Штрихи к портрету генерала

Лариса Кучерова
 Как стать генералом? Этот вопрос задает себе каждый хороший, если верить словам великого полководца, солдат. А если не задает, знать, солдат плох. Ответ же на него прост. Для начала надо призваться на срочную службу, чтобы познать вкус солдатского хлеба. Затем поступить в военное училище, заслужить офицерские погоны. А по окончании служить верой и правдой, не щадя сил и здоровья. Всегда, и это главное, всегда быть на голову лучше остальных. Выводить вверенное тебе подразделение, часть, соединение, объединение в бесспорные лидеры…

И вот тогда-то снизойдет на бывшего солдата генеральское счастье. Счастье ли? Можно ли назвать счастьем ответственность, возложенную на плечи военачальника?.. Не думаю… Но речь сегодня пойдет не об этом.

Мой рассказ о человеке, судьба которого в точности повторяет вышеизложенный путь. Путь от солдата до генерала. Через все (!) командирские ступени. Путь трудный, тернистый, полный лишений и трудностей, испытаний и преодолений, проверок на прочность, разочарований и свершений… Мой рассказ о генерал-лейтенанте в отставке Владимире Тихоновиче Шевцове.

Война, лишив Володю Шевцова, сына начальника гаража железнодорожной станции, счастливого, беззаботного детства, наполнила его будни страхом, лишениями и испытаниями. То было трудное время. В памяти оно осталось яркими отдельными эпизодами, выхваченными из общего жизненного потока.

…Помнил Володя свой страх перед сытыми холеными немцами, жившими в светлой горнице большого бабушкиного дома в небольшой деревне Подгоровка близ Ростова. Туда он вместе с матерью перебрался из Новочеркасска, где их семья жила до войны. В деревне войну пережить было легче.

Помнил жаркий летний день, когда немецкий летчик, устав от боевой рутины, решил немного поразвлечься. Несколько раз он проходил низом над вжавшимися в дорожную пыль женщинами да ребятишками, не добежавшими до спасительного яра, нажимая гашетку. Пули ложились буквально в метре от распластанных на дороге людей, выбивая пышные землистые фонтанчики. Володя помнил, как уткнулся мокрым от слез лицом в пыль, стараясь вжаться в окаменевшую под палящим солнцем землю, как тряслись его плечи. Помнил, как надрывно над самой головой ревели двигатели пикирующего самолета, как свистели рядом пули, как рука матери прижала его к себе… Как она старалась накрыть его собой, оградить от, казалось, неминуемой гибели. Происходящее явно забавляло немецкого летчика. Пресытившись, он поднял боевую машину в небо и растворился в заоблачной дали.

Помнил Вовка крик и гам, доносившийся из их дома перед самым бегством немцев из деревни. Помнил, как уже после освобождения отец, Тихон Шевцов, служивший в разведке, заскочил к ним в гости на час. Видно, оказия подвернулась. Помнил, как отец прижал его к себе, а потом долго держал его перед собой на вытянутых руках, вглядываясь в повзрослевшее за годы разлуки мальчишеское лицо. Он помнил его неповторимый запах: терпкую смесь махорки, пота и бензина. Помнил шероховатую, щетинистую щеку, крепкие руки. Эти яркие пятна далекого детства остались в его памяти на всю жизнь.

Тихону Шевцову удалось уцелеть на той войне. Он встретил Победу в Прибалтике. Домой вернулся летом 45;го, имея контузию и тяжелое ранение в ногу. Сержант, герой и орденоносец. Два ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны, медали… Вскоре ранение дало о себе знать — началась гангрена. Ногу пришлось отнять. Тихон Шевцов остался инвалидом. «Счастливая, — говорили на улице вслед его жене бабы, получившие на мужей похоронки. — Жив мужик. Вот повезло-то!»

