«Борис Годунов» в Большом театре 02.12.2011
Реконструированный Большой театр блещет золотой краской (когда-то барьер на ярусах был латунный, теперь он крашеный, и краска уже успела немного облупиться), ярким бархатом лож, хрусталем знаменитой люстры (почему-то очень много лампочек не горит в ней), новехонькими Аполлоном и музами на потолке.
Появился удобный лифт, что, конечно важно для немолодых зрителей верхних ярусов. А их немало, причем чаще всего в сопровождении молодежи: умные и заботливые 20-30-летние привели своих мам, пап, дедушек и бабушек во вновь открывшийся театр их юности. И это прекрасно!
Есть небольшая проблема опаздывающих: московские пробки непреодолимы. Билетерша перед спектаклем специально предупреждает, чтобы зрители не спешили пересесть на пустующие более удобные места: на них еще могут прийти.
Свободных мест немного.
Спектакль – возобновленнная постановка 1948 года.
Даже в программке значатся уже умершие знаменитости, осуществившие ее столь много лет тому назад:
режиссер
Леонид Баратов (http://www.bolshoi.ru/persons/people/398/)
и
художник
Федор Федоровский
http://ru.wikipedia.org/wiki/,_
- Что же это будет? –думаю , разглядывая в бинокль занавес, который на первый взгляд кажется совсем таким же, как двадцать лет тому назад, когда я была в Большом в последний свой раз, - Будет ли это нечто музейное? Ведь многие считают оперу музейным жанром и чего только не придумывают, дабы ее осовременить. А тут - реконструкция.
Занавес оказывается довольно забавным: среди двуглавых орлов многократно повторено слово «Россия». По-моему, это уже как-то чересчур. Без слова смотрелось бы по-настоящему ретро. И красные знамена под фанфарами наверху кажутся пришедшими из прошлого века, а не из позапрошлого. Хотя, кто знает, я не знаток таких тонкостей театральных интерьеров.
Первое, отчего просто захватывает дух, как только открывается занавес, это великолепие декораций, представляющих старинный вид Красной площади, и не меньшее – костюмов. Причем декорации не демонстративно-помпезны, как этого можно было ожидать, они истинно художественны, сочетание красок создает настроение тревоги, настроение грядущей трагедии. Хор, который в этом произведении Мусоргского еще современниками его признавался главным действующим лицом, в прологе производит не очень радостное впечатление: слишком громок звук, слишком резко меняется он от слишком высокого к низкому. Некоторая несогласованность.
Но начинается следующая картина, и Пимен (Алексей Тихомиров) производит благоприятное впечатление. Отлично звучит хор за сценой.
«В корчме» отлично смотрелась хозяйка (Александра Дурсенева), не только как певица, но и благодаря актерской игре (как она кокетничает с самозванцем, просто прелесть. Фактически, она вытягивает его роль, показывая привлекательность этого героя, некое присущее ему «обаяние зла», без которого он, может быть, и не преуспел бы. Сам Самозванец (Роман Муравицкий) – ни рыба, ни мясо, ни игры, (даже знаменитый эпизод с Варлаамом, когда он «читает» приметы Отрепьева выглядит вяло), ни пения: голос гуляет от верхних до нижних нот бессистемно, силы и выразительности нет.
Жаль, что Варлаам (Вячеслав Почапский) отлично справившийся с комедийной составляющей роли, «не вытянул» «Как во городе да во Казани» - один из самых выдающихся музыкальных номеров оперы. Прозвучало вяло и неинтересно. Правда, артист немолод, и, наверное, это объяснимо.
В «польской» сцене совершенно великолепен танец: много участников, дымы все в одинаковом, в белом, мужчины - в разных костюмах. Хоть это совершенно нежизненно, но зрелищно.
Сцену «у фонтана» вытянула Марина Мнишек (Елена Жидкова), а Самозванец опять был «никакой».
Но вот и ключевая сцена, где царь Борис (Дмитрий Белосельский) вначале общается с семейством, затем с Шуйским, затем предается покаянным переживаниям. Артист провел ее просто потрясающе: забываешь о том, что смотришь оперный спектакль и воспринимаешь происходящее на сцене как высокую драму! Нежность к детям, тревоги об их будущем, проницательность правителя, отлично знающего козни Шуйского, но не имеющего возможности без него обойтись, и финальное -«чур» - обращенное к призраку царевича Дмитрия, - все согласованно, сыграно. И еще великолепное пение!
В сцене «под Кромами» хор уже на высоте. Самозванец на настоящей лошади и в синем плаще: сразу становится ясно, что это чуждая сила.
Действие снова возвращается в Москву. Юродивый хорош, и пение, и игра, а в особенности хороша сцена, где народ, сперва просящий хлеба у царя и получающий в ответ только обещания, отворачивается от властителя и обращается мольбы к Юродивому. Финал ее: Юродивый – последняя надежда, возвышающийся над коленопреклоненным и протягивающим к нему руки народом, - столь символичен, столь современен, что даже не хочется об этом говорить. Застывшая каритны всеобщей мольбы Богу. Фреска. Поворот истории: вчера народ рукоплескал Борису, сегодня тот же народ видит в нем причины всех бед. Вообще в спектакле несколько таких сцен, когда хор застывает в довольно трудной для исполнителей статичной позе. Что-то в этой постановочной детали есть, какое-то ощущение «застывшего» мгновения истории.
Сцена смерти царя - финальная. Здесь главный – исполнитель роли Бориса, на нем держится драматизм. Непосредственно смерть Бориса представлена «по-оперному», с излишеством движений, падение по ступенькам, перекатывания, как в сценическом бою, смотрятся плохо, да и оперный артист все же не каскадер. Но это мелочи, игра актера ( в программке указано – первое выступление) , пение – на высоком уровне.
Хороша с мизансцена, где внимание зрителей переходит к Шуйскому (Михаил Губский). Артист убедителен и в других сценах, так ведет свою роль, такая игра голоса, что его коварство зрителю явственно ощутимо. И здесь великолепно сыгран драматический эпизод: царевич подходит к опустевшему трону, а Шуйский веско кладет руку на подлокотник, давая понять, что у наследника нет прав на царство. Царевич падает на тело отца, и спектакль завершается с настроением тревоги, грядущего смутного времени.
Удивительно, что опера не оставила у меня ни малейшего ощущения музейности, «нафталина». Живые страницы истории, практически полностью понятные речитативы и арии, - все это вызывает настоящий эмоциональный отклик. Так что опере для того, чтобы владеть сердцами зрителей, не так уж нужны «мобильники и стриптиз» на сцене, а нужны: достойное оформление, хорошее пение, умение артистов раскрыть драматический сюжет и характеры.