Осень. Рыжики. Гоголь

Вадим Гордеев
Вот он долгожданный первый день отпуска– рваное, скомканное ветром небо, подбитые осенней ржавчиной поля и перелески. Осень ещё не стала золотой. Через час промелькнул отсыревший, съёжившийся на ветру древний Каргополь с жирно блестящими после дождя крышами.
 
 "Минус ещё один год",- с тихой грустью реагирую на картинку за окном.
На сей раз решил пожить несколько дней в Ошевенске с деревянными храмами и развалинами монастыря.

С новенького асфальта трассы на плесецкий космодром  видно, как тихо и серо скользит Онега, нехотя желтеют березняки.
 
 Сворачиваем в большое село Архангело, с двумя деревянными церквями, будто с неба спустившимися. Тормозим у магазина.
Мороженая рыба, колбаса, йогурты, вафельные торты. Бабка в мышиного цвета полушалке  покупает подсолнечное масло. На подоконнике жмурится кот, с потолка свисают скукоженные липучки с приклеившимися к ним мухами.

-Этот бы продуктовый рай, да двадцать лет назад,- улыбаюсь сам себе.

 Слякотный денёк неприметно катился к вечеру. С полчаса тощий ольшаник топорщился за окном  машины, потом  показался Ошевенск – сначала  черная шатровая церковь с колокольней, потом, словно присевшие на корточки, избы. Над  колокольней кружилась стая галок, не зная, куда сесть. Село стояло пустое и мокрое.

 На втором этаже гостевой избы три комнаты, в одной этнографический музей, в двух других самодельные деревянные кровати под пёстрыми лоскутными одеялами, на полу домотканые дорожки, на комоде корейский телевизор, набелённая известью печь в коридоре. Попили чайку на скорую руку и приятель уехал до вторника.
 
 За окном раскачивались голые ветки, серой плитой давило небо и шуршал дождь. Вечер тянется долго, можно сидеть у тёплой печки без дела, позволяя мыслям течь свободно и легко. В ящике комода очень кстати оказался замурзанный томик «Мёртвых душ», уселся поближе к свету, налил чай в кружку и стал читать. Незаметно проникся к Собакевичу – мужик-то оказался не промах - голый прагматик, никакой маниловщины с ноздрёвщиной, всё сдержанно - деловито:  сразу просёк ситуацию и  обилетил «господина средней руки» Чичикова Пал Иваныча, заломив за покойников бабки, а как считывал ситуацию - одни характеристики городскому начальству чего стоят! Хорошо бы вписался помещик в сегодняшние госструктуры: основательно пилил бы бюджет, твёрдой рукой  брал бы откаты – не случайно у Гоголя он в четверть часа смачно «доехал» всего осетра – чувствуется масштаб личности! А тут… кулёк мятных пряников и невнятные перспективы. Финал поэмы беспросветно судьбоносный: катит в бричке  пройдоха, и как у Гоголя, «опять по обеим сторонам пути пошли вновь писать вёрсты,.. серые деревни,.. городишки с деревянными лавчонками… и горизонт без конца». Уж скоро двести лет, как господа Чичиковы  катят да катят, и делишки  проворачивают такие, что любезному Пал Иванычу и не снилось.

 Ещё немного и сегодня станет вчера. Отпуск стал реальностью. Первый день полон контрастами – повседневность ещё не отпустила, а картинка вокруг уже другая: цвет, запахи, ритм – всё отличается от Москвы.  Постепенно инерция будней будет гаснуть, проблемы на время отдалятся.  Изба с печкой, деревянная церковь в конце села, осколки монастыря за рекой. Вокруг разлит какой-то увядающий покой.
 На утро случилось воскресенье. Блёкло и грустно светит солнце.
Ветер подсушил обочину, и она проминалась под сапогами. Вокруг озябшая тишина. Напротив школы скромный мемориал с ровными столбцами фамилий и названиями – почти весь русский север остался лежать в братских могилах.
Сзади всхлипнула калитка, и опять всё стихло.
 Ещё позавчера вокруг бурлила Москва с одинаково выстроенными буднями, а теперь нереально длинные двадцать восемь отпускных дней. За крапивой и выкопанными огородами зарумянилась деревянная церковь. Сбитое в рыхлую кляксу стадо брело большим полем. Громким матом с коровами  разговаривали пастухи.  На опушке набрал веток, с третьей попытки костерок нехотя занялся, задымил. Смотрю на манную кашу облаков.  Жду, когда закипит вода в котелке.

 В двух шагах прохладный, как нетопленная изба, лес. Костерок горит через силу, сизый дымок нехотя выползает из-под горки веток.

