Сад пребывал в лете. Мажорное многоцветье, весеннее кокетство остались в прошлом, пришли летний звенящий покой и знойная июльская лень. Жарко, нет существа, растения, которые не испытывали бы жажду. Уже много лет не приходят возвратные весенние заморозки, прежде часто убивавшие вишнёвый цвет. Вишни столько, что два деревца остались необобранными, ягоды перестояли, но в условиях сравнительно мягкой погоды не пересыхают, сделались тёмными и сладкими, теперь там оживлённая птичья тусовка. Моя соседка Маша без ума от ивы. Каждый раз, бывая в саду, она приходит к ней, блаженно улыбается, ласково прижимает к себе тонкими детскими ручками длинные, доходящие до земли, струящиеся теплом занавеси. Наполнилось цветом окошко с виолами, посаженными на рассаду в начале марта. Озорные, глазастые анютки закустились, набрали большое количество соцветий и будут блистать в светском садовом обществе до глубокой осени. И тогда жалко будет отдавать цветущие кустики в ледяные руки неизбежной зимы. Сад – моя религия, здесь душа отходит от житейских неурядиц. Он создаёт ощущение полёта, сердечной радости. Это Мир, из которого не хочется уходить. Если научиться удерживать в себе состояние приподнятости, возвращаясь к повседневному ралли, то можно прослыть человеком счастливым.
Мой очаровательный солист улетел, в саду стало заметно тише. Варакушка хорошо имитирует голоса других птиц, в том числе их тревожные крики, это своеобразная самозащита от врагов и конкурентов - и те, и другие разлетаются. Активный и громкоговорящий варакушка заполнял собой почти весь сад, даже настырные воробьи вели себя сдержанно. С его исчезновением образовалась некая пустота. Впрочем, продолжалось это недолго. Активней стали воробьи гораздо чаще залетавшие на веранду в поисках оставленных на столе крошек, и вскоре я заметил новых поселенцев такого же мелкого воробьиного размера. Первым на глаза попался самец благодаря ярким красным пятнам на груди; до сих пор пернатые подобной масти в саду замечены не были. Вскоре проявилась и самочка, птички постоянно были вместе. Пел красногрудый негромко, благозвучным, высоким голосом, богатым обертонами, словно звенел серебряный колокольчик. На мой подсвист, который я постарался воспроизвести в достаточно высоком диапазоне, реагировал вполне доброжелательно и даже расположился послушать его на том же самом месте, где обыкновенно сиживал варакушка. Я схватился за фотоаппарат – надо же идентифицировать нового гостя! Пример варакушки показал, что достаточно большое количество снимков, сделанных с разных ракурсов, позволяют распознать вид птички и неопытному человеку, даже несмотря на то, что их окрас непостоянен от особи к особи.
Но роль первой фотомодели дня досталась самочке. При виде фотографа она села на веточку жёлтой плакучей ивы и добросовестно отработала достаточно продолжительную фотосессию. Негромко насвистывая, я подошёл вплотную к дереву, занял позицию, при которой ивовые ветки не мешали съёмке, и процесс пошёл! Птичка сидела прямо, высоко подняв светло-серую грудь, украшенную бурыми продолговатыми крапинками, уложенными в красивый графический узор, напоминающий два устремлённых вниз луча новогодней снежинки. Она снялась в профиль – и слева, и справа, демонстрируя свою стать и крепенький тупой клюв синего цвета, и анфас – загадочно глядя в небесную, младенческой красоты лазурь, и пристально заглядывая прямо в объектив:
- Чего ещё изволите?
Снимки на фоне ослепительно синего, без единого облачка неба в рамочке изящных ланцетных ивовых листьев получились безупречными, словно это были постановочные кадры в городском фотосалоне.
