Мои мама и папа прожили в законном браке дружно и счастливо 61 год, и когда я заметила, что они как-то сразу, причем одновременно, стали терять здоровье, я дала себе слово не ездить ни на какие крутые курорты, а каждый отпуск проводить с ними. Решено-сделано.
Когда наступило лето, накупив кучу подарков, рванула на родную Украину в родительский дом. И началось самое счастливое время, когда есть только мама, папа и я, и наши бесконечные вечерние беседы…
- Любочка, ты можешь поехать со мной за ветеранскими ботинками, на электричке одному как-то мне не хочется? – спросил меня отец за завтраком.
- Нет проблем, папа, конечно.
Сидящая за семейным столом мама посмотрела на папу, потом на меня и улыбнулась и, зная заранее ответ отца, попросила:
- Петя, не надо тебе никуда ехать, у нас все есть, и ботинок у тебя много. Ни разу не обувал.
- Съездим, как это - не надо! Вот получу последнюю пару, и обещаю тебе, Шурочка, больше точно не поеду. А ботинки людям раздам. Сама знаешь, в огороде по весне, они здорово спасают. Заодно и на рынок зайдем, хоть на народ посмотрю.
- Да ты их уже раздавал, только никто их не взял, - заметила мама.
Пойдем, Любочка, я тебе кое-что покажу, - пригласил меня в гостиную. Подняв половинку дивана, он гордо продемонстрировал штук шесть новых коробок с обувью. На коробках папиной рукой были написаны годы. Папа вытащил коробки, и объяснил, что ему, ветерану, инвалиду войны ежегодно и бесплатно выделяется одна пара обуви. Коробки были какими-то дешево-убогими, внутри находились не менее жалкие ботинки на шнурках. Глядя на папу и «завоеванные» им, девятнадцатилетним добровольцем ботинки я мгновенно испытала два жгучих желания. Желание первое: порвать на куски тех, кто выдает ему позорные ботинки! Желание второе: купить ему самые дорогие, из мягкой кожи ботинки. И не одну пару, а хоть десять!
В электричке папу не знали, куда и посадить, все его звали присесть рядом. Еще бы, он был при полном параде - вся грудь в наградах. Мы с мамой долго уговаривали его одеться попроще, на улице жара под тридцать, какой костюм, какой галстук. Но папа резко осудил нас, заметив, что мы едем по делу, а на дело в майке он не ездил, и ездить не собирается.
Народ в электричке меня просто поразил. Мне казалось, что все пассажиры либо из одного села, либо из одной семьи, так живо они обсуждали цены и товары на рынке, куда видимо дружныи рядами и собрались. Причем говорили все певуче – громко и, что особо умиляло, одновременно.
Ну, а когда папа, гордясь мной, представил меня соседям, заявив, что я его дочь, живу в Москве и мне можно задать любой вопрос, воцарилась минутная пауза, а затем хор грянул:
- Ну, и как там Ваш Путин?
- А Вы видели нашу Юльку, сучку белобрысую?
- Не, ну нацепила косу, и думает, что она с народом?
- А почем у Вас бензин?
- А мясо?
- А помидоры?
- А…?
Думаю, мой отец, испытал минуты славы, глядя как бойко я отвечаю на родном украинском языке, а я… ? Да, что я… Мне было радостно отвечать ярким и громким, почему-то вдруг ставшими мне близкими, людям. Мне захотелось, чтобы папа был мной доволен, как в далеком-далеком детстве, когда он видел в моем школьном дневнике одни пятерки, и никогда, ни при каких обстоятельствах - ни одной четверки.
Контора, где мы должны были получить ботинки, находилась рядом с вокзалом, и представляла собой жалкое зрелище. Пожилая женщина, чуть ли не папина ровесница, словно извиняясь, сказала:
- А Вы, знаете, Петр Прохорович, с этого года, ботинки ветеранам отменили. Я пыталась Вам дозвониться, но у меня не получилось.
- Да ладно, ничего страшного, я совсем глухой стал, вот Вы и не дозвонились,- успокоил ее папа.
Городской рынок оказался шумным и бестолковым, но обуви было полно. Разной. Наметанным глазом, я тут же выцепила несколько пар отличных, из тонкой кожи ботинок. Попросила продавца, хорошо упитанного, краснощекого качка, подать нам обувь для примерки. Папе подошли все, но когда узнал, сколько они стоят, он, ни слова не говоря, двинулся дальше.
- Да что они с ума сошли, да это же ломовые цены, – возмущался он, переходя вместе со мной от одной кучи обуви к другой. Мы обошли всех, но как я не уговаривала папу, как не просила его, он строгим голосом твердил мне:
- Любочка, я запрещаю тебе кормить этих спекулянтов!
Но я придумала… .
- Папа, ты постой здесь в тенечке, я маме хочу новую сковородку купить. Я быстро вернусь, и мы поедем домой - сказала и побежала к тому, продавцу, у которого папа примерял ботинки.
- Послушай, сейчас я приведу к тебе своего отца, а ты скажешь ему, что у вас на рынке сегодня для ветеранов пятидесятипроцентная скидка, папа ботинки возьмет, а я тебе заплачу, как положено полную стоимость, договорились? – он кивнул, и я побежала за папой, умудрившись по пути прикупить и сковородку.
Когда мы проходили мимо уже знакомого нам качка, я попросила папу еще раз посмотреть на ботинки.
- А что на них смотреть, а уж этих дармоедов-спекулянтов и слышать не хочу!
- А вдруг у них скидка какая-нибудь появилась?
- Любочка, да Бога они не боятся, а ты о скидке – еще громче продолжал возмущаться папа.
- Дедушка, дедушка, не проходите мимо,- заблажил качок, как только мы приблизились к нему - у нас для ветеранов скидка.
Папа остановился, а подлетевший продавец, бережно взяв его под руку, повел к своей куче.
- Вот, дедушка, у нас на рынке сегодня для всех ветеранов скидка. Ровно 50%!
- А почему же Вы мне сразу об этом не сказали? – удивился папа.
- А я и не заметил, что Вы ветеран, а сейчас смотрю, да у тебя наград, отец, больше чем у меня денег.
- Ну, ты мои награды со своими деньгами не ровняй, – снова начал заводиться папа.
Я заплатила деньги, и довольный папа, передавая мне пакеты с двумя парами ботинок и парой зимних сапог, ворчал:
- Любочка, а мог бы и не заметить. Заметил. Дай Бог ему здоровья. Оказался хорошим человеком.
Обратно ехали тоже весело. Папа всем показывал наши покупки, объясняя соседям, как ему повезло, что на рынке сегодня для всех ветеранов была скидка. Целых 50%.
А уж как он, когда мы вошли в дом и сели за стол, в красках обрисовывал все своей любимой Шурочке, моей маме, и рассказывать не буду – легко можно догадаться… .