Забавы и шутки демиургов Филоложки -1

НЕВЕРОЯТНЫЕ  ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕРТЕЙ
ИГНАТА И  ТАРАСА В РАЗНЫХ МЕСТАХ И ВРЕМЕНАХ

Занимательное литературоведение

Предисловие автора


ВСТУПЛЕНИЕ

ЧАСТЬ 1  Филоложки

Филоложка 1 О том, как звал доктор Фауст Мефистофеля, но пришел к нему совсем другой черт и что из этого получилось..
 
Филоложка 2. О том, как на пути у наших героев встретились два нигилиста яростных и были это всем известные Евгений Базаров и Марк Волохов, и что из этого вышло.

Филоложка 3 О том, как судьба забросила чертей и нигилистов в мир гор и демонов, и они воскликнули «Кавказ подо мной», и чем это завершилось.

Лирическое отступление  Вечные странники и скитальцы

Филоложка 4.  В которой мы встречаемся совсем с другим героем, и попадаем прямо с Кавказа на бал.

Филоложка 5  О том, как черти с одного бала попали на другой, что там увидели, и как они спасали Ленского от друга, с которым и врагов не надо

Лирическое отступление  ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ФАНТАЗИИ И СНЫ
Филоложка 6 О том, как из Москвы черти перебрались в Петербург, и как они расправились с маленьким Наполеоном.

Филоложка 7 О вредных опытах чертей, которые спасают одних и губят других, и убеждаются в том, что всем делать добро невозможно.

Филоложка 8 О том, как наши путешественники спустились в Пекло и кого они там нашли..  Чичиков в аду

Филоложка 9 О том, зачем понадобился Аиду наш Чичиков, и что во мраке происходило дальше.

Филоложка 10 О том, как известный профессор Преображенский сделал писателя Шарикова, и почему  этот опыт ему показался самым вредным из всех.

Филоложка 11  О том, как черти создали любовный треугольник и почему он в четырех угольник превратился ненароком.

Филоложка 12. О том, как попали черти сначала на поле сражения, а потом чуть в Пекло не попали, и какой урок они из этого вынесли.

ВСТУПЛЕНИЕ

Не веселая наука литературоведение, скажу я вам. Да и любая наука - это довольно скучная и даже  часто нудная   вещь.

 Один очень умный дядька-философ, по этому поводу размышляя, хотя он очень любит литературу, это я точно знаю, пишет очень искренне:

А монологи Штольца с Обломовым или Базарова даже я не помню.
Это уже прошлый век. ;

Прочитав такое, скажу вам честно, грустно мне стало. Жаль всех наших героев, а вдруг они и правда настолько устарели, что уже никуда не годятся.
Выяснить это очень хотелось, но как  это сделать?

 А что если с весельем и отвагой?
Легко сказать, да трудно сделать, пришлось придумывать что-то такое невероятное. Долго ничего не придумывалось, и вдруг показался рог чуть повыше письменного стола, а по полу брякнуло копыто.

Кто бы это мог быть?
Наши старые знакомые черти Игнат и  Тарас появились, чтобы взяться за дело. Они всегда готовы помочь. Недаром распевают свою песенку:
Вы нам только шепните,
Мы на помощь придем.

И придут обязательно, кто сомневается, сами посмотрите, шепните только и придут, и все сделают, что сами захотят.
Но что может получиться, если за дело берутся неугомонные духи заповедного леса, которые скучать не привыкли. А при этом взбрело им в рогатые их головы, что они должны отправиться именно в страну Литературию и Мифологию, и там постараться набраться каких-то познаний, и развлечься немного, потому что они и сами часть той страны, и очень даже деловая и шустрая ее часть, мы-то с вами успели в этом убедиться.

А тогда и получаются « дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней», которые, как мы помним, даже наш не очень любимый герой Евгений Онегин хранил в памяти своей.

И назовем мы все это очень просто - филоложками - коротенькими  рассказиками, нагло вырванными из нашей многострадальной классической литературы, переделанными и переписанными, порой даже трудно узнаваемыми, потому что черти свои лапы к ним приложили. И все-таки иногда это у них получалось забавно, порой удивительно, как такое можно было сотворить, и часто просто интересно.
№№№№№№№№

Если у нас некоторые уважаемые историки создают параллельную версию даже истории нашей, почему бы чертям ни создать параллельную версию литературы? Они сделают это, если даже вы их не попросите.

Хуже уже не будет, и классический ее вариант никак не пострадает. Разве только некоторые любопытные читатели захотят еще раз заглянуть в классический вариант того самого произведения и посмотреть, а как на самом деле было, но думаю, от этого оно не пострадает, а даже наоборот, выиграет, книжки хоть немного читать начнут. Очень обидно, когда утверждают некоторые, что классики, это те, которых все уважают, но никто не читает.

Но каждый о своем, а мы с чертями пошли свои фиололожки творить самозабвенно, чего и вам желаем.
Соавтор Тараса и Игната.

ПРОЛОГ


Мы знаем, что во все времена любимым развлечением людей, а духов и подавно, были путешествия в разные земли и страны. Очень хотелось свободным и праздным, а может  и не праздным, а обиженным и отвергнутым гулякам на мир посмотреть и себя показать.

Но кто не мечтал не только в разных пространствах, а еще и во временах разных побывать?

Невозможно, говорите, но нет ничего невозможного для наших чертей, ведь каждому известно, что они вездесущи. Они тем и прославились, и  имя свое получили, потому что могли легко черту переступать, тогда вдруг проявлялись в мире людей, свой облик обретали. Другие духи  так не могли  из одного пространство в другое прыгать, вот чертей и посылали, если что-то передать или устроить в мире людей надо было.

