Последний концерт

ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ (отрывок из романа «Грешники»)


Солнечный квадратик отпечатался на стене у спинки стула. Значит десять часов. Лежавший на письменном столе мобильник выдал длинный и тревожный сигнал, потом ещё один. Шажков вскочил с дивана, схватил телефон и назад. Звонила Софья (Совушка) Олейник.

- Ты ещё спишь?
- Уже нет. Репетирую.
- Правда? Прямо в постели? -  в голосе Софьи зазвучали бархатистые нотки.
- Как ты догадалась? Мы вдвоём с «Фендером».
- Поосторожней с ним, - Совушка замолчала, и некоторое время из трубки слышалось только её дыхание. 

- Сова! – позвал Валентин.
- Да, Валюша... Я чего звоню. Даже не знаю, чего я звоню. Как у тебя настроение? Готов к выступлению?
- Конечно. А ты что, волнуешься?
- Немножко почему-то.
- Всё будет отлично.
- Да? Ты меня почти успокоил.
- Встретимся в шесть в клубе. Посидим с ребятами, пока публики нет. Только приходи одна, без Птахи, ладно? Пусть её Павел приведёт.
- Хорошо. Ну, готовься. Целую, до встречи.
- Бай.

Шажков окончательно проснулся. Он принял душ, заварил кофе, потом, как был, в трусах, включил комбик и взял в руки электрогитару. Проиграл Пташкины гитарные рифы с разными примочками.
- Ничего, ничего. А ну-ка так, - Валентин включил синтезатор и повторил их на клавишах в тембре «Хаммонда». Ему понравилось.
- Ай да Пташка, - пропел он, - ну, мы с ней сегодня сбацаем!

Шажков почувствовал себя семнадцатилетним пацаном, который, проснувшись поутру, верит в то, что его ждёт хороший день. Есть шанс побыть кумиром, половить восхищённые взгляды девчонок и услышать одобрительные слова «знатоков», выпить с друзьями и, наконец, просто поиграть хороший рок-н-ролл в хорошей компании.

Адреналин смешается с тестостероном, и получится гремучая смесь, позволяющая воздействовать на публику, заставляя её внимать и подчиняться. Публика подключится к тебе и начнёт высасывать энергию, как из батарейки, при этом генерируя свой мощный энергетический поток, который воздаст всё потерянное сторицей. Этот великий обмен энергиями в музыкальном искусстве сродни тому, что происходит во время любовного акта и имеет ту же природу. Хороший концерт, не важно какая музыка – классическая, рок или джаз -– это любовный акт между зрителями и артистом со своей прелюдией, любовной провокацией и оргазмом, а то и не одним. Артист, который это пережил, остается пленником зрительного зала на всю жизнь. Он будет искать встречи со своим зрителем всегда и везде – на сценических площадках, если Бог даст, а если нет – то в случайных компаниях, в поезде, в семье, наконец.

Так благодушно размышлял Шажков, шагая с зачехлённой гитарой в руке и с сумкой через плечо по Благовещенскому мосту в сторону Сенной площади. Там ждали друзья, ждала любящая его женщина, там была сцена, где скоро соберётся его публика.

Справа от моста, возвышаясь над особняками Английской набережной, стоял у причальной стенки большой круизный теплоход - белый, как кусок сахара. Стальные фермы моста подрагивали в такт движению автомобильного потока. Гул автомобилей не раздражал Шажкова (то ли ещё сегодня будет в клубе), да и бензиновые пары не били в нос: свежий ветер уносил их в сторону залива. Шажков чувствовал себя сейчас в гармонии с самим собой, с окружающими его людьми - знакомыми и незнакомыми, - и со своим городом. Впрочем, с последним он был в гармонии всегда.

У входа в арку обшарпанного доходного дома к Шажкову присоединились несколько молодых людей и девушка, судя по обычной студенческой внешности не принадлежавшие ни к каким неформальным группам. Они поздоровались с Валентином и пошли рядом с ним вглубь питерских дворов. Один из них - высокий длинноволосый парень в джинсовом костюме (как вышедший из 70-годов прошлого столетия) тактично предложил свою помощь, и Шажков отдал ему сумку, где лежали педали и шнуры для гитары, а также бутылка водки и закуска. Валентин видел этих ребят в первый раз, но он знал, что это его почитатели, и доверял им.