 -Ну, здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!- с чувством влил в себя пару глотков, вискарь обжёг и улёгся в животе.

Хорошо!Приятная истома разлилась по всему телу. Пожевал ломтик колбасы, налил из котелка чая, обеими руками взял горячую кружку и, осторожно вытянув губы, подул. Целый год ждал этого момента – свершилось!

- Не здешний будете?- стеганул по спине неожиданный вопрос.
 
-Приплыли!!!- чуть не захлебнулся чаем.

Искусанное оспинами лицо, понимающе улыбалось. Незнакомец быстро обшарил меня взглядом, свойски протянул ладонь и назвался:
 
- Санёк.

Наскоро состряпав подобие гостеприимной улыбки, приглашаю к костру.

- Издалёка?!

- Не очень,- без энтузиазма пожимаю плечами.

Мужик  подсел к костерку, порывшись в брезентовом рюкзаке, извлёк банку тушёнки, буханку чёрняшки, бутылку водки и эмалированную кружку.

- Может, виски?! - поняв, что так просто от Сани не отделаться, пытаюсь перехватить инициативу.

- Не-е, не люблю. Виски, джин, десять лет пил эту самогонку,- Саня ловко вспорол ножом банку тушёнки, толсто накромсал хлеб.

- Да вылей ты чай – потом ещё заварим,- торопил внезапный знакомый,- Лучше водочки выпьем. Чего воскресенью пропадать?!

- Мне чуть-чуть.

- Это как-то не по-русски,- не одобрил Саня. Скрутив пробку, он  разлил по первой.

- Ну, накатим для аппетиту!
Выпили водки, время к разговорам.

- А где вискарь пил?- пытаюсь подцепить хлебом тушёнку.

- После мореходки ходил в Атлантику.

- А чего завязал с этим делом?

- Да это не я завязал, это со всеми нами в девяностые завязали, с целой страной.

- А сам откуда?

- С Питера. Скучно в городе: утром на работу, вечером домой, в выходные с мужиками в гаражах бухаешь. Три года так кантовался, всё думал, что опять в море уйду, да залетел по пьяни, срок  условный дали, в общем, не судьба,- взгрустнул Саня и разлил по кружкам.

- Сюда каким ветром?

- Лесом с мужиками занимаемся.

- Пилите?

- Валим, - уточняет Саня.

 Он не спеша вытряхнул из пачки «беломорину», размял табак, дунул в картонный мундштук, смял кончик и закурил.

- В Ошевенск  проветриться?– съязвил я.

- Типа того,- щурится Саня на костёр,- дачник что ли с Москвы ?,- кивает он на фотосумку.

- Отпускник.

- Чё-о не в Египте ? Там полный onclusive.

- Да, не тянет как-то.

 Подбрасываю в костёр несколько сучьев, сначала дым стелился в сторону леса, потом огонь весело задрожал, запрыгал сквозь кривые ольховые прутья.

- В нашем полку прибыло,- кивнул Саня в сторону леса.

Приминая сапогами траву, к нам уверенно загребал мужичок с «хапужником» за спиной. Усевшись у костерка, он угостился у Сани папироской.

- Не здешний?- обсмотрел меня вновь прибывший.
- Как грибы?- кивает Саня на поцарапанный «хапужник».

- Какие грибы, скоро лесу вокруг совсем не останется,- мужик без выражения смотрел на прибранную бутылку водки.  Двухсотграммовую фляжку « Chivas Regal» я не собирался засвечивать: мужик как-то сразу не глянулся.

- Да вы всем колхозом вокруг трёх сосен толкётесь,- бросил Саня окурок в костёр.
- Рыжиков-то красных, поди, напродавал  туристам, а, Иваныч ?

- Кончай балаболить,- зыркнул  Иваныч на Саню.

Докурив,  грибник  поднялся и, не попрощавшись, зашагал в село.

- Семёну передай – к обеду зайду, пусть «светленькую» возьмёт!- крикнул вслед Саня.

Мужик никак не отреагировал.

- Знакомый ?- киваю вслед деревенскому.

- Тут все знакомые. Это тебе не столица. Они здесь теперь все рыжичники: кто-то надоумил солёные рыжики  туристам толкать - пол литровая баночка – «пятихатка», литровая – «косарь», трёх литровая – три «косаря».

- И что, берут дары леса?

- Кто-то берёт. Так эти  ещё и бадяжут: накладут в банку волнух, или перестарков, а сверху прикроют маленькими рыжиками, ну городские и ведутся. Везде сейчас народ крутится – клюкву зелёную в марганцовке вымачивают, чтоб цвет набрала, и носят к поездам; вместо сушёных белых, обабки продают. А здесь ни реки нормальной, ни озера, и до станции  почти двести вёрст. Зато церкви деревянные остались, вот и едут поглядеть. Ну, а у вас, в столице нашей Родины, как?

