Яйцевидная капсула с маленьким экипажем уже вошла в поле планеты Х. Таких летающих капсул было три – они отделились от крупного тела основного корабля с целью получения данных о небольших планетах, недавно обнаруженных в Поясе Старой Девы.
"Пора однако натягивать нанокостюмчик" – подумал Пахом Небывалый – командир «яйца», он же и единственный член экипажа, не считая (а почему собственно?) пестрого и молодого сеттера по кличке Алый. Его разрешено было взять с собой для создания атмосферы дружественности и энергетического баланса.
Костюм был всем хорош – и степенью защиты, и легкостью, не стесняющей движения и черным светоотражающим цветом - кроме одного – он сильно подчеркивал кривизну конечностей Пахома – кровь татарская в одной четверти дала эту родоплеменную вариацию,
правда не мешающую Пахому слыть настоящим мачо в известных околокосмических кругах.
Он глянул на себя в никель обшивки – всё на месте, похож на дайвера, разве что добавить целеустремленности в прищуренный взор серо-стальных глаз. Говорят, похож на Бельмондо… Хотя далеко не факт, что там, на этой Х будет кому оценить его брутальность и прочие особенности фигуры и личности. И щедрые феромоны вкупе с флюидами. Разве что если сожрать захотят без приправ…
Перед облачением Пахом почесал в меру волосатую грудь, на всякий случай перекрестился и вспомнил главные пункты инструкции первопроходца. Итак, открытые ладони, прикрытые, но вместе с тем дипломатично улыбающиеся зубы, простые жесты и минимум вопросов. А еще осторожней с юмором. Типа «А где у вас тут пуп земли?». Могут не понять.
- Ну что, прорвёмся, Алый? Где наша маша не пропадала? – едва успел он задать собачке риторически-ободряющий вопрос, вспомнив при этом крутобедрую буфетчицу Машку из лётчицкого комбината питания. И «яйцо» ткнулось тупым концом словно бы в густой кисель.
Поворотом штумблера Пахом сдвинул половинки «яйца» в разные стороны, образовав выход.
И зажмурился. Планета Х была абсолютно белой. Полностью. Такую белизну Пахом наблюдал только раз, в детстве, при неудачном полёте на тарзанке с крутого обрыва реки. Он тогда угодил в реанимацию. Но даже там присутствовали иные по сравнению с белой стерильностью оттенки – у аппаратов с мониторами с обеих сторон его высокой кровати. Этот цвет навсегда связался у него с близостью смерти... Но и покойной пустоты.
Здесь же не было совсем никаких цветов, кроме белого. В чем он и убедился, несколько раз закрыв и открыв веки. Ни растительности тебе, ни строений, ни-че-го. Кроме белого на белом. Солнца или подобного ему светила так же не имелось.
Но это еще ничего не означало – дела ни плохи, ни хороши. Он вспомнил, что перед полетом ребята говорили о якобы полной нейтральности этой планетки. Что ж, надо приступать к съёмкам и замерам. Как учили…
Вперед! – скомандовал он Алому и перекинул ноги через борт.
Пёс живо опередил его и сиганул в белизну, будто в снег, только соответствующих комьев и искр от его быстрых и пружинящих лап не возникло.
Однако некое явление псом всё же было вызвано – из белейшего тумана внезапно материализовались небольшие - метр с кепкой - пирамидки, почти прозрачные, но с пастельно-радужными оттенками изнутри. Штук семь.
- Интересно девки пляшут – по четыре штуки в ряд - удивился Небывалый.
И тотчас пирамидки образовали каре четыре на четыре.
Телепатия, значит – догадался остроумный Пахом, - и их не семь, а восемь. Запишем… Планшет (самой ласт-мини-версии) вот он, на месте.
Сам он не стоял в «снегу», а слегка парил над ним. Над ней… Однако слово поверхность или почва тут как-то совсем не катило.
Пирамидки стали вращаться и засветились приветливее.
Угу. Но столбом стоять негоже члену отряда космонавтов двадцать первого… Опять пришло на ум, что инструктор советовал в таких ситуациях что-нибудь запеть. Мол, музыка объединяет и т.п. Или стихи можно.
Но в голове Пахома как назло, были одни неприличные. Видимо, от стресса.
Так, так, лихорадочно перебирал он. Конечно, кого же еще – Пушкина надо, который «наше всё».
Ага, вот: «Выхожу один я на дорогу – сквозь туман кремнистый…»
Хотя это кажется, Лермонтов. Блин! И тональность что-то не та...
А! «Буря мглою небо кроет…» Да при чем тут буря?! Здесь полный штиль и, по ходу, всегда. "Я вас любил" тоже не в дугу... Эх, надо было гитару взять. Или балалайку… В школе бренчал…
Но тут Алый вдруг понюхал то, что условно можно было назвать землёй, и рванул к пирамидкам. Приблизившись к ним, он тоже стал вращаться волчком. Примерно как они.
Отношения вроде начали налаживаться.
Пахом решил заменить музыкальный номер приветственным спичем: «Мы, дескать, мирные люди, ну подумаешь, каких-то там три-четыре сотни лет в боях и походах, а вообще за паритет, так что не стоит, граждане пирамиды, волноваться. Разрешите представиться: командир миникорабля Небывалый, Пахом Васильевич, а это пёс по кличке…»
Пирамидки меж тем сменили каре на кольцо, внутри коего всё врашался Алый с ушами пропеллером, причём уже на задних лапах. И бравый астронавт каким-то образом уже был тоже ими окружен.
«А они женского или мужского пола?» – мысленный запрос Пахома неожиданно прозвучал вслух.
«Ни то ни сё» – одна из пирамидок выдвинулась вперёд и кажется, сигнал ответа исходил от неё, - "что надо, то и будет"...