Впервые он столкнулся с такой своеобразной формой поддержки в студенческие годы, когда активно выступал с Фелинским и Никифоровым на разных площадках и друзьям приходилось самим организовывать доставку аппаратуры, в том числе таскать колонки и усилители. После нескольких выступлений в разных концах города Шажков заметил, что по приезде к месту очередного концерта их встречает группа парней и девчонок, которые, ни слова ни говоря, начинают помогать им носить аппаратуру, как правило, хватаясь за самое тяжёлое.

Шажков с друзьями грешным делом подозревали плохое и сначала отгоняли непрошенных помощников. Те не обижались, но и не уходили, и если им давали что-нибудь сделать в порядке оказания помощи, делали это споро и быстро. То же повторялось и после окончания концертов. Люди в этих группах поддержки могли быть разные, но поведение их было всегда одинаковым. Они ничего не просили и часто вообще не разговаривали. Единственное желание - быть рядом и, если удастся, - помочь чем-нибудь. Один раз, правда, они по собственной инициативе выступили в роли телохранителей, но это так, в порядке исключения. Валентин и его друзья постепенно прониклись доверием и уважением к этой категории  поклонников - самых вменяемых из всех их фэнов.

У двери клуба парень отдал Шажкову сумку. Сопровождавшая Валю компания, отойдя в сторонку, встала кружком и окуталась сизым сигаретным дымом. Во дворе тусовались ещё группки молодёжи из совсем ранних. Видно, Пташкины.
Тяжёлая дверь отворилась. Из заманчивой аквамариновой глубины коридора как из океана выплыла фигура Брика.
- Приветствую, маэстро, милости просим.
- Здравствуйте, босс.

Приятели спустились в подсвеченный синим цветом холл, прошли по узкому коридору на кухню и оттуда через незаметную дверь - в камерный VIP-зальчик, весь в дереве и коже. В центре зальчика стоял стол с разложенной закуской и бутылками со спиртным. Во главе стола сидела Софья Олейник в клетчатой ковбойской рубахе (какой Шажков на ней не видел), а по бокам - Фелинский с Никифоровым, оба в чёрных футболках с надписью “Primavera” и с любезными лицами, как два заказных соблазнителя, всем видом показывая, что их оторвали от светской беседы. Совушка поприветствовала Валентина рукой и указала на стул напротив. Фелинский продолжил прерванный анекдот.

У Шажкова и без того хорошее настроение стало зашкаливать, и он вместо приветствия радостно засмеялся.
- Прошу попробовать вот этот виски, - Брик благоговейно указал Шажкову на квадратную бутылку тёмного стекла, - 18 лет выдержки.
- У меня в сумке ещё водка есть и закуска.
- Оставь на опохмелку. Здесь вчера бандюки гуляли отставные. Старые, в наколках все, сентиментальные. Не пили почти ничего. Так что угощайся.

На той стороне стола раздался взрыв смеха. К Валентину потянулись наполненные бокалы, он поднял свой, увидел Совушкину ободряющую улыбку и выпил всё до дна.
Третий бокал ячменного напитка ввёл Валентина в состояние транса. Он увидел окружающее как бы сверху и сквозь флер, и звуки стали доходить до него отдалёнными и приглушёнными. Вот Совушка благосклонно слушает эмоционально жестикулирующего Никифорова. Брик тянется через стол за бутылкой шампанского. Фелинский, надев очки, просматривает программу выступления.

Софья в ковбойской рубашке очень нравилась Шажкову. Но в тот вечер она демонстрировала некоторую отстранённость. Валентин знал, что, стоит ему подать сигнал, отстранённость исчезнет и Совушка может оказаться близко, очень близко. Настолько близко, насколько они этого захотят. Валя, однако, сигнала не подавал, и она понимала: сейчас нельзя. Всё - после.

