Предисловие
Упоминания об увлечении музыкой – больше вокалом – неоднократно встречается в опубликованных мною на Прозе.Ру вещах. Например: «Джазмен-собаковод», «Велосипеды и итальянское бельканто». «Поездка за самогоном», «Рыжая лиса». А в книге «Откровения неравнодушного человека», опубликованной в 2008г. в Харькове издательством «Факт», эта тема сквозит на протяжении всего повествования.
Пусть тебя, дорогой читатель, название этой повести не вводит в заблуждение. Не думай ( и не пугайся!) что в этом сочинении речь пойдёт о гаммах, скрипичных и басовых ключах , диезах-бемолях, аллегро- модерато и прочих музыкальных премудростях. Или об исследовании великих и не великих музыкальных творений и их авторах.
Часть моей жизни была посвящена следственно-оперативной работе. Этот опыт нашел отражение во многих историях, связанных с криминалом. Но он (криминал) всегда служил только фоном ( а не основной темой) моих писаний. Всегда пишу о жизни вообще, во всех её проявлениях. В том числе, в них нередко встречается и упоминание о моём увлечении музыкой. А здесь – наоборот: главное то, что связано с музыкой, И она – фон, на котором происходит всякое , в том числе, и криминальные истории.
Так что, не соскучитесь!
Итак, ПЕРВЫЕ МУЗЫКАЛЬНЫЕ ШАГИ
Музыка всегда была не просто увлечением, а частью моей жизни, всего моего существования. Всегда я был не только благоговейным слушателем её, но и, благодаря дару, которым наделила меня природа, мог сам дарить её любителям прекрасного.
В детстве никогда не читал стишков, стоя на табурете в детском саду или дома. Стоя на табурете, как это было принято во многих домах, где были дети, я пел. Пел для гостей, которые собирались у нас дома, пел на утренниках в детском саду. «Выступал». Просто пел. Петь было легко – быстро схватывал мелодию и воспроизводил её точно. Детских песен ( как и детских стихов) никогда не знал, меня им не учили. Мой репертуар - это: «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская страна. Кипучая, могучая, никем непобедимая, страна моя, Москва моя, ты самая любимая»; марш Энтузиастов: «Нам нет преград ни в море, ни на суше, нам не страшны ни льды, ни облака…»; «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали? Не прячь гармонь, играй на все лады…»; «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят…три танкиста, при весёлых друга, экипаж машины боевой», «Если завтра война, если завтра в поход…», ну, и т.д. Слушатели, в основном, взрослые, хлопали, восторгались, хвалили, и мне это очень нравилось. Заставлять «выступить» меня не нужно было.
Перед самой войной родители купили совершенно новое пианино, производства Одесского завода, который только-только освоил этот, новый для него, вид продукции. Я к нему не успел и прикоснуться. Началась война, а с нею эвакуация. Позже стало ясно, что это не музыкальный инструмент, а «дрова». Но тогда считалось, что в доме богатство! После возвращения в Харьков из эвакуации выяснилось, что нашу квартиру заняли другие люди, а наши вещи, абсолютно все, разграбили соотечественники! Маму больше всего огорчало исчезновение пианино. Уж не знаю как, но она «вычислила» жильцов-захватчиков, и они признались, что пианино продали в деревню своим родственникам. Состоялась поездка в деревню, и пианино было изъято у «ценителей музыки». Отдали безропотно – время было суровое… Вот тогда я уже буквально набросился на инструмент, стал подбирать правой рукой мелодии, бывшие на слуху. Что-то получалось. Но ведь играть нужно было двумя руками. Стал соображать, как же сопровождать подобранную мелодию аккомпанементом. Ничего не получалось. Потом сообразил и левой рукой стал брать примерно те же ноты, что и правой, но сразу несколько нот. Это трудно объяснить, но факт тот, что постепенно стало что-то получаться. Не отходил от пианино часами, совершенствуя своё «мастерство».
