Поцелуй Айседоры Дункан

Валентин Спицин
Чего только по пьянке не бывает. Вот дружок мой, Лёха, мало что сам баламут, так и отец его, и дед даже были баламуты, каких свет не видывал. Припоролся тут как-то часа в два ночи вдупель веселый, я уж третий сон досматривал, как звонок зазвонил прямо над ухом. Вскакиваю, сами понимаете, с матюжком, спросонья вместо пальто брюки руками в штанины так элегантно одеваю, и, приоткрыв дверь, ору: «Кто там?!». Хвать он. Ну баламут так баламут.

Где нажрался, не помнит, но пришел с большим чувством плохо разделенной горячей любви и парой потных «пузырей». Пришлось отпирать, силь ву пле, же ву при, мать твою, мы-де к тебе тоже неравнодушны, особенно если с «пузырями». В общем, сели, повеселились по русскому обычаю. До утречка.

Ну, по ходу торжества, как водится, разговор пошел за жизнь на очень вольные темы. Про пьянку. Болтали-болтали, и пришли к резюме, что она, пьянка то есть, зло конечно, но зло необходимое. Потому как не она бы, - всей нашей героической истории, как пить дать, не было бы. Ну скажите, с какого рожна какой-нибудь Жан Вальжан после стакана своего бордо квасной спелости бросится крушить замки в долине Луары? А наш человек после фужера сорокаградусной все у себя повзрывал к чертовой матери на мелкие брызги. И от всех этих Растрелли одни расстрелы на память остались.

Могуча она, родимая, особливо без закуси. Но не только локомотив истории нашей на ней работает, а и литература и искусство российское все от нее. Разве что с балетом неувязочка вышла: наквасившись до поросячьего визгу, какое уж тут па-де-де сбацаешь. А остальное все путем. Причинно-следственная связь железная. Ты трезвого актера видел? Я тоже.

Вмазали по третьей, тут Лёха и рассказал историю, которая с его папашей имела место быть по пьяни однажды. Было это году в 70-м, аккурат дорогой Леонид Ильич в творческом расцвете личности был, кстати, сам не дурак выпить до посинения души. Папаша, земля ему пухом, тогда на «Кырпыре» вкалывал. Так в просторечьи вся Калужская застава завод «Красный Пролетарий» называла. Уж не знаю, какие там станки ваяли, но пили там знатно, на всю Первопрестольную гремел трудовой коллектив. Говорили, что не поддерживал пролетарскую традицию только главный инженер, у него язва кишок была. Не знаю, не знаю, может и вранье это про хорошего человека, напраслина, но за что купил – за то и продаю.

Так вот, папаша не только на станке вкалывал, но и был членом КПСС, ударником коммунистического труда, маяком соцсоревнования, и даже более того – парторгом участка. И, надо сказать, до события, о котором пойдет речь далее, при нем плохого слова про коммунизм было не скажи, врагом на всю жизнь будешь. Очень уж он веровал. Как вмажет, так всё Карла-Марла цитировал, про капитал и призрак, который по Европам галопом бродит. Больше ничего он из классика не знал, но чтобы распалиться и удариться в мордобой, - и этого вполне хватало. А кулачищи у него на всю Москву славились.

Образцовый, в общем, житель был образцового коммунистического города. И так бы и дожил до почетного успения, и похоронен был бы с кумачовыми флагами и речами про невосполнимую утрату для партии, но судьба судила иначе.

Как-то накануне очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции (ВОСР) задумали они с женой замутить на праздник плов. Очень тогда в Москве эта узбекская закуска пользовалась уважением. И недорого, и нажористо, - под пловешник водки море выпить можно, а ближний круг у них по этой части сплошь составляли одни ударники. В смысле, хорошо ударяли.