Из воздуха родился мягкий звук, похожий на фортепианный аккорд. Алексей Брик быстро осушил свою рюмку.
- К нам пришли, - сказал он, приняв озабоченный вид, - я вас на время покину, господа. Не забудьте, что ещё надо выступать. Полагаю, через час начнём, - и исчез за дверью.

Слова Брика вернули Шажкова на землю: звуки снова стали четкими, туман спал с глаз. Открылась дверь, и вошли Пташка с Павлом, а через некоторое время вернулся и Алексей Брик.
- Публика собирается, - бодро отрапортовал он, - я организовал сортировку на входе. Нашёл волонтёров.
- Парень в джинсовом костюме среди них есть, с длинными волосами? – спросил Валентин.
- Так он и предложил помощь.
- Ну, это мои. Они не подведут.
- Посмотрим, посмотрим.
- Галя, - позвала Пташку Софья, - иди к нам. Валюша, позаботься о девушке.
- Ей можно налить? - тихо спросил Валя Павла.
- Только шампанское, - также тихо ответил продюсер-телохранитель.

Через некоторое время пришёл Коля Бен Ладен, выпил водки и надел принесённый с собой зелёный хирургический халат.
- Это сценический образ, - объяснил он.
Последним появился Николай Петрович Разгуляев в вельветовом пиджаке с бабочкой. Отказался от выпивки, объяснив, что «уже принял» и критически оглядел компанию.
- Сейчас пока надо приостановиться, ребята, - сказал он добродушно, - лучше потом после каждого номера по рюмочке.
- Да, мужики, кончаем, - строго произнёс Брик, - я пойду посмотрю, как там публика, а ты, Саша (обращаясь к Никифорову), будь другом, сходи с моим технарём, посмотрите аппаратуру. Свет ещё не забудьте проверить.
- Вот, начинается, - подумал Шажков, чувствуя приятное тепло в животе и лёгкий озноб в спине, - наконец-то!

В зале царило беспорядочное движение. Ровные ряды стульев, столь любезные взору Лёши Брика, были нарушены. Группы молодёжи ставили стулья кружками, часть отодвинули к стенам, несколько стульев валялись на полу и потом были подняты дежурным с красной повязкой на руке. У барной стойки народ толпился за пивом, выдававшимся в больших картонных стаканах.

Валентин с друзьями сумели незамеченными пройти к сцене. Общий свет притушили, и ансамбль «Примавера» вышел на боевую позицию. Одинокий узкий луч на мгновение высветил синтезатор и худую фигуру Фелинского, потом вскользь ударную установку и наконец сфокусировался на Алексее Брике с микрофоном в руке. Шажков в полутьме передвинул ползунок на своём микрофоне и тронул ногой педаль.

- Дамы и господа, - Брик сделал паузу, - с нами легендарная группа «Примавера»!!
Всё вокруг на мгновенье окрасилось в красный, потом в синий цвет, по стенами и потолку завертелся вихрь снежинок. Отбивка, первый мощный аккорд всеми инструментами и - понеслось!
 Дамы и господа дружно засвистели, заулюлюкали и рванули к сцене.

Давно Шажков не пел с такой страстью. Оторопевший сначала зал к третьей песне стал раскачиваться, и Валентин почувствовал, что это серьёзно. Перед объявлением очередной композиции он сделал паузу, взял несколько аккордов и цокнул языком в микрофон. Всегда так проверял готовность публики. Звук раскатился по залу тысячами шариков. Народ охнул и метнул в ответ электрический разряд такой силы, что Шажков понял: «Всё. ЭТО началось».

Сорок минут пролетели, как один миг. Валентин был готов петь ещё и ещё, но отвечавший за сценарий Фелинский махнул рукой: перерыв.
Шажков, Фелинский, Никифоров и барабанщик Саша спустились со сцены и пошли вдоль барной стойки, отвечая на приветствия, пожимая руки, моргая от фотовспышек. Кто-то протянул Вале картонный стакан с пивом и Шажков осушил его не отрываясь.

