Весна плавно, даже величественно перешла в лето, будто сметая условные, придуманные людьми границы для времён года. Цветковая волна продолжила гулять по саду. Зацвёл садовый жасмин. Первым нарядился желтолистный сорт. Белые цветы разбросались пучками по жёлтому и светло-зелёному лиственному полю, не очень внятно выделяясь на нём, приглашая подойти поближе, чтобы полюбоваться необычным сочетанием цветовых тонов. А приблизившись, вы невольно закрыли глаза, погрузились в тончайший, волшебный аромат, такой должен принадлежать богине или бесконечно любимой женщине. Вокруг сухого ручья, русло которого я устроил из плоского галечника, положив его на рёбра, а берега выложил голубым бутовым камнем, привезённым из медного карьера, буйно разрослась зелень. Свободно развесились узкие, расслабленные ремни лилейников, на другом берегу развалились широкие, собранные в воланы листья хосты с нарисованными по зелёному грунту танцующими язычками жёлтого пламени. Продолжили галерею фактурных противоположностей серо-голубые тонколистные кочки овсяницы и торчащие из-за камней любопытные серебристо-пушистые ушки растений с томительно-возвышенным названием – стахис византийский. Он растёт в разных уголках сада, и лучшая партия для стахиса – растения с бледно-розовыми цветами, особенно - почвопокровные розы. А самое необыкновенное, метафоричное сочетание цветов, принадлежащих рокарию, – это двухцветный ирис, листья которого – голубые сабельные клинки с белой заточкой по одной кромке, и тонкая, женственная виола, окрашенная в цвет, носящий поэтичное имя – персидский синий. Спокойная восточная прохлада виолы уравновешивает воинственность ириса, вселяя в умы уверенность и умиление. Получив совершенное сказочное обрамление, ручей оживился, веселее засветились белые барашки на гребнях каменных волн, огибающих развалившиеся в русле ленивые тысячелетние валуны.
Серенькая строчка ясколки, бегущая по границе сада, украсилась множеством белых звёздочек с ярким лимонным глазком в центре, смотрит на солнце радостно и простодушно, это притом, что я иногда и полить-то её забываю. Прямо над ясколкой из сливовой листвы раздаётся однотонное, протяжное «фии-и-и-и», старательно, но несколько тоскливо выводимое через равные интервалы времени. Я негромко подсвистел, имитировать это простое сочетание звуков было несложно, и осторожно приблизился к сидящему на веточке пернатому Пьеро. Птичка не улетала, пение дуэтом ей нравилось, и я хорошо её рассмотрел. Буроватая, стройная, даже изящная, она по окраске и размерам походила на самочку домового воробья, но в хвостовом оперении проглядывали рыжие пёрышки Это оказался слёток – молодой самчик варакушки, ещё не обретший характерного полового раскраса, разучивающий первые в своей певческой карьере, самые несложные соловьиные нотки.
Пришла пора моего традиционного отъезда в Петербург, посещение северных регионов вошло у меня в привычку, как защита от удушливого зноя оренбургского лета. Я неспешно бродил по саду, прощаясь с ним на две недели. Как хороши ирисы бородатые, кажется, нет такого цвета в цветовом круге, который не принесли бы они в сад! Как торжественны и строги стандарты – доли, смотрящие вверх, и как беспечно нежны отогнутые вниз фолсы! Сортов много, цветут они по очереди, один сорт сменяет другой, создавая ощущение продолжительности процесса, хотя, на самом деле, ирис цветёт недолго. Им на смену придут лилейники, и тоже будет казаться, что цветут они всё лето, и также благодаря большому разнообразию сортов. И так - с ранней весны до поздней осени растения открываются навстречу человеку. Это и есть самое простое и самое желанное чудо, которое дарит мне сад.