Сапоги

Олег Шах-Гусейнов
1.

Большая сизая сопка, за вершину которой то и дело цеплялись туманы, издалека всегда выглядела загадочной и притягательной даже в непогоду. Но вблизи всякий раз оказывалась просто плешивым старым холмом с выступающими на поверхность скальными породами и унылым хвойным лесом, который неравномерно покрывал его склоны. Обширная, в меру пологая вершина, покрытая кустарником, сплошь иссечена грунтовыми дорогами, образованными от бесчисленных перемещений военной техники.

Мрачное осеннее небо вторые сутки монотонно моросило дождем. Водяная пыль непрерывно сеялась с неба, висела в хвое и в листве деревьев, тяжелой прозрачной паутиной оседала в пожухлой осенней траве, обильно пропитывала густые мхи. Вода сквозь бурые маскировочные сети струилась по ровным кузовам боевой техники, возле которой, нахохлившись под промокшими плащ-палатками, уныло маячили фигуры часовых. 

Все изрядно промокли и продрогли под холодным дождём.

Из-за непогоды плановые учения по управлению огнем не очень-то и задались, и протекали вяло. Уже третьи  сутки авиация не летала, поэтому для подразделений командного пункта вместо боевой работы всё свелось к изнурительному выполнению различных нормативов под дождем, а для офицеров управления – к бесконечному шуршанию картами в штабной палатке, к заслушиваниям по тактической обстановке и сдаче всевозможных зачетов.

Набегавшись за день по позиции, старший лейтенант Крутиков вымок и сильно промочил ноги. Кожа сапог основательно пропиталась водой и не служила защитой от влаги.

На усталость и промокшие ноги Крутиков старался не обращать внимания. Недавно назначенный на должность командира батареи, он исполнял службу с особым рвением, однако, сказывался недостаток опыта: Крутиков командовал, пытаясь влиять сразу на всё и быть одновременно везде. Все видимые проблемы он пытался решить приказаниями, которые раздавал щедро. Крутиков, по молодости твердо верил в магическую силу приказа, считая его главным и вполне достаточным рычагом в военном деле. Но почему-то получалось не всё, не сразу и чаще вовсе не так, как того хотелось. От этого Крутиков периодически испытывал как чувство досады, так и новые приступы неуёмной энергии.

Не командир должен бегать "дробной рысью" вокруг подчиненных, а всё должно крутиться вокруг Крутикова - такую сентенцию каламбуром выдал Крутикову один юморист из старших начальников. И был прав.

Но это потом, с опытом, Крутиков постигнет: желаемое по приказу не явится, его необходимо готовить - тяжелым командирским трудом. Однако молодость – недостаток, который быстро проходит, а пока на щеках Крутикова играл живой румянец.

2.

Поздним вечером офицеры, свободные от службы, лежали на отсыревших матрасах в палатке для отдыха, задумчиво курили и слушали бесконечный шорох дождя, трущегося о палатку. Свет не включали. Думали о доме. Приятные образы стали почти осязаемыми и разговаривать не хотелось.

Тишина нарушалась лишь вознёй истопника у печки-буржуйки, да ещё в дальнем углу палатки начхим* с медиком* при слабом свете свечи о чем-то тихо беседовали. Два пожилых майора, судя по интонациям и жестам рук, приложились к фляжке. 

Печка вяло дымила – сырые дрова не хотели разгораться. 

Насквозь промокшие сапоги Крутиков поставил рядом с койкой. Он вовсе не надеялся, что они просохнут за четыре часа. Столько времени осталось на отдых. Затем по графику он должен был сменить оперативного дежурного на полевом командном пункте.

Раздвинув назойливый хоровод образов – напряженный след прошедшего дня – в воображении Крутикова легко возникло симпатичное девичье лицо с застенчивой улыбкой. Хотелось в него вглядеться лучше, но, приятно устав от этих попыток, Крутиков, убаюканный поскрипыванием печной трубы о жестяную вставку в потолке  палатки, разом провалился в кромешный сон, какой бывает только в молодости, после полной физической усталости и долгого пребывания на свежем воздухе

3.