Правда, устраивали они часто на свой лад, творчески к процессу подходили, но все-таки делали все, что от них требовалось, чаще удачно, а кто ошибок не совершает? Правильно, тот, кто ничего не делает. Но Игнат и Тарас не из их числа были, это я знаю точно.
№№№№;№№№

Пока другие черти в заповедном лесу в болоте валялись, ссорились и мирились, и выясняли свои очень не простые и страшно запутанные отношения друг с другом и другими духами, встретились как-то бес Игнат и бес Тарас и разговорились о том да о сем.

 Долго говорили и договорились они до того, что хорошо было бы заглянуть в разные отдаленные места, посмотреть, что там творится, а потом истории рассказывать так, что кот Баюн уже  отдыхать может, а со временем и учителями для других духов  стать можно таким ученым чертям.

И чем больше они о том говорили, тем больше понимали, что такое путешествие им просто необходимо, с какой стороны не посмотреть.

Сказано - сделано, пошли они к Яге, только ей одной рассказали о том, чего они хотели. Она вроде бы одобрила, после того разговора таинственного исчезли они  бесследно, что совсем не удивило остальных духов, мало ли чертей у них появляется да исчезает снова, словно корова их языком слизала.

Долго их не было в лесу заповедном, а вернулись они совсем другими, очень загадочными и непредсказуемыми. Словно черти когда-то вообще предсказуемы были, нет, конечно, только на этот раз еще что-то особенное  было в плутоватых взглядах их.
 Подступились к ним духи с расспросами, что да как. Игнат долго молчал и  только загадочно усмехался, словно подчеркивал, что ничего им рассказывать не собирается - сплошное притворство, скажу я вам, а Тарас не стал заставлять их просить себя дважды и очень даже охотно начал говорить, о том, что было, что быть могло и чего уж точно, никак не могло быть.
Но такими интересными и занимательными оказались те самые истории, что слушали духи, и наслушаться не могли. И чем больше они слушали, тем больше им знать хотелось. Интересных историй никогда не бывает много.
А потом, когда черти свои рассказы на самом интересном обрывали и прощались до следующего вечера, духи  еще долго говорили о том, как огромен мир, и как необычная и непредсказуема может быть жизнь в разных его местах.
Но если чертей, и  других духов это так заинтересовало, то не пора ли и нам послушать, что такое они  рассказывали, где они были, что видели, а что и пережили в тех иноземных мирах и временах непредсказуемых.
Что же, в путешествие, по волнам времени в неведомые миры начинается,  и отправимся и мы вместе с Тарасом и Игнатом, когда еще такой  случай занятный представится.
Начинать надо, конечно, с самого начала, а кто будет спорить, что все начиналось когда-то с  предания о докторе Фаусте и Мефистофеле?
Вот и на этот раз именно к ним мы  с чертями нашими и заглянем.

Филоложка 1 О том, как звал доктор Фауст Мефистофеля, но пришел к нему совсем другой черт и что из этого получилось..
 

Солнце слепило, но не очень сильно грело, когда наши путешественники оказались в Германии туманной, из которой известный всем герой привез « учености плоды, вольнолюбивые мечты, дух пылки и довольно странный».
Но наши черти Игнат и Тарас оказались там значительно раньше, как раз в тот самый момент, когда доктор Фауст очнулся от сна своего научного, понял, что жизнь-то прошла, и почти вся закончилась, и ничего - то он не видел и  не слышал, а посему должен срочно что-то предпринять.
А что тут сделаешь? Беса, которого Мефистофелем зовут, звать надо, чтобы продлил он мгновение ускользающие, хоть какие радости подарил, а если повезет, и молодость со всеми красками ее и чувствами вернул.
Опасно было в те допотопные времена заниматься такими вещами, на костер можно было легко угодить и за меньшие грехи,  только доктору нашему особенно бояться уже нечего было. И стал он беса звать, один раз позвал, не отзывается бес, позвал второй раз, никакого ответа, тогда третий раз он его позвал, и появился перед ним бес. Огляделся он по сторонам, и спросил странным такими голосом:
- Чего тебе надобно, старче?
Доктор не знал, а нам с вами известно, что был это никто иной, как наш бес Игнат, который ближе других к дому его оказался. Вот первым на зов и откликнулся. Только, в отличие от Мефистофеля, он не очень хорошо знал, что там было такое и что делать надо с этим доктором странным, просто отзывчивый оказался, но не особенно осведомленным в делах давно минувших дней. Книжек мало читал, сказки кота Баюна невнимательно слушал.
Удивился доктор Фауст тому, что ему такой неученый бес достался, но другого -то все равно нет ( Тарас спрятался и из своего укрытия за ними наблюдал). И пояснил он, что хочет получить молодость, чувства  возродить в душе угасающей, и ради такого подарка на все, что его бес не попросит, готов.
Глубоко задумался Игнат, и сразу вспомнилась ему сказка про Ивана Царевича и Серого волка.
И показалось, что та история очень на эту похожа.
Съел серый волк коня Иванова, между прочим, потому, что тот сам такой выбор сделал, а потом и началось: то Жар-птицу ему подавай, то коня нового, еще лучше, чем съеденный, до красну девицу. Да не просто девицу, а Елену Прекрасную. Притом, что сам царевич только в скверные истории попадать научился. А  выпутываться из этого волку приходилось, самому сухим из воды выходить, да еще и царевича с добром украденным для него же выносить.  Почему - то показалось бесу, что это такая же точно история будет. Догадлив он больно оказался, хотя той истории и не знал, но бес есть бес, сказки кота Баюна он очень внимательно и не один раз прослушал. Вот и действовал так, как кот когда-то рассказывал.
- Значит, тебе Жар-птицу, и коня и девицу надо? - уточнил Игнат.
Доктор Фауст  про птицу и коня не особенно понял, но как только про девицу услышал, так догадался, что это именно то, что надо, бес думает правильно, и согласно закивал в ответ.
- Ничего не было в жизни у меня, а жизнь вроде  прошла уже совсем, - только и говорил доктор.
И так жалобно  старик при этом смотрел на беса, что любой другой бы уже прослезился, да и Игнат  носом шмыгнул, но быстро опомнился.
№№№№№№№№№

