В трехлетнем возрасте я попала в подмосковный детский сад в Подлипках. Детский сад этот считался одним из лучших, т.к. находился в лесу, но в то же время, неподалеку от Москвы. В садик я попала, благодаря усилиям моего дедушки Павла. Ему дали детсадовскую путевку для внучки (положено было только родителям) из особого уважения, которое дедушка вызывал своей мягкостью и интеллигентностью у большинства своих сослуживцев (за исключением его недоброжелателей, возненавидевших дедушку за то, что он был «из бывших» - так разительно отличался он от людей, выкованных советской властью).
Дедушка Павел Николаевич действительно был одним «из бывших» - его отец Николай Петрович Калитин был правнуком псковского гражданского губернатора – князя Петра Ивановича Шаховского и княгини Анны Федоровны Шаховской (в девичестве – княжны Щербатовой), в разное время возглавлял Дворянское собрание г. Холма, происходил из древнего воинского рода псковских дворян Калитиных. Николай Петрович стал последним владельцем имения «Остров» на Наговском озере (имение было отнято советской властью, а его владельцы изгнаны с места, которым владели, начиная с середины 17 века, по дарственной грамоте от государей Петра и Иоанна Алексеевичей за ратные подвиги перед отечеством . Имение и земли, дарованные пращуру моего дедушки – Савве Иванову сыну Калитину были из царских вотчин и даровались в наследственное пользование ). Дедушка, как и его отец - отставной военный и помещик Николай Калитин был глубоко верующим человеком , в детстве и юности – пел на клиросе Никольской церкви погоста Говье, где его отец был неизменным старостой. Церковь находилась на противоположной от имения стороне Наговского озера неподалеку от имения Алексея Николаевича Куропаткина – одного из последних военных министров Царской России, соседа, друга и кума (крестного детей Калитиных) Николая Петровича. Возможно, детали семейной историографии утомят читателей, но мне хотелось бы оставить какую-то память для своих внуков о том, какого они роду племени. К тому же, эта преамбула даст представление о традициях и духе нашей семьи, пояснит и мое детское несоответствие идеалам и духу нашего времени. Воспоминания мои относятся к началу пятидесятых годов 20 века. Я родилась через шесть лет после окончания Второй мировой войны, в «сталинские времена». Через три года после моего рождения – Сталин умер, или «его умерли» по обычаям его же власти, а моя беременная мамочка каким-то образом оказалась на улице в злополучный день его похорон, где ее чуть не задавила и не растоптала толпа. Но Бог был милостив к ней, и у меня родилась младшая сестра Танюшка.
Возвращаясь к детскому садику, отмечу для себя, что, возможно, именно Танюшка стала катализатором моего «изгнания» под детсадовские своды: дедушка с бабушкой, мама с папой, младший брат отца и я жили в одной небольшой комнате на севере Москвы в районе ВДНХ. Это были даже не дома, а бараки, которые строились для преподавателей столичных ВУЗов и студентов в тридцатые годы. Отец моей мамы (мой второй дедушка – Семен Дмитриевич Косауров) преподавал в Тимирязевской Академии и жил в соседнем домишке с женой и четырьмя детьми в такой же точно комнатушке. А в нашем доме из преподавательской среды осталась только одна квартира. Комнаты освобождались довольно быстро, в основном, по доносу соседей, желающих расширить свою жилплощадь. Так что, к моему рождению на весь Алексеевский Студенческий Городок (так назывался наш микрорайон), насчитывающий несколько десятков однотипных двухэтажных бараков, единицы относились к преподавателям ВУЗов. Понятно, что жить в такой тесноте было невозможно, поэтому, думаю, мне «по счастью» обломилась эта путевка в садик.
С рождением Танюшки мама как-то пыталась справиться с нами обеими, но потом сдалась, т.к. однажды, привязав меня за поясок к ножке дубового стола (обычное было дело, пока она бегала по морозу в магазин), она застала полный погром в нашем отсеке комнаты (комната была перегорожена несколькими фанерными перегородками для спальни дедушки и бабушки, коридорчика – рядом с дверью и печкой для брата отца – дяди Вени и нашего закутка). Я каким-то образом успела отвязаться и стояла над коляской грудной Танюшки, пытаясь ее накормить,а, возможно уже и накормила своим кефиром из бутылочки, т.к. на момент маминого появления приговаривала, вытирая ей ротик, что она грязнуля и пыталась подсластить ее плач кусочком сахара, который, к счастью не успела засунуть ей в рот. Судьба моя была решена. Детсад в Подлипках – первое место моего изгнания, за ним последовали «пионЭрлагеря» (как говорила моя бабушка)!
