Умер Геннадий Емельянов - автор многочисленных романов и повестей, один из самых оригинальных сибирских прозаиков. Он прожил на свете семьдесят пять лет. Все же не пятьдесят, как Коля Колмогоров, и все-таки не верится, что Геннадия нет больше на земле.
Однажды он ночевал у меня. Мы пили вино, беседовали... И я узнал от Геннадия немало любопытного. Он, оказывается, учился в МГУ в одно и то же время, что и Михаил Горбачев. (Горбачев - на юридическом, Емельянов - на факультете журналистики.) Емельянов даже запомнил его, по одной лишь простой причине. Горбачев ходил с орденом Ленина на лацкане пиджака. Среди студентов тогда были и бывшие фронтовики, но со своими наградами в студенческую аудиторию на занятия в то время уже никто не ходил. Только будущий Генсек.
Еще рассказывал Емельянов в ту ночь о своих встречах со знаменитым графом Игнатьевым.
- Я, студентик, иду по Красной площади, а навстречу мне - генерал Советской Армии - высокий, статный. И, что меня чрезвычайно удивило: этот генерал, глянул на купол собора, перекрестился.
Через какое-то время попалась мне в руки книга "Пятьдесят лет в строю". Посмотрел на портрет автора - это и есть тот самый генерал, что крестился на кремлевские купала!
Во второй раз я встречался с графом Игнатьевым в домашней обстановке. Меня и Гарика Немченко пригласили в какой-то литературный салон старых москвичек. Зашли, вижу: среди посетителей салона - тот самый генерал!
У этих старушек в салоне стояло пианино. Граф говорил нам с Гариком: "Может, сыграете что-нибудь, молодые люди?..
А я в жизни за рояль не садился. Но тут не знаю, что на меня нашло. Подошел к пианино, сел...и - быстро пробежал пальцами обееих рук от края и до края клавиатуры. Извлек я из них, конечно, лишь сумбур. Но граф принял все за чистую монету. Поглядел на меня растроганно:
- Спасибо вам большое. Как я счастлив, что в Москве еще сохранились такие люди.
Приходит к нему однажды повестка из милиции. Емельянов является в указанное место, у него там спрашивают:
- Где вы работаете?
- Я - член Союза писателей, автор двух десятков книг.
- Книги писать никому не запрещено. А вы - отвечайте нам толком, где вы работаете, - говорит ему с некоторым раздражением молодой лейтенант. - Выходит, нигде не работаете. Тогда устраивайтесь поскорей, иначе будем привлекать к уголовной ответственности. За тунеядство - срок до трех лет!
Пошел тогда Емельянов к своему приятелю, большому милицейскому начальнику, полковнику. Рассказывает ему смехом эту историю:
- Ну и дураки же у вас в милиции сидят!
Полковник в меру посмеялся, потом говорит:
-Да, у нас в милиции встречаются порядочные дураки, будем избавляться от них. Но скажи мне честно, Гена: где же ты все-таки работаешь?!
Да, Емельянову в жизни не очень везло. Еще один - печальный и смешной - случай из его жизни. Однажды он не приехал из Новокузнецка на писательское собрание: заболел. И вот встает на собрании В.Р. - человек, который стал членом Союза писателей всего месяц назад. До этого В.Р. служил тридцать лет в органах. Встал В.Р. и заявляет:
- Я предлагаю исключить Геннадия Емельянова из рядов Союза писателей за неявку на писательское собрание собрание. В.Р. был тогда весьма удивлен, что его предложение было встречено гомерическим писательским хохотом. Хотя, скорей всего, надо было печалиться.
Витя Бокин, поэт, мой друг, рассказывает:
- Однажды Геннадий Арсентьевич побывал в моей холостяцкой однокомнатной квартире. Говорит: "И не стыдно тебе, Витя, жить в такой грязи?" Взял половую тряпку - и вымыл пол в моей квартире, привел ее в божеский вид... Я не верил своим глазам: живой классик - и занят таким низким делом...
После окончания МГУ Емельянов и Гарий Немченко были распределены в Новокузнецк, на строительство Запсиба. Проработали много лет в многотиражке треста "Металлургстрой". Немченко, как более оперативный человек (закончил репортерское отделение факультета журналистики), - быстрее стал известен широкому читателю. Емельнов учился на отделении редакторском и работал он более медленно. Но, в конце концов, и он нашел свое лицо. Он нашел себя в сатире, гротеске, социальной фантастике. Лучшими его вещами я считаю повести "В огороде баня", "Арабская стенка", "Истины на камне", "Медный таз из сундука".
Рассказывал мне тогда Емельянов и о своей личной жизни. Оказывается, он бросил свою первую жену ради аспирантки. А потом эта аспирантка бросила его.
- И я отправился назад, к своей первой жене. Самое удивительное, она нисколько не удивилась моему приходу, не сказала худого слова. "А, вернулся, - говорит. - Проходи, располагайся..."
Видимо, та любовная эпопея и подсократила Емельянову век.
Ночь пролетела, наступило утро. Нам с Геннадием очень хотелось выпить, но денег не было. И тогда Емельянов предложил: "А давай, Володя, продадим мою зимнюю шапку - и на эти деньги купим спиртного?!"
И мы отправились на ближайший базарчик. Дело было или в конце октября или в начале ноября. Шел мелкий противный дождь, и емельяновская шапка в моей руке намокла, стала похожей на обшарпанную дворняжку. Как я ни всучивал, ни рекламировал ее покупателям, они лишь брезгливо отварачивались от нее...
Правда, одна женщина предложила за нее - изделие из ондатры - пятьдесят рублей. И Емельянов уже было согласился, ноя не дал ему соврешить такую безумную сделку. Ведь его шапка стоила рублей четыреста.
Проболтались мы на базаре, намокли и вернулись домой. Там моя жена дала нам денег на пиво. И я проводил Емельянова в гостиницу "Кузбасс", где, кажется, к нему пришел его старинный друг Геннадий Юров.
"