Войди! Христос наложит руки
И снимет волею святой
С души оковы, с сердца муки
И язвы с совести больной…
Н.А. Некрасов
Итак, подведу итоги. Наш видимый мiр – это полигон для подготовки к смерти. К жизни за гробом. Когда душу наполняет тоска по Небесному Отечеству, когда совесть не заглушена, тогда лучше осознаёшь, что на этой земле мы – странники, что наш дом – там. И к своей квартире относишься так же, как к палатке в лесу, которую ты ставишь лишь на одну ночь – с набором минимальных удобств, необходимых для ночного отдыха, но не более того. И свой готический настрой можно трансформировать в истинно христианскую непрестанную память о смерти.
Коли начал я свой рассказ стихами, то стихами его и завершу. Стихами в прозе.
Итак, архимандрит Иустин (Попович), (Сербия), произведение “Лань в потерянном раю” (перевод с сербского [1]).
Я — лань. Я — чувство печали Вселенной. Давным-давно Кто-то низверг на землю всю печаль мира и выковал из неё моё сердце. И с тех пор я — чувство печали. Живу тем, что впитываю печаль из всех творений. Всякое создание, стоит мне приблизиться к нему, вливает в моё сердце чёрную каплю печали. И тогда чёрная роса печали тонким ручейком струится по моим венам, и там, в моём сердце, чёрная роса печали становится бледной и голубоватой.
Во мне разлита какая-то магнитная сила печали. Она неодолимо притягивает всё печальное в мире и слагает в моём сердце. Поэтому я — печальнее всех творений. И в слезах моих боль за каждого... Не смейтесь надо мной, о насмешники! Ужас охватывает меня при мысли, что на этом печальном свете есть существа, которым бывает смешно. О, проклятый дар: смеяться в мире, где кипит печаль, бьет ключом боль и свирепствует смерть. Какой окаянный дар! Я печальна и никогда не смеюсь. Как можно мне смеяться, когда вы так грубы и жестоки, вы, насмешники! Когда вы так злы и безобразны! Безобразны от зла, ибо только зло обезображивает красоту земных и небесных созданий... Вспоминаю, помню: земля эта некогда была раем, а я сама — райской ланью. О, воспоминание, которое уносит меня из радости в радость, от бессмертия в бессмертие, из вечности в вечность!
А ныне? Мрак покрыл мои очи. На все пути, которыми иду, опустилась густая тьма. Все чувства кипят скорбью. Всё моё существо охвачено неугасимым пламенем печали. Всё во мне горит печалью, но не сгорает... Только я, окаянная, пребываю вечной жертвой всесожжения на вселенском жертвеннике печали. А вселенский жертвенник печали — земля, серая и угрюмая, бледная и сумрачная планета...
Моё сердце — неприступный остров в безбрежном океане печали. Неприступный для радости. Каждое ли сердце — неприступный остров? Скажите вы — те, у кого есть сердце! Знаете ли вы, чем окружены ваши сердца? Моё же обстоят пропасти и бездны, глубокие, как океан. И оно постоянно тонет в них. И никак ему не выбраться из них. Всё, к чему ни прикоснётся, растекается, как вода. Потому глаза мои затуманены слезами, а сердце рвётся от воздыханий. Болят зеницы мои, ибо многие беспросветные ночи находили в них приют. Вечером зашло солнце в око моё и утром не взошло — утонуло во тьме моей печали. Что-то грозное и жуткое пронизывает моё существо. Всё окружающее вселяет в меня страх. О, как мне убежать от ужаса этого мира? Но существует ли мир без страха? Я окружена горем, словно стеной, напоена полынью, пресыщена горечью. Встревоженно ограждаю своё сердце от упоения печалью, но оно всё больше упивается ею. Душу свою, испуганную и загнанную ужасом мира, зову к себе, прошу ко мне вернуться, но она без оглядки всё дальше и дальше бежит от меня, скорбной и печальной.