Мое независимое поведение сильно отличалось от поведения моих уже надрессированных сверстников. Добавлю, что я так до конца никогда и не смирилась с ограничением моей свободы, за что справедливо наказывалась в разные периоды моей жизни. А в первый день моей вынужденной «ссылки» в садик, мне повезло, т.к. специально ради меня, там осталась ночевать хорошая знакомая моего деда Павла - Серафима Семеновна (детсад был закрытого типа – туда привозили на неделю и забирали домой только в субботу вечером, т.к. выходной день тогда был всего один у моих родителей и всей страны – воскресенье, потому и школьники учились шесть дней в неделю). Не знаю, кем была Серафима Семеновна, возможно даже и заведующей садика, т.к. у нее был свой кабинет, в который я бессовестно прибегала к ней ночью…и она ни разу меня не отправила обратно, но каким-то образом, я всякий раз утром просыпалась в своей кроватке. Видимо, добрая душа – Серафима относила меня обратно, дождавшись, когда я усну. О ней у меня самые теплые воспоминания, т.к. именно она помогла мне пережить трагедию первой разлуки с родителями, именно она вытирала мои слезы, выслушивала бесконечные стенания и причитания о том, что мама и папа меня не любят, от нее я получала всегда утешения и ласку, за нее теперь мои молитвы. Поэтому первый этап моей «высылки» можно сказать, прошел благополучно (не считая детских слез и разбитого сердца), а вот потом Серафима куда-то пропала и начался «период гонений». Моя вольность была взята на заметку и не было дня, чтобы меня не ставили в угол. А углом для меня было избрано местечко под портретом вождя - товарища Сталина.
В то время почти во всех детских учреждениях – школах, садах, больницах и т.п. непременно на самом видном месте красовался портрет вождя с девочкой. Вот под ним я и обитала чаще всего. Ставили меня туда отнюдь не для поощрения, а в виде наказания за мои «выходки». Любимым развлечением в садике было подбросить блин, в который превращалась остывшая манная каша, тряхнув тарелку так, чтобы он перевернулся и упал в нее обратной стороной. Горячая каша, естественно, в счет не шла – она только расплескивалась, а вот, когда она остывала – тут столько возможностей для «творчества». Поскольку каша была совсем не такой, как дома, молока, подозреваю, в ней не было вовсе, только вода и крупа, я ее есть отказывалась и, дождавшись, когда она остынет, проделывала свой излюбленный фокус с подбрасыванием каши. Но в какой-то момент мне, видимо, это наскучило и я пошла дальше: однажды я взяла застывший блин манной каши и приложила его к голове вместо шляпки, что-то напевая. Успех окрылил: дети визжали от удовольствия! Пару раз мне это сошло с рук, но потом меня решили наказать «сурово» - поставили в назидание под портретом вождя с маленькой девочкой: «Вот Ирочка Калитина, как ты себя опозорила – стой под портретом вождя и думай о своем поведении. Вот хорошую девочку тов. Сталин на руках держит, а плохая – стоит под его портретом и все на нее смотрят!» Знала бы несчастная женщина, какой поток воды она вылила на мельницу моего детского тщеславия: мне так польстило всеобщее внимание, что мои «подвиги» сделались постоянными, а вместе с ними закрепилось и мое «лобное место» позора (а для меня так просто avant-sc;ne !) К тому же в уэтом «красном» углу – меня никто не заставлял есть ненавистную детсадовскую манную кашу. Но всему приходит конец – пришел конец и моей «славе»: в адрес воспитателей все чаще раздавались детские возмущенные голоса: «А почему Ирочка Калитина все время у вождя стоит, а мы в обычном углу?» Воспитатели пытались объяснять, что их промахи – редкие и случайные, а мои – постоянные и злостные, поэтому меня и ставят у вождя – чтобы я одумалась, выставленная на всеобщий стыд и осмеяние. Но я не только не одумывалась, а жаждала этого осмеяния и в глазах детей была настоящим героем, кто же от такого откажется и кто же…не позавидует! Именно это и произошло – дети стали повторять мои подвиги, чтобы постоять под портретом вождя. Так я была изгнана уже с места моего изгнания. Я рыдала и просилась обратно к месту наказания (вот что значат «медные трубы»!), говоря, какая я плохая девочка, но все было тщетно – мне было предложено сразу четыре угла для стояния, но это уже было скучно.