Но видать недаром в нужное время и в нужном месте вспомнил Игнат старую сказку, в которой все уже было заранее прописано. И хотя  жаль ему было старика ученого, который жизнь свою уже почти всю и прожил, так, что ему было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Но решил бес, что должен он, чтобы в несчастного серого волка не превратиться, твердым оставаться. И тогда выдвинул он доктору встречное условие:
- Хорошо, старче, будет исполнено, только для начала должен ты отыскать  такого серого волка, который будет с тобой носиться и выпутываться из всех твоих бед, в которые ты по молодости да бесшабашности своей непременно попадешь.
- А ты, что ты делать станешь? – поинтересовался  Фауст.
- Ну, уж точно не с тобой носиться, другие немного у меня планы, - отрезал бес Игнат, и суровой стала его  физиономия.
Задумался доктор Фауст, и понял он, что, скорее всего, не найдет такого волка, где его взять. Тот, из сказки, вероятно, был единственным, а теперь и он ученым стал, собственных ошибок повторять не станет. И его не уговоришь на такое.
Вот об этом и сказал гостю своему печальный доктор.
- А коли так, то ничего не  выйдет, без волка молодость у тебя такая же, как и прежде будет, а может еще хуже, но ведь не хочется тебе еще  раз ее проживать.
Молчал доктор, но молчание его было знаком согласия, это точно.
- Пред гением судьбы, пора смириться, сэр, - услышал доктор последнее слово  от беса Игната.
На том они и попрощались и с миром разошлись.
Может,  не так и плохо наш бес с доктором на этот раз поступил, ведь недаром бесовская мудрость гласит, что  надо бояться своих желаний, они и исполниться могут.
Старому доктору бояться  больше нечего было, а мечтать никому не вредно, как известно.

Филоложка 2. О том, как на пути у наших героев встретились два нигилиста яростных и были это всем известные Евгений Базаров и Марк Волохов, и что из этого вышло.


Долго еще бродили - летали по Германии туманной герои наши рогатые, сами не заметили, как они оказались в другом мире и времени другом. Как хотели, так и шагали, куда хотели, туда и устремлялись, но чаще всего они вообще о том не думали. Нравилось им оказаться где-то неожиданно в непредсказуемом мире в непонятное время.
Вот и на этот раз в чистом поле бескрайнем они приземлились.
Лес, речка, птички поют, усадьба вдали барская виднеется, и два человека на берегу сидят и спорят о чем-то так яростно, друг на друга волками смотрят, словно этот мир поделить они не могут.
Тогда к ним черти наши и направились. Правда, те и себя-то и друг друга не видят и не слышат, до чертей ли им в тот момент было?
 Так как молоды они были еще оба, то показалось сначала чертям, что это два Фауста каким-то чудом молодость и без их помощи получившие, только больно уж они шустрые да неусидчивые оказались.
Но сколько не прислушивались, так ничего они  и не поняли. Один кричал о том, что природа, вроде  не храм, а мастерская, второй доказывал, что не собирается он жениться, а женщина нужна исключительно для того, чтобы потребности его удовлетворить. И в мастерской этой, а не только в храме,  она, конечно, вещь необходимая, но долго возиться с ней не стоит. И дальше все в таком же духе.
После прошлого приключения очень бесы  подивились и запутались, и если поняли что-то, то только то, что не стоит масла в огонь подливать, те и без них уже наговорили столько бреда всякого, что не убавить и не прибавить.
- Да, здесь все запущено, какие поганки в головах своих они гоняют,  - повернулся Тарас к Игнату.
Он подозревал, что настал его черед действовать, только что-то не понимал он никак, что ему с этими господами делать надо. А Игнат молчал, ему хотелось, чтобы спутник его и сам что-то придумал.
Они отошли в сторону, и стали все-таки совещаться.
- Если их не остановить, то они далеко пойдут, - говорил Игнат, уже набравшись опыта с Фаустом, - тогда и чертям тут делать больше нечего будет, они и нас переплюнут.
- Мы должны  им показать все, что они упорно видеть не хотят, - говорил задумчиво Тарас, и можно было понять, что он не  знает, что именно этой парочке показать надо, но вида не подавал, а ждал подсказки от Игната.
- Остановим, - спокойно говорил Игнат, и настроен он был, в отличие от Тараса,  в тот момент решительно.
Герои к тому времени уже иронично раскланивались и уходили в разные стороны - к женщинам своим. Но им  только казалось, что к своим, потому что черти уже начали действовать.
 Марк Волохов, сам того не желая, оказался в усадьбе  Анны Одинцовой.
Удивился он немного, огляделся, но останавливаться не привык и пошел дальше.
- Это вы? - спросила его хозяйка, - но про себя решила, что так будет еще интереснее.
Ей - то конечно, интереснее, она «науку страсти нежной» очень хорошо изучила и во всю ее использовала, но господин нигилист растерялся при этом столкновении страшно. Он понимал, что не только не сможет овладеть этим восхитительным телом, - это половина беды его,  она уже вынула его мятущуюся душу, которая до сих пор просила бури, уверенная, что в ней есть покой, просила, просила, вот и выпросила.
Остался он без души за это короткое свидание. Только Чичикова, скупавшего мертвые души, еще поблизости не было, но и его недолго ждать осталось.
А она, - она просто смотрела на него, сначала тихо смеялась, потом засмеялась громче, и в тиши прекрасной усадьбы слышал наш Марк уже хохот звонкий, вот тебе и Вера, и  Надежда и Любовь.  Всего он лишился в одночасье, ни о ком и ни о чем больше не думал.
Тарасу, который за ним  следовал, даже жаль его стало, хотя никогда ни у кого, даже у людей, уж не говоря о бесах, персонаж этого не вызывал никакой жалости. Но всякое случается, когда такая героиня с бесами заодно действовать начнет.
Сама же Одинцова облегченно вздохнула, потому что на этот раз не слышала хотя бы объяснения в любви жалкого и ничтожного, а душа, что,  и без нее спокойно прожить можно, многие живут, и ничего счастливы.
№№№№№

