Галка кружилась в белоснежном облаке тонкого шёлка. Золотые туфельки скользили по дощатым крашеным половицам школьного спортзала. Она вся становилась воздушным своим платьем, блестящими туфельками, музыкой, ветром… Королева бала – мечта всей жизни!
Ресницы дрогнули, смахивая сладкие грёзы. Галка открыла глаза: темнота за окошками такая же, как вчера и позавчера, и третьего дня. Отрешенно подумала, что сегодня будет новогодний школьный бал, но она ни за что не пойдёт. Она так решила. Давно, ещё в начале осени, когда заметила жалостливый взгляд Катькиной матери, признавшей на ней, Галке, своё когда-то выходное платье. Ну да, что с того, подумала тогда, отдали ведь, всё равно для Катьки оно маловато, а ей в самый раз.
Галка всегда донашивала чьи-то вещи: юбки и школьные коричневые платьица, кофточки с лоснящимися рукавами, разношенные чужими ногами туфли и ботинки, подшитые не раз и не два валенки. Галка старшая в семье, за ней тянутся ещё два брата и сестрёнка. Какие наряды, когда мать выбивается из сил, чтобы прокормить эту вечно голодную ораву. А Галка штопает, стирает, ставит заплатки, чтобы бедность не так явно выглядывала из каждого угла их осиротевшего пять лет назад дома.
Год закончился на редкость быстро, не успела оглянуться. И сегодня последний её школьный новогодний вечер, а она проведёт его дома. И так стало себя жалко, просто невыносимо жалко, что Галка даже рассердилась немножко. Несколько недель одноклассницы не обсуждали ничего иного, как свои карнавальные костюмы, таились друг от дружки, с нетерпением ожидая удивлённых взглядов на школьном вечере. Галка рассматривала вместе с ними журналы мод, что-то советовала. Она же умела шить, и по мере сил помогала каждой, храня немудрящие девчоночьи секреты.
Как-то раз хотела попросить у матери выкроить хоть немного денег на отрез яркой и совсем недорогой ткани, но, увидела её задремавшей посреди дня прямо за столом, взглянула на узловатую, бугристую тёмную руку, промолчала. Как у Бабы-Яги, подумала тогда мимолётно, но тотчас застыдилась своих мыслей. И впервые пришло к ней решение, не ходить на новогодний вечер. Ещё раз поймать всё понимающий взгляд подружек или учителей, и вновь прятать обиду: нет, лучше дома книжку почитать.
А в школе вовсю готовились к празднику: стояла высокая наряженная ёлка, колыхались по стенам спортзала блескучие языки металлической мишуры, то и дело врывались в гулкий зал обрывки музыки из динамиков. Уроки никто не учил, все бродили с отсутствующим видом, в глазах вспыхивали огоньки нетерпения.
Часы пробили шесть, семь, потом восемь вечера. В доме пусто, непривычно тихо. Мать ушла к соседке, захватив с собой двоих младших, а брат давно убежал в школу, на ёлку. Ему ещё интересно, думает Галка, у него ещё всё впереди, а я… Невольные слёзы капают на клеёнку, пальцы рисуют водяные дорожки, зигзаги, подозрительно похожие на контуры ели.
Галка набрасывает старенький ватник и идёт во двор, шаркает спадающими материными башмаками, подкладывает сено корове. Долго стоит на улице, вслушивается в близкую музыку чужого праздника. Там стучит посохом Дед Мороз и высокая Снегурочка (Танька из десятого) упрашивает ёлочку зажечься. Нервно пробегают девчонки, ревниво разглядывая чужие костюмы, сравнивают, оценивают. Вряд ли они вспомнят сейчас про Галку, может быть потом, ближе к концу вечера, а сейчас старательно, словно бы незаметно, прикалывают бумажки с номерочками: на каждом вечере всегда играют в «почту». И кто-то становится почтальоном, разносит открытки, записки, и храбро молчит, не выдавая анонимность адресата. Потом, на следующий день, так весело разбирать эти послания. Угадывать по почерку писавшего, сравнивать, у кого больше знаков внимания. Галка сглатывает солёный комок в горле и уныло тащится в дом, подумывая о том, что может быть, ну её, эту гордость! Вот собраться и плюнуть на всё, в конце концов, это действительно, её последний школьный новогодний вечер?