Переводчик! Точно… Толмач, стал быть. Мачо, который толкует, и в английском толк - разговор. Ах,какая дурь некстати в башку лезет - раздосадовался командир.
Пахом рассмотрел теперь, что они, эти пирамидки-аборигены, состоят из колец, нанизанных на оси. Они начинались с маленьких колечек наверху и заканчивались большим - семьдесят-восемьдесят сантиметров в диаметре. Из-под последнего кольца выглядывали трогательные серебристые башмачки. Походка, если ее можно так назвать, обладала плавностью, смахивая на манер японок.
А каким местом они… вы думаете? – задал он следующий вопрос.
Переводчица (всё же ему больше импонировало женское начало) завращалась и довольно быстро.
Осью думают, что ли? Ну, да ладно, какая разница…
- А как происходит размножение?
Здесь он ощутил, как что-то не дает ему думать дальше. Словно пробку вогнали в темечко.
«Переводчица» бойко заговорила сама, воспроизводя звуки вибрациями тела. И, надо сказать, копировала она речь землянина весьма внятно-похоже. Но не во всём, естественно.
Начался, так сказать, диалог.
- Это бёсс – качнулась она в сторону пса.
- Пёс – поправил Пахом.
- Нет, бёсс – упрямо повторила говорящая пирамидка.
- Босс??? – уточнил Пахом.
- Да, да – обрадовалась она. – Это твой босс.
- Здрасте, приехали - хмыкнул опешивший мужчина. А я тогда кто?
- Мандир – четко сказала пирамидка.
- Это еще кто?
- По нашим конам слова не должны быть больше двух слогов. С конца. Мы мимся к кости. И к нулю во всём - тропии, ходам, пасам и шибкам. Нятно?
- Ну, мисс, не так же сразу… М-м-м… Конам – законам, мандир – командир… Тропии - энтропии, ходам - расходам, пасам - за...
- Да, да – недослушав, снова задакала «мисс», намекая, что мол время тоже надо экономить и стремить к нулю.
- Вот тебе тест: «Наши дрецы носят собые шмаки, а лыши - почки» Веди!
Тут Пахом начал сомневаться в реальности происходящего.
Какой к чёрту тест! Почему его пёс - босс?!
- Тому что он выше по рациям – ответствовала с готовностью хитрая пирамидка. Это для нас новной терий. То есть брации - так понятней.
А этот кобель «с рациями» обнюхивал в это время всех остальных пирамидок по очереди. Они в ответ светились ярче и радостно подмигивали.
Та-а-ак. К такому повороту «мандир» готов не был.
Но решил не падать лицом в белизну.
- А как называется ваша планета?
- Она вётся «Хи»
- А вы стало быть, хияне?
- Можно так. Но мы все, тели трех леньких неток вёмся «яне». Рую нету зовут «Ху», а третью – «Хе». Бавка у каждой своя – для графии.
Полный абзац! – промелькнуло в голове Пахома. Значит, мои товарищи из двух других "яиц" попали на «Ху» и на «Хе»…
- Да-да, так – подтвердила радостная транслейторша. Хуже всего на «Ху»… Там кое-где есть денция к концу…
А вы Хи, значит, самые хитрые – сострил Пахом.
- Чутка – улыбнулась барышня и даже с некоторым кокетством, как почудилось бедолаге.
- А обще мы из гории «ноль»…
Она явно решила задавить Пахома инфой. А он тоже невольно стал сокращать слова. Судя по всему, его внушаемость резко выросла на этой белобрысой, нет брысой «нете». Нетке...
- Как это «ноль»? Бьясни, луйста…
- Мы нули, а есть тики.
- Чего?
Пирамидка напряглась, по ней забегали розовые волны.
И вдруг Пахом увидел зеленую школьную парту с листочком в клетку и давней как мир игрой…
- Крестики?!
- Лодец! – похвалила пирамидка. А остальные опять образовали круг, демонстрируя форму нуля.
- Но как это глядит кретней – допытывался он.
- Вы не-нули, значит, митесь стать ницами, с плюсом или с нусом. Маешь? – пирамидка очень хотела, чтоб Пахом понял.
«Мы почитаем всех нулями, а единицами себя» - четким ритмом всплыла строка классика. Смотри-ка, помню – он слегка подскочил в белое небо, поджав свои ноги кавалериста. А потом плюхнулся в вату и уже не встал - сил отчего-то не было.
- Вас сильно тянет в зные роны от оси… Вы вёте внешней жизнью, а мы - ренней. Мы не шаем друг другу давать мыслью любые словия и граммы, и каждый может иметь что хочет без ждения странства...
Пахом услышал слово "граммы" и подумал с тоской, что ему сейчас сто пятьдесят было в самый раз. Или даже двести... Ах, ну да, это же видимо, сокращенное от "голограммы"... Без загромождения пространства. Вот ловкачи!
Пирамидка меж тем продолжала с энтузиазмом:
- И наши три неты жатся вокруг точки ХО... Разве ты не слышал про ноль-странство? Это кая дверь в ные миры, но там нужен полный баланс…
А в это время во вспученном мозгу астронавта беспорядочные темные крестики складывались в ряд по четыре, а потом зачеркивались, исчезали, вспыхивая и образовывали ноль-пустоту во всём его ставшем невероятно гулком и реально бездонном организме...
Сознание его терялось в этой пустоте, и тут до него дошло: это же белая ды...
Пересохшими губами он прошептал: "ко мне, Алый!..."
Но пёс уже вполне освоился с ролью босса и на такую унизительную команду намеренно не отреагировал.
Однако хитрюга чуял, что в этом столкновении между тяжелыми черными крестиками и легчайшими белыми ноликами он сыграет не последнюю роль, а миротворческую миссию! Ведь не зря же он - Алый...