Как вы успели догадаться, Игнат вместе с Евгением Базаровым тоже на свидание отправился, только уже не к пленительной светской львице, куда он рассчитывал попасть, а к скромной, задумчивой деревенской девушке, мечтательной и пылко чувствовавшей все. К девушке  с самым удивительным именем, для него не особенно понятным, впрочем,  Вера.
Она была по-своему хороша, мила, только некогда было ему вглядываться, вслушиваться и  в чувствах разбираться, потому что о плоти он мечтал, роскошной и вызывающей, о слишком откровенном наряде, о том, что одежды одним движением с плеч спадут, и он, забыв обо всех своих теориях, отдастся страсти раз и навсегда.
А Вера, да что Вера она была прекрасна, с ней можно было поговорить, но он и с Марком уже досыта наговорился недавно, потому только взглянул он на нее, услышал ее растерянное:
- Вы, как вы тут оказались.
- Мимо проходил..
Это была почти правда,  наш любитель лягушек, в которых не искал он никаких царевен, а наоборот и лягушек резал, только для того, чтобы их внутренности изучить, посмотреть, как они устроены. Какие там царевны, не нужны ему были не лягушки, ни царевны, в тот момент, когда он о счастье и спасении человечества думал.
Развернулся и пошел Евгений прочь. Долго смотрела ему вслед Вера,  и  думала о том, что этот совсем непонятен, тому хоть ясно, что требуется, в тут раздражение, слова какие-то странные,  обида на весь мир и ничего больше. Какие странные  ей мужчины попадаются, совсем как  той леди, о которой она только что роман прочитала - один инвалид к коляске своей прикованный, второй дикарь, никогда не понимающий ничего. Вот и выбирай (ей казалось, что она стоит перед камнем перепутным). Но никакого выбора и не было, разве что серый волк появится, да посочувствует, конечно, если это будет тот самый волк, который в свое время царевичу достался, когда такие люди рядом, на зверей последняя надежда остается.
 Но  уже растаял в тумане Базаров, словно его и не было вовсе, а волк так и не появился. Вероятно, Марк последнего пристрелить успел, да и  сам где-то затерялся, словно его и не было.
№№№№№№№№

Только бес Игнат за ним и следовал по пятам, хотя казалось Базарову, что был он совсем один в этом прекрасном, но таком для него чужом мире.
И  показалось Игнату, что этот еще хуже того, что даже господин Чичиков такую душу не купит,  испугается, и поищет чего-то более подходящего и смирного, а что обо всех остальных, нормальных людях  говорить.
Бесы встретились на берегу той самой речки, где недавно с героями столкнулись. Долго обсуждали то, что видели и слышали, и решили для них последнее испытание устроить.
- Страсть - это жизнь, - изрек бес Тарас,  именно на нее последние надежды  и возлагавший.
Игнат с ним согласился. И хотя эти герои не особенно того стоили, но решили они, что прежде чем их Чичикову и вечности отдавать, надо их испытать хорошенько.
Сначала Игнат не понял, что там Тарас бубнит себе под нос, а потом разобрал слова:
Кто  к торгу страстному  приступит?
Свою любовь я  продаю,
Скажите, кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою?

- Чудненько, вот и посмотрим, что будет, когда самые греховные их желания исполняться начнут.
В путь.
И они отправились к царице, но не Клеопатре, а все-таки царице. И господа нигилисты должны были последовать за ними, а куда бы они интересно делись, не для себя же бесы старались. Хотя и для себя тоже.

Филоложка 3 О том, как судьба забросила чертей и нигилистов в мир гор и демонов, и они воскликнули «Кавказ подо мной», и чем это завершилось.


