Хэллоуин

Саша Кметт
    Визжит Хэллоуин юбилейной жертвой сумасшедшего маньяка, заполняет  улицы города девами из преисподней. У всех багровые волосы свиты гнездами, носы приплюснуты счастливыми подковами и бельмо на левом глазу. Аппетитны в своем кошмаре, употребляются в праздничный полуночник под соусом из взбитой бутафорской крови.

    Но просто так не снять, не подступится. Падки на зловещий вид и комфортабельные могилы. Предпочитают нефтяного мутанта с фешенебельным склепом и гробом-качалкой. Унюхают такого подкованным носом, запищат от восторга выводком розовых мышей в причесанных гнездах. Бельмо из левого глаза в правый перекатят, позволят загадать желание. Лучше всего знакомится в костюме магната-упыря да в огнедышащем «бугатти». Только велики затраты,  по карману  лишь Сатане. А я даже на беса-прихвостня не тяну.

    Ну и бог с ними. Будем брать творческим подходом. Подберем сногсшибательный наряд, возьмем оригинальностью.

    Сижу в трусах на табуретке, сморщился в дизайнерском порыве, думаю, кем бы одеться. Серийные убийцы уже не модны, вампиром скучно, мертвым пиратом глупо, мертвым Д’артаньяном еще глупее, в привидения никто не верит, ну а зомби полгорода…

    Хватит! Пора отбросить киношные порождения, пусть в них одеваются дети сценаристов. Пришло время обратиться к настоящей жизни. Вырву из повседневности реальный персонаж, попаду на настоящего монстра. Живого и без прикрас. Хватаю телефонную книгу, нащупываю номер наугад, набираю код доступа. Гудки утомительной чередой – никого. Второй номер – то же самое. Конечно, все уже на улицах. Уединились с девами  в кельях с почасовой оплатой,  вкушают неспешно  протухший запретный плод. Жму, последние цифры трясущимися пальцами, слышу звенящий колокольчиком голос и четыре буквы:
    - Алло…
    Бестактное «Алло» игнорирую, кидаюсь в лобовую:
    - Будьте так любезны, скажите, пожалуйста, считаете ли вы себя чудовищем?
    На том конце шумно дышат в сердечном волнении.
    - Как вам сказать, - собеседник не может определиться. – Не пью, не курю, за юбками не бегаю, в карты не играю, рисковать не люблю…
    Снова пауза и выстраданное признание:
    - Да, я настоящее Чудовище!

    Эх, кому такое чудовище нужно? Разве что участковому на доску почета. Но выбора нет и время поджимает. Сниму мерки на расстоянии, наделаю выкроек, насажу на черную нить эксклюзивный фасон.

    На всякий случай интересуюсь профессией:
    - А вы, простите, чем занимаетесь?
    В этот раз отвечают сразу, гордо и самоуверенно:
    - Людей хороню. Директор кладбища я…

    Какая досада! Не пойдет. Знавал я одного директора – добрейший человек. Трехэтажный дом себе на скорбной территории построил, всех в гости звал. Столы накрывал, и ночные гуляния с фейерверком устраивал. А как присоединился последним вздохом к своим подопечным, так его в подвале построенного дома и похоронили…

    Отбивают часы двенадцать раз. Полночь, а  я по-прежнему в трусах. Доедаю бутерброд, решаюсь на радикальные меры.  Не стану культивировать чужие грехи, воспользуюсь своими собственными. Встаю перед зеркалом, разглядываю  пристально отражение, остаюсь доволен. Смотрит на меня с зеркальной поверхности эдакий графоман-потрошитель в период обострения, подмигивает недружелюбно. То, что надо!  Облачаюсь в траурные цвета, корчу злобную гримасу, готов раствориться в толпе вурдалаков…

    Гудит народ в монотонном движении, прикладывается к земле шипованными сапогами. Справа пьяные самураи после харакири, запутались в потрохах, слева трезвые «президенты», друг друга узнают, но не жалуют. Позади разжалованные прапорщики в смирительных рубашках, впереди черные вдовы со скальпами на шеях. Снуют туда-сюда надгробные плиты с мигалками, шипят выхлопными газами. Вот и безумные пророки прикованы к светофорам – языки вырваны, ругаются жестами. Рядом воскресшие богатыри в кольчугах из колючей проволоки и фальшивые калеки с топорами в головах.