- Ничего нового.

Скоро совсем  выдохся костерок, а вместе с ним и  разговор. Захмелевший было Саня, совсем протрезвел. Выплеснув остатки чая, мы зашагали в Ошевенск.

Поодаль от церкви стоял микроавтобус, рядом курили двое мужчин с полированными улыбками и фотоаппаратами на груди. Шатенка в пунцовой ветровке на толстый свитер, прижимала поллитровую банку солёных грибов. Баба с двумя баночками даров леса уже нацелилась на нездешнего вида экскурсантов. Через две избы отирал спину мужик, рядом крутилась собака.

- Слышь, купи рыжики?!– догнали меня мужик с собакой.

Я отрицательно мотнул головой.

- В магазине таких нету!- соблазнял мужик, подстроившись под мой шаг.

- Да не надо мне,- не сдаюсь я.

- Слышь, недорого продаю: семьсот рублей баночка!– ошарашил бизнесмен,- гляди какие! В пол-литровой банке сгрудились волнухи, немного рыжиков, дольки чеснока и раздувшиеся горошины перца.

- Возьми за шестьсот!!!– мешал фотографировать  местный.

- Волнухи?!- взорвались во мне выпитые вискарь и Санина водка. Физиономию мужика перепахало удивление.

- За сотку возьму  на закусь,- наотмашь рубанул я.

Глаза у мужика растопырились.

- Грамотные все стали…, ладно, бери… за триста!!!
 
Сторговались на ста восьмидесяти – больше у меня с собой всё равно не было.

В тишине нудно тарахтел мопед - парень бесцельно жёг бензин между двумя магазинчиками в центре села. Величаво  проехала на велосипеде тётка. Её мясистая женственность колыхалась на выбоинах.
Хмурые облака постепенно обложила окрестный пейзаж. Через пару часов день слепился в дождливые сумерки. Раскрыл томик Гоголя, но читать не хотелось.

Примерно через час в дверь требовательно застучали.

- Слышь,  рыжики солёные нужны?!

Чернильная темнота пустой улицы, два мятых мужика с банкой грибов переминаются у порога.

- Опоздали: уже отоварился,- пытаюсь отбить натиск.

- Возьми теперь у нас!

Мужикам было по…. Искусством кройки и шитья мы занимались ещё довольно долго.
Я намертво прирос к дверному проёму - если эти два комерса завалятся в избу, их оттуда не выкурить. Не знаю, чем бы всё закончилось, но из моросящей мглы  надвинулись жёлтые пятна фар. Из «четвёрки» крикнули мужикам:
 
- Ну, вы, чё-о-о, о???!!! Давай залазьте - там Репа с корешем с Каргополя приехал!!

 Утром первым делом купил школьную тетрадку и фломастеры. Нарисовал банку грибов, перечеркнул её крест на крест красным цветом и для убедительности написал «РЫЖИКОВ НЕ ПРЕДЛАГАТЬ!», выковырял с доски объявлений перед  администрацией ржавую кнопку и тут…

- Слышь, борода, купи рыжики солёные!- щупловатый мужичонка средних лет ласкал в руках литровую банку грибов. Взгляд лукавый, физиономия щетинистая.

- Да иди, ты!- ткнул в него объявлением.

 С обеда задождило.  На электроплитке свистел чайник. Гоголевская Коробочка, эдакая бизнесвумен из позапрошлого века, живёт чинно – блинно, не заморачивается, готова торговать покойниками - был бы спрос. Не поленилась, отправилась за шестьдесят вёрст в город, узнать почём нынче торгуют за «мёртвые души». Бизнесмены и бизнесвумены, мать их, продыху от них нет! Достали натуральным хозяйством! Кажется, сейчас это, на иностранный  манер, называется "маркетингом"?! Маркетологи, мать их!!!
 Назавтра, ближе к обеду, приехал приятель.

- Заедем в магазин, купим домой деревенской сметаны и творога,- притормозил он у гофрированной металлической коробки с вывеской "Молочные продукты".
На выходе меня тронул за плечо давешний мужик:

- Борода, купи рыжики!

С каким-то размытым лицом он покачивался на крыльце, как спелая рожь. Меня он напрочь не помнил. Руки баюкали банку солёных грибов, только вместо крышки, горлышко закрывал тетрадный листок с надписью "РЫЖИКОВ НЕ...", перетянутый резинкой.

P.S. Рыжики я всё-таки купил: закусон и вправду, что надо.






Коломенское, ноябрь 2011