Так оно и пошло, поехало. Первые «достижения» были: «Синий платочек»; «Огонёк»( «На позицию девушка провожала бойца…») «Тёмная ночь», «Марш танкистов» («Броня крепка и танки наши быстры, и наши люди мужеством полны…») ; «В лесу прифронтовом», ну, и т.д. Меня охватывал священный трепет от этих успехов. Пел «под музыку», под собственный аккомпанемент! В восторге были и родители, и частые гости в нашем доме. Восхищались и, не сомневаясь в ответе, спрашивали: «Учишься?». А, получив отрицательный ответ, страшно удивлялись и всегда говорили родителям: «Ребёнку нужно учиться!»
Наверно именно поэтому (но не потому, что у меня были музыкальные способности!) родители сподобились и наняли мне учительницу музыки Фаину Абрамовну. Занимался с нею серьёзно, увлеченно. Но вскоре, месяца через четыре Фаина Абрамовна сообщила, что программу двух классов музыкальной школы я освоил, и она себя исчерпала, а мне нужно с начала учебного года поступать в 3-й класс музыкальной школы. С тем и распрощалась. Поблизости от нас музыкальной школы не было, да мои родители и не понимали, зачем Вовочке эта школа, он и так прекрасно играет! Их музыкальные запросы я вполне удовлетворял: не только сам пел «под музыку», но ещё и гостей развлекал, аккомпанировал их пению, даже танцы какие-то играл. Такие мероприятия с обязательным обильным застольем у нас дома случались довольно часто. Это была основная форма общения по разным поводам – разные семейные и государственные праздники, просто встречи в выходные дни. Так что продемонстрировать своё умение – сыграть на пианино, порадовать и родителей, и их друзей ребёнок мог всегда. А что ещё - то нужно? Ну, а мне, если честно, специальная музыкальная учёба тоже была ни к чему. На музыкального вундеркинда я не тянул
.
Конечно, если бы была мудрость и воля родителей, я бы не упирался: играть на пианино мне нравилось. Но они просто не понимали, что природные способности ребёнка нужно развивать. Вот так и остался я, как писали в советских военных билетах солдату после демобилизации: « рядовой необученный»!
С «не нашей» музыкой знакомился ( уже в школьные годы) на трофейных фильмах – немецких, английских, американских. Вскоре после войны они на какое-то, очень непродолжительное время появились у нас экранах. Это – «Где моя дочь?», «Ты моё счастье», «Богема», немного позже –«Молодой Карузо», и другие. Роли главных героев в этих фильмах играли, а, главное, сами пели в них всемирно известные ( не нам, конечно!) певцы с необычайно красивыми голосами: Беньямино Джильи, Тито Гоби, Ян Кипура, Марио дель-Монако, Марио Ланца и другие.
Несколько позже, в годы учёбы в институте значительное влияние на формирование моих музыкальных пристрастий оказал человек, значительно старший меня по возрасту - Зиновий Исаакович Цирик.
Вскоре после начала занятий на 1-м курсе, оглянувшись назад на общей лекции в зале, я обратил внимание на сидящего сзади меня немолодого, солидного, полноватого, одетого в хороший костюм мужчину с медалью чемпиона СССР на груди и значком мастера спорта СССР. До этого я вообще живых чемпионов в глаза не видел, да и не знаю, были ли они в 1950 году в Харькове. На столе у этого студента лежала большая стопка красиво изданных книг в твёрдых переплётах, да ещё и на немецком языке. Лекцию он не слушал, а что-то увлечённо читал и выписывал из этих книг Я был заинтригован. Заговорить с ним труда для меня не составило. Выяснилось, что он чемпион СССР по русским шашкам и гроссмейстер.
Мы познакомились поближе, и я узнал, что он большой любитель и ценитель музыки, особенно, оперной. При всей разнице и в возрасте и в нашем статусе – против него я был просто мальчишкой – у нас оказались общие интересы. Рассказывая кое-что о себе, я в частности, обронил, что обожаю итальянскую музыку, и сам немного пою. Зиновий, по натуре очень осторожный и недоверчивый, но вместе с тем, весьма деликатный человек, как бы ненароком, спросил, а не могу ли я напеть его любимую арию Каварадосси из оперы Пуччини «Тоска»? На «пиано», вполголоса я напел эту арию, и душа Зиновия навсегда открылась мне навстречу.