Опомнился он в VIP-зальчике. Вбежал Брик и стал возбуждённо хлопать всех по плечам и спинам. Потом из-за двери проскользнула Пташка, не бледная, как обычно, а раскрасневшаяся и потому симпатичная. Она подошла к Шажкову и коротко поцеловала его в щёку. Наконец, пришла Совушка. Она сдержанно и немножко рассеянно улыбалась, но сама была как распустившаяся роза (Шажков вспомнил Ларису Яковлевну в филармонии: не права она, не как вишня расцветает Совушка, а именно как роза). Валентин поймал Совушкин благодарный взгляд и почувствовал себя обновлённым, как будто и не было сорокаминутного выступления.

Выпили по паре рюмок водки. Пташка - тоже. Павел ничего не сказал, хоть сам только пригубливал. Появился Коля Бен Ладен в хирургическом халате. Его глаза были обведены черными кругами, а бритое темя измазано красной краской. Жутковатое зрелище.
- Ну как я его? – радостно воскликнула Пташка.
- Это что-то означает? Концептуально? - не без ехидства поинтересовался Фелинский, будучи уже навеселе.
- Нет, это просто прикольно, - опрокидывая рюмку водки, ответил Коля.
- А  халат?
- Халат - другое дело. Халат символизирует принадлежность к сверхсиле.
- К нечистой силе?
- К сверхсиле. Впрочем, как угодно.

Шажков вдруг очень хорошо понял Колю. Именно так - сверхсила. Он сам ощущал сверхсилу, она требовала выхода, прямо сейчас. Валентин встал и посмотрел на Пташку: «Ну, что, Галя? Пошли, сбацаем!».
Пташку через толпу фанатов с трудом провели к сцене. Сбоку от синтезатора Шажков увидел Николая Петровича Разгуляева, сидевшего на раскладном стульчике с саксофоном на коленях. На полу у стены он организовал нечто вроде импровизированного бара. Там в рядок выстроились шампанское, коньяк и водка, а также пузырь с пепси-колой и пластиковые стаканчики.

Снова притушили свет, но Разгуляев дал знак Брику не торопиться объявлять. Он жестом показал Шажкову, что хочет поговорить с ним и с Колей Бен Ладеном. Разговор был о последовательности импровизаций, кто когда вступает, какие сигналы подаёт и так далее. Попутно Разгуляев наливал в пластмассовый стаканчик и по очереди давал всем выпить. Кроме Пташки, которая сосредоточенно сидела на корточках под микрофонными стойками, уткнув лицо в колени. Все знали от Павла, что она так настраивается на выступление.

Публика начала недовольно свистеть, и Брик, заволновавшись, быстро объявил выступление Пташки. Его заглушили крики, свист и аплодисменты. Пташка встала и насупилась, входя в образ плохой девчонки. Тонкая рука с микрофоном чуть дрожала.

Отбивка. Поехали! О-о-ох, как запела Птаха! Откуда у этой пигалицы блюзовый голос?
Шажков теперь как бы разделился надвое. Один Шажков, отдавшись музыке, вёл свои партии, импровизировал и дирижировал ансамблем. Другой - с интересом наблюдал за происходившем вокруг.
Качающийся в такт музыке зал: танцуют.

Возня перед сценой: несколько пьяных подростков борются с двумя дежурными в повязках. Видно, что пацаны пропускают удары по почкам. Кто дежурит, ФСБшники, что ли? Вряд ли, больно жирно.

Промелькнув сбоку от Шажкова, со сцены в зал прыгает Коля Бен Ладен и начинает метаться в развевающемся зелёном халате, исполняя безумную гитарную импровизацию.

Сзади крякнул саксофон. Вырвавшись, будто из плена, взвился свечкой переливчатый звук и заплясал вверх-вниз, меняя тембр и окраску, потом ушёл в хрип и замолк. Разгуляев матернулся, сплюнул Шажкову под ноги, и крикнул: «Коньяк чуть весь не вышел». Снова поднял инструмент и, выпучив глаза, стал дуть  в мундштук.