* * *
Я — лань. Но почему? Не знаю. Вижу, но не понимаю. Живу, но что есть жизнь, не постигаю. Люблю, но что значит любовь, не разумею. Страдаю, но как во мне прорастает и зреет страдание, и того не ведаю. Вообще не многое мне понятно из того, что есть во мне и что окружает меня. И жизнь, и любовь, и страдание — всё это шире, и глубже, и бескрайнее моего понимания, знания и ведения. Кто-то привёл меня в этот мир, но вложил в существо моё не много разума, потому мне так мало понятно в мире, окружающем меня, и в мире, который во мне. Всё непонятное и странное, что таится в каждом творении, мне заметно — и потому мне страшно. Мои большие глаза — не оттого ли они велики, чтобы вместить непостижимое, объять необъятное, увидеть невидимое?
Кроме печали, Кто-то влил в меня, увековечил и обессмертил нечто большее, чем чувство, и сильное, чем мысль, нечто бесконечное, как бессмертие, и огромное, как вечность. Это — инстинкт любви. Он непобедим и всесилен. Он разливается по всем моим чувствам, по всем мыслям, полностью овладевает моим существом. Словно маленький, крохотный островок, так выглядит моё существо, а вокруг него бесконечно простирается, разливается и переливается она — загадка моей души: Любовь. В какую сторону своей души я ни направлюсь, везде встречаю Её. Она — вездесущее и сокровенное во мне. Для меня «я есмь» — равносильно «я люблю». Любовь делает меня тем, что я есть. Быть, существовать — для меня значит любить. Неужели есть создания без Любви? О таком не знает мое сердце лани.
Не оскорбляйте во мне Любовь. Ведь вы оскорбляете бессмертие и вечность — мою единственную бессмертную и вечную ценность. Ибо что есть ценность, как не то, что бессмертно и вечно? Только Любовью я бессмертна и вечна. Она — всё для меня. Любовью я чувствую, и мыслю, и смотрю, и слышу, и вижу, и знаю, и живу, и обретаю бессмертие. Когда говорю: «Я люблю» — в этих словах охватываю все свои бессмертные мысли, чувства, бессмертные желания, бессмертные жизни, возношусь над смертью и небытием: я лань, серебристая, лань нежная, лань трепетная...
Через жуткие обрывы и страшные бездны продирается Любовь моя к тебе, голубое небо, к тебе, добрый человек, к тебе, цветущая дубрава, к тебе, благоуханная трава, к Тебе, Всеблагой и Пренежный! Сквозь бесчисленное множество смертей пробивается Любовь моя к тебе, о сладкое Бессмертие! Поэтому печаль — мой постоянный спутник. Всякая грубость — смерть для меня. В этом мире больше всего грубости я пережила от одного существа, которое называется человек. О, он всегда означает смерть моей радости. Очи мои, смотрите сквозь него и поверх него на Того, Кто Предобр и Пренежен! Доброта и нежность — вот жизнь для меня, вот бессмертие, вот вечность. Без доброты и нежности жизнь становится адом. Лишь ощущая доброту Предоброго и нежность Пренежного, я снова в раю, пока не придавит меня грубость человеческая — о, этот ад наваливается на меня всем своим ужасом... Потому я боюсь всякого человека, кроме доброго и нежного.
* * *
Я стою у ручья, берега которого украшены голубыми цветами. А ручей тот из моих слёз. Ранили меня люди в сердце, и вместо крови потекли слёзы... Нежные небеса! Скажу вам тайну свою: вместо крови в моём сердце слёзы. В этом моя жизнь, в этом моя тайна. Потому плачу я за всех скорбящих, за всех обездоленных, за всех униженных, за всех голодных, за всех бездомных, за всех плачущих, за всех несчастных. Мои мысли быстро захлёбываются печалью и превращаются в чувства, а чувства изливаются в слезах. Да, моим чувствам нет числа и нет конца слезам моим. И чуть ли не каждое чувство моё грустит и плачет, ведь, как только оно уходит от меня в окружающий мир, оно натыкается на грубость человеческую. О, есть ли существо более грубое и жестокое, нежели человек?..