Он был офицером – топографом, воевал, войну закончил в Германии. Из-за границы привёз два «трофея»: сотни книг по стоклеточным шашкам, в том числе, с задачами по этой игре, и сотни патефонных пластинок с записями, в основном, великих итальянских оперных певцов: Энрико Карузо, Батистини, Тито Руфо, Тито Гоби, Беньямино Джильи и многих других. Позже в его коллекции появились пластинки с записями Яна Кипура, Марио Ланца, Марио – дель - Монако. Перечисляю здесь то, что слушал у него дома на протяжении нашего многолетнего знакомства. Были у него и мои любимые русские певцы: Собинов, Козловский, Лемешев, братья Хромченко (были такие тенора, пели в Большом театре). О его коллекции пластинок, наверное, самой большой в Харькове, знали только очень близкие ему люди и, конечно же, коллекционеры. Музыка была страстью Зиновия, едва ли не большей, чем игра в шашки, он слушал её в одиночестве, наслаждался ею, отдыхал от очень тяжелой жизни, каковой она фактически была у него - жизнь профессионального спортсмена. Он был большим моим поклонником, как певца. У него дома, персонально для него я устраивал «концерты». Это был понимающий и благодарный слушатель, что мне очень льстило.
Смолоду я сильно увлекался театром. Особенно нравились спектакли, в которых звучала музыка. В конкретной пьесе она всегда приобретала особое смысловое значение. В Харькове в послевоенные годы работали два великолепных драматических театра – украинский им. Т.Г. Шевченко и русский им. А.С.Пушкина. Эти настоящие храмы искусства оказали огромное влияние на моё культурное и эстетическое развитие. Вспоминаю о них и в связи с тем, что именно там я слушал вживую и научился ценить прекрасную музыку - и украинскую, и русскую, в том числе, и народную, и особенно, романсы.
Чаще других я посещал театр оперетты, или, как тогда его официально называли – театр музыкальной комедии (а харьковчане – музкомедией). Ведь «оперетта» - это было что-то буржуазное, не советское! Ставили там и классические зарубежные, и советские оперетты: «Сильва», «Марица», «Принцесса цирка», «Баядерка», «Роз-Мари», «Цыганский барон», «Холопка», «Свадьба в Малиновке», «Вольный ветер»,”З-за гори ком”яної” и др. Так подробно перечисляю их, потому что почти каждую я смотрел по 6-7 раз, знал напамять слова всех, без исключения (оперетта тогда шла на украинском языке). И мелодии напамять тоже знал все, от начала увертюры до последней ноты, и танцевальные номера, и все партии. Ах, эта дивная музыка, искромётные венгерские, цыганские, украинские мелодии, арии, танцы! Страстная, красивая любовь, борьба героев за неё, а главное, всегда – счастливый конец и прекрасные комические сцены. Словом – сплошной праздник! Некоторые мелодии подбирал и , напевая, сам себе аккомпанировал. Пел и за Сильву, и за Эдвина, и за Марицу и за других героев.
Но мои музыкальные пристрастия не были ограничены только лёгкой музыкой. Вместе с моей будущей женой Лилей, которая ещё больше чем я увлекалась серьёзной музыкой, мы часто посещали симфонические концерты в филармонии. Дирижировали оркестром харьковские дирижеры Злобинский и совершенно потрясающий Гусман. К сожалению, Харьков не уберёг этого замечательного дирижера, он уехал в Горький, где тоже был знаменит и любим ценителями и, как и в Харькове, организовал концерты на открытой летней эстраде в парке над Волгой. С симфоническим оркестром часто выступали гастролёры – выдающиеся дирижеры, известные музыканты и певцы. Начиная с весны и до осени эти концерты давались на открытой летней эстрадной площадке в городском саду и были вполне доступны нам, студентам – цена на билеты была мизерная. Молодёжь, студенчество посещали эти концерты с большой охотой.
К сожалению, в то время опера в Харькове была довольно слаба. И балет, и костюмы, и оформление – всё было убогим. Особенно откровенно никудышними были тенора. По-настоящему, оперный театр заполнялся публикой, когда приезжали гастролёры из Москвы, Ленинграда, Киева. Мы слушали там многих выдающихся певцов.