Дав всем поиграть, Валентин махнул рукой, завершая импровизацию.
Перед сценой столпотворение: молодёжь лезет к Пташке. Голос Брика в микрофон: «Всем отойти от сцены или концерт закончится». Возня, мат, сопение дежурных в повязках.
Кружится голова, трудно фокусироваться на лицах. Но - пара глотков коньяку, и играем дальше.

Классный риф! А ну-ка с фузом… Давай, Боря, поддержи клавишами… Вот так! Как всё-таки поёт Пташка! Не забыть поцеловать её после концерта…
Снова Бен Ладен перед сценой мечется, как зелёное привидение.
Подпеть Птахе в терцию, что ли? Не слышно ничего… Закрыл правое ухо - лучше.
Во, сакс вступил, а Коля ещё не закончил… Хотя - ничего. Но тиховаты клавишные. Боря! Не жалей рук! Всё, баста. Машу рукой. Кода.
Шум, свист, вспышки фотоаппаратов. Потом мягкое, обнимающее кресло в VIP-зальчике. Где Птаха?

Певучий голос Совушки за кадром: «Валюша, хочешь чаю?»
- А где Пташка?
- Интервью даёт за дверью.
- А мы? - Шажков вскочил.
- Я пошутила, Валя. Там просто один парень из интернета вопросы ей задаёт.
- Ну-ка, ну-ка.

Валентин приоткрыл дверь. Пташка стояла на пороге c белобрысым пацаном и, увидев Валю, бросилась к нему обниматься. Из тёмного коридора пыхнула фотовспышка.
- Знакомьтесь, это Валя, - нараспев сказала Пташка, поглаживая Шажкова по голове, - без него я никто...
Белобрысый заинтересовался и придвинулся к Валентину.
- Как вы относитесь к творчеству певицы Пташки?
- Сугубо положительно. По рюмочке не желаете?

Валентин отошёл к столу и стал разливать в бокалы остатки коньяку, но промахивался и лил на полировку. Софья с укоризной забрала бутылку.
- А каков постоянный состав Вашего ансамбля?
- Посмотрите на нашем сайте в интернете. Там написано, что нас четверо.
- Ага, а что вы можете сказать современной молодёжи?
- Молодёжи? Ну, что сказать… Мы сами себе молодёжь, - Валентин качнулся и, вцепившись в подошедшую Пташку, звонко поцеловал её.

- Понятно. Может быть, снимочек «Примаверы» с певицей Пташкой?
- Валяйте.
Подняли с дивана совершенно обессилевшего Фелинского. Никифорова не нашли, но, как обычно, вовремя появился Коля Бен Ладен.
- Он - «Примавера»? – глянув на растёкшуюся по лицу Коли боевую раскраску и халат, спросил белобрысый.
- Он - «Прима», а мы - «Вера».
- Хорошо. Давайте на диване.
- Вот бы здесь и уснуть, - мелькнуло в голове у Шажкова.

Дальше в его памяти случился небольшой провал. Помнилось, вышел он с Совушкой на улицу, и стало носить его по двору из стороны в сторону. Павел тоже почему-то оказался во дворе и спросил, типа: «Может подвезти его?» (это о Шажкове, как будто его там не было). Софья сказала, что, мол, не надо, здесь близко…

Потом они шли в весенних полусумерках вдоль канала. Шажков держался одной рукой за ограду, другой - за свою верную Совушку. Его тянуло обменяться впечатлениями, но мысли с трудом складывались в слова. Софья то смеялась над ним, то задумывалась о чём-то. Так дошли до её дома на Казначейской и вместе вошли в тёмный подъезд.