Иногда, когда я еще пребывала на лобном месте, меня посещали и мысли о «прекрасном», глядя на картину, я часто думала: « А что же такое сделала эта маленькая девочка, чтобы попасть на руки к вождю? Да ей еще к тому же вождь и цветы подарил…К тому же у нее такая красивая матроска! » Мне не приходило в голову, что это девочка подарила ему цветы. Воспитатели на мои вопросы отвечали, что девочка Мамлакат всегда хорошо себя вела, в отличии от меня, а к тому же собрала хлопка больше, чем несколько взрослых, за это ей дали медаль. Про хлопок и медали я уже кое-что понимала: у нас дома на книжной этажерке лежал один жесткий бутончик хлопка вместе с белоснежным содержимым (бабушка и дедушка к моему рождению вернулись из очередного бегства по стране от властей на «бывших» и привезли на память о своем пребывании в Средней Азии коробочку цветущего хлопка. Отцовскими же фронтовыми медалями я часто играла (отец в неполные 16 лет ушел на фронт добровольцем ), примеряя их на себя… Хлопок меня не привлекал совсем, а вот от медали бы я не отказалась. Но куда мне с моим плохим поведением! С годами все это забылось. Только вот имя Мамлакат не забылось – оно было напечатало в «Букваре» вместе со стишком о Мамлакат:
«У таджиков звучны имена
Мамлакат – это значит страна»
Тоска о славе вспыхнула во мне с новой силой, когда моя тетка (которая была всего на пять лет меня старше) похвасталась своим первым букварем. Но со временем все забылось. Было вымарано в букваре имя Сталина и всего, что с ним было связано. Мой муж – ровесник моей тетушки, рассказывал мне о том, что они только и успевали зачеркивать в учебниках имена бывших «вождей народа», которые моментально становились его же врагами. Вот так «шапка горела на воре», а история творила суд руками нечестивцев – они же сами становились свидетелями против себя и клеймили себе подобных!
Прошло очень много лет, наконец, стало возможным говорить что-то открыто и даже не позорным стало считаться дворянское происхождение, а многие, не имеющие к нему никакого отношения, и никогда не платившие за него своей жизнью и слезами своих ближних, стали и покупать себе это достоинство за деньги, так вот в это время, я вспомнила как-то о Мамлакат и решила узнать о ее судьбе и была ли она на самом деле, потому что безбожная власть и врала безбожно. Предчувствия меня не обманули – ложь была грандиозная! Но об этом напишу поподробнее в память о самой «Мамлакат», не о той, которая носила это имя, а о той, которая изображалась с вождем, но носила совсем другое имя. Ее звали - Энгельсина Ардановна Маркизова-Чешкова, но известна она была под именем Геля. Энгельсина родилась в 1931 году в семье наркома земледелия Бурят-Монгольской республики, но отец в тридцатые годы был арестован, объявлен японским шпионом и расстрелян, а мать выслана в Казахстан, где и погибла. Самой Геле пришлось познать все «прелести»» счастливого» советского детства, которое призвана была отражать ее фотография со Сталиным. Еще ребенком она прошла через гостеприимные советские детдома, детские комнаты и специальные детприемники. И никто никогда не верил, что она и есть та самая девочка Геля с известной всем фотографии. Но ради объективности, я не стану пересказывать историю Гели и Мамлакат, а лучше приведу здесь статью из «Московского комсомольца», напечатанную 19 мая 2009 г.
Вот она, эта статья:
«Сталин приговорил счастливое детство».
