3-IV Явление Бестии

Публий Валерий
                IV

  Дома Муция сполоснулась в калдарии, написала записку в храм, извещая, что не сможет придти на службу, распорядилась насчёт ужина для ожидавшихся гостей, приказала приготовить побольше вина и закуски для прогулки в Садах Ацилиев. Куда в одиннадцатом часу она и отправилась, как и договаривалась с подругами, к статуе Венеры Златовенчанной. Подруги, побывавшие дома у Геллии, тоже прибыли с запасом божественного дара лозы, и квартуорфеминат мог пировать в Садах хоть до утра. Однако вечером народ, невзирая на ненастье, стал запруживать гестатионы и все прочие дорожки. Поэтому молодые аристократки всё-таки решили перенести свои торжества в более привычное и удобное место – в дом Фламины Кибелы, куда к тому же должны были придти и другие гости.

  Едва они направились к выходу, их догнали также гулявшие в этих Садах юный Марк Феликс с тремя своими друзьями, сёстрами Юниями и ещё одной девушкой. Их всех Присцилла тоже пригласила к себе.  Феликс и Юнии радостно сообщили, что их отпустили на всю ночь.

  В такой компании они добрались до места комиссатио. Возле дверей стоял Гней Космик, а из-за крайней колонны портика дома Фабии к носилкам Ребилии подошла её юная подружка.

  – Космик, прошу ко мне на ужин, – приглашает фламина; за юношей и девочку. – Диания, дорогая, здравствуй! Заходи и ты, если хочешь. Мама не потеряет тебя?

  – Потеряет, так завтра найдёт, – раздался чудный голос.

   Это рыжая девушка в прекрасной столе, бывшая в Садах с молодёжью. Вскоре хозяйка несколько пожалела, что пригласила её. Но, раз уж так вышло, можно сразу её описать. Юная, семнадцати лет, очень красивая, с чарующим низким голосом. Она едва ли не  затмевает всех четырёх подруг, вместе взятых – весь квартуорфеминат. Глаза зелёные, но и ярче, чем у Парис, и соблазнительнее, и загадочнее. Причёска почти как у Шрамика: две косы вокруг головы, но чёлка подстрижена и уложена оригинальнее, к тому же сам цвет так и притягивает взгляд. Фигура, стройность – тоже как у Веры. Ростом чуточку выше Муции. Губы восхитительнейшие и порочнейшие. Лицо прелестнее, чем у Елены в юности, и даже ногти столь же – если не тщательнее, если такое возможно – ухоженные. Сладостный аромат её притираний совершенно уникальный, такого Присцилла в Городе ещё не встречала.

  Фабия готова поклясться Венерой, что, если бы не поведение рыжей, забыв обо всём на свете, влюбилась бы в эту сногсшибательную красавицу. Впрочем, к чему вводить в заблуждение читателей – даже поведение не помеха. Муция честно себе признаётся, что сама не поймёт, что происходит – она же любила всю жизнь Квинта всей душой, всем своим существом и естеством, а теперь из головы не выходит эта восхитительная Бестия. Может, колдовство какое? Бестия – это одно из её имён, и ей нравится, когда её так называют…

  Однако необходимо вернуться к дверям дома Присциллы в тот вечер.

  – А не завтра, так послезавтра – ничего страшного.

                Идём, милочка, идём, дорогуша!               
                Никому не верь – меня лишь слушай!

  И рыжая девушка по-хозяйски, взяв под локоток, проводит Дианию в отворившиеся двери. Фелиция спешит туда, хозяйка за ней. В атриуме Парис, подойдя к отроковице с другой стороны, обозначает свои на неё притязания, пока не видит Елена, и даже прямо заявляет:

  – Послушай, красотка! Это сокровище – моё. Я тебя очень прошу…

  – Милая Парис! – своим волшебным голосом, мягкой, в противоположность Ребилии, интонацией, заговорила гостья; вероятно, по пути она узнала, скорее всего у брата Фелиции, имена и прозвища подруг и их отношения. – Я же для тебя и стараюсь! Поздравляю с такой чудной находкой, эта девочка просто бесценна! Я рада за тебя! Так значит, я приударю за Еленой? Фабия Присцилла! – обращается рыжая от ошеломлённых Пентесилеи и Диании к пригласившей их всех. – Дражайшая, прелестнейшая хозяйка! – девушка нежно берёт её за руку, целует в щёчку, успевая быстро-быстро поласкать её язычком. – Извини, пожалуйста, я не представилась, это чуть попозже. А пока пройду в ларарий, хорошо? Вот и славно! Спасибо огромное! – переходит на шёпот и наклоняется ближе. – Ты бесподобна, Муция! Твоё тело великолепно! А душа… Я попробую лучше узнать тебя, но сразу вижу, - она смотрит в глаза той, к кому обращается. – Ты, Муция, очень редкая, прекрасная девушка, - и снова вслух. – Благодарю, ты так любезна! – и целует в губы тем же способом, что до этого в ланиту; после чего велит одному из вышедших хозяйских слуг проводить её в домашнее святилище.

  Тем временем шумно заходят остальные приглашённые. Присцилла успевает немного прийти в себя. Атриенсис докладывает ей, что в большом зале ложа расставлены, но ещё не накрыты столы, что, наверное, нужно распорядиться насчёт последнего действия. Кивает ему и слышит вопрос кого-то из пришедших.

  – Очаровательнейшая хозяйка! Твой атриум великолепен! Но мы все немного устали. Где бы прилечь?

  – О Геркулес! И я тоже. Пожалуйста, проходите. Прошу за мной, милые мои гостьи!

  В экусе она предлагает им располагаться и начать знакомиться. Пока на кухне заканчивают готовить горячую закуску, а холодная и вино появляются на столах. Ане Присцилла велит, чтобы сбегала к ларарию поглядеть, что там делает гостья, а потом чтобы, доложив госпоже, ушла к себе в кубикул и больше не появлялась.

  Молодой человек, похваливший атриум, собирается произнести речь:

  – Друзья! Позвольте представить… – но тут его хлопает по плечу братишка Парис. – То есть, я хочу сказать, позвольте представить дело нашего счастливого знакомства тому, кого к этому обязывает имя и кому мы обязаны нашей встречей. Слово Марку Феликсу.

  – Спасибо, друг! Ты настоящий ритор! – Марк любезно и кратко представляет трёх своих друзей, а затем знакомит их с квартуорфеминатом, начав с хозяйки. Подруги его, разумеется, благодарят. – С той девушкой, что куда-то исчезла, я познакомлю вас, очаровательнейшая хозяйка, прелестницы, когда она появится.

  – Феликс, очень прошу тебя, уступи эту честь мне.

  Когда юноша дал ему согласие, говоривший заметно обрадовался. Это был как раз юный оратор – Фурий Кацин. Двух других, тоже ровесников Феликса, звали Левин и Леканий.

  Диания, которую представила Вера как приехавшую из Кампании дальнюю родственницу Ребилии, скромно расположилась в самом конце одного из столов, несколько поодаль от всех гостей, рядом с Космиком, представившимся самостоятельно. Диания с удовольствием смеялась над шутками и не отказалась, когда слуга – это был Кробил – налил ей вина.

  Пока молодые люди соревновались в комплиментах присутствующим барышням, Уриана подбежала к своей домине.

  –  Госпожа, в ларарии рыжая девушка молилась у статуи Прозерпины. Падает ниц, не жалея своего роскошного платья. Сейчас она у статуи Венеры, зажгла потухшую лампаду…

  – Понятно, душка. Иди к себе.

  Присцилла невольно задумалась об этой интересной – и даже очень – девушке. Её мысли были прерваны приходом Фульвии и Домициллы. Не успела она с ними обняться, как появились Квинт и Курион, а спустя недолгое время ещё и Сиг и Гопломах. Теперь уже брат Присциллы со своим другом имели возможность блеснуть красноречием и остроумием, знакомясь с новыми для них персонами и представляя пришедших почти вместе с ними двух молодых людей и жриц Кибелы, коллег Фабии. Наконец, все разместились на своих ложах, и прозвучал первый тост за знакомство. Только все выпили, поднимается Кацин.