Около четырех утра Крутикова разбудил посыльный, направленный к нему оперативным дежурным.

– О-ох! – сладко потянувшись, простонал Крутиков, с трудом отходя ото сна, –  передай, сейчас буду.

    Он в приятной истоме отметил: буржуйку удалось таки «раскочегарить».  В жестяной трубе прытко гудело пламя. В темноте плавно мерцали малиновым жаром круглые печные бока. Воздух в палатке совершенно прогрелся. Сырость исчезла. От нарубленных дров, сложенных у печки, исходил густой запах, такой свежий и смолистый, будто дрова сложили не у печки, а прямо на верхней губе под носом Крутикова.

– Ах, как хорошо! – подумал полусонный Крутиков, с блаженством  натягивая во тьме палатки теплые хромовые сапоги, удивительным образом успевшие высохнуть так, будто и не промокали вовсе. Крутиков быстро оделся, с удовлетворением притопнул ногой в сапоге по дощатому настилу, откинул двойной полог и вышел наружу. Его удивила перемена погоды: дождь прекратился, ударил и прихватил землю здоровый морозец. Вскоре Крутиков сменил оперативного дежурного - отчаянно зевающего капитана.

4.

Полевой командный пункт располагался в «бабочке» – довольно удачной конструкции, придуманной военными умельцами. Боковины металлического кунга, размещенного на шасси грузового автомобиля, раскладывались на петлях в стороны и, снабженные стальными подпорками, становились полом, а потолком и стенами служил плотный брезент. Этакий трансформер. С помощью нехитрого фокуса пространство кунга увеличивалось втрое. Развертывалась «бабочка» расчетом буквально за пятнадцать минут, включая маскировку.

Командный пункт удобно оборудовали выносным индикатором, дублирующим картинку с экранов радара, прозрачными планшетами из плексигласа, мягко подсвеченными с торцов, завели на пульт управления всю необходимую связь. 

Крутиков доложил на вышестоящий командный пункт о приеме дежурства  и удобно устроился в кресле перед экраном, вытянув вперед ноги. Во время боевой работы в этом кресле сидел командир. Тихо шипел из динамика радиоэфир.

Не успел Крутиков расслабиться, как зазвонил полевой телефон. Сняв трубку, он услышал от дежурившего в сети радиста:

– Товарищ старший лейтенант! Передали – готовность номер один! Будут реальные цели!

– Вот, чёрт! Принято! – Крутиков нажал кнопку на пульте. Завыла сирена.

Всё на сопке ожило и пришло в движение: запускались агрегаты питания, зашумели турбины, завращались антенны радаров, побежали к технике расчеты.  Началась боевая работа, ради которой все тут и находились уже третьи сутки.

5.

Вскоре собрался полный боевой расчет командного пункта. Почему-то задерживался только командир. Кресло, которое сразу освободил Крутиков, занял начальник штаба бригады – молодой подтянутый майор. В отличие от остальных офицеров он уже был выбрит. «И когда успел?!» – подумалось Крутикову.

С несколько ироничным выражением лица выслушав доклады из дивизионов по радио, красивым баритоном он негромко и уверенно начал отдавать необходимые распоряжения  офицерам.

Начальник штаба пользовался в бригаде общим уважением и в некотором роде был кумиром Крутикова. Поражали феноменальная память начальника штаба и умение излагать мысли – кратко, точно и по существу.

Однажды в бригаду прибыл новый  Командующий Армией, знакомившийся с частями и соединениями, и Крутиков стал свидетелем, как начальник штаба докладывал ему в кабинете комбрига, куда собрали командиров, решение о боевой готовности бригады.

Всяческие уложения по боевым и мобилизационным возможностям в статике и динамике – целый массив цифровой и смысловой информации начальник штаба выложил наизусть, свободно, стройно и логично – без малейшей запинки.