Московский Комсомолец № 25057
“МК” узнал подлинную историю героини знаменитого плаката
Улыбающаяся девочка на руках у Сталина — символ счастливого детства в СССР. Протягивая букет вождю, 6-летняя Геля Маркизова не подозревала, что спустя год ей придется сменить фамилию, а свое лицо отдать Мамлакат Наханговой — самой известной пионерке страны.
…1936 год. Кремль. Делегация Бурят-Монголии приехала отчитываться перед Сталиным. Фотография малышки в матроске, решившей передать вождю привет от детей Бурятии, уже спустя год станет главным агитплакатом — доказательством счастливого детства в СССР. Но, штампуя изображения миллионами, советские “политтехнологи” не подозревали, что сделали главным ребенком Союза дочь врага народа...
“МК” нашел единственное интервью девочки-легенды, так и не дождавшееся своих зрителей на российском ТВ.
“В 1936 году произошло событие, которое перевернуло всю мою жизнь, — мы с папой попали на прием к Сталину…” — с телеэкрана на меня смотрит Геля Маркизова. Сетка морщин протянулась через все лицо, глаза чуть уставшие. А улыбка все та же — будто и не пролетели шесть десятков лет.
Всю жизнь Энгельсина Дорбеева хотела поведать миру свою историю. Историю о том, как ее отца оболгали и убили, а ее — 6-летнюю девочку-легенду — заставили поменять имя и биографию.
Белорусский кинодокументалист Анатолий Алай всю жизнь мечтал найти ту самую девочку с врезавшегося в память плаката “Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство”. В 2004 году они встретились. Записали 10-минутное интервью. Договорились о съемках документального фильма. И расстались навсегда.
“МК” попросил разрешения у кинодокументалиста перенести на бумагу отснятые им десять минут исповеди. Ведь никто не сможет рассказать историю девочки с плаката лучше нее самой.
“Сам Бог послал нам эту буряточку…”
“Нарядили меня очень красиво — мама купила мне новую матроску и дала туфельки, которые папа, конечно, забыл мне сменить. Я потом так и стояла в президиуме в валенках. Когда мы подошли к Кремлю, папа очень волновался, но часовой сказал, что детей без пропуска пускают. Мы зашли в зал, все расселись за столики. И тут начались выступления колхозников. Эти бесконечные речи продолжались очень долго. Мне было страшно скучно. Я терпела-терпела, а потом встала и пошла…”
— Ты куда идешь? — только и спросили у малышки партийные чины, толпившиеся за спиной “вождя народов”.
— К Сталину!
— Ну иди, иди…
“Иосиф Виссарионович сидел ко мне спиной. Ворошилов похлопал его по плечу и сказал: “К тебе пришли”. Сталин обернулся и очень обрадованно поставил меня на стол президиума. Ворошилов попросил меня сказать речь. “Это вам привет от детей Бурят-Монголии”, — быстро выпалила я. Сталин ответил: “Привет” — и взял оба букета… Потом стали кричать: “Поцелуй его, поцелуй”. Я и поцеловала. Сразу все засверкало — корреспонденты снимали исторический момент…”
Эти несколько минут потом сделают Гелю самым известным ребенком СССР.
— Тогда главный редактор газеты “Правда” Лев Мехлис воскликнул: “Сам бог послал нам эту буряточку! Мы сделаем ее живым символом счастливого детства”, — воспроизводит исторические слова, оставшиеся в записи хроникеров, Анатолий Алай.
И сделали. Миллионы агитплакатов с изображением Сталина и Гели разошлись по всей стране.
“Меня встречали, как потом космонавтов”
“На следующий день, когда я вышла в вестибюль гостиницы, я увидела, что все газеты опубликовали портрет этой девочки со Сталиным. Так я стала очень знаменитой. Все приносили мне подарки. Комната была просто заставлена игрушками…”
За десять минут исповеди режиссеру Энгельсина Ардановна оговорится несколько раз: скажет “та девочка” вместо “я”. А может, это и не была оговорка — привычка, генетическая память. За шесть десятилетий она уже плотно отделила себя от той девочки на фотографии. Заставила себя отречься, забыть…
…Ну а тогда, в далеком 1936-м, Геля Маркизова становится настоящим кумиром всех советских детей. Продажа сине-белых матросок — таких, как у Гели на фото, — растет в геометрической прогрессии. В парикмахерскую родители ведут своих чад с одной лишь просьбой — “постригите, как девочку на фото со Сталиным”. Шестилетняя малышка, прикоснувшаяся к легенде, купалась в славе.
