и спустя час забрал у прибежавшей на КПП (контрольно-пропускной пункт – прим. Л.К.) жены сумку, затаренную большими банками с китайской тушенкой. На  выходе тушенка для разведчика спутница верная. Ее много не бывает. То, что придется куда-то выдвигаться, сомнений не вызывало. Оставалось узнать куда.
Закончив сборы личный состав, томясь  в неведении, вновь построился на плацу. К собравшимся вышел заместитель командующего КБВО (Краснознаменного Белорусского военного округа – прим. Л.К.) и поставил очередную задачу убыть в город Баку для наведения конституционного порядка после недавно произошедших там событий. Нам предстояло заменить находящихся в Баку «партизан» (так в народе окрестили военнослужащих призванных из запаса – прим. Л.К.). Особенность тамошней ситуации заключалась в том, что Бакинская дивизия была «кадрированная». В мирное время штат был укомплектован не полностью. Службу проходил только определенный процент личного состава, а при необходимости,  за счет призыва из запаса, дивизия приводилась к штату военного времени. На долю этих запасников, вырванных из привычной и размеренной гражданской жизни, пришлась кульминация кровавой драмы в Баку. Однако ситуация требовала присутствия профессионалов…
Сразу после построения мы сели  в ожидавшие нас «Уралы». Урча движками, колонна пришла в движение  и выдвинулась на аэродром «Мачулищи». Там на серой бетонке взлетно-посадочной полосы, застыв в межполетной дремоте, нас ожидали Ил-76. Погрузка, последняя проверка систем, прогон двигателей на максимальных оборотах. Аэродром наполнился привычным присвистом раскручиваемых турбин и воздушный караван, перевозивший первый эшелон дивизии, взлетев в морозную синь бездонного белорусского неба, взял курс на военный аэродром «Насосный», расположенный недалеко от города Сумгаит в одноименном поселке. На душе было муторно. Наводить «конституционный порядок» в своей же стране раньше не приходилось. Как будут развиваться события дальше, никто не знал.

Январь 1990 года. Военный аэродром «Насосный»
Когда тяжелые туши «илов» грузно опустились на бетон «взлетки» аэродрома «Насосный» солнце, совершив свой непродолжительный зимний путь, уже закатилось за горизонт. Вокруг сгустилась сизая восточная мгла.
Выгрузившись из самолета мы услышали доносившийся треск автоматных очередей. Для полноты ощущений темноту прорезали огненные нити трассеров. Стреляли в километрах двух-трех от нас.
– Да… А здесь не все так просто как казалось поначалу, – услышал я за спиной голос командира второго взвода.
Тем временем на впп (взлетно-посадочная полоса – прим Л.К.) построились для загрузки  приготовившиеся к отлету «партизаны». Они должны были улететь на тех же самолетах, которые привезли нас. Видно пережить мужикам пришлось немало. Нервы были у всех на пределе. Неожиданно один из них открыл беспорядочную стрельбу из автомата, оглашая окрестности раскатистым русским матом. Все бросились на землю. Дебошира скрутили. К счастью обошлось без жертв.
И без того жидкого оптимизма поубавилось. Руки сразу потянулись к бронежилету. Быстро и ловко все надели эту нехитрую, но надежную защиту. Обстановка располагала. Получить шальную пулю в самом начале командировки никому не хотелось.
Пока командиры согласовывали дальнейшие действия нас разместили в местном спортзале, где, устроившись на матах и положив под головы вещмешки, мы смогли немного передохнуть. Сон был зыбкий, тревожный. Часа через три нас подняли, посадили на вездесущие «Уралы» и, поблескивая огоньками включенных фар, автоколонна выдвинулась в сторону Баку.

Январь 1990 года. Сальянские казармы Баку.
