На город упала ночь. Была середина декабря, где-то около часа. Вокруг белые стога, пушистого искрящегося снега, наметенного вечером. На улицах (по крайней мере, в той части города, о которой идет речь) не было ни души. Одна за другой гасли жёлтые карты окон. Дома, такие привычные днем, под магическим покровом ночи, меняли свои очертания, превращая узкие улицы в какие-то другие безмолвные таинственные сети переулков, улиц и проспектов. Буд-то надев черные плащи и маски старые приземистые здания, уходили в свой темный таинственный карнавал петербургской зимней ночи. Ночь темная, звонкая. Белый свет фонарных столбов небольшими светлыми озерами листья на темный холст, спящих улиц, заставляя попавшие в него предметы отбрасывать длинные антропоморфные тени. О эти фонари, короли ночи, светящие будто из потустороннего мира. А одинокая петербургская звезда, низко мерцающая над темными крышам! Тот, кому случалось возвращаться домой поздней ночью, по обезлюдевшим городским улицам, или тот, кто умеет читать сказки Шварца и Гофмана, или слушает музыку Шопена и Шестаковича поймет, о чём я пишу.
Это была ночь, а вернее то состояние души ночью, когда сказка начинала оживать, статуи сходили со своих пьедесталов, черные кареты уносились в вихрь снежинок, заколдованные принцессы ждали своего пробуждения, а за каждым поворотом мог показаться джентльмен в черном, предлагающий заключить страшную сделку.
А теперь, представьте себе молодого человека лет восемнадцати, идущего по этой созданной его воображением сказке. И для полноты чувства (знаю это слащавая подробность беллетристики, но как полно предать этот поэтический восторг!) подумайте о первом поцелуе юности, полученном от самого прекрасного существа во всём мире.
Вот он мой герой, по законам беллетристики я представляю его вам. Его зовут Александр, ему восемнадцать лет – «пора надежд и грусти нежной», что здесь можно добавить? В прошлом году Александр с золотой медалью окончил школу, и поступил бюджетником на филологический факультет Петербургского университета. Ему не грозит армия. Учёба даётся легко. Он кандидат в мастера спорта по фехтованию, глубоко чувствующий и умеющий творить от себя художник и пианист. И ещё Александр поэт, настоящий, пишущий, талантливый поэт, слышащий слово и умеющий видеть его изнутри. Он все это блажь, ерунда, мишура жизни, одно мгновение, полчаса назад на него смотрели эти искрящиеся как снег, таинственные как звезды нежные чёрные глаза. Как смотрели, как они смотрели (Не ставьте мне в укор фотографию души романтика)!
Вот Александр идет по улице. На нем черное, со вкусом подобранное пальто, на голове (мальчишеское баловство) фетровая шляпа (вся в снежинках). Архитектура лица Александра по какой-то загадочной причине отражает его сиюминутное состояние души… Да ладно, представляйте его как хотите сами, какой образ молодого романтика вам ближе…
Александр небыстро идет по прямым узким переулкам Василевского остова. На лице улыба (в ней есть что-то детское). В затуманенном взгляде отрешённость и восторженная жизнерадостность, он смотрит в темную даль переулка, словно ждет что, вот-вот оттуда выплывет нечто светлое чистое и прекрасное. А в голове звучит, звучит на разные лады: «Лиза», «Лиза», «Лизанька», «Элизабетта».
Так хочется петь. Так хочется забыть обо всем и броситься танцевать среди падающих снежинок. Вот он остановился возле магического фонарного столба. Смотрит на волшебный свет, на длинные тени. Как же хорошо, как же счастливо! Вот, вот он начел танцевать. Мурлычет себе что-то под нос, пытается вальсировать. Боже как нелепо. А с лица не сходит та же детская, солнечная улыбка. Куда ты уходишь от нас, юность? Куда ты уходишь от нас мгновенье счастья?
Ночь всё глубже и глубже. Александр идет по тёмным переулкам, специально удлиняя путь, чтобы продлить сказку. В засыпающем мозгу вьётся музыка, какие-то слова, созвучия сталкиваться, наползают друг на друга. Рука дирижирует, ноги приплясывают, вот-вот…
-Эй парень! Есть у те чё закурить?
-Что, что?
-Блин. Сигареты есть, говорю?
Семеро. Все в грязноватых куртках. Они обступили его. Красное мясистое лицо, с большими ноздрями. Тяжёлый запах смеси крепких спиртных напитков.
-Ну чё молчишь? Язык свой, блин, проглотил? Есть сигареты, а? А может ты не курящий, а?
Сзади кто-то засмейся.
-Нет-нет. Нет у меня с собой сейчас сигарет, ребята…
-А! – справа его быстро и крепко схватил за лакать высокий парень с прыщавым лицо, на вид чуть постарше его самого – Так ты не курящий что ли? Не куришь? Ну!..
- Ты вообще, урод, из какого района?
- Ты за кого тут болеешь?
- Пацаны, я знаю, он за Спартак болеет! Он вообще москвич! Во уши как у москвича.
Хохот. Кольцо становиться всё теснее. Что делать? Что, что делать?
-Ладно! – угомонил веселье краснолицый - Деньги гони. Ну чё ты лыбишься, сволочь?! Деньги гони, говорю!!
- Сейчас, стойте, я сейчас – нечего другого не остаётся, ничего –сейчас я сейчас.
Вдруг его кто-то сзади попытался схватить за плечи и зажал рот. От неожиданности он резко повернулся и случайно сильно ударил локтём по лицу сзади стоящего. Все рванулись к нему. Бежать! Бежать!!
- Держите этого урода!!!
Кто-то ударил его по лицу. В глазах помутнело. Не отдавая себе отчета в том что делает, он, стиснув зубы, дал задачи. Кто-то взревел. На него посыплись новые удары. Нет, теперь он бежать не будет!!! Он ударил ещё раз, ещё, ещё. Кто-то повис ему на плечи, удар в голову, удар в грудь. Он начал задыхаться. Из носа пошла кровь.
-Отпустите. Отпустите, гады!!!
Его поволокли на землю. Голова гудит. Он стиснул зубы. Сволочи! Его начали бить ногами по голове, в живот в пах. Сволочи!! Не надо. Пожалуйста. Не надо… Изо рта хлынула кровь. Правый глаз престал видеть. Какая боль!
-Нэ хн… - он откусил кончик языка.
-Вот тебе! Вот, поганец! Давай ещё! – его били, остервенело, бездумно, безжалостно.
Не надо… зачем… Мама… Лиза… Гирлянды… А!!!
На мгновение промелькнуло всё. Всё от колыбели до последнего дня, до последний минуты. Всё самое ценное, самое дорогое, важное, что осталось у него. Но только на одно мгновение…
Через пять минут изуродованное тело было выброшено в мусорный контейнер. А на снегу осталась затоптанная чуть заметная лужица крови, пустой бумажник, и измятая никому не нужная шляпа.