С внутренним достоинством держался он у вывешенной карты, испещренной схемами, изредка касаясь её длинной указкой скупыми и точными движениями. Его артистичный баритон буквально гипнотизировал присутствующих. В некой паузе, возникшей после доклада, всем вдруг стало ясно, это – его звёздный час.

– Толково, очень толково, – задумчиво молвил генерал, – а что лично вы думаете о способности бригады решать задачи в условиях Северо-Западного театра военных действий? – Командующий  откинулся в кресле, закинув ногу на ногу, и с явным интересом воззрился на докладчика.

Бригада только переучилась и получила новый зенитно-ракетный комплекс. Вопрос Командующего был актуален. Все присутствующие переглянулись: если отзвучавший доклад волшебным образом возможно было выучить  наизусть, то здесь требовались нестандартное мышление и полная собранность.

Пока начальник штаба в течение пяти минут убедительно излагал соображения по вопросу генерала, в кабинете висела тишина, лишь раздавался звук, производимый ручкой Командующего в блокноте, куда, приподняв бровь, он вдруг начал делать пометки.

В эти пять минут уложились два-три интересных предложения по месту бригады в общей системе ПВО Армии, очень логично увязанные с преимуществами нового вооружения. Изложенное несколько расходилось с общепринятыми взглядами, но явило блистательную военную эрудицию докладчика, что у офицеров невольно вызвало восхищение и скрытую гордость за своего начальника.

Все эти воспоминания быстро промелькнули в голове Крутикова, пока он за спинами боевого расчета торопливо сдавал дежурство тому самому капитану, которого недавно, было, сменил. Капитан, небритый, как и Крутиков, сквозь зубы тихо и привычно матерился – не дали отдохнуть. А Крутиков, выскочив из кунга, поспешил на свое штатное рабочее место.

6.

Боевая работа затянулась почти на четыре часа. Авиация, будто заскучав от нелётной погоды, теперь разлеталась не на шутку. Наконец, поступила команда «Готовность №2», которую после напряженной работы уже ждали с нетерпением, да и время завтрака подошло.

Крутиков был в отличном настроении: его расчеты отработали очень хорошо, учения заканчивались. В кабине станции в последнюю очередь перестали работать мощные вентиляторы обдува, сбрасывая обороты и переходя от ровного гула к затухающему свисту. Наступила тишина. Вместе с ней прекратила работу электробритва, которой Крутиков успел побриться. 

Щурясь на свету после темени кабины, он  с отчётом направился на командный пункт.

7.

Поднявшись по металлической приставной лесенке, Крутиков открыл тяжелую дверь «бабочки». Внутри было накурено, и все громко разговаривали – кто по делу, а кто и не по делу.

– Товарищ полковник, разрешите войти?

– Входи, Крутиков, – сказал командир бригады.

– А вы знаете, кто-то подсчитал: зенитный снаряд стоил ровно столько, сколько стоила одна пара добротных хромовых сапог. Когда я служил ещё срочную, после выстрела зенитки наш старшина-фронтовик всегда сожалел: «Вот, ещё пара сапог полетела!», – повернув на мгновение голову в сторону вошедшего Крутикова, продолжал рассказывать какую-то  байку начальник командного пункта майор Белаш, – а пуск нашей ракеты стоит двадцать две тысячи пар таких сапог – в академии на кафедре стрельбы говорили!

«И к чему тут про сапоги?», – подумал Крутиков, – глядя, как из красивых, с сединкой, усов Белаша продолжает тянуться выдыхаемый сигаретный дым – майор много и аппетитно курил.

– Ну что, принес  отчет? – спросил Белаш, и не выслушав ответа на свой вопрос, продолжил, – а ну, постой-ка, постой-ка! Поворотись-ка, сынку, перед батькой, –  отодвигая кого-то жестом руки в сторону, – вдруг громче, с подозрительными интонациями, заговорил  Белаш.

Крутиков растерянно пытался сообразить, что происходит.

– Товарищ полковник! А-а-а! Вот он, тать! – живо повернулся Белаш к командиру, –   смотрите, кажется на нём ваши сапоги!