К Сальянским казармам подъехали под утро. Городок встретил нас выбитыми глазницами окон, с торчащими из рам осколками разбитых стекол, грязными с выщербленными стенами зданиями, и людской разномастной суетой. Военные, прибывавшие на замену запасникам, запасники, снующие в ожидании отправки на аэродром, гражданские, мечущиеся в поисках защиты от разнузданной, умело подогреваемой опытными режиссерами толпы. Все двигались, мелькали, шумели. Лагерь напоминал цыганский табор, по периметру его окружали высотные здания, из которых территория городка отлично простреливалась, чем с назойливой регулярностью не преминули пользоваться боевики.
В Сальянских казармах мы долго не задержались. Бакинская дивизия дислоцировалась не только в Баку. Разведбат, личный состав которого мы должны были заменить, танковый батальон и зенитный дивизион находились  в Гюздеке. Вот туда наша колонна и отправилась.  Не успели мы выехать за пределы городка, как дорогу преградил неизвестно откуда взявшийся «Рафик». Вокруг шумела собравшаяся по случаю толпа. Местное население, подстегиваемое невидимой рукой опытных подстрекателей, любое передвижение военных воспринимало как личный вызов и старалось доставить им максимум проблем. Колонна остановилась. Правда ненадолго. Пыхтя соляровым чадом, к хлипкой преграде, выбрасывая из-под гусениц комья смешанного с грязью рыхлого водянистого снега, подкатил сопровождавший нас танк. Из открывшегося люка  на броню выскочили танкисты. Не обращая внимания на крики и доносившиеся в их адрес угрозы, они спрыгнули на землю, сноровисто подцепили приунывший «Рафик» и, скрывшись внутри своей бронированной черепахи, отволокли его в сторону.  Колонна двинулась дальше.
Прибыв на место мы, учитывая довольно сложную и беспокойную обстановку в ближайшем окружении, уже к вечеру организовали на территории городка караульную службу, патрули и только после этого устроились на ночлег. Встретившие нас на месте офицеры рассказали, что накануне боевики неоднократно обстреливали территорию. Перспектива быть застигнутыми врасплох не улыбалась. Как никак разведка!

Январь 1990 года. Сопровождение колонн. Баку – Насосный – Баку.
На следующее утро поступила задача сопровождать из Баку до аэродрома в Насосном колонны с убывающими «партизанами» и гражданскими беженцами. Первая разведывательная рота «оседлала» снятые еще «запасниками» с хранения БРМ-1К (боевые разведывательные машины – прим. Л.К.). Нашей разведывательной десантной роте достались «бээрдээмки» (БРДМ – боевая разведывательно-дозорная машина – прим. Л.К.)
Техника долгое время стояла на «ДХ» (длительном хранении), что для кадрированной дивизии  было естественно. В боевую готовность ее приводили только в военное время, и когда оно пришло, призванные «партизаны» провели расконсервацию. Реанимировать удалось только процентов семьдесят от общего количества. Слишком долго она томилась в бездействии. Нашими усилиями удалось отремонтировать еще несколько машин. Остальная техника к моменту «Ч» превратилась в груду бесполезного металла.
Началась каждодневная рутинная работа. Гюздек – Баку – Насосный – снова Баку… И опять по кругу…  Построение колонн было по «афганскому» варианту. На каждую колонну выделялось три бронемашины: в голове, в середине и в хвосте.
Как таковых нападений на колонны при мне не было. Правда при выезде из Баку в одном и том же месте, где дорога шла под горку нас постоянно обстреливали. Приходилось открывать ответный огонь. Главное – не останавливаться и не вступать в открытые боестолкновения, а  с ходу подавлять огневые точки противника и продолжать движение. На БРДМ были установлены два пулемета: крупнокалиберный 14,5 мм КПВТ (Крупнокалиберный пулемет Владимирова – прим. Л.К.) и 7,62 мм ПКТ (пулемет Калашникова танковый – прим. Л.К.). Как правило, ответный огонь мы вели из ПКТ. Поэтому до поры до времени КПВТ оставался не у дел. А из-за слишком плотного графика передвижений не было времени ни проверить их, ни пристрелять.