Вероятно, никто кроме наших чертей и не отправил наших господ-нигилистов в путешествие такое. Это дворяне могли себе позволить служить на Кавказе, путешествовать по нему, да и вообще отправиться, куда вздумается.   А у этих  господ ни средств, ни желания  особого  не было, им только делом хотелось заняться, хотя они и не знали точно, каким  именно.
 Только на этот раз, когда черти вмешались в дело, их никто  и не спрашивал, хотят  они путешествовать или нет.
 А черти решили просто- тех, кого   мировые проблемы волнуют надо лечить в объятьях  страстных. Те девы  и жены, которых они для этого выбрали сами, не годились, нужна была королева или царица. Ближе всех по их разумению, последняя оказалась. Она точно выбьет такую блажь,  как бунт,  из голов их. Они научатся ценить любовь и жизнь, когда на краю пропасти, над бурлящей рекой окажутся. Чертям хоть смерть и не грозила, но от картинок таких жутковато становилось.
Как успел нам поведать другой кавказский пленник,  в те времена жила в одинокой башне царица Тамара. Конечно, не та знаменитая, которая с русским непутевым князем измучилась, и с поэтом великим, прослывшим витязем в тигровой шкуре,  дружила. Это была совсем другая царица Тамара. А кто -то ее вообще Дарьей называл. Но дело не в этом, а в том, что она больше всех  на знаменитую Клеопатру похожа.  Поджидала роковая эта дева путников, как мы знаем, заманивала к себе, ночку страстную проводила, а потом и исчезали они где-то в ущелье или речке быстрой, так, что их никто больше не видел, и тел их хладных отыскать не мог. Зато и рассказать они свои невероятные истории тоже не могли. Живым, вероятно, вырвался оттуда только поэт наш мятежный, который искал покоя в буре, и  без всяких бесов сам на Кавказе оказался.
Черти так подозревали, что он с царицей ночку- то провел, иначе, как смог бы написать свое эротическое стихотворение, по тем временам даже очень дерзкое. Но не знали они только того, как он оттуда вырвался, как ноги унес. Видно оказался из породы тех, кто в огне не горит и в воде не тонет, недаром сам себя Демоном считал.
Но теперь, после того, как они уверили друг друга, что и от такой царицы вырваться все-таки можно, наших нигилистов к той царице черти и направили, а что им  терять-то было? И умереть в объятьях страстной девы не самая худшая смерть, между прочим. На всех революционных баррикадах похуже будет, здесь хотя бы сначала удовольствие получишь и мужчиной себя почувствуешь.

Но в середине ночи, когда  дело вероятно, уже к кровавой развязке должно было подходить, и по тайному знаку царицы появился палач ее  личный. Он  убирал все следы, того, что происходило, вместе со спящими безмятежно женихами. Они  во сне по глупости и наивности своей уже о троне стали мечтать, да напрасно, троном их овраг глубокий оказался.
Наши бесы решили все-таки позабавиться немного, да и не хотели они героев убивать. Все-таки герои, хотя и не самые лучшие. Вот они и спрятали их незаметно, а сами теми героями и обернулись, так, что и царица бы не распознала, где черт, а где молодец, а уж палач, который их мельком только и видел,  тем более ничего не понял.
Да и не особенно он разглядывал, сколько их через его руки проходило, на всех не наглядишься. Вот и схватил он одного черта Евгения, ворча про себя, что теперь уже их по двое шастает, ни сна и ни покоя честным работникам и слугам верным нет. Проткнул его кривым кинжалом, кинжал для верности повертел в хладном теле несколько раз. Перед окном пока бросил, посочувствовал немного бедняге, прежде чем  в реку бурлящую выбросить, за второго черта Марка взялся.
Так же точно и с ним все проделал, но пока подтащил его к окну, первый уже и поднялся, и идет к нему навстречу, да еще рожи строит. Он за покойника  схватился, никогда прежде не видел, чтобы совершенно мертвый так себя вел, пока снова его резал, да старался выбросить, и   второй поднялся. Он его в окно, тот упал вроде, но пока за второго хватался, и  дорезал, этот снова каким-то чудом в доме оказался, и уже к царице направился.
Тамара  всегда уверена была, что палач ее дело знает. Только она не знала, что на этот раз с чертями связалась, а как увидела окровавленного любовника с ножом в груди, который  прямо на нее и двигался, как подпрыгнула, да закричала дурным голосом, так что палач тоже  подпрыгнул. Но он еще и оттого подпрыгнул, что тот, которого он выбрасывал, пнул его копытом довольно сильно,   и как раз в самое болезненное место, ниже пояса. Да такой приступ боли был, что он уже и о царице своей развратной на время позабыл, только за то самое место держался, да подпрыгивал еще.
Видать от боли нестерпимой  стало ему казаться, что в комнате уже  не два жениха, а четыре, притом, что он ясно видел, что два из них были прирезанные, а два точно такие же, но целые, без единой царапины.
 Как палач такое своими глазами увидел, так он к окну и кинулся, совсем забыв о том, что они в башне находятся, и высоко прыгать. Но путь недавних жертв он повторил в точности, и  та же самая участь его на этот раз поджидала. Недаром говорится, что получишь ты то же самое, чего другим творишь.
 Но об этом палач только в последнюю минуту на лету подумать успел.
 Бесы же приказали героям бежать без оглядки, потому что  палачей у царицы много, и всех точно не перебьешь  и в окошки не накидаешься. Они не заставили себя долго ждать и исчезли, а бесы еще немного побыли с беснующейся царицей, объяснили ей, что надо себя умерить немного, потому что карающая длань рано или поздно настигнет и ее,  как нынче ее палача настигла. Она слушала их внимательно, и язык во рту окаменел. А что ты им  скажешь? В главном они правы были. Царица  пообещала  быть осторожнее и осмотрительнее со своими женихами грядущими.
Так и растаяли они, слова доброго или злого от нее не услышали, постояли немного на берегу той бурной речки, в которую бросился недавно палач царицы, но его давно уже отнесло далеко, и нигде не было видно, хотя вряд ли он мог уцелеть после такого падения.
А черти, уже став самими собой, в личинах героев им не очень уютно показалось, они еще стояли на берегу потока и, стараясь перекричать его,  спорили, кто из героев древних Персей или Тезей с Прокрустом так же почти расправились.
И до того доспорились, что стали друг друга колотить и пинать, так, что в ту самую реку и свалились.
Только после этого купания в ледяной воде и остыли немного. Выбрались мокрые, и страшнее прежнего, обсохли немного на солнышке, взглянули на башню, где было подозрительно тихо, но выяснять, что делает царица не стали.
Они просто отправились дальше, навстречу новым приключениям.
Лирическое отступление кота Баюна
КОГДА  Я  ВЕРНУСТЬ. Реквием ИЗГНАННИКАМ