Зачем я брошена в этот мир, мир людей? Ах, когда-то давным-давно, когда в своих дремучих бескрайних лесах я не знала о людях, мир был для меня радостью и раем. И своё райское восхищение я радостно ткала из душистых цветов и стройных берёз, между привольных дубрав и голубых небес. Но в мой рай ворвался он, грубый, жестокий и гордый человек. Он растоптал мои цветы, срубил мои деревья, омрачил моё небо. И мой рай превратил в ад... О, нет во мне ненависти к нему за это, скорее жалость... Жаль его оттого, что он не в состоянии почувствовать рай. А большего ужаса, чем этот, нет ни для одного существа. Знаете, лань не умеет ненавидеть; она может только жалеть и сострадать. От всех обид и грубости она защищается печалью и жалостью. Печаль — вот её месть. Печаль, смешанная с жалостью... О люди, как вы жестоки и грубы! Я слышала, что существуют бесы. Но разве возможно, чтобы они были хуже людей? Одного только прошу, одного желаю: не быть мне душой в человеке, чувством в человеке, мыслью в человеке...
Всякую грубость человеческую я переживаю как тяжёлый удар в сердце. От этого появилась у меня опухоль на сердце. О, сколько синяков на сердце! Сколько ударов!.. Ах да! Ведь я — в потерянном раю, лань в потерянном раю! О пощади меня, Предобрый и Пренежный! Множество ударов, один за другим, один за другим — так образовалась опухоль у меня на сердце. О спаси меня от людей! Тогда Ты претворишь мой мир в рай, а печаль — в радость...
* * *
Милее всего для меня — свобода, люблю я свободу. Она — в доброте и нежности, она — в Любви. А зло, грубость, ненависть — вот наихудшее из рабств. Кто ему подчинился, тот стал рабом смерти. А есть ли рабство более страшное, чем смерть? В такое рабство уводят нас люди, эти изобретатели и делатели зла, грубости и ненависти. А меня послали в мир и предсказали, определили мне: «Будь печалью и Любовью». И всем существом выполняю я свое назначение: скорблю и люблю. Скорблю через Любовь, люблю через скорбь. Разве может быть иначе в мире, населенном людьми? Вся жизнь моя в этих пределах, в этих границах. Я вся — сердце, вся — око, вся — печаль, вся — Любовь, поэтому пробирает меня страх, тот пронзительный страх, о котором знает только печальная лань...
В гордыне своей люди не догадываются о чудесных и прекрасных чувствах, которые носим в себе мы — лани. Между нами и вами, люди, зияет пропасть, и потому ни мы не можем перейти к вам, ни вы к нам. Вам не дано познать наш мир. Если бы мы, лани, сердцем перешли к вам, то мы перешли бы в ад.
Когда-то были мы в раю. Вы же, люди, превратили его в ад. То, что для вас представляют собой демоны, то же вы, люди, для нас. Рассказали нам берёзы: «Видели мы, как сатана пал с небес на землю и остался среди людей. Он, изгнанник неба, объявил: “Весьма приятно быть мне посреди людей; есть у меня свой рай — люди”...».
Предвижу и предчувствую: ожидает меня бессмертие лучшее, чем бессмертие человека. Для вас, людей, и на том свете существует ад. А для нас, ланей, только рай. Ибо это вы, люди, сознательно и добровольно изобрели грех, зло и смерть и уже потом увлекли за собой нас, без нашего согласия, своей злобой и мерзостью, ибо имели власть над нами. Потому и будете отвечать за нас, за наши мучения, несчастья, страдания и смерть. Вы будете платить за нас и из-за нас. Слышала я, как небо голубое шептало чёрной земле вечную истину — в День судный люди дадут ответ за все муки, страдания и несчастья, за смерть всякой живой твари. Все животные, птицы, растения, восстанут и обвинят род человеческий во всех болезнях, обидах, зле, смерти, которые он причинил им своим гордым грехолюбием. Ибо вместе с родом человеческим идут грех, смерть и ад.