Растерянные, испуганные люди в тентованных машинах, зажмурив глаза или пришептывая услышанную в далеком детстве от бабушки молитву, вжимались друг в друга, в лавки, в днище кузова. Визг пролетавших пуль, глухой треск прошитого ими брезента вгоняли их в тихую панику, сковывали тела, мысли ледяными путами животного страха за свою жизнь, за жизни своих детей. Мы защищали их от этой неожиданно навалившейся беды, заслоняли мощью нашего оружия от разнуздавшихся экстремистов. И от этого на душе становилось светло. 
Почему-то многие начальники, зная о постоянных обстрелах колонн, решили, что самое безопасное место  во время прохождения маршрута в «бээрдээмах». Не задумываясь о том, что, открывая ответный огонь, мы становимся для боевиков мишенями номер один, они старались спрятать своих близких в нашу броню.
Как-то раз в мою машину пытался втиснуться один местный «биг-босс». Отчаянно расталкивая толпу, он пер нахрапом, напролом, что-то громко и резко кричал, доказывал, тыкал в лицо какие-то документы.  Наконец его наглость  вывела меня из себя. Бесцеремонно отпихнув его рыхлое холеное тело в сторону, я посадил внутрь БРДМ растерянную женщину, прижимавшую к груди своего маленького испуганного ребенка.
– А вас, гражданин, я попрошу пройти для посадки к «Уралам»,  – сказал я опешившему от нашего неуважения к своей персоне мужику и повернулся спиной, давая понять, что тема закрыта.
– Да, да нечего вам крутиться возле боевой машины, – поддержал меня мой пулеметчик и всем своим жилистым корпусом стал оттирать не ожидавшего  такого оборота начальника в сторону.
Грозя всеми мыслимыми и немыслимыми неприятностями, он удалился.
– От жук-навозный, как разошелся.., – смачно ругнулся ему вслед пулеметчик, но, перехватив мой взгляд осекся и, пожав плечами, молча полез на броню.
Время на отдых у нас практически не было. Вернувшись из одного рейда и получив новую задачу, мы тут же отправлялись в другой.  Люди находились на полнейшем запределе измотанности и усталости. Никто не жаловался,  не  скулил, не роптал на судьбу. Все молча набивали патронами ленты и магазины, подзаряжали аккумуляторы радиостанций, заправляли бензином баки и, проглотив  наскоро  тушенку, разогретую на разведенном из подручного материала костерке с  какой-то  обреченной лихостью, рассаживались на броне и – вперед! Спать приходилось урывками. Лишь на пару вырванных украдкой часов удавалось забыться в черном, глубоком сне, примостившись в протекавшем, лишенном минимальных удобств, бронированном чреве «бээрдээмки».
Дождь  дробно сыпал из низкого затянутого серыми тучами неба по грязной облупленной броне. Было зябко и сыро. Холод пробирал до костей. Дни слились в единый мутный временной поток. Но на качество выполнения поставленных задач это никак не влияло. На то мы и разведка!

Январь 1990 года.  Сальянские казармы. Баку.
Как-то после очередного сопровождения мы подъехали к автопарку Сальянских казарм, чтобы заправится. Только спрыгнули с брони на землю как вдруг раздался резкий хлопок выстрела снайперской винтовки. Стоявший рядом капитан упал навзничь, разбросав в стороны руки.
– Ну все, труп…
Все залегли в укрытия. Я со своим экипажем спрятались за броню. Стреляли из соседней высотки. Здание было не жилое.
– Вон, он, сука, на третьем этаже мельтешит, в пятом окне справа. Сейчас, ему устроим «кузькину мать». Мало не покажется… – крикнул из своего укрытия дежуривший в автопарке прапорщик.