Присутствующие посторонились, и образовался проход между командиром и Крутиковым. Полковник на вращающемся кресле развернулся в сторону Крутикова и вместе с присутствующими уставился на его ноги.

– Точно, мои! А я тут между налетами разгадываю сапожные загадки!

И, обращаясь ко всем, деланно возмутился:

– Крутиков?! Молодец-то, какой, а? Взял, понимаешь, втихаря сухие (со стельками!) тёплые сапоги своего командира, преспокойно надел их и пошёл себе! Ладно, просто пошёл бы. А он пошёл и объявил тревогу бригаде! Получи, командир, вводную: вот тебе – война! А сапог-то у тебя – нет! Проверим твои действия!  Каков шутник, а?

Офицеры засмеялись.

Крутиков сразу стал пунцовым. До него дошло, почему сапоги ночью так быстро «высохли». Он готов был провалиться сквозь пол «бабочки»! Комбриг ночью лёг отдыхать на кровать рядом с кроватью Крутикова. Оказывается, его сухие сапоги стояли рядом с его, Крутикова, сапогами.

– Хоть бы сухие сапоги оставил! Оставил какую-то мокрую рвань, – отводил душу командир. – Хорошо, что размер, вроде, совпал. Пришлось натягивать! А сапоги-то мокрые, не натягиваются! А ко мне уже третий посыльный прибегает – где же вы, товарищ полковник, а-у, там – тревога, вас ждут!

– Сорок второй размер, товарищ полковник, – буркнул Крутиков.

– Ну, правильно! И у меня – сорок второй. Повезло! – с иронией сказал комбриг.

– Хорошо-то хоть «воевать» было в моих сапогах, Крутиков?!

– Так точно. Виноват, товарищ полковник.

– Ладно, давай меняться. Забирай! – и комбриг с трудом стянул с себя сырые сапоги. – Где же ты их так успел промочить?

Поменялись. Под смешки присутствующих.

«Сытый голодного не разумеет – сидят себе по КУНГам и палаткам», – обиделся Крутиков, но промолчал.

– Впрочем, я шучу, не обижайся, Крутиков! – уже другим тоном сказал комбриг, с удовлетворением апробируя свои вновь обретенные сапоги.

– Пропущенных  целей ведь у нас сегодня не было? – спросил полковник Белаша.

– Так точно, все цели проведены. Посредники говорят, пропущенных – нет.

– Ну вот! А остальное всё – ерунда. Так что, Крутиков, я доволен работой расчетов. Молодцы! Белаш, покормить личный состав, и – будем сворачиваться. Готовность - номер три!

– Есть!

Вскоре все разошлись, осталась дежурная смена. Крутиков облегченно вздохнул.

8.

Крутикова, вышедшего из "бабочки", чуть не сбил с ног морозный ветер.
Он обжигал лицо и заставлял слезиться глаза. Ярчайший солнечный свет господствовал над северными просторами.

Протяжным прибоем, с треском расшвыривая хвою и сучья, тяжело шумел лес.  Его чёрная стена раскачивалась совсем рядом, словно подступив за ночь, подобно приливу. Расчеты с большим трудом сворачивали маскировочные сети, пытавшиеся вырваться из рук.

Полотнища выгоревших на солнце палаток  раздувались и крепко хлопали на холодном ветру, как паруса в шторм. На флагштоке звучно трепыхался красный флаг. Люди перемещались, придерживая у лица поднятые воротники.

Небо теперь притягивало взор глубиной, ледяными облаками, летящими в черноватой синеве. Ослепительные и лёгкие, заполнив небо до края, меняя стремительно контуры, катились они за кромку беспокойно шумящего леса.

Снега не было.  Горбатились большие ярко-сизые сопки – ближние. Бледно стыли –  дальние. Лужи превратились в хрупкий лед, который остро хрустел под ногами. 

«А говорят, де, «грустная осень», – подумал Крутиков, – скорее – весна, заблудившаяся подобно порыву ветра. А ведь совсем скоро – отпуск!



Примечания:
"начхим* с медиком*" – начальники химической и медицинской служб


Фото - из инета