    Давится мрачный карнавал. Стремится на главную площадь к великой тыкве, желает узреть волшебное превращение. Обратит тыкву администрация города, с криком третьего петуха, в карету. Сядет на козлы слепой ямщик в поношенном смокинге, погонит взбесившуюся конскую свору фиолетовым хлыстом. Рванет карета с места снарядом на четырех колесах, увезет всех желающих в самые недра. Там шоколадный загар, кипящая смола с омолаживающими свойствами и раскаленные массажные сковородки.

    Я задыхаюсь. Хочу вырваться из удушливых рядов, срезать путь к тыкве лабиринтом грязных дворов. Разбиваю локтями монолитность потока, протискиваюсь к заветному проходу. Еще пару шагов и я у мусорных баков. Дальше темный вход в лабиринт призывно манит кошачьими криками. Ныряю во мрак, попадаю в паутину стираного белья. Оно сечет узкое пространство шрамами бельевых веревок, хлещет по лицу пестрыми простынями. Над головой полосатые пижамы, будто висельники, стонут жалобно штанинами от первых заморозков.

    Плутаю узором переулков, весь в прищепках, на плечах чужие наволочки. Путеводной нити нет, делаю метки битым кирпичом.  Наконец, аллея пододеяльников с цветочными венками на белоснежном шелке, за ней сердце лабиринта светится  тусклым факелом.

    Стоят под факелом минотавры из подворотни бычьим стадом, стерегут свою территорию. Им маскарадные костюмы не нужны, они на них с детства. Животный пот блестит на низких лбах, кровожадные губы мигают красным. На кулаках коллекционные зарубки, на куртках опознавательные клейма. Глядят на меня сонно, укутывают перегаром, смыкают вокруг  грабительские объятия. Ухмыляются, просят закурить…

    Чем мне ответить на наболевшую просьбу? Предложить трубку мира, так у меня только сигареты. И телефон дорогой, и приличная сумма на кошмарный загул. Чувствую себя в загоне, просто так не вырваться. Придется делиться под ударами кулачного набата.  Подсчитываю в уме возможные потери - результат плачевный. Устремляю прощальный взгляд в небо и нервно спрашиваю:
     – Господи, почему я не матадор?

   И тут, вижу в небе горящую точку на фоне звездной драпировки.  Мечется точка кривым зигзагом, скручивает пылающую спираль. Несется камнем вниз, затем затягивает петлю виража и демонстрирует штопор. Маячит неопознанным знамением, то приближается до смутно знакомых очертаний, то удаляется хрупкой галлюцинацией.

    - Смотрите! – вещаю я с надрывом, указываю средним пальцем вверх.

    Минотавры рогатые морды за моим пальцем поднимают, удивленно впускают в себя любознательные мысли. Про меня забывают, бьют друг друга предположениями, не могут прийти к общему мнению:
    - Чудо… Сбитый ангел…Покойная баба Клава…Спившийся инопланетянин…

    Я удаляюсь незаметно, целый и не ограбленный. Курс не меняю, Хэллоуин продолжается. Иду остатком лабиринта к выходу, заглядываю без страха в темные подъезды.  Вспоминаю по дороге роскошную метлу с бисером и учительницу литературы. Замечательная женщина! Ночами летала неизвестно где, утром опаздывала на уроки. Пушкина не любила, обожала физрука. Меня из класса выгоняла, сулила всем подряд писательские муки. Кормила школьного удава с руки и нашептывала в гневе завучу  на ухо нецензурные заклинания. Великая женщина, настоящая Ведьма! Теперь таких уж нет, все на пенсионном шабаше. Хотя в небесных просторах, судя по недавнему видению, еще встречаются.