Мы открыли огонь в указанном направлении из всего, что было у нас под рукой. Снайпер залег, притих. В это время из-за угла, словно черт из табакерки, выскочила, вызванная нарядом по автопарку «Шилка» (ЗСУ-23-4 – зенитная самоходная установка.– Прим. Л.К.) и, на полном ходу развернув башню, обрушила  на третий этаж смертоносный шквал огня всей своей четырехствольной мощью. Выжить в этом огненном аду возможности не представлялось практически никакой. Сделав дело самоходка быстро развернулась и скрылась из вида так же неожиданно как и появилась. Оставив свои укрытия, все бросились к лежавшему на земле офицеру. Он слегка пошевелился.
– Ух, ты, жив чертяка, – обрадовался все тот же прапорщик
– Не дождетесь… – хмуро буркнул он, и присел. Снайперская пуля угодила прямо в бронежилет. От удара его сбило с ног. Капитан еще немного посидел, отошел от болевого шока, встал и тихонечко побрел в медпункт.
– Да, мужики, четко у вас здесь служба поставлена, – сказал я, разглядывая почерневшие и раскуроченные проемы окон, по которым только что отработала «Шилка».   
– Не ребят же под пули посылать…

Там же.
Тем же вечером нам пришлось  задержаться в Насосном. В Баку вернулись поздно. В Гюздек выдвигаться не стали. Ночь – время темных дел. Лишний риск был ни к чему. Решили заночевать в Сальянских казармах.
На территории городка был разбит палаточный лагерь, в котором разместился личный состав «пехоты». После недавних событий большинство казарменных помещений для жилья не были приспособлены и требовали ремонта. Густая восточная ночь окутала всю территорию импровизированного лагеря. На черном бархате неба безумной россыпью мерцали ледяные звезды. Вокруг стояла пронзительная тишина.
– Товарищ лейтенант, они тут что озверели все… Ни патруля, ни часового, – сказал шедший рядом боец из моего взвода.
– Сейчас проверим…
Мы тихонько зашли в ближайшую палатку. Постояли, подождали. Никакой реакции не последовало – все спали. Собрали автоматы и также бесшумно вышли. Постояли немного рядом, потом прошлись с «трофеями» по спящему лагерю, еще какое-то время бесцельно покружили рядом с другими палатками. Безрезультатно. Ни до нас,  ни до пропавших автоматов никому не было никакого дела. Побродив еще немного по расположению, вернулись. Положили оружие на место и снова вышли.
– Вот, пусть это вам будет уроком, – обратился я к своим гвардейцам. Видите, что значит дрыхнуть без охранения. Хорошо, что это мы здесь бродим. Устроили «лежбище котиков», заходи кто хочешь, делай, что хочешь. Хочешь – режь, хочешь – стреляй…
Утром о своем «рейде» мы доложили командованию. Приняли должные меры по организации охраны городка или нет мне о том не ведомо. Это уже было вопросом не моего, лейтенантского уровня.

Январь 1990 года. Аэродром «Насосный»
На следующее утро поступила новая задача: сопроводить очередную колонну до аэродрома «Насосный», и оставить в распоряжении начальника авиационного гарнизона две БРДМки – мою и моего закадычного друга лейтенанта Мышкина. По данным разведки боевики планировали нападение. Нам предстояло организовать оборону и не допустить проникновение посторонних лиц на территорию аэродрома. Предполагалось, что «гости» нагрянут в самое ближайшее время на двух «Уралах» и двух таких же, как у нас «бээрдээмках».
Прибыли на место, согласовали с тамошним командованием наши действия и отправились проводить рекогносцировку. Сориентировались, поосмотрелись и пришли к выводу, что у боевиков на аэродром был только один путь. Собрали совет: два офицера, два прапорщика, да шесть солдат… Золотое правило разведки – каждый имеет право высказаться. Решение остается за командиром. Основные силы было решено сосредоточить именно в этом направлении. Тут к нам подошло несколько техников.
– Нас к вам для усиления отправили, – сказал одни из них, молодой и щуплый младший лейтенант.
