Мозгуй приезжих оценил мгновенно:
– Денег просить будут. – подумал.
Уж больно у мужика было простецкое и несчастное лицо, с таким хорошо на паперти стоять – подавать будут много и охотно. Он всё переступал с ноги на ногу неловко, словно очертили ему пятачок и шагнуть за него нельзя. В этот же незримый пятачок и девчонку притянул. Черты её лица, замечательные, удивительные, словно прорисованные тонкой кистью, показались Мозгую знакомыми. Живые ноздри. Прихотливо вырезанные губы. Особенно хороши были глаза, напоенные до донышка синевой июльского неба, не дневного, полыхающего белесоватым зноем, а зеленоватого, такое бывает перед закатом. Не глаза – очи.
Впрочем, и всё остальное тоже очень даже ничего.
Странная парочка… Низкорослый и какой-то приплюснутый мужик, ни дать ни взять старый сатир, и эта…сильфида.
– Нам бы Михаила, – выдавил «сатир», глядя на Труфанова снизу вверх.
– Михаила? –Мозгуй понял, почему лицо девчонки показалось ему таким знакомым. Кивнул на Ташку – Племянница что ли?
Ефрем замешкался, думая, как же объяснить, кем ему приходиться девушка, слишком юная, чтобы сказать «подруга», и объяснения не нашел.
– Сестра это Мишина, – пояснила Тома и устало добавила. – Идемте в дом.
– Сестра?! – умел бы Ефорем, перекрестился, такая ноша свалилась с плеч. Но воспитан Коротков был атеистом. Да и чувства прятал обычно глубоко, ни к чему их напоказ выпяливать…
Но Томара всё же радость заметила и спросила настороженно:
– А вы, кем Дьяковым будете?
Ефрем поискал под ногами ответ. Не нашел:
– Да, никто. На трассе я её подобрал.
– На трассе? – Тома, удобнее усадила на руках пухленькую Настёнку. – Сбежала от матери, значит. Идемте, в дом.
Мозгуй шагнул в ворота, за ним было потянулся Ефрем, но Ташка уперлась неожиданно сильно, вырывая руку, что-то загудела, замелькали руки, лицо исказила гримаса…
– «Не в себе , девчонка» – дошло до Труфанова и до неприличия ясным стало положение вещей. И трасса, и находка, и что за этой находкой последовало…. Не растерялся мужик. Труфанов усмехнулся криво.
– Немая она, – поторопился объяснить Коротков так тихо, будто Ташка могла услышать. – Вы идите, мы сейчас.
И обнял девчонку за плечи, широкая пятерня скользнула по волосам, по спине. Ташка прижалась всем телом к мужику, гортанно загыкала.
Томка смотрела неотрывно, как по-хозяйски по свойски рука взрослого мужика, ползет по девичьей спине, опять поднимается к волосам, как жмется девчонка и немела от собственной догадки...
– Таша, идем. – не выдержала , – Миша сейчас подъедет. Сейчас. Ми-ша.
И совсем иначе сухо, даже колко бросила мужчине:
– И вы тоже.
Пряча за короткой фразой долгое презрение.
Ефрема,ледяной водой окатило. Но не будешь же доказывать, что всё у них было по обоюдному согласию, и не обидел он Ташки, а стыдно так, что головы не поднять. Женщина смотрела на него и мимо него, и сквозь него. Лишний он здесь. Привез, может и уезжать.Не бросят девчонку, родственники же.
– Иди, – подтолкнул он Ташку. – Сейчас твой Миша, придёт.
И не удержался провел он еще раз по мягкому шелку волос, запомнить стараясь….
Ташка закивала часто, улыбаясь так, что, казалось, еще миг и лица для улыбки не хватит. Нарочитая, как перстни на руках у цыганки, даже не улыбка, а немой крик «Да, да, я поняла! Миша! Миша!» Рванулась за Тамарой. Но вернулась к замершему Ефрему. Прижала узенькие ладошки к щекам, потянулась поцеловать обветренные губы…
Мозгуй отвернулся, не всякому дано смотреть на чужую ущербность без болезненного чувства жалости и брезгливости.