- Пел ты сегодня хорошо, - Софья сидела на диване, уютно поджав под себя ноги, и внимательно смотрела Шажкову прямо в глаза. - Если бы ещё не наклюкался, цены бы тебе не было. Хотя ты и такой бесценен.
- Я уже в форме. Сейчас танцевать будем.
- Валюш, подожди, подожди. Пей, пей чай.
- Не веришь? У меня сегодня сверхсила. Я всё могу.
- Садись. Я верю.
- Докажу тебе сегодня.
- Посмотрим, как будешь себя вести.
- У меня в сумке бутылочка заначена.
- Сумку и гитару ты у Брика оставил. Завтра заберём.
- Вот жалость-то, а?
- Валюш, ты мало выпил?
- Рюмашка коньячку на посошок бы не помешала. У тебя же есть, Сова.
- Есть. Дать?
- Конечно.
- Потом жалеть будешь. Точнее я жалеть буду.
- По последней.
- Мне половинку. За тебя, Валюша. За праздник, который ты мне сегодня подарил.
- На брудершафт?
- На брудершафт.

Активности Шажкова хватило на полночи. Они с Совушкой танцевали, выпивали, целовалась и миловались, но до главного не доходило. В конце концов оба устали. Валентин растянулся в кресле и закрыл глаза. Он слышал частый шорох в висках и ощущал боль в чреслах.

Совушка постелила на двоих, принесла полотенце. Валя с трудом встал, вышел в тёмный коридор и закрыл за собой дверь. Ему показалось, что он в коридоре не один. У двери в ванную виднелась массивная тёмная фигура.

- Эй, ты кто? - на всякий случай спросил Валя.
- А ты кто? - прохрипели в ответ, - назовись.
- Я Валентин, сосед.
- А я Фёдор. Ты с жиличкой напротив?
- Да.
- В ванную надо?
- Да.
- Понятно. Проходи.
- Спасибо.

Под тёплым душем у Валентина взыграла плоть. Вот так бы в комнате, ан нет. Ему мерещилась целующая и гладящая его Пташка, представлялись фантастические любовные сцены с Леной. Словом, Шажков кончил, как подросток, сочно и звонко. Присел на край старой пожелтевшей ванны и почувствовал, как стремительно трезвеет.

- При живой тёплой женщине, любящей тебя и любимой тобой?
- Так вот взять и одному в жёлтой ванне?
- А ведь этот хмырь в коридоре думал, что я мыться иду после любви. А на самом деле?
 
Шажков задавал себе гневные риторические вопросы, а ответы получал успокаивающие и совсем не покаянные. Душа его беспокоилась, но тело уже отдыхало.
- Никчёмный я всё-таки человек, - заключил он, вздохнул и пошёл прочь из ванной.
Совушка лежала под одеялом с закрытыми глазами. Валентин лёг рядом, обнял её и поцеловал. И тут же провалился в сон.

Проснулся от частых толчков. Приподнял дурную с похмелья голову и скорее почувствовал, чем увидел в темноте ритмично вздрагивающее тело Совушки с вытянутыми ногами, и откинутой головой. Услышал её отрывистое дыхание и подумал, всё ли хорошо? Она вдруг замерла и затихла. Валентин секунду ещё послушал и, прошептав в полузабытьи: «спи-спи-спи», уронил голову на подушку.

И снилась ему сверхсила. Она переполняла его, раздувая изнутри. Ему стало тесно в собственном теле. Он не мог больше стоять на месте и стал подпрыгивать, как на батуте, всё выше и выше, перебирая в полёте ногами и беззвучно выкрикивая лихие частушки. Вот уже и телу становится тесно в комнате. Он занимает всё больше пространства. Но это его не волнует. Если что-то сломается вокруг - наплевать. Заденешь кого - так не зевай. Вот лихо-то! Появилось желание что-нибудь разбить или испортить. Задел плечом настенные часы, и они, кувыркаясь и вращая стрелками, полетели на пол. Как баскетболист на кольце повис на люстре, с хлопком и снопом пыли вырвал провода из потолка и, падая вниз, бросил хлам об стену. Снова подпрыгнул и увидел, как внизу открылась дверь и вошла маленькая Совушка, а он падал прямо на неё, и некуда было увернуться, так как занимал он всё пространство.

В ужасе Шажков проснулся, рывком сел на постели и посмотрел на то место у двери, где он упал на Совушку. Пустой паркет был освещён солнцем.
- Фу, чертовщина, - Валентин ощупал собственные руки и плечи и, ещё не совсем поверив, вздохнул: кажется, это просто сон… Или кто-то сейчас хихикнул за занавеской?
- Отче наш, сущий на небесах, - зашептал Валя, мешая текст на церковнославянском и русском языках, - … и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь.