– А что у вас есть: боеприпасы, гранаты?
– Гранат нет, – он помялся как бы обдумывая, что сказать дальше и очень серьезно добавил. – Зато есть бутылки с зажигательной смесью.
– Ну все, братва, суши весла. Накрылся наш подвиг медным тазом,– невесело пошутил Лешка Мышкин. – Как прослышат боевики про нашу огневую мощь сразу все и разбегутся.
Мои орлы зычно гоготнули, но быстро осеклись. Не до смеха было.
Лейтенант смущенно переступал с ноги на ногу.
– Ладно, будете во втором эшелоне, на КПП рубежи держать, – сказал я ему и, обратившись к пулеметчикам, продолжил, – А вы, давайте КПВТ пока пристреляйте, а то до них руки так и не успели дойти.
Нашли пустырь для импровизированного стрельбища. Пулеметчики заняли места, приготовились и…
– Все, звиздец… Отстрелялись, – донеслось до моего уха. – Товарищ лейтенант тут все солидолом забито. «Партизаны», мать их не так…, с хранения «крупняки» не сняли…
Разбирать пулеметы для чистки, когда в любой момент могут нагрянуть незваные гости, было невозможно. Теперь рассчитывать на них не приходилось. Положение складывалась невеселое. Десять человек экипажа имеющие в своем арсенале две разведывательно-дозорные машины с неполным боекомплектом, два ПКТ и автоматы против отряда вооруженных до зубов боевиков, да еще прикативших на двух укомплектованных не в пример нашим «бээрдээмках», крупнокалиберные пулеметы которых без труда могли прошить нашу броню насквозь… На второй эшелон обороны и «коктейли Молотова» (так во время Великой Отечественной войны называли бутылки с зажигательной смесью – прим Л.К.) рассчитывать не приходилось.
Решили организовать засаду. В нашей ситуации это был единственно возможный вариант. Эффект неожиданности плюс грамотное использование складок местности… На том и порешили. В засаде просидели двое суток. Дождь все продолжал посыпать нас мелкими ледяными струйками. Броня протекала. От сырости и грязи народ начал покрываться гнойниками. Уже больше недели, пока сопровождали колонны и сидели здесь в засаде, помыться не было никакой возможности. Тело зудело и ныло, суставы ломило, озноб, казалось, пробирал насквозь. «Спальников» не было. Спали как придется и то вполглаза. Сухпайки давно закончились, и единственным выходом была тушенка, переданная женой накануне отъезда. Ею мы и спасались, костеря по чем свет наших родных снабженцев.
Боевики так и не появились. На третий день нашего бдения засаду сняли.
– Видно бутылок с керосином испугались, – отшучивались бойцы.
– Товарищ лейтенант, нам бы помыться как-нибудь, сил больше нету, – сказал один из них. – Скоро насекомые бегать начнут.
Пошли искать, где бы справить эту нужду. Душевую мы так и не нашли, зато забрели на какую-то кухню. Вдоль стены тянулись баки для мытья посуды с кранами, из которых валил только один кипяток. Холодной воды не было, но выбирать уже не приходилось. Тут же сбросили с себя одежду. Набрав в ладони обжигающую руки воду, немного пережидали и размазывали ее по стосковавшемуся по чистоте телу.
В это время на кухню зашел какой-то майор. Картина, представшая перед взором, ввела его в легкий ступор. Со всех кранов в помывочные баки валил кипяток, а в дырявой мути клубящегося пара, превозмогая неудобства и тепловой дискомфорт, копошились грязные, голые тела.
– Да вы что, придурки, делаете-то..., – заорал он что было мочи.
Мы все, как по команде оглянулись и молча уставились на него. Уставшие, измотанные, одуревшие от хронического недосыпа. Немая сцена продолжалась несколько секунд. Он смотрел на нас, мы на него.
– Ладно, мужики, ладно, – махнул рукой и вышел.