“Возвращение в Улан-Удэ было триумфальным — встречали меня, как впоследствии космонавтов. Приглашали во все президиумы. Я была очень популярной в течение полутора лет…”
На волне известности бурятской девочки знаменитый скульптор Георгий Лавров создает скульптурную композицию “Сталин и Геля”. Автор еще не знал, какую цену ему придется заплатить за свое стремление угодить властям.
— Вдова Георгия Дмитриевича рассказывала мне, что как только скульптура была готова, сделали три миллиона копий, — вспоминает кинодокументалист Анатолий Алай. — Их установили везде — на школьных дворах, в парках, скверах, парикмахерских. “Разве что в туалетах не было гипсового вождя с девочкой на руках”, — во время того интервью пошутила она.
“Я написала письмо Сталину”
Слава бурятской малышки оборвется так же внезапно, как и свалилась на ее голову. В 1937 году арестуют отца — наркома земледелия Бурятской АССР. Это только потом, спустя десятилетия, уже взрослая Геля Маркизова получит доступ к засекреченным архивам НКВД и найдет обвинительное заключение.
“В октябре—ноябре 1937 года на территории Бурято-Монгольской АССР ликвидирована буржуазно-националистическая, антисоветская, пан-монгольская организация, проводившая по заданию японской разведки повстанческую, диверсионную деятельность… Одним из руководителей данной организации являлся Маркизов… Под руководством Маркизова большое вредительство было проведено в Зоотехническом строительстве, в результате которого скот подвергался простудным заболеваниям и падежу. Отход молодняка составил 40 000 голов…”
За эти сорок тысяч голов крупного рогатого скота падет не одна человеческая. Арестуют — а затем и расстреляют — все бурятское правительство. В то время только маленькая девочка-легенда верила, что ее папа — никакой не японский шпион, не враг народа. Надо только сказать об этом дяде Сталину: он вспомнит улыбчивую девочку, ее стеснительного отца и во всем разберется.
“Под диктовку мамы я написала письмо Сталину. Написала, что мой папа — член партии, участник Гражданской войны. Написала, что я была у него на приеме. И подписала — в Кремль. Сталину…”
Ответа не было.
2 июня 1938 года Ардана Маркизова расстреляют. Гелю вместе с мамой отправят в ссылку в Туркестан.
Вождь не мог обнимать дочь врага
…А пока Маркизовы паковали свои пожитки, в Кремле назревал крупный скандал. Получается, что на агитплакатах и скульптурах, воспевающих счастливое детство в СССР, великий вождь обнимает… дочь врага народа.
— В спешном порядке собирают совещание, на котором решается главный вопрос: что делать с миллионами плакатов “Сталин и Геля”? Уничтожить? Но у кого поднимется рука на “святыню”?! Тогда сажали даже за то, что человек нечаянно толкнул бюст вождя. А уж о том, чтобы сжечь все плакаты и порушить скульптуры, и речи не было. Вырезать девочку? Но тогда получится, что Сталин обнимает воздух. Опять конфуз… — воссоздает события того времени Анатолий Алай. — Решение было найдено: подобрать похожую девочку и подменить ею Гелю. Причем у “клона” должна быть незапятнанная репутация: пионерка, спортсменка…
После недолгих поисков на роль Гели подобрали Мамлакат Нахангову — пионерку-стахановку, которая первой научилась собирать хлопок двумя руками.
— По всему Союзу начинают перебивать надписи на лавровских скульптурах. Теперь на постаменте значится не “Сталин и Геля”, а “Сталин и Мамлакат”, — объясняет Алай. — Вдова Лаврова рассказывала, что Мамлакат даже приводили в мастерскую к ее мужу, фотографировали, а потом дали этот “подлог” в газетах. Подпись под кадром была примерно такой: повзрослевшая Мамлакат пришла посмотреть на “свой” скульптурный портрет с отцом народов.