Ну, решили и решили. Однако время тогда было в столице «первого в мире государства развитого социализма» уже не такое привольное по части пожрать: россияне-просияне проклятые со всех необъятных уголков страны перлись в Москву и сметали все с полок магазинов. Им орут, что по полкило в одни руки, так они, хамло, приспособились вставать в очередь по трое-пятеро, и целый день крутиться так каруселью, пока жратва на складе не кончалась и завмаг не разводил пухлыми ручками, дескать, финита, не обессудьте господа товарищи. Так они тогда, гады, всем скопом кидались в другой магазин, и делали пустыню и там.
Короче, рис в семье имелся, лук с морковью тоже, а вот баранинки йок мысыз. Баранинка тогда, надо сказать, была по рупь пятьдесят кило. Говядина рупь двадцать, свинина рупь восемьдесят. Но для плова нужна была именно баранина. Вот жена папашу и отправила на ее поиски. Тому не очень, надо сказать, хотелось идти на люди, да и, опять же, после смены с устатку хорошо принял. Но «к маме, так к маме».

Уже стемнело, но магазины еще работали. Папаша  лёхин справедливо рассудил, что лучше искать дефицит в центре, который благодаря близости к Кремлю и тому, что там блондятся иностранцы, снабжается много лучше, чем их Малая Калужская, и голодранцы-шакалы из с….. России центр полностью еще не обобрали. На 33-м троллейбусе доехал он до Столешникова, и пошел как партизан по тылам врага. Но бараниной нигде и не пахло.

Проклиная прожорливых провинциалов, он решил дойти до Кузнецкого, там магазинов побольше, а чтобы побыстрее, время уже подпирало, пошел дворами. И вдруг, хотя до Кузнецкого моста было еще порядочно, в глухом переулочке взору его открылся продмаг. Странноватый какой-то, правда, - вывески нет, он бы так и прошел мимо, да как раз человек оттуда выходил, и в проеме открывшейся двери папаша узрел вожделенный прилавок.

Войдя, он натренированным уже взглядом сразу же нашел мясной отдел, и, подойдя вплотную, опустил зенки долу. И… о ужас! Глазам своим не поверил: ну то, что баранина была, и к тому же отменная, это еще что, но вот на ценнике написано: 43 копейки за килограмм! Он уже было заподозрил ошибку, опечатку, так сказать, но поведя глазами по сторонам, заметил, что и иные мясопродукты неестественно дешевы.

Как мог, он превозмог сомнения, и, обратив свой лик к продавалке, промолвил: «Баранинки два кило свешайте…, пожалуйста». Последнее словечко, в общем-то не свойственное его вокабюларию, он добавил из боязни, что чары вдруг рассеются. Но продавщица, как ни в чем ни бывало, отвесила продукт и даже не завернула его в грязную третьесортную бумагу пополам с мелкими щепками, как всегда делали ее коллеги по ремеслу, а поместила в симпатичный полиэтиленовый пакетик. «С Вас девяносто копеек», с улыбкой Джоконды проворковала она. Папаша достал желтый рупь и протянул. И вот тут чарам наступил кердык.

Продавщица, увидев дензнак, смутилась как сама невинность, и, отстранив руку дающего, и продолжая по инерции улыбаться, заметила: «Товарищ, Вы не те денежки даете!». Папаша тоже смутился, оглядел рупь, боясь, что ему давесть в пивной напротив проходной завода сдали долларами. А тогда с этим было ой как строго, ни больше-ни меньше а вышка за долларья светила. Но вроде нормальный совейский рупь, все хреновины в наличии. «Дык ведь наш, вроде», промямлил он, стушевавшись.

- Можно Ваше удостоверение?
- Какое удостоверение?
- Никитский, ты чего чмо педерастическое, мать твою, пустил?! Опять пост покинул! Смотри, доложу, враз звездочки лишишься!