Путешествовать любят все, но откуда у русских такая тяга по любому поводу и без повода убегать из страны, если "Дым Отечества так сладок и приятен".
О чем, кроме путешествий, пишут наши классики, почему их герои погибают на чужих бессмысленных войнах, но крайне редко возвращаются в родные усадьбы, отчего они сами себя зачислили в "лишние люди" и бегут от любви, от проблем, а часто просто от жизни на чужбину?
Так и остаются где-то между мирами, и умиляются собственной любви и тоске к России, которую оставили, забыли, не знали прежде и уж тем более не могут понять из милой сердцу Италии или туманной Германии.
- Рюрик не русич, - говорили о древнем князе. Но он-то как раз вернулся назад из мира снегов и льдов. А они русичи?
Невольно думается о том, что может быть есть тайный смысл в том, что наш гений оказался "невыездным", конечно,  Михайловское не Венеция, но все-таки он остался с нами навсегда....
Карету мне, карету
А.Чацкий
Вот и снова несутся, забыв о России куда-то,
Что их гонит в туманы и смутные дали опять?
Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый -
Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать.
Как хранить на чужбине, какая в том боль и отрада,
Всюду синее небо, но земли чужие милы?
Вот остался один над просторами Летнего сада,
А других в эти дали заморские сны увели.

И мелькают кареты, их встретит старушка Европа,
Перекрестки России оставив давно за спиной,
Уносились герои к каким-то чужим перекопам,
Шли в печальные битвы, забыв о России родной.
Снова в ужасе Рудин рванул, но закончилась битва,
Снова где-то Печорин  не может покоя найти.
Над чужбиной звучат и послания их,  и молитвы,
Лишь опальный поэт там, в Михайловском, пишет стихи.

Посмотреть на других и себя показать всей  Европе,
Рим, Неаполь, Париж, все годится для русской тоски.
Только там, в иноземье, ты вспомнить язык свой попробуй,
Если вспомнишь, пиши и картины свои и стихи.
Мир прекрасен и мил, кто же спорит, творцы и скитальцы,
В звездном небе блудили, домой возвращались не в срок.
Долго  Пряхи устало искали их где-то,  и пальцы
Ненароком на нити вязли опять узелок.

Гоголь плачет о тройке, Италией снова любуясь,
И Тургенев в Париже за Русь поднимает бокал.
Так живут вдалеке, и тоскуют, и знают другую,
Небывалую Русь так, как гений ее описал.
Жизнь несется легко или тяжко, труды и заботы,
Мир погряз в пустоте и экстазе несбывшихся снов.
Знаю, гении наши не могут сидеть, отчего-то
Им в туманной Германии слышится музыка слов.

Все бросая опять, о Москве суматошной мечтая,
То Париж свой, то Рим оставляют скитальцы во мгле.
Жить в Европах легко,  а в России душа умирала,
Гневно  ангелы где-то все звали к родимой земле.
И на кладбищах мира остались они в лихолетье,
Что же делать, мой друг, им чужбина родней и милей.
А  былинная Русь снова  снился во мгле  на рассвете,
Ждет напрасно и немо забывших ее сыновей.

Что там снова за гром? Отчего так тревожно воюют?
Это гений дуэль на Кавказе своем  учинил.
А Перун в небесах, все увидев,  хрипит и лютует.
Он вершины достиг и погиб, о, отчаянный мир.
И не скоро к нему доберутся по грязи телеги,
А угрюмый полковник его хоронить запретит.
Мир устал и нелеп, только молния яростно где-то
Это мертвое тело  в немой тишине осветит.

Ангел видит во тьме, что куда-то несутся кареты,
Не сидится им дома, не сможет никто удержать.
В иноземье  стремятся, забыв все немые запреты,
Эта жажда скитаний, ее не понять, не унять.
- Где вы были куда направляетесь, ангел мой, летом?
Вод целебных мираж, и желание мир посмотреть.
И  хранитель  усталый напрасно парит над поэтом,
«Ни дожить не успел, не допеть ему вновь не успеть».

И мелькают во мраке Флоренция, Вена и Прага,
Кто на лето туда, кто на вечность уходит шутя.
Повод есть убежать, и Европа как будто бы рада...
Вот забыв обо всем, в неизвестность как прежде летят.
- Эти русские снова, - я слышу, а дальше не ясно,
То ли хвалят угрюмо, а может, ругают шутя.
И несутся кареты, и ждем их обратно напрасно.
Что же делать, мой друг, чем не тешилось наше дитя?

Не успев повзрослеть, или может,  стареть не желая,
Уносились до срока, искали, где им хорошо.
Скорбно  древняя Русь и Россия опять вспоминают
Тех, кто рано ушел, и домой, заплутав,  не пришел.
Их чужая земля как могла в тишине укрывала,
Иноземная речь над могилами снова слышна...
И какая-то девушка, имя читая –рыдала….
Вспоминала поэта и плакала снова княжна…

 Филоложка 4.  В которой мы встречаемся совсем с другим героем, и попадаем прямо с Кавказа на бал.