А дома Володька подолгу слушал рассказы отца о фронте, о боевых товарищах, о его солдатской фронтовой были и боли. Возможно, именно это и определило дальнейшую судьбу мальчишки. Подтолкнуло к тому, что он решил связать свою жизнь с армией, стать офицером. А может, причиной тому стали игры с деревенскими пацанами в старых, поросших травой окопах, коих после войны в окрестностях осталось очень много…

* * *

…В 1957;м Володю Шевцова призвали в армию. Службу он начинал в Заслоново курсантом 100;го отдельного учебно-танкового батальона. Именно здесь судьба свела Шевцова с легендарным танкистом-фронтовиком Героем Советского Союза Василием Васильевым. В то время он был майором. Герой-танкист… Курсанты знали, насколько высока была цена этого звания. Сегодня даже трудно представить, какие адовы круги прошли советские танкисты, особенно в первые годы Великой Отечественной войны, когда «живучесть» наших танков составляла от одного до трех боев… Каждый день танкиста на той войне уже был подвигом. Каждый бой, каждая победа…

Васильев всегда приходил на службу как на парад. Опрятен, подтянут, сапоги блестят… На груди Звезда Героя. Он много рассказывал воспитанникам о том, что пережил, испытал, чему научился на той войне. Курсанты смотрели на него с нескрываемым восхищением, искренне любили своего наставника. Он платил им тем же. Этот офицер сыграл не последнюю роль в судьбе многих курсантов. Владимир Шевцов был одним из них. Когда через год Володе предложили поступить в Харьковское гвардейское танковое училище, стать офицером, он не задумываясь принял предложение.

…Летом 1961 года лейтенант Шевцов принял должность командира взвода в танковом полку 18;й гвардейской танковой дивизии Северо-Кавказского военного округа. Службу начинал в знакомых с детства краях. Штаб дивизии находился в Новочеркасске. Его полк стоял километрах в ста десяти, в Каменск-Шахтинском. Однако в родных краях довелось послужит недолго. В скором времени соединение перебросили в Забайкальский военный округ, в город Кяхта.

Жизнь взводного лейтенанта во все времена была хлопотная. На службу приходил до подъема, уходил после отбоя. Стрельбы, вождение, работа с техникой, с людьми…

Спустя годы Владимир Тихонович считает одной из главных своих жизненных удач тот факт, что его офицерское становление проходило рядом с офицерами-фронтовиками, служившими с ним в одном полку. Именно они заложили в нем то, что принято считать «офицерской косточкой». Научили заботиться о подчиненных, не растрачиваться на мелочи, видеть главное. Действовать дерзко, нестандартно, не бояться рисковать и брать на себя ответственность.

Они щедро делились с молодыми офицерами не общими теоретическими выкладками, отработанными на учебных полигонах, а военной мудростью, приобретенной на полях реальных сражений. Их наука не прошла даром для молодого офицера. По результатам проводимых в соединении и в округе учений командование постоянно отмечало его грамотные действия.

Командование обратило внимание на грамотного, инициативного, исполнительного офицера, в короткие сроки выведшего свое подразделение в передовые. Неудивительно, что в скором времени старший лейтенант Шевцов стал командиром роты. Его рота вновь стала лучшей, о нем часто писали окружные газеты. Сравнивали с отцом, проводили параллели.

Поступление молодого перспективного командира в Военную академию бронетанковых войск им. Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского в полку все восприняли как должное.

* * *

По окончании академии капитана Шевцова направили в Группу советских войск в Германии, в 1;ю гвардейскую танковую Краснознаменную армию на должность командира батальона в 70;й гвардейский Проскуровско-Берлинский ордена Ленина, Краснознаменный, ордена Кутузова танковый полк имени Григория Котовского. Никого не смутил тот факт, что, согласно штатно-должностному расписанию, должность эта предназначалась подполковнику. После того как личный состав батальона, которым командовал капитан Шевцов, сдал на отлично инспекцию Министерства обороны СССР, офицеру досрочно присвоили звание майор.

Далее в его карьере произошел головокружительный взлет: в скором времени майора Шевцова назначают заместителем командира полка, а затем и командиром полка. Приказ о досрочном присвоении офицеру Шевцову звания подполковник подписали буквально за день до назначения его на должность командира полка.