Затем настала очередь самчика, он тоже позировал с видимым удовольствием – на тросе для электрического провода, протянутом по саду, на веточках вишни, на высоких проводах, натянутых вдоль садовой улицы. Фотографировался в разных позах, с разных сторон, так, что потом, увеличив изображение, я любовался стройно сложенной птичкой с буроватой спинкой, в самом низу которой просматривалось белое пятно, скрадываемое крыльями. А малиновое пятно на серой головке он показал, специально изогнувшись и оборотив голову назад, да ещё и наклонив её в мою сторону, чтобы лучше было рассматривать, ведь снимал я с земли, а птица всё время находилась надо мной. Периодически к нему подлетала самочка, удались и несколько парных фотоэпизодов. Воистину это была вершина моей карьеры птичьего папарацци!
На следующий день я продолжил фотоохоту. Первым на высокий уличный провод прилетел самец и неожиданно засвистел в полный голос, с азартом, включая временами в мелодию такие замысловатые коленца, которые соловью впору. Я заслушался. Шестилепестковые воронки лилейников присоединились ко мне, развернувшись в сторону певца. Казалось, только одна его песня и неслась над садом, и серебристое эхо медленно гасло среди разноцветных раскрытых раструбов. Через некоторое время на эти пылкие излияния прилетела самочка, присела сначала рядом, но не задержалась надолго, засуетилась возбуждённо вокруг самозабвенно голосящего «мужчинки», перескакивая с провода на провод. Наконец, певец соблазнился и парочка стремительно слетела в кустарник.
В эти два дня фотоаппарат постоянно висел на моей груди, я почти не работал в саду, подглядывая за лямурными приключениями пернатых. В саду есть участок, где живут слива и вишня; выросли уже большие, кроны почти сомкнулись. Под деревками расстелился сплошной ковёр травянистых растений. Тут и там видны ажурные кочки аквилегий, засохшие семенные коробочки которых застыли недвижно на высоких стройных былинках. Если их задеть, слышно, как пересыпаются внутри сухие семена, будто шепчутся молодые девчонки, собравшись в кружок на сельской улице в далёком девятнадцатом веке. Между аквилегиями – полянки, на одной спряталась от палящего солнца и как-то очень серьёзно переливается тёмными оттенками зелёного и вишнёвого живучка сорта «Атропурпуреа». На соседней – напротив, веселят необычным сочетанием розовато-лилового и светло-зелёного листочки живучки сорта «Бургунди глоу». Здесь же, непонятно какими судьбами на этот затенённый участок занесённый, алым пятном красуется одинокий, необычно рано распустившийся лилейник, а ближе к вишнёво-сливовой опушке, в полутени расстелился, рассыпался золотыми червонцами желтолистный вербейник монетчатый. В этом укромном уголке я и затаился, поджидая разыгравшуюся парочку, птички часто ныряли в густо сплетённые кусты лакомиться сладкой вишнёвой мякотью.
Долго ждать не пришлось. Первым появился кавалер, практически тут же к нему подсела барышня и без паузы бросилась страстно целоваться со своим красногрудым возлюбленным. Такого я никак не ожидал, зазевался, а пока прицеливался, непоседливая самочка соскочила на соседнее деревцо. Душещипательная сценка осталась вне кадра. Самец засиделся, продолжая пребывать в состоянии любовного экстаза, а к его невесте тут же подлетел другой ухажёр, переступил по веточке поближе, явно намереваясь получить свою порцию поцелуев. Но сердце, бывшее предметом такой яркой конкуренции, было уже отдано одному, новому претенденту было отказано. Налицо был пернатый любовный треугольник, благодаря этой традиционной в мире живого интриге я и насладился неожиданным, потрясшим меня утренним концертом. К сожалению, продолжения истории наблюдать не пришлось, на следующий день мне предстояла ещё одна поездка с внуком – к морю. Первые дни августа – далеко не подходящее время выводить потомство даже для довольно длительного оренбургского лета. Но, что делать, если страсть уже пренебрегла всеми возможными аргументами какого-то там разума?