Уставшая от близости и недоступности материнского молока захныкала Настя, тихонько, но с тем настойчивым упрямством, с каким обычно начинался громкий и обиженный рев.
–Ну, что же вы! – поторопила Тамара и чуть отстранила девочку, показывая Ефрему – Вот, кормить пора...
И не договорила, Ташка потянулась к крохе обоими руками враз. Томка прикрывая дочку плечом, согнулась, как сломалась, резко, зашлась криком Настя.
Но Ташка уже и сама отступила, уставясь на девчонку странно остановившимся взглядом. Тамаре холодно стало от него, тяжелого, напряженного, внимательного, как камешек скользнул вниз живота, и оттуда уже пополз страх, непонятный, а оттого еще более сильный. Тамара попятилась назад, повернулась и зашагала к крыльцу. Ташка шла следом, как завороженная, догнала у двери и опять заглянула в детское личико.
– Уйди, – сквозь зубы процедила Тамара, рукой нашаривая ручку двери, и не понимая, чего же она так боится.
– Нельзя, Таша! – Ефрем попытался схватить за руку девушку, но та вырвала её проворно и коснулась рукой крохотного сандалика, замычала, спокойное что-то, ровное, но Томка уже не понимала и не слышала
– Господи! Саша! Саша!– крикнула, пугая и себя и Настю ещё больше.
Мозгуй вылетел на крыльцо мгновенно, едва не сшибив дверью женщин. Втолкнул Томку в сенки, отшвырнул девушку резко, даже слишком резко. Ташка расстелилась, но не вскочила, а лишь прикрыла голову руками и застыла, ожидая удара.
– Да, что вы! – рявкнул Коротков.
Труфанов рывком поднял Ташку и сунул как куль Ефрему.
– В машину тащи её.
Ефрем втянул голову в плечи, всем корпусом качнулся и прошипел вдруг:
– Девка же, что глаз нет? Эх, ты!
Но всё же крепко ухватил Ташку за хрупкое запястье. Она уже не вырывалась…
– Ну, ну, всё, всё… – погладил Ефрем вздрагивающую Ташку – Сейчас домой поедем.
Девчонка всхлипнула. Подняла бледное, точно обескровленное лицо. Задергала губами, слова душили её, а высказать не могла. Руки заметались, как испуганные птицы, Она что-то объясняла Ефрему, бурно, взволнованно.Повернул ключ и уверенно произнес:
– Домой, всё. Хватит.
Но тут же застучали в окно. Ефрем опустил стекло и глянул на Мозгуя.
– За мной езжай, Мишка с другой живет. Провожу. – скомандовал.
– Да идите вы, – негромко отозвался Ефрем. – Она же родная вам. А вы…
– Ты не злись, – Труфанов миролюбиво улыбнулся, – Ненормальная она, а тут дети. Мало ли.
– Ташка? Ненормальная?! – крутнул ручку стеклоподъемника. Но Труфанов разом нажал на стекло и четко, точно разнарядку выписал.
– У неё брат есть. Поехали. Пусть водится. Тебе она кто?
– Кто бы ни была, – отрезал Коротков.
– Ясно. – Мозгуй извлек из бумажника пачку купюр и протянул через узкую щель – Возьми, устрой её куда-нибудь, потом.
Когда "потом", Мозгуй не пояснил, но Ефрема передёрнуло от чувства гадливости.Вот как значит? За него и решили...
– Не надо. – завел машину
– Как знаешь. Запомни, Михаил Дьяков, в Новосёловке живёт.
Когда Берёзовое скрылось за поворотом Ефрем объяснил, утверждаясь в давно уже известной истине:
- Богатые они, Ташка, им своих нет.