Подскочил грустного вида тип с повязкой дружинника на рукаве и стал извиняться перед продавщицей, называя ее при этом «товарищ капитан госбезопасности». Папаша совсем охренел, душа его ушла в пятки. С ГБ шутки плохи. Но, как я уже говорил, был он натурой вспыльчивой и склонной к рукоприкладству, и поэтому, когда «дружинник», по совместительству младший лейтенант, заехал ему по уху, надеясь таким образом обратить клиента в бегство, в ответ пощекотал фейс своему обидчику огромным своим волосатым кулачищем до такой степени, что тот, наверное, лучше бы согласился лишиться и погон, и персонального пайка в охраняемом им магазине, чем терпеть такое зубодробление.
В общем, повязать папашу удалось только срочно вызванному наряду милиции.

На патрульном «бобике» его доставили в отделение, где продержали до утра, поскольку начальника уже не было, а дежурный протокол составлять не отважился. ГБ есть ГБ, брали бы, суки, сами, а то свалили на райотдел, а что не так напишешь, - клизму поставят.Нет уж, пусть до утра в обезьяннике посидит, - не растает, не сахарный. Но все же с доставленным поговорил, удовлетворил-таки свое любопытство. Интересно ему было, что же такого натворил этот мужик, отутюживший сволочь из девятого, «задоподтирательного», управления КГБ.

Дежурный по райотделу милиции очень за это симпатизировал папаше, и решил надоумить его сыграть дурака деревенского, чтобы в лагерь не отправили лет на …надцать. А то ляпнет-де по незнанию чего лишнего, а слово-то не воробей, его из протокола потом топором не вырубишь!

Отведя задержанного в коридор к туалету, он затеял разговор.
- Ты чего делал-то в спецраспределителе?

- А я и не знал, что это то самое, ни разу в таких местах не был. Вошел, а там баранина по 0,43. Я взять хотел, а он по уху!

- 0,43… В «спеце» цены 22-го года, как при Айседоре Дункан. Там только шибко партийные отовариваются. У них и деньги особые, «кремлевки» называются, а ты, небось, с нашими, холопскими, туда поперся?

- Да я и не знал, что другие бывают. Я вот тоже в партии состою, даже парторг участка, а, выходит, не достоин я баранину жрать…

- Да, влип ты, друг. Ты где работаешь?

- На «Кырпыре». Токарем.

- Придется на завод бумагу посылать, про парторга теперь забудь, не посадили бы, а то и еще какую пакость тихушники устроить могут. Вроде несчастного случая на производстве или драки на улице с ножичком в бок. Это они ой как любят. Чик - и ни человечка, ни проблемы!

- Да хрен с ним, с парторгом, я теперь…

Милиционер при этих словах визави прижал палец к губам, и быстро огляделся. Слава Богу, рядом никого не было, а угол этот от микрофонов прослушивания был далеко, не хотели товарищи с Лубянки слушать звуки от милицейского унитаза.

- Ты вот что, друг. Вали все на того охранника. Он самовольно оставил пост, поэтому никто у тебя документы не проверил. Это раз. А потом ты только купить хотел, а не диверсию какую замышлял. А что до денег номенклатурных, то про них в школе не учат, а академиев ты не кончал, прямо от станка. Пролетарий, да еще партийный. На то, что парторг, не налегай, в горком потащат, а оттуда могут в ГБ сдать как подозреваемого в выполнении задания иностранной разведки в партийном руководстве. Тогда уж точно выговорешником не отделаешься.

Ну, в общем, утром на допросе он, обливаясь холодным потом, свято следовал этой инструкции, и в итоге отделался-таки строгачом с занесением. Из парторгов, конечно, турнули. «За непонимание политики партии по ее неуклонной заботе о трудящихся».

И больше папаша про Карлу-Марлу не вспоминал, как отрезало. Вера его в КПСС и «светлое будущее всего человечества» как-то сиротливо затухла, как головешка в ведре с помоями.

Лёха налил еще по стакану: «Ну, вздрогнем!». Вздрогнули, и помолчали каждый о своем. За окнами занимался рахитичный ноябрьский рассвет последнего года первого десятилетия двадцать первого века.
 
С очередной годовщиной «ВОСРаки» вас, дамы и господа…

Валентин Спицин.