Фокус кремлевских политтехнологов удался. В сознании советских людей образ самой счастливой девочки плотно слился с образом таджикской пионерки-стахановки. А маленькой Геле, у которой отняли лицо, приказали молчать.
— Я не вижу здесь ничего невероятного, — оценивает историю, произошедшую с матерью, дочь Энгельсины Маркизовой — известный психоаналитик Лола Комарова. — И у матери, и у Мамлакат был монгольский разрез глаз. А то, что Мамлакат к этому времени было уже 13 лет, — тоже не беда. Можно сказать, что со Сталиным Нахангову сфотографировали в раннем детстве.
“Не выдержала ваша маменька позора, вот и перерезала себе глотку”
Дело встало за малым — устранить свидетелей подмены. В 1938 году неожиданно умирает мама Гели. Девочке уход родительницы из жизни объяснили просто: “Не выдержала ваша маменька позора, вот и перерезала себе глотку”. Истину Энгельсина Ардановна узнала только спустя 50 лет.
“Правду я узнала после того, как посмотрела ее дело в ФСБ. Там я нашла один документ, который наконец раскрыл тайну ее гибели. Начальник НКВД Туркестана посылает запрос Берии с таким содержанием: “Здесь находится ссыльная Маркизова, которая хранит подарки от Сталина и пять портретов ее дочери с вождем. Что делать?” И сбоку синим карандашом написано очень четко: “УСТРАНИТЬ”. Тогда мне стало ясно, что она не покончила с собой — она просто была устранена, убита. С перерезанным горлом ее нашли в больнице…”
Из свидетелей счастливого Гелиного дебюта в живых к 1938 году остается только один человек — скульптор Георгий Лавров. Он с легкостью мог бы разоблачить подмену — ведь симпатичная девчушка довольно долго позировала ему. А у скульпторов, как известно, зрительная память не хромает.
Заставить Лаврова молчать решили в духе времени — по статье и 15 лет лагерей.
— Вдова Георгия Дмитриевича во время нашего с ней разговора вспоминала, что ночью к их дому подъехал “воронок”, квартиру тщательно обыскали, нашли какие-то французские каталоги. Якобы запрещенные. И скульптора увезли, — пересказывает беседу с женой Лаврова Анатолий Алай. — Он потом еще долго не мог понять, за что его взяли. Говорил жене, что это ошибка. Что вот-вот во всем разберутся и его отпустят.
Портрет преследовал Гелю всю жизнь
“Если со мной что-нибудь случится, забирай братика и поезжай в Москву — к тете”, — будто предчувствуя свою судьбу, как заклинание твердила мать Гели перед смертью. Девочка так и поступила.
— В Москве в то время жили наши родственники: Сергей Дорбеев и его жена, девчонка, всего лет на 12 старше матери, — объясняет Лола Комарова. — Несмотря на всю опасность, они удочерили мать.
С того момента о Геле Маркизовой никто ничего не слышал. Теперь у нее была новая фамилия — Энгельсина Дорбеева. Новое отчество. Новая жизнь… О том, что было в прошлой, отчим приказал молчать. Да и сама девочка уже понимала, что почем в этом мире.
— Дедуля — а я так называла Сергея Дорбеева — тогда ради матери пожертвовал карьерой, — объясняет Лола Эриковна. — На тот момент он был служащим НКВД на какой-то мелкой должности, вроде завхоза. Нет, его не уволили. Просто, несмотря на всю его перспективность, не давали повышения. Он до конца жизни так и остался завхозом.
“После гибели мамы моя жизнь была совершенно незаметной. Я была абсолютно отлучена от этого портрета. Никому не нужно было говорить, что это я. Потому что никто бы и не поверил. Я практически забыла об этом эпизоде и жила как обыкновенный советский человек…”
Но портрет всю жизнь не давал Геле покоя, преследовал ее. То в поликлинике девочка-инкогнито встретится взглядом сама с собой, то в парке увидит свою хрупкую фигуру, поднятую вождем в облака. Однажды, правда чуть не раскрылась, но инцидент замяли.
