http://www.proza.ru/2012/02/14/741
Зуевская надежда сбылась! И до Омолоя он кухарил-то всего один раз, а после возвращения ни разу, только помогал в очередь. Теперь уже не только Зоя, все три, друг друга сменявшие, охранницы регулярно и охотно занимались обедами и ужинами для всей команды. Даже та, первая, поначалу неприветливая Марь Ванна, теперь не перематывала мохеристую пряжу, а всякий раз пыталась изобразить что-либо повкуснее из однообразных запасов команды. Только завтрак комплектовался остатками от предыдущего дня. Оставалось достаточно.
Ближе к середине августа солнце стало заглядывать под горизонт. В тот день машин с аммонитом не предвиделось, с утра все занялись рубкой, начинали обвязку вмороженных уже свай, будущего помоста под второй склад. Зуев с утра наколол Марь Ванне дров, натаскал воды, и перед тем, как тоже ввязаться в рубку, в последний раз направлял плотницкий топор. В этот момент Пугин привёл Ныгина:
- Доктор! Вот тебе работёнка, наконец. Это тебе не банки ставить!
- Какой я доктор! Смеёшься?
Однако, Пугин был серьёзен:
- Ты, что - только за мешок с аспирином держаться можешь? А кто лечить будет? Забыл, что ты – доктор? Полюбуйся на пациента: ты доктор, тебе и лечить! Вот и лечи!
Кровь из левой руки Ныгина скорыми каплями обильно падала на вымытый пол кухни, срываясь с зазубренного клина, предназначенного для удержания топора на топорище; он был глубоко загнан в ладонь. Чёртов неудобник, как только умудрился! Не иначе в одиночку попытался закрепить... Марь Ванна, ойкнув, побледнела и кинулась прочь.
Зуев прикинул: ближайший медпункт в Омолое, это 15 кеме; до приезда машины, которая привезёт новую охранницу и заберёт эту, остаётся часов пять, а то и больше. Идти в медпункт пешком? Зуев хорошо помнил, как случайно в детстве со всего маху влетел на колючую проволоку, прячущуюся в траве, как пробовал вырвать и не мог до конца решиться разодрать ступню глубоко засевшими колючками. Он очень хорошо понимал, каково сейчас пострадавшему. Представлял, как поначалу Ныгин пытался сам вытащить свою железяку, дёргал её изо всех, как ему казалось, сил… Но что-то делать с этим неудобником теперь надо ему. Так что - решай, Зуев!
В этот момент в кухню вошли ещё двое, и Болшаков поинтересовался:
- Что, топором работать будешь?
Все напряжённо засмеялись. Да-а, надо было решать… Кто-то спросил:
- Итак, доктор?...
Надо, надо было решаться! В то же время внутри зашевелилась острая досада: когда по совету матери Зуев перед отъездом комплектовал аптечку, он отказался от предлагаемых шприца и ампул с новокаином. Кривую медицинскую иглу мать как-то подсунула, а обезболивающее… Эх ты, доктор! Разве тебе самому, да и всем вокруг не случалось переносить зубную боль и встречи с дантистами! Теперь, вот, надо решать…
И Зуев решился. Надо было действовать быстро. Из неприкосновенного запаса (хотя закон и «сухой», но сейчас!…) был извлечён и налит в две кружки спирт, в две другие – вода. В определении того, насколько правильно разведено «шило», насколько хорошо заточен «ланцот» (штурманская финка), участвовали все присутствовавшие, после чего также все выразили желание немедленно лечь под этот ланцот, если им будет отдана предназначенная для Ныгина кружка - он криво улыбался. Зуев вдевал нить в мамину кривую иглу.
- Троих нас, наверное, хватит? – неуверенно спросил Славка.
- Да что вы! Я и так не дёрнусь, - неуверенно захорохорился Ныгин.
- Пейте до дна, больной, - Зуев показал на кружку, сделав вид, что нетерпеливо ждёт, - а вы, алкоголики, отойдите, не мешайте процедуре. Небось, жаждете, да продукт не про вас!
Ныгин выпил и запил.
- Ну, что? Готов? – спросил Зуев, всё ещё надеясь, что как-нибудь всё обойдётся.
- Готов!
Трое, как тисками, охватили жертву, захватили руки, обняли сзади.
Если честно признаться, перед тем, как разрезать эту ладонь, дрогнувшую перед ним, Зуеву опять вспомнилась та струйка кипятка, которую давным-давно по мальчишеской дурости он налил на бедного Тобика. И всё же он разрезал её, эту ладонь! При этом в нём ничего не шевельнулось, только проплыло в сознании «режу по живому, по человеку». Кроме разреза и обильнее хлынувшей крови он ничего не видел, только всем телом почувствовал, как окаменел Ныгин… Напрягся, но не закричал, даже не крякнул, молоток! Потом, когда был вытащен злосчастный клин (кстати, довольно легко), двумя швами прихвачены края и обработана рана, Зуев выпил свои полкружки. И запил… И только тогда заметил, что он весь мокрый от пота! Потом слева в шее что-то дрогнуло и отпустило…
Весть о подвиге доктора сразу и широко распространилась по всей Мунулу, вызывая всеобщий восторг и ликование; особенно счастлива была Марь Ванна. Вернувшись на кухню, она, не отрываясь, смотрела на доброго доктора. Вечером за ужином было единогласно решено Альберта Зуева впредь именовать «профессор» или просто «проф», а обращаться к нему рекомендовалось исключительно на «Вы».
http://www.proza.ru/2011/11/22/1527