  – Многоуважаемые отцы-сенаторы! Почтенные всадники! Молодые люди! Очаровательнейшие девушки! – в зал входит последняя – она же недавно вошедшая вместе с Дианией в атриум первой – гостья и останавливается в центре. – Счастлив представить только вчера облагодетельствовавшую Город своим прибытием! Великолепную и восхитительную красавицу! Прошу вашего внимания! – эти слова излишни, и так все смотрят только на неё. – Светлейшая домина… Корнелия Руфина!

  – Фурий, не стоило, – говорит ему вошедшая, – мне, право, неудобно. К тому же ради размера ты забыл сказать, как полагается, «дочь Публия Корнелия Руфа Бестии». Так что, светлейшие мужи и прелестные римлянки, можете звать меня и агноменом отца, да будут милостивы к нему Отец Дит и Прозерпина. А сейчас я предлагаю тост, – рыжая девушка располагается на ложе. – О Великая Прекрасная Венера! Поднимем кубки за любовь! Клянусь всеми Богами, жизнь без любви и жизнь с любовью – как простая вода и чудесное божественное вино! Выпьем же вина, выпьем за любовь! – и она первой, совершив возлияние, выпивает весь кубок. – И выпьем до дна!

  Раздаются похвалы тосту, восхищения той, кто его произнёс.

  – Позвольте мне рассказать один случай, – негромко говорит неожиданно оказавшийся между сестрой и братом Фабиями Космик, он присел на корточки между их ложами.

  – Разумеется, Гней, – тоже тихо отвечает патрицианка. – Квинт, это Гней Космик, приверженец интересующего нас с тобой учения. Космик, это мой старший брат, Квинт Торкват. Говори, что хотел.

  – Благодарю, добрейшая Фабия! Тост уважаемой Корнелии напомнил мне о первом чуде нашего господа, Иисуса Назарянина, – его никто не слышит, в зале шумно и весело, лишь Муция с братом, склонив голову, могут разобрать слова вольноотпущенника. – На свадьбе в городке Кане Галилейской он, помолившись, превратил воду в вино. Которое очень хвалил распорядитель пира. Этот эпизод почему-то не любил вспоминать один ученик Иисуса, Кифа…

  – Госпожа, – отвлекает номенклатор, – в атриуме вашего приглашения ждёт Луций Габерий Флор.

  – Скажи, сейчас я выйду.

  Космик видит, что девушка его не слушает, замолкает и уходит на своё ложе. Корнелия Руфина успевает расположиться возле Геллии и что-то тихо говорит ей держа за руку. Клементина, похоже, с удовольствием внимает и даже отняла другую руку у своей возлюбленной, Ребилии. Которая вот-вот может вскипеть. Присцилла решает, что надо её увести.

  – Фелиция, подруга, – зовёт она, – идём, пожалуйста, со мной!

  С большой неохотой амазонка оставляет Елену и выходит из зала. Приобняв за плечо, Муция отводит её в атриум. За ними следуют их братья и, как ни странно, Корнелия.

  – Флор, привет! Если хочешь, проходи. Но, во-первых, у нас с тобой никаких особых отношений нет – я презираю твою жадность. Во-вторых, мне помнится, ты грозился побить Парис.

  – Флор! Я приветствую мужскую храбрость! – обращается к нему Бестия. – Ты только не смотри, что Парис – красивая женщина. Это настоящая амазонка, и тебе нужно показать мужество Геркулеса, чтобы сражаться с ней, – рыжая жмёт руку Габерию. – Я Корнелия Бестия. И я жду твоей победы. Поверь, награда не заставит себя ждать.

  – А вдруг он проиграет? – не даёт вставить слова растерявшемуся всаднику заведённая Терция. – Тогда что?