Ничего не скажешь, Россия страна бескрайняя, и  очень даже интересная.
 Наши черти, когда с Кавказа возвращались вместе с нигилистами, страшно присмиревшими и переменившимся на глазах,  больше не думали о лучшем устройстве мира, а только смотрели по сторонам, вспоминали о ночи той губительной, но такой приятной, признали, что стояли на самом краю пропасти. И если бы не черти, то уже рыб бы кормили на самом дне той бурной реки. Куда только все их теории бы делись бесследно.
То, что черти их туда же и заволокли, о том они как-то вроде и не помнили, и после этого они и  наткнулись на другую карету, в которой ехал очень важный господин.
Черти быстро перепрыгнули туда,  любимым их делом была охота к перемене мест и лиц. Стали они разглядывать этого господина да и расспрашивать о том, о сем. Он и рассказал им, что три года путешествовал, а теперь возвращался домой, в Москву, чтобы на любимой девушке жениться. Говорил, что  давно пора остепениться, да и она его заждалась,  видно. Но уж ждет так, что наверное только в окно глядит и дни считает, когда же он назад воротиться, так она в него влюблена безмерно. А что еще юной Пенелопе остается? Только ждать своего загулявшегося в Европах Одиссея.
И так хорошо, так складно и ладно он о том говорил, что любой бы заслушался, даже слезу пустил бы на досуге.
Черти переглянулись. Не особенно верилось, что какая-то девушка, будет сидеть да и ждать три года, если рядом кто-то подходящий оказался. Но может быть этот парень прав, и есть еще девушки в русских селенья.
- Софья, ее зовут Софья, - с восторгом говорил их  новый попутчик.
- Мудрая значит, - многозначительно произнес бес Тарас, и еще больше  засомневался в том, что так будет, как говорит Александр  Андреевич Чацкий, а это был именно он.
Они попрощались с ним перед домом старого барина Фамусова – туза столичного, очень важного господина, куда он поспешил, и вечером тоже решили на тот бал пожаловать.
- Вряд ли что-то важное до тех пор случится, - решили они, и правильно сделали.
Надо и на Москву посмотреть, если сюда занесло их, и себя этой самой Москве показать.
№№№№№№

Гости съезжались на бал. Черти немного грустили, они никого там не знали, кроме недавнего попутчика, но сразу заметили, что прошло несколько часов, а он уже такой грустный и задумчивый стал, от прежних восторгов и приятных ожиданий больше  и следа не осталось.
- Я говорил тебе, что не все там так, как кажется, - заметил Тарас
И они стали выяснять, что же там на самом деле происходит.
Но в это время какая-то девица не первой молодости, злая, да что там, просто ядовитая, и произнесла роковую фразу:
Ну, Фамусов, умел гостей назвать, уроды с того света.
И не с кем говорить, и не с кем танцевать.
Если бы она не прозвучала над ушами у чертей, то может, и не случилось бы ничего, но девицу им кто-то специально  подсунул.
Распалился Игнат. Черти так  обиделись на то, что их с людьми сравнивают, такой обиды нормальному черту и не перенести вовсе. С какой стати, да на себя бы посмотрели внимательнее, тогда они и погнали туда всех чертей, кто поблизости оказался.
 Сначала мелькали только тени, потом они воплощаться стали, на гостей натыкаться, дико хохотать, серой  воняло страшно. И бросились гости с бала, кто куда, словно пожар начался, впрочем, это что-то подобное и было, правда,  дым без огня, но кто в суматохе разбираться станет.
№№№№№№№№№

Черти веселились от души, и тут они и притащили задумчивого и отрешенного парня, Игнат с Тарасом не  сразу и узнали своего героя. И даже удивились, что на него это не произвело должного впечатления. Они что, мало шумели и плохо воняли, чтобы он не заметил даже что творится вокруг?
Вот видно, какие проблемы у него были, что на чертей натыкался, но все равно ничего не видел и не слышал. Мечтания его еще большим дымом оказались.
- Надо помочь бедняге, ведь горя всегда от ума бывает, а тут особенно, - говорил Тарас Игнату.
Но на этот раз ничего такого они сделать не успели, потому что музыка ( оркестр при появлении чертей играл, как ни в чем не бывало) мгновенно оборвалась, и кто-то шагнул в середину зала.
Черти уже догадывались, что это был тот, кого они даже  лишний раз не тревожили  и по имени старались не называть.
- Он пришел, - шепотом произнес Тарас.
 Игнат и вовсе не произнес ни звука.
Наконец, очнулся и герой. Может,  его кто разбудил, только сделали это как раз вовремя.
Все вокруг и наш страдалец Чацкий увидел, как появляется Сатана.
И ему принесли создания в темных одеждах  с масками на лицах  на блюде отрезанную  голову. И когда он пригляделся, то поражен был еще больше.  Это была  его голова, потерянная им еще   с утра, когда узнал, как много перемен за это время случилось в доме, который он уже привык считать по наивности своим. Софья  видеть его не  хотела с самого начала и не скрывала этого, и сумасшедшим перед гостями окрестила. Правда, об этом он еще не знал, но уже догадывался.
Но все это оказалось детскими шалостями рядом с таким жутким  выходом, и тем, что он видел собственными глазами.
- У него что, как у Горыныча было две головы, - поинтересовался Игнат у Тараса, он тоже был озадачен. Бес никак не мог понять, что в этом зале происходит с ними со всеми.
- Три головы, - отвечал Тарас.
- Ты это о чем,- как и герой, бес теперь соображал все хуже и хуже.
- Я о Горыныче, у того было три головы, но и здесь чертовщина какая -то творится, невооруженным глазом видно.
- Да уж, без нас не обошлось.
Но больше ничего они сказать не успели, потому что  Он уже обращался к Чацкому, и спрашивал его о последнем желании.
- Если уж голову ты потерял, то проси и нас о чем-то, дорогой мой, все исполним, не сомневайся.
И знал Александр Андреевич, как опасно бывает чего -то желать, только он понял, что ему терять все равно уже  нечего было, потому и попросил  он.
- Танец Саломеи, пусть она танцует в последний раз.
Видно, он решил, что классический вариант развития сюжета самый лучший и безопасный. Только тот, кто на его голову и на него взирал, думал совсем о другом.  А еще говорят, что Чацкий  очень умный. Вместо того чтобы мудрости, как древний бог,  попросить, если  уже чем-то пожертвовал, ему нужен танец обнаженной девицы.
- Он сумасшедший, - выдохнул Мессир, и эти слова стали повторять все, кто с разных сторон стояли вокруг.
Впрочем, они быстро расступились,   обнаженная девица влетела в этот круг.
Она была чуда как хороша, даже  черти завосхищались, а новый царь Ирод, потерявший голову еще до танца, забыл о Софье, о любви, и обо всем, что не давало ему покоя еще минуту назад, даже о том, что голова его уже красовалась на блюде. Так на него танец этот дьявольский подействовал сильно.
Она танцевала,  а он самозабвенно любовался ею. Вот что значит сила искусства.
- Пошли, - толкнул Игнат Тараса, он знал, что тут  больше ничего интересного не будет, все уже случилось, но мир огромен, им многое еще хотелось увидеть и узнать.