Закончив мыться, мы оделись, сели на машины и выдвинулись в сторону Баку. Жить стало веселее.

Февраль 1990 года. Рота специального назначения. Баку.
По возвращении в Гюздек я получил новую задачу: убыть в распоряжение роты специального назначения бакинской армии. Дислоцировалась она не далеко от Сальянских казарм в Баку.
 – Пластун, коли дырку. Мы тебя к ордену представили. Документы уже ушли, – сказал мне перед отъездом начальник штаба. – Скорее всего, в Баку и получишь.
Работа предстояла нехитрая – прикрывать на своей БРДМ действия спецназовцев, а при необходимости оказать им огневую поддержку во время блокировки и прочесывания районов, в которых были замечены боевики или по данным разведки находились тайники с оружием. Во время этих зачисток в блокированных районах задерживали практически всех попавших в поле зрения мужчин призывного возраста и уже потом, персонально с каждым детально разбирались, как и почему он там оказался.
Раз приехали проверить один дом. Поступили сведения, что в нем находятся вооруженные люди. Не успели подойти к двери подъезда, как из окна раздались автоматные очереди. На рожон лезть не стали. Решили выждать, когда закончатся патроны. Благо, что их запас оказался небольшим. Когда автомат остался без «подкорма», стрелявшего взяли голыми руками. Без шума и пыли.
Со временем раззнакомился с офицерами. Они-то мне и рассказали многие детали того, что здесь происходило. Рассказали о том, как вооруженные боевики во время штурма казарм гнали перед собой женщин, стариков, подростков… Кого-то заманили агитаторы, кого-то заставили участвовать в штурме под угрозой оружия. Когда толпа начала прорываться через КПП, охраняемое недавно вырванными из гражданской жизни «запасниками», усиленными несколькими единицами бронетехники, они были вынуждены применить оружие. Не ожидавшие такого натиска мужики  отчаянно кричали, требовали остановиться, предупреждали об открытии огня. Их не слышали. Не хотели слышать. Не могли…
Толпа ревела. Толпа напирала. Толпа рвалась вперед. Гнавшие под армейские пули безоружных людей боевики тыкали в их спины  стволы автоматов, ускоряя движение. Сначала со стороны КПП раздались предупредительные выстрелы. Затем, в соответствии со всеми нормативными документами открыли огонь на поражение… Пролилась кровь. Были жертвы. Боевики, смекнули, что «живой щит» не сработал и, оставив в зоне поражения пригнанных ими безоружных людей, стали рассасываться. Скорее всего, именно они потом громче всех и кричали о неоправданной жестокости военных и зверствах спецназа…
Так они рассказывали, и у меня не было повода  усомниться в правдивости этой бесхитростной солдатской были и боли…

Февраль 1990 года. Там же
Как-то вечером нас предупредили, что пришли награды, и на утреннем построении должно было состояться награждение.
Утром в приподнятом настроении построились на плацу. Я стал рядом со всеми. Перед строем вышел командир роты, зачитал приказ. Справа и слева от меня из строя четким чеканным шагом выходили офицеры и прапорщики.
– «Служу Советскому Союзу!» – то и дело звучало из уст награжденных.
Я с волнением ожидал своей очереди. Молодой был. Зеленый. Хотелось наград – чего лукавить. Но построение закончилось, а своей фамилии я так и не услышал. Видно в Москве решили откомандированных из других военных округов не награждать, чтобы не афишировать масштаб привлечения нашего  военного брата. Награды вручили только тем, кто проходил службу в Баку изначально.
Я искренне радовался за всех, кому достались ордена и медали. Они по праву их заслужили. За время, проведенное вместе, мы стали одной семьей, ели из одного котелка, делили последнюю сигарету, спали под одним бушлатом, вместе недосыпали, вместе промерзали на стылом каспийском ветру, вместе ходили на задания.