  – Тогда я этой ночью не трогаю Елену и Дианию, – отвечает Руфина. – Но если он, этот доблестный квирит, одержит над тобой верх, милая Парис, в этом случае уже ты сегодня теряешь на них все свои права.

  – Согласна. Жду в экусе, – Ребилия гордо удаляется.

  – Сестра, извини, но я поддерживаю Бестию, – говорит Квинт, – я тоже ставлю на юношу.

  Рыжая тут же целует его, Торквата, в щёки и даже в губы.

  – Благодарю, отец! Я так рада!..

  Других её слов Фабия не слышит – убегает из атриума, не в силах больше смотреть. Марк Феликс догоняет её, он видит, что молодая женщина готова заплакать, пытается утешить. Оказывается, она свернула не в ту сторону, и они очутились в тесном и тёмном коридорчике у ларария и «Лесной». И очутились здесь не одни: Фульвия и Фурий, прижавшись друг к другу и к стене, страстно целуются, даже и не собираясь обращать внимания на хозяйку и брата её подруги. Чуть успокоившись, та благодарит Марка, так и не понявшего причины её едва не появившихся слёз.

  – Молодые люди, идёмте глядеть на интереснейший борцовский поединок! А меня извините, я скоро, – Муция собирается вернуться в атриум, но оттуда ей навстречу, с двух сторон подбадривая, Квинт и Руфина ведут Флора.

  – Сестрёнка! Мы решили взглянуть на оригинальный бой.

  – Конечно, Фабия, – подтверждает Бестия. – Такое редко увидишь. А всем остальным, милая хозяйка, можно заняться и после, – она ласково берёт локоток Муции и вроде что-то собирается сказать на ушко. Но вместо этого целует мочку, чуть покусывая через губы, переходит на шею, а её рука уже спускается с талии жрицы ниже. – Давай разденемся, - говорит рыжая.

  Присцилла не знает, что ответить, что делать, что с нею…

  – Конечно, Корнелия, всё правильно, – оказалось, что юная гостья произнесла это во всеуслышание, и Квинт отвечает ей. – Тепло же в доме, можно и в одних туниках лежать.

  – Тем более, что предстоит горячая схватка! Вперёд, Луций Флор! Не сдавайся, мой герой! – рукой, не занятой в платье Муции, рыжая проводит по волосам эфеба. – Здесь должен быть венок победителя!

  В экусе слуги уже раздвинули столы и ложа к стенам, освобождая больше места для борьбы. Ребилия в одной тунике, чуть нервничая, разминается; берёт что-то у своего подошедшего раба.

  Торкват и Руфина снимают соответственно тогу и столу, оставшись в туниках. У сенатора сразу становится заметным брюшко. У Бестии туника весьма прозрачная, ещё и короткая. К тому же девушка встала возле факелов у входа. Фабия ищет недостатки в её фигуре, но тщетно. Готовое изваяние Грации или Венеры. Стройнейшие ноги. Талия без всякого корсета тоньше, чем у Веры. Попа впечатляющая, круглая, загляденье. Ничем не прикрытая и не поддерживаемая грудь идеальная, высокая, налитая, с яркими сосцами. Почти все гости независимо от пола так и пожинают её взглядом. Только что руки не тянут. Ибо перси Бестии так и просятся в ладони…

  Не отрывает взгляда и Муция. Она и сама снимает верхнее платье, то же делают и её гости, и даже Диания. Один лишь Космик остался в тоге, но его, естественно, никто не замечает. Руфина, переговорив с Кацином, занимает, как и все, своё ложе, устроившись между Курионом и младшей Юнией. А Фурий объявляет.


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2011/12/03/1606


--------------------
     19) обязывает имя – Феликс (Felix) означает Счастливый.
     20) Прозерпина или (гр.) Персефона – Богиня царства мёртвых, супруга Дита.
     21) отцы, отцы-конскрипты – сенаторов уважительно называли patres conscripti – «отцы, внесённые в списки», т.е. в списки Сената.
     22) Кифа или Симон – т.е. апостол Пётр.