Подполковником (!) он возглавил 44;ю учебную танковую дивизию Уральского военного округа. Стал самым молодым комдивом если не во всех Вооруженных Силах Советского Союза, то в рамках округа точно. Возможно, кто-то думает, что командовать учебным соединением на порядок проще, нежели боевым. Это заблуждение. Степень ответственности в учебном соединении не меньшая. И молодой комдив с новыми обязанностями справлялся отлично.

Спустя шесть месяцев Шевцову присвоили звание полковник. И вновь досрочно. Лимит досрочных званий был исчерпан. Такое поощрение офицеров разрешалось не более трех раз.

Чего офицеру стоил столь стремительный карьерный взлет, сколько душевных и физических сил положил он на алтарь служения Отечеству, знают только родные и близкие люди. Об этом ведает его семья, жена Людмила и две дочурки. Семья, ставшая надежным тылом для офицера. Неслучайно считают, что львиная доля успешной военной карьеры офицера принадлежит мудрости и терпению его супруги.

Связать же свою жизнь с Людмилой Шевцову, судя по всему, было предначертано свыше. Мало того, что они были одноклассниками, так к тому же оказались и… однофамильцами. Поэтому, когда по окончании военного училища они поженились, фамилию и документы молодой жене менять не пришлось. Вот уже полвека они идут по жизни плечом к плечу. Вместе прошли и огонь, и воду, и медные трубы. Вместе радовались победам и достижениям.

На хрупкие, но надежные плечи Людмилы легло нелегкое бремя: быт, воспитание детей и вечное ожидание мужа с полигонов, учений, занятий, командировок… И чем мучительнее было это ожидание, тем радостнее была встреча…

* * *

Во время службы в Свердловске, где стояла вверенная ему дивизия, Владимир Шевцов не раз сталкивался с первым секретарем Свердловского обкома Борисом Ельциным. Борис Николаевич несколько раз приезжал в соединение. Доводилось Шевцову вместе с ним выезжать и на охоту. О Ельцине у Владимира Тихоновича сохранились самые добрые воспоминания.

Бориса Николаевича Ельцина он запомнил как отличного хозяйственника, грамотного и требовательного руководителя. Поэтому нерадивые чиновники Ельцина страшно боялись. Зато у тех, кто к порученному делу относился с душой, он пользовался заслуженным авторитетом. Он умел быстро и четко решать наболевшие проблемы, рубить гордиевы узлы. За это его уважали.

В Свердловске полковник Шевцов прослужил три с половиной года. А затем поступил в Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил имени К. Е. Ворошилова. Вместе с ним училась целая плеяда талантливых военачальников, известных политических деятелей: ставшие впоследствии генералами армии Михаил Моисеев, Игорь Родионов, Петр Дейнекин… Будущий российский оппозиционный политик генерал-полковник Альберт Макашов…

Когда учеба подходила к завершению, Шевцова, которому в академии присвоили звание генерал-майор, несколько раз вызывали в Главное управление кадров Министерства обороны на беседу. И каждый раз в той или иной форме звучал один и тот же вопрос:

— Владимир Тихонович, а вы пьете?

— Пью, — не моргнув глазом отвечал он.

— Как так? — недоумевал собеседник.

— Как все. По праздникам.

Причина столь странного интереса открылась несколько позже. Оказывается, по окончании академии Шевцова прочили на должность командира Симферопольского общевойскового корпуса Одесского военного округа. В этом корпусе сложилась одна не совсем здоровая традиция: несколько его последних командиров слишком активно начинали почитать Бахуса, а попросту говоря, спивались. Неслучайно армейские острословы приклеили корпусу «почетное» наименование «винно-пропоечный». Вот в кадрах и уточняли, не имеет ли новый претендент на эту должность определенной слабости. Однако их опасения оказались напрасными.

Имелся в корпусе еще один парадокс. В подчинении командира (должность руководителя этого объединения называлась именно «командир») находились два командующих: командующий и ракетными войсками, и артиллерией и командующий ПВО. Столь непривычное для армейского слуха попрание субординации (должность командующего во все времена считалась выше командирской) основывалось, скорее всего, на чьей-то неосведомленности в области военной лингвистики. А может, тому имелась другая причина, но она автору этого материала так и осталась неизвестна. Но это не главное.