Обиды не чувствовал. Но неприятный осадок остался…
В роте спецназа пробыли около двух недель. Потом меня вновь отозвали в Гюздек и поставили очередную задачу.

Февраль 1990 года.  Гюздек
Нам дали отдохнуть два дня, большую часть которых я проспал.  Новое задание было привычнее остальных – разведка маршрута разведывательным дозором. В боестолкновения не вступать, исключительно собирать информацию. Как правило, выдвигались на двух машинах. Уходили мы далеко, километров на 210-250 в сторону грузинской границы. Согласно разведданным в этом направлении у боевиков наблюдалась определенная активность, и нам следовало сообщать о любых скоплениях людей на пути нашего следования. Для связи брали Р-142-ю «кашээмку» (КШМ – командно-штабная машина – прим. Л.К.) с КВ диапазоном, которая покрывала необходимое нам расстояние. Родная, установленная на БРДМ радиостанция  Р-123 имела слишком маленькую зону действия – километров около тридцати.
Уходили суток на пять. По ходу останавливали и досматривали автотранспорт. Правда, оружия так и не обнаружили. Мимо проплывали селения с взбудораженными жителями, пустыри, сады засаженные корявыми озябшими истосковавшимися по солнечному теплу деревьями, заросли кустарников. В лицо дул пронизывающий ветер. Иногда это были редкие порывы, порой он крепчал и сильно задувал  прямо  в лицо, выстуживая кожу до  онемения и, забираясь под куртку, до судорог леденил живот.
– Товарищ лейтенант, что-то мне этот поворот не нравится, как бы на засаду не нарваться. Давайте проверю,– проявляли разумную инициативу бойцы. Останавливались, проверяли. Убедившись, что опасности нет, дозор двигался дальше. Береженого Бог бережет.
Наши солдаты здесь повзрослели на глазах. Обстановка – не забалуешь. Даже отпетые раздолбаи стали серьезнее и мудрее. Понимали все с полуслова. Мы им верили как самим себе, уверены были в каждом. Помню, меня очень покоробило требование заместителя начальника местной дивизии, которого я на своем БРДМ сопровождал и1з Баку в Гюздек, заменить сидевшего за пулеметом «срочника» (солдат срочной службы – прим Л.К.) на офицера. Одно слово – пехота!
Раз остановили для досмотра машину, в которой, как оказалось, ехал местный начальник районной милиции со своими друзьями. Он сразу же попытался нас «построить».
– Не давите на психику, товарищ – осадил его я. – Вы, как представитель власти, должны сами понимать всю серьезность обстановки и оказывать нам всяческое содействие, а не устраивать здесь провокации. Сядьте в машину, иначе я буду вынужден вас арестовать. Мы выполняем приказ и не в вашей компетенции его отменять.
Всем своим видом выказывая возмущение и недовольство, он все-таки подчинился нашим требованиям, сел в машину и не препятствовал проведению досмотра…

В скором времени из Минска прилетел мой сменщик, и я вернулся домой. Сидя в самолете и вслушиваясь в монотонный убаюкивающий шум  двигателей, испытал странные, смешанные чувства. С одной стороны было не совсем понятно, зачем мы, разведчики, там вообще оказались. Большинство выполняемых задач были абсолютно для нас не характерны: сопровождение колонн, прочесывание, блокирование районов… Нас этому не учили, не для этого готовили. Приходилось приспосабливаться на ходу. Даже разведка маршрута, вроде бы и привычная задача, но тактика действий, которую мы вынужденно применяли, была очень странная. Пылить по открытой местности так, что издалека видать – это не по-нашему…
Но мы приказов не обсуждали, а выполняли их на максимуме возможностей. За нами стояла огромная великая держава, целостности которой грозила опасность. Она требовала защиты. И в сложившейся ситуации мы сделали все, что было в наших силах. Советский Союз трещал по всем швам. Но тогда еще мало кто  догадывался о том, что его история доживала последние месяцы и время уже начало обратный отсчет.