Филоложка 5  О том, как черти с одного бала попали на другой, что там увидели, и как они спасали Ленского от друга, с которым и врагов не надо


Чтобы далеко не уходить от романа века, и посмотреть, как тот герой поживает, и наведались они в старую усадьбу, где, судя по словам местных бесов, проходил другой бал.
- Вот и чудненько, - радовался Тарас,-  будет, с чем сравнить.
И надо сказать, что в усадьбе Лариных им понравилось значительно больше, чем в доме Фамусова, где пришлось даже обидное  оскорбление вытерпеть.
Они попали в разгар бала, когда увидели танцующего с Ольгой Онегина и смертельно обиженного поэта. Ревность - страшная сила, она возникает порой на совершенно пустом  месте и сжигает поэтическую душу дотла, разве этого не знает тот, кто клялся ему в дружбе совсем еще недавно?
Разбираться в том, из-за чего и что случилось, ни времени, ни желания у них не было. Но и на суде под присягой они могли подтвердить, что Ольга не изменяла поэту. Даже они не поняли, из-за чего эта глупая ссора возникла. О времена, о  нравы,  что говорить обо всех остальных, из-за чего весь сыр бор, и как  Онегин втянутым в дуэль оказался.
- Хорошо, этот поэт, - рассуждал вечером в усадьбе у пруда Игнат, - но тот то куда смотрит.
-  А тот игрок, да и правила теперь такие, - пояснял им Водяной, он вылез приветствовать чертей и поболтать немного с ними, -  не может он от дуэли отказаться.
- А если он его шлепнет? - не выдержал Тарас.
Он до сих пор молчал, но теперь насторожился, весь напрягся.
- А он и убьет, только это для него ничего не поменяет.
- И никак нельзя остановить, - наступал Тарас на Водяного.
- Нет никакой возможности, - глубокомысленно заявил тот.
 Он был таким же рассудительным и равнодушным, как и этот герой, только откуда такой холод и спесь такая, вот в чем вопрос. Не понимали этого бесы, и понимать не хотели.
Как же Водяные, что уж говорить о Домовых с течением времени на своих хозяев становятся похожими. Только черти были особенными, да и не из этого времени, не успели они еще всей этой светской дури набраться. На этот раз им и спорить даже не о чем было, они просто на рассвете рванулись на то место, куда и отправился,   не спавший всю ночь поэт.
И он видел, как мимо какой-то всадник пролетел в древнем прекрасном одеянии. Только Ленский знать не мог,  а наши черти не могли не узнать древнего богатыря, красавца Дуная, кажется, он даже подмигнул им на лету.
- А почему он? - спросил Игнат у Тараса, тот и сам уже напряг свой лоб и старался припомнить сюжет именно этой былины.
- Там тоже было что-то типа дуэли, - вспомнил он, -  только стрела отравленная назад полетела, и попала в жену его. А потом он и сам на меч бросился.
- Полет стрелы, - неопределенно говорил Игнат,  он считал, что если ему что-то померещилось, то это как-то использовать придется.
- Он хотел обмануть мир, но убил себя самого - странная философия, хотя не такая уж и странная, если задумать, но задумываться особенно некогда было.
№№№№№№№№

Онегин уже приехал, совершенно спокойный и невозмутимый, и таким ленивым и безразличным ко всем он казался, вот тебе и герой своего времени. А сколько потом детишек будут мучить, разбирать его, анализировать, нет, надо было что-то сделать.
Герой хорош мертвый, особенно такой, а поэт пусть остается. Их не так много в этом мире, - думали бесы, настроенные на какой-то странный лирический лад.
Все начиналось, как обычно, если поединок можно назвать обычным делом. Но черти  были рядом. Они пока прятались за секундантами на всякий случай, хотя их и так не было видно.
А потом