Служба в Симферополе запомнилась Шевцову прежде всего совместным учением стран Варшавского договора «Родина-83». Проходило оно на территории Болгарии. Руководил им Тодор Живков. В Болгарию шли тремя эшелонами. Впервые за все послевоенные годы Румыния разрешила проезд военных эшелонов по своей территории. Несмотря на заключенные после Второй мировой войны соглашения, предусматривающие взаимодействие Болгарии и Румынии на этом театре военных действий, Румыния всячески их нарушала. Делалось это из-за несогласия с политикой, проводимой Советским Союзом в регионе. Но в тот памятный год румыны впервые пошли на уступки. Правда, крови у советских военных чинов они тогда попили изрядно.

Как только советские эшелоны с секретной техникой и аппаратурой пересекли границу, их остановили. Румынская сторона выдвинула условие, что вооруженная охрана эшелона должна осуществляться военнослужащими румынской армии. Шевцов связался с командованием округа. Округ, в свою очередь, вышел на Министерство обороны. Военное ведомство связалось с Министерством иностранных дел. Советские дипломаты начали переговоры.

— Для нас ваши условия неприемлемы, — говорила Москва. — В эшелонах находится секретная техника.

— А вы опломбируйте ее, — отвечал Бухарест.

Было очевидно, что румыны затягивают время, стараясь сделать все возможное, чтобы эшелоны не пришли вовремя в конечный пункт назначения. Таким образом они, наверное, пытались сорвать учение. Однако политикам удалось-таки найти компромисс. Было решено вооруженную охрану осуществлять совместно. Инцидент был исчерпан, эшелоны пошли дальше. Учение прошло успешно.

* * *

Из Симферополя генерал-майора Шевцова перевели в Белоруссию, где он возглавил 7;ю танковую армию, в состав которой входила его бывшая «учебка». Тот период запомнился ему сменяющими друг друга учениями, а следовательно, огромным напряжением силы воли и нервов.

Спустя год генерал-майор Шевцов возглавил 39;ю общевойсковую армию Забайкальского военного округа. Дислоцировалась она в бескрайних монгольских степях. Штаб находился в Улан-Баторе. В ее состав входили две танковые дивизии, три мотострелковые дивизии, разведывательная бригада, две зенитные ракетные бригады, радиотехническая бригада, отдельный полк связи, два инженерных полка, десантно-штурмовой батальон, батальон РЭБ, отдельный вертолетный полк, отдельный радиобатальон…

Необъятные малозаселенные территории. Куда ни глянь — сплошной полигон. Учения проводились с привлечением авиации, средств ПВО, огромного количества личного состава с применением штатных снарядов. В обстановке, максимально приближенной к боевой. Зимой ртутный столбик опускался ниже тридцати градусов. Летом же люди изнывали от жары. Именно поэтому 39;я армия считалась второй по уровню боевой готовности после 40;й, составляющей основу Ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

Можете себе представить, какой груз ответственности лежал на плечах командующего во время проведения подобных маневров… Случалось же на них всякое.

Как-то зимой подняли по тревоге 12;ю танковую дивизию. Морозы — страшные.

Тут Шевцову звонит командир дивизии полковник Колотов:

— Товарищ командующий, у меня танк загорелся.

— Люди живы?— первое, о чем спросил командующий.

— Так точно.

— Что у вас там произошло?

Оказалось, что во время движения потек шланг антифриза. Народные умельцы долили вместо антифриза солярку, а течь в шланге не устранили. Загорелась трансмиссия. Танк вовремя остановили, экипаж покинул машину. Никто не пострадал. Это утешало. Хотя о ЧП следовало доложить по команде. Шевцов вышел на связь с командующим войсками округа — генерал-полковником Александром Постниковым. Доложил о ситуации. Выслушал все, что командующий думал по этому поводу, и положил трубку.