Если б я могла выбирать из всех творений, я скорее выбрала бы тигра, нежели человека, ибо он менее кровожаден, чем человек; я бы лучше выбрала льва, ибо он менее безжалостен, чем человек; я избрала бы гиену, ибо она не так отвратительна, как человек; я бы избрала рысь, ибо она менее жестока, чем человек; я скорее бы избрала змею, ибо она не так лукава, как он; я избрала бы любое чудовище, ибо самое страшное чудовище менее ужасно, чем человек... О, правду говорю, из самого сердца говорю. Ведь человек изобрёл и сотворил грех, смерть и ад. И это хуже худшего, ужаснее ужасного, страшнее страшного, что есть в моём мире.
* * *
Чудится мне: струится слёзный поток... Люди похваляются каким-то разумом, а я вижу главные их дела — грех, зло и смерть — и понимаю: если разум заключен в изобретении греха, зла и смерти, то разум этот скорее проклятие, чем дар. Разум, живущий и приносящий плоды греха, зла и смерти, есть казнь Божия. Обидно было бы мне, если бы мне сказали, что я умна, по-человечески умна. Если такой разум — единственная отличительная черта людей, то я не просто отрекаюсь от него, я проклинаю его. Даже если бы от него зависели мой рай и моё бессмертие, я отреклась бы от них навек. Разум без добра есть казнь Божия. И самый великий разум без добра — невыносимое проклятие.
С разумом, без добра и нежности, человек уподобляется диаволу. Вот что слышала я от ангелов небесных, когда они умывали крылья свои в моих слезах: «Диавол есть великий разум без капли добра и Любви, таким же бывает и человек, не имеющий добра и Любви». Разумный человек, лишенный добра и Любви, — ад для моей нежной души, ад для моего печального сердца, ад для моих незлобивых очей, ад для моего кроткого существа. Одно желание в душе моей: ни за что на этом свете не жить возле человека умного, но лишённого доброты и милосердной нежности. Только тогда согласна я на бессмертие и вечность. Если нет, уничтожь меня, Господи, преврати в небытие!
* * *
В давние времена рассказывали мне белые лани: прошёл по земле Он, Всеблагой и Всемилостивый, и превратил землю в рай. Там, где Он ступал, там наступал рай. На всех, на всякое творение изливались от Него бесконечная Доброта, Любовь и Нежность, Милость, Благость и Мудрость. По земле Он ходил и небо на землю сводил. Звали Его Иисус. О, в Нём мы видели, как дивен и прекрасен может быть человек, когда он безгрешен. Скорбел Он нашей скорбью, оплакивал зло, причиненное нам людьми. Он был с нами против деяний человеческих — греха, зла и смерти. Любил Он всякое создание нежно и милосердно, миловал какой-то Божественной печалью и защищал от людских грехов, людского зла, людской смерти. Он был и навсегда остался Богом нашим, Богом печальных и скорбных, от малых до великих.
Только те люди милы нам, которые Ему подобны. Они — наш род, и наше бессмертие, и наша любовь. Души тех людей сотканы из Его доброты и милосердия, Его любви и нежности, Его благости, праведности и мудрости. Разум их Божественно мудр, Божественно добр, Божественно кроток, Божественно сострадателен. И они похожи на светлых и святых ангелов, ибо великий разум и великая доброта, слитые воедино, — вот истинный ангел.
Потому любовь наша рвется ко Иисусу Всеблагому, Всемилостивому, Предоброму, Пренежному. Он есть Бог наш, и Бессмертие наше, и Вечность наша. Евангелие Его более принадлежит нам, нежели людям, ибо в нас больше Его доброты, Его любви, Его нежности... Он — о, благословен Он во всех сердцах наших! Он — Господь и Бог наш! Он — наше сладостное утешение в этом горьком преходящем мире, Он — наша вечная радость на том бессмертном свете...
[1] Печатается по изданию: Слава и Боль Сербии. О сербских новомучениках. М., 2002, стр. 158 – 171.
Произведение “Печаль” написано в период с 16 янв. 2007 по 31 мая 2010.
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/11/25/1039