“Когда после гибели мамы мы приехали в Москву, я поступила в школу, которая была у нас во дворе. И первое, что я увидела на лестнице, — это огромный портрет девочки со Сталиным. Скорее всего тетя нечаянно проговорилась директору, что это я. Началось настоящее паломничество детей — все хотели на меня посмотреть. Тогда учительница закрыла меня в классе, а всем детям сказала: “Невозможно, чтобы вся школа была на 4-м этаже…”
— Может, мама и сама тогда проболталась, — предполагает дочь. — Она по натуре своей не была скрытным человеком. И я знаю, каких трудов ей стоило всю жизнь молчать.
Однокурсница Светланы Аллилуевой
После окончания школы Геля поступила в МГУ. На истфак. Туда же была зачислена и дочь вождя Светлана Аллилуева. Что это — насмешка судьбы или шанс реабилитировать свое имя?
“Мы учились на одном факультете. Я знала, что она — дочь Сталина. А она знала, что я — та девочка, которая была на приеме у ее отца. Но сблизиться мы с ней не пытались. Если наши отцы — враги, как же мы можем с ней общаться…”
После истфака было замужество за советским культурным атташе в Индии. Опять публичная жизнь, общение с сильными мира сего. Ее снимки с Махатмой Ганди, Джавахарлалом Неру, Хрущевым обошли множество газет.
— Как только приезжала какая-либо делегация, ее выводили фотографироваться. Она была настолько прекрасна, что любой партийный сухарь размякал под чарами ее улыбки, — объясняет Анатолий Алай.
С политиками она фотографировалась охотно. Но никому не призналась, что главный фотоснимок в ее жизни уже был сделан. В 1936 году.
— Мама очень хотела рассказать правду о своей судьбе, но не могла. Ею не интересовались, ее забыли. Первым, кто раскопал эту историю, был какой-то немецкий журналист. Это было в разгар перестройки, — вспоминает дочь Лола. — Поэтому, когда мама увидела на пороге своей квартиры режиссера Анатолия Алая, обрадовалась не на шутку.
— С собой у меня было всего 300 метров пленки. Мы отсняли пробный дубль и договорились о втором интервью — более долгом. Я вернулся в Минск за пленкой. А когда позвонил Энгельсине Ардановне вновь — предупредить о своем приезде, — услышал от сына: “Мама умерла”. Она очень хотела выглядеть на телеэкранах еще краше и поехала в Турцию подзагореть. Ее нашли на шезлонге без движения. Причину смерти врачи так и не установили.
После первого и последнего интервью Энгельсина Ардановна твердо решила восстановить свое имя. Она позвонила Мамлакат Наханговой, чтобы расставить все точки над “i”. Но разговора не получилось. Самая известная пионерка страны, по чужой прихоти укравшая лицо у девочки в матроске, общаться не захотела.
Минск—Москва».
материал: Анастасия Гнединская
газетная рубрика: АНАТОМИЯ ЖИЗНИ
Добавлю, что статья была напечатана в «МК» накануне дня пионЭрии, как сказала бы моя бабушка, - 18 мая 2009 г.
На этом я могла бы закончить свой рассказ, разве что стоит привести два высказывания которые появились на форуме «Московского комсомольца» после опубликованной статьи:
• 19.05.2009 в 17:21 Алексей Бунгур
Очередной плевок в Сталина?
Не надоело ещё?
• 22.05.2009 в 13:18
Это не плевок в Сталина. Это вытирание с лица народа сталинских плевков.
И еще добавлю отрывок, который как нельзя лучше, характеризует «любовь» вождя к детям из другой, не менее интересной статьи:
«Есть забавная жизненная деталь... Держа девочку на руках и ласково улыбаясь в объектив фотоаппарата, Сталин сказал Берии: «Момашоре ег тилиани».
Слова любимого вождя, сказанные на незнакомом языке, Геля трепетно хранила в памяти многие годы и пронесла сквозь все испытания. Но их смысл она узнала, только когда уже стала взрослой. По-грузински они означают «Убери эту вшивую!».
(увидеть фотографии Гели и ознакомиться с материалами статьи можно по ссылке: http://belan-olga.livejournal.com/362324.html )
------------------------
На фото: Сталин и "Мамлакат" - Геля.