Спустя два часа снова звонок от Колотова:

— Товарищ командующий, у меня танк сгорел.

— Знаю. Вы уже мне докладывали об этом.

— Другой, — сказал комдив, немного замявшись.

— Что с людьми?

— Живы.

— Рассказывай, — приказал Шевцов.

На этот раз дело обстояло намного серьезнее. Один кулибин, замерзнув в танке, решил соорудить мини-печь. Засунул в консервную банку паклю, побрызгал соляркой, зажег, поставил банку себе в ноги и задремал. Проснулся, когда огонь стал подбираться к боевой укладке… Пулей вылетел через люк механика. Только отбежал на безопасное расстояние, как танк рванул. Башню отбросило метров на двадцать. Рядом стояла палатка с людьми. Хорошо, что башня отлетела в противоположную от нее сторону. А то без жертв тогда не обошлось бы.

И вновь Шевцов, костеря почем свет в душе «самоделкина», связался с Постниковым.

— Да вы что там, с ума все сошли? Сожгли два танка за два часа! — в сердцах выговаривал тот командарму. Его справедливому возмущению не было предела.

Однако сам Постников в Москву о произошедших инцидентах докладывать не стал. Видно, у него на то были свои резоны. Однако мир, как известно, не без «добрых людей». О случившемся стало известно министру обороны, который не преминул спустя полгода на очередном подведении итогов попенять о подобной «забывчивости».

* * *

Из Монголии Шевцов прибыл во Львов на должность начальника штаба Прикарпатского военного округа. А оттуда в 1989 году его вновь направили в ГДР — представителем Варшавского договора при штабе сухопутных войск Национальной народной армии ГДР. Это было похоже на почетную ссылку.

Пришли смутные времена. Знаменитая перестройка в самом разгаре. Армия как гарант стабильности государства подвергалась гонениям. Владимир Тихонович убежден в том, что блестяще проведенные провокации способствовали смене высшего командования и развалу Вооруженных Сил. Самой яркой из этих провокаций Шевцов считает знаменитый перелет в 1987 году гражданина ФРГ Матиаса Руста и его приземление на Красной площади. Разразился грандиозный скандал. Буквально на следующий день в прессе началась истерия. Только ленивый не поливал помоями армию и ее командный состав. Сместили министра обороны Героя Советского Союза маршала Соколова и главкома ПВО дважды Героя Советского Союза маршала авиации Колдунова, сбившего в годы Второй мировой около пятидесяти вражеских самолетов. После этого в войсках долго ходила печальная шутка о том, как он во время войны сбил столько асов, а его самого «сбил» зеленый девятнадцатилетний мальчишка.

Несколько генералов и старших офицеров, многих из которых Шевцов знал как высококлассных профессионалов, затем судили. Им на смену пришли те, кого оценивали прежде всего по личной преданности руководителям государства.

Сам же Руст отделался легким испугом. Хотя, судя по его улыбающейся во время суда физиономии, особого испуга он не пережил. Приговор до смешного был мягким. Нарушителя и провокатора осудили всего на четыре года, приравняв степень опасности его действий для государства к банальному хулиганству. А спустя несколько месяцев простили, реабилитировали и отпустили домой, погрозив напоследок пальцем, мол, не балуй больше.

Армию же продолжали топтать и обвинять во всех тяжких грехах. Люди принципиальные, способные оценить обстановку и не боявшиеся об этом докладывать, становились неугодны. Неудивительно, что Шевцов, для которого интересы государства всегда были превыше всего и который не боялся докладывать наверх об истинном положении дел вне зависимости от того, что от него хотели услышать, становился неудобен…

Наблюдая за тем, что происходило вокруг него, генерал испытывал душевную боль. Боль за судьбу Отечества, защита которого была вверена и в его руки.

* * *

Прибыв в ГДР, генерал-лейтенант Шевцов с неменьшей горечью отмечал изменения, которые произошли со времени его первого приезда. Германия находилась в преддверии объединения. Отношение к этому среди населения было неоднозначное. В армейской среде начались волнения. Примером тому стала сидячая забастовка военнослужащих 1;го танкового полка Национальной народной армии ГДР, стоявшего в нескольких километрах от Потсдама. На три дня полк вышел из подчинения. Главное и единственное требование — скорейшее объединение Германии.

