Истории старого сада. 1. Весна

Юрий Плотт
   Сад очаровывал цветом. Долгожданное солнце ласкало полянку, полную гордых бело-кремовых улыбок ветреницы, к которым тянутся и не могут дотянуться восхищённые ладони синих курчавых мускари, обречённых на вечную неразделённую любовь к заносчивым длинноногим соседкам. И ветер множил их сладкую горечь едким дыханием тлеющих прошлогодних листьев. Форзиция справилась с долгим бесснежьем сурового января. На фоне разнаряженного в белое сливово-черешневого населения сада горела она тремя золотистыми кострами, особенно приметными ещё и потому, что листва не поспевала за кудрявым цветочным нарядом. Цветёт южная неженка, только перезимовав под снегом, поэтому каждую осень приходится вырезать старые, негнущиеся ветки, а молодые низко пригибать к земле, пряча под пушистое одеяло.

   Насытившись панорамой, взгляд опускался долу к толстеньким облиственным арочкам садового ландыша, украшенным гирляндами крупных белых фонариков, таких непохожих на крошечные чепцы их лесных родственников. Добавляли цвета жёлтые и оранжевые пятнышки спирей японских. Нет, не цветами, их срок – летом, в мае они интересны необыкновенной, скорее осенней расцветкой полыхающей молодой листвы. И напоминание об осени казалось неуместным. Молодость не хочет верить в приход непонятной старости.

   Весна – не только вернисаж цветов, но и ассамблея запахов. Оренбургская весна, особенно в последние годы, словно стремится скорее оборотиться в лето, ожечь всё сущее ненормально ранним прорывом немилосердной жары. Весна этого года – исключение. В относительно влажном, прохладном воздухе запахи дурманили особенно, казались устойчивей, нежели обычно, насыщенней. Громче и оживлённей взбивали крыльями живительный воздух пробудившиеся насекомые, увлечённо сновавшие от цветка к цветку по разносимым ветром ароматным струям любви. Едва выбросив соцветия, уже манили к себе традиционные обольстители: сирень, вишня, неповторимая любимица Белки  (Б.Ахмадулиной, да простится мне эта фамильярность, так она сама любила себя называть)  - черёмуха. В начале календарного лета она скромно парит в углу сада белым облачком на фоне ослепляющего небосвода, и кажется, не аромат исходит от дерева, а сама нежность течёт в сердце, наполняет его. Но самые тёплые, самые ласковые объятия у сливы. Мы застываем друг перед другом, я – жених, она – невеста, мы рядом, но не соприкасаемся, я ощущаю только фантастическое, лёгкое тепло от подушечек воображаемых пальцев на своей щеке.
 
   Порой соперничество цветов в обольщении обоняния приводит к неожиданным остросюжетным событиям. В этом году я впервые в жизни оказался в невидимом душистом облаке незаметно повзрослевшей, разросшейся желтокорой ивы. Осторожно раздвинув полог шатра, который образовали длинные пониклые ветви, заглянул внутрь, а я не один: сладковатый, медвяный дух привлёк много чёрных, напоминающих мух насекомых. Они наслаждались. Хмельные от вкуса нектара и запаха, медленно и лениво облетали изящные желтоватые серёжки, висящие на тонких веточках плакучего дерева. Между соцветиями  уже распустились молодые ярко-зелёные листья и приветливо колыхались под лёгким ветерком, отбрасывая в наклонных лучах утреннего солнца серебристые блики со своей нижней поверхности. И здесь же, почти на расстоянии вытянутой руки сидела крошечная, чуть мельче воробья синегрудая птичка – самчик варакушки, готовился к броску за добычей. Мгновение – и он уже на соседней веточке, а в клюве завтрак – на лету схваченное поперёк туловища, большое, кажется, что шире птичьей головы,  насекомое, которое птах очень ловко, одним только клювом, в несколько приемов перехватывал и глотал. Затем снова готовился к прыжку. На меня – ноль внимания, мы старые приятели, в прошлом году варакушки уже гнездились в плотной, укрывистой кроне шаровидной туи. Тую я покупал во времена, когда традиционные наши растения ещё неохотно впускали в свой круг иностранцев, неясно было, как приживутся, как будут расти в суровых условиях Южного Урала иноземные культивары. Была она чуть ниже колена, на этикетке значилось - сорт «Вудварди»,  и продавец не мог толком сказать, каким станет растение, повзрослев и окрепнув. Спустя десять лет она уже в рост человека, густой изумрудный шар правильной формы, идеальное место для гнезда. Туя довольна голосистым пернатым квартирантом: плоские веточки наложились одна на другую, плотно замкнули от солнца и внешнего взгляда своей резной хвоей всё внутреннее пространство птичьего схрона. В начале мая варакушке не до меня, хватает весенних забот: и подкормиться с дороги надо, и невесту высвистеть, она появляется немного позже самчика, но недельки через две-три после первой встречи мы активно пересвистываемся.

    Птиц на участке всегда много: гнездятся в винограде, в вишарнике, в туях. Птичий контингент постоянно меняется. До заселения варакушек на участке жили трясогузки и отношения наши были такие же дружелюбные, правда пересвистываться с ними не получалось, видимо, «человечий» акцент моих трелей превышает разумные для трясогузки пределы. Разыскивая мелких насекомых, они разгуливали буквально в полутора метрах и удивлённо на меня поглядывали, когда я начинал с ними заигрывать. Очень вежливая птичка: прилетев весной, первым делом садилась на забор неподалёку, здоровалась, минутку мы с ней общались, я рассказывал ей, что скучал без неё зимой, она ведала мне нечто похожее, и мы вновь обращались к делам насущным.