…В комнате поселился запах. Незнакомый запах, чужой. На столе лежит пакет, пластиковый пакет с нарисованной ёлкой и верёвочными ручками. Галка рассматривает эту диковинку, оглядывается по сторонам. По-прежнему тихо, только стучат равномерно ходики на стене. В пакете лежит маска и ещё что-то. Маска Бабы-Яги. Не из картонного папье-маше, а гибкая, напоминающая настоящую кожу, только холодная на ощупь. Очень правдоподобная, почти живая. И перчатки. Точь в точь похожие на узловатые материнские руки. Длинные ногти серовато-жёлтого цвета.
Галка осторожно касается незнакомого материала. Ей страшно и одновременно весело. Веселье пробирается по вмиг похолодевшему позвоночнику, покалывает там, внутри груди, словно лопаются дерзкие пузырики лимонада. Ноги уже приплясывают, торопятся, бегут к свету и звукам, льющимся из школьных окон. Срывается с места как быстрая молния, руки выхватывают на бегу какие-то тряпки, падает вослед жестяной тазик, скачет, кружится на полу, описывая всё уменьшающиеся и уменьшающиеся круги, замирает, покачивается уже беззвучно.
Важный Дед Мороз исподтишка вытирает липкий пот, всё чаще выходит в прохладный коридор, садится на лавочку, прислоняется к крашеной стенке, отдыхает. И вдруг видит, как в дальнем конце коридора появляется лохматый неясный силуэт: опираясь на сучковатую клюку, важно шествует Баба-Яга. Лицо её влажно поблескивает, шевелится в такт тихим словам, разобрать которые вряд ли возможно.
Новый персонаж новогоднего карнавала взрывает привычное веселье. Многоголосое «Ах!» перекатывается по не слишком ярко освещённому залу. Принцессы, снежинки, восточные красавицы, пёстрые цыганки, украинки в разноцветных лентах – все становятся скушными на фоне страшной, наряженной в рваные юбки и большие стоптанные башмаки, уродливой Бабы-Яги. Она угрожающе машет своей клюкою, поворачивается направо и налево, отцепляя от лоснящейся, с выступающими тут и там клочками ваты изношенной фуфайки, озорных пятиклашек. Бабка Ёжка-Костяная ножка! – дразнят самые смелые, показывают длинный нос, приставив растопыренную пятерню к кончику. Да лесная ведьма веселится и сама вволю: дёргает за косу Снегурочку, раздаёт подзатыльники насмешливым мальчишкам, впрочем, вполне безобидные, кривляется, и даже грозно кричит, поднимая вверх свои ужасные руки. И смело приглашает на танцы стоящих вдоль стен мальчишек. По-королевски уверена в себе, да она и есть самая настоящая Королева этого школьного бала!
Бедный почтальон сбивается с ног, таская десятками записочки для Бабы-Яги, ей даже не приходит в голову взять для себя номерок, и так все весело ужасаются натуральному костюму и мучительно гадают: кто? Заглядывают в глаза, пытаются узнать голос, но тщетно.
В конце вечера присуждается приз за лучший костюм. Безусловно, самым-самым выдающимся нарядом признан «наряд» Бабы-Яги. Но никто не выходит получать подарок. Её нет. Нет нигде. Нет в усыпанном пятнышками конфетти зале, нет в длинном коридоре второго этажа, нет в буфете со съехавшими набок белыми бумажными скатертями, нет в полутёмной раздевалке, не шаркают уродливые башмаки по кафельной плитке с истёртым рисунком перед входными дверьми.
…Галка тихонько пробирается по скрипящим половицам терраски, вешает на гвоздик фуфайку, проводит легонько рукой по рукаву, словно прощается. Кладёт на стол волшебную маску и перчатки из другого времени или другого мира.
И, засыпая, улыбается и тихонько шепчет в темноту: Спасибо…