Офицеры в акции участия не принимали: сверху им поступила команда не вмешиваться. Зато гражданское население активно поддерживало забастовщиков: им приносили сосиски, пледы. Когда Шевцову предложили выехать и на месте разобраться в ситуации и доложить, он отказался, справедливо решив, что это внутреннее дело ГДР и его участие в урегулировании конфликта воспримут неоднозначно. Волна протеста прокатилась и по другим частям немецкой армии. Неподчинение и недовольство в солдатской среде росли точно снежный ком.

Командующий сухопутными войсками генерал Штегберт не раз говорил Шевцову:

— Владимир, почему вы ничего не предпринимаете? Вы же предаете нас!

Он был искренним и преданным сторонником СССР. Чего от человека, пережившего в годы Второй мировой советский плен, ожидать было не совсем обычно. Из плена Штегберт вернулся пламенным приверженцем коммунистических идей. Однако ННА и государство, которое эта армия защищала, канули в Лету.

* * *

После объединения Германии и развала Варшавского договора генерал-лейтенант Шевцов вновь вернулся во Львов на должность первого заместителя командующего войсками Прикарпатского военного округа — начальника Львовского гарнизона.

Великая советская армия, армия-победительница, освободившая Европу от коричневой чумы, доживала последние месяцы. Равно как и государство, ее породившее. В войсках процветало повальное дезертирство солдат, в особенности кавказских национальностей. Среди живописных Кавказских гор, в их прекрасных долинах уже начинало тлеть пламя жестоких межнациональных войн. Республики одна за другой в спешном порядке провозглашали свою независимость. История революционной смуты, совершив круг, повторялась вновь. К руководству армией приходили словоблуды и демагоги. Профессионалов же преследовали. Договорились до того, что готовы были ввести выборность командного состава путем открытых голосований… Все с надеждой ждали твердую руку, способную навести в стране порядок. Ждал ее появления и генерал Шевцов. Он не мог до конца поверить в то, что руководство страны позволит развалить армию, он до последнего надеялся на политическую волю государственных лидеров.

Когда в самый пик этой антиармейской, антигосударственной вакханалии в августе 1991 года грянул путч, в душу Шевцова и многих его единомышленников закралась надежда. Но с каждым днем она таяла как дым. Люди, объявившие о необходимости наведения в стране порядка, взявшие на себя ответственность за это, не предприняли ничего, чтобы сделать сказанное. Никаких указаний на места от них не поступало, каждый действовал, основываясь на собственном опыте и убеждениях. Генерал-лейтенант Шевцов не позволил вывести на улицы Львова военную технику, ограничился выставлением охраны вокруг домов, в которых жили семьи офицеров и прапорщиков. Ведь к каким последствиям могло привести появление танков и БТР на улицах города, население которого никогда не отличалось лояльностью к советской власти, одному богу известно.
Вспоминая то время, Владимир Тихонович уверен, что главная его заслуга, равно как и других военачальников высшего уровня, — они тогда не допустили кровопролития, сохранили стабильность и не дали повода для провокаций.

В декабре того же года три человека, собравшиеся в Беловежской пуще, поправ недавнее волеизъявление миллионов сограждан, стерли с политической карты мира великую советскую империю.

Что было дальше? Догадаться не трудно. Приняв в далеком 1957 году Военную присягу на верность Родине, генерал Шевцов отказался принимать ее повторно. В 1993 году он уволился в запас из рядов Вооруженных Сил и приехал с семьей в Минск. В Беларуси его опыт и знания, его профессионализм, его принципиальность и порядочность оказались востребованными. Вот уже семнадцать лет генерал-лейтенант Владимир Тихонович Шевцов преподает оперативное искусство слушателям командно-штабного факультета Военной академии ВС РБ, у истоков создания которого сам и стоял. Все эти годы он воспитывает военную элиту белорусской армии.