Ещё школьником я мечтал послушать оперу„Риголетто” .Честно купил билет, и не дешевый. Дело было зимой, морозы стояли трескучие. Разгуливая в фойе, рассматривал развешенные по стенам фотографии актёров и удивлялся, что нахожусь там почти в полном одиночестве. К началу спектакля в театр строем прибыло подразделение солдат (я потом посчитал – 34 человека). Войдя в зал, пожалел, что купил дорогой билет – сидеть можно было, где угодно - и о том, что разделся - холодина стояла ужасная. Каково же было бедной Джильде ( её партию пела прекрасная певица Софья Мостовая) в её декольте! Из любопытства подсчитал: в огромном зале вместе с солдатами и со мной было 49 человек! Естественно, такой «аншлаг» не вдохновлял артистов, хотя исполнитель роли Риголетто – баритон Магергут и пел и играл потрясающе. Но было заметно, что и солисты, и массовка (хор) не только поют и играют, но и развлекаются. Когда горе – тенор (фамилии не помню) исполнял знаменитую арию герцога, все актёры и хор просто замерли в ожидании: как же он справится с верхней высокой нотой в фразе: «…но измен-Я-ю им первый я!» И конечно же,он себе не изменил и дал «петуха»!
Тяжелые времена у Харьковской оперы были на протяжении многих лет. Теперь, к счастью, всё существенно изменилось. Часто бывая в Украине, сейчас обязательно посещаю Харьковский оперный театр. В новом, огромном, богатом здании почти всегда аншлаги. В 2007 году слушали там премьеру «Князя Игоря» Бородина – прекрасный спектакль! И солисты вполне приличные, особенно бас - Билаонов, народный артист Южной Осетии, который пел партию «Кончака». А хор, вообще, выше всяких похвал. Впечатлило и богатое художественное оформление – и декорации, и костюмы. От души порадовался за успех Харьковской оперы.
Вернусь, однако, в свою юность. Основная форма общения молодёжи в то время (в школах обучение мальчиков и девочек тогда было раздельное) - совместные вечеринки по разным поводам. Собирались, как правило, у кого-то дома. Вместе отмечали праздники, дни рождения, собирались и просто так, без какого-то особого повода – потанцевать, послушать музыку, или почитать что-то из прозы, поэзии. А уж если в доме было пианино… Во многих еврейских домах оно было: детей было принято учить музыке, играть «хотя бы для себя». Как правило, «дитё» немного поучившись, тем и ограничивалось и не играло. Поэтому я, хоть и самоучка, в таких компаниях всегда был в центре внимания и успеха. Меня усаживали к инструменту и, как деревенский гармонист, ”первый парень на деревне”, весь вечер я развлекал друзей – играл танго, вальсы и фокстроты, импровизировал и пел под собственный аккомпанемент. Девочкам это, конечно же, нравилось, и эту «волшебную силу искусства» я очень даже умело использовал в своих интересах.
…
В 14 лет голос у меня вдруг пропал. Когда пытался запеть, издавал какие-то немыслимые звуки. Ужасно страдал, не мог понять, что со мной произошло. Никто мне ничего не объяснял, спросить было не у кого, да я и стеснялся. Петь перестал, но любовь к пению, к музыке не только не пропала, но ещё больше возросла. Особенно мне нравились некоторые популярные оперные арии, а моими любимыми певцами были тенора – Лемешев, Козловский, и особенно, Михаил Александрович. Его голос больше всех других напоминал мне голоса моих кумиров – итальянских теноров.
Года через полтора голос возвратился, он стал красивым, высоким. И я запел. Мне казалось, что мой голос похож именно на голос Александровича. Я стал подражать его пению и в этом подражании достиг такого успеха, что многие говорили, что я пою «как Александрович». Для меня это было высшей похвалой! Но тенор должен петь в высокой тональности, а брать легко высокие ноты у меня не получалось – переходил на крик, да и дыхания нехватало. Вообще много чего нехватало, прежде всего, умения петь!
Чтобы чего-то добиться, нужно было идти учиться, поступать в консерваторию. Такая перспектива в головах моих родителей не укладывалась: раз мальчик поёт, значит, он поёт! Разве этому можно научиться?! А для меня - настолько серьёзно отнестись к своему природному дару, буквально сосредоточиться на нём – было совершенно ни к чему. Была школа, мечта стать юристом, спорт, любимый преферанс, девушки, театры, друзья .. Словом, разброс интересов и отсутствие целеустремлённости.
Продолжение следует.