Только теперь Шажков ощутил похмельную тяжесть в голове и зримо представил собственную опухшую физиономию. Открылась дверь, и вошла живая Совушка в длинном розовом халате.
- Доброе утро.
- Доброе. Не смотри на меня.
- А куда же мне смотреть? Ну хорошо. Позавтракаешь со мной?
- Сейчас, - Валентин натянул джинсы и выскользнул из комнаты.

За завтраком Совушка была задумчива, мягка и предупредительна. Она вела себя как мама с великовозрастным нерадивым сыном, когда уже ничего не исправишь, остаётся только надеяться.

- Сова, ты прости меня за вчерашнее. Я виноват перед тобой. Я тебя очень люблю.
- В чём виноват? Это во мне дело, не в тебе. Нужно было рюмку тебе не наливать, исполнить танец живота и одновременно пригрозить разлукой. И всё было бы хорошо. Но я справилась без тебя. Сама с собой.
- Да? Представляешь, я тоже. Сам с собой.
- Ты?!
- Я.
- Когда?
- Ну какая разница. Перед тем, как лечь.

(Длинная пауза)
- Валюш, мне страшно. Ты был в это время не со мной. Признайся. С кем ты был? С той, с которой ты молишься?
- Я был с тобой.
- Неправда. Я была с тобой и могу хоть сейчас описать, как это было. А ты не можешь!
Совушка сжала кулачки, несколько раз мотнула головой, делая судорожные движения, словно пытаясь выдавить что-то, и, наконец, заплакала.
- Занавес, - с горечью подумал Шажков, - финита ля комедия.

Встал и подошёл к окну. На улице сияло майское полуденное солнце, шумел молодой листвой высокий тополь. Шли беззаботные люди. Блестел канал и не было на нём ни одного туристского судёнышка.
- Я больше так не могу, - сказал вслух Шажков, и ему показалось, что он услышал эхо от собственного голоса. Других мыслей не было.
Дома он автоматически выпил чаю и лёг досыпать, но был разбужен телефонным звонком. Звонил Брик.
- Привет, маэстро! Как самочувствие?
- А как ты думаешь?
- Не отошёл ещё? То-то, не звонишь. И друзья твои. Разбрелись по берлогам, с моей помощью, и ничего  вас не интересует.
- Ты чего расшумелся?
- А вот того! Почему люди, когда пьют, - целуются, братаются, а потом разъехалась - и всё. И не позвонят. И не интересно им, видите ли, как их собутыльники. Живы ли? Здоровы?
- Ну, не дави на больную мозоль. Живы? Здоровы?
- Моими стараниями. И Софье скажи спасибо.
- Уже сказал.
- Ну ладно. А концертец неплохой получился. Вы с Пташкой молодцы: завели зал. Интернет-тусовка только об этом сейчас и бредит. Фотографии разместили. Интервью. Набери в «Яндексе»: «Пташка», «Примавера» и «Факел», - увидишь.
- Сейчас гляну.
- Ладно. Гитару твою я домой забрал, не волнуйся. Отдыхай.

Шажков включил компьютер, вышел в интернет и тут же как обухом по голове получил: везде, где про концерт, там его пьяная потная физиономия - с Пташкой, с рюмкой, с гитарой, с картонным стаканом пива. И глаза - сальные! Слава Богу, Совушка сегодня, кажется, прозрела. А Лена? Ей всё ещё предстоит. Что она скажет, когда в интернете увидит его, взасос целующего молоденькую певичку? Может быть, это и к лучшему, чтобы потом не мучилась. А ты что будешь делать? А?

Шажков резко оттолкнулся от письменного стола и откатился в кресле к платяному шкафу. Он чувствовал себя очень плохо. Не сразу добрался до постели, повторяя, как заклинание, одними губами:
- Я больше так не могу!
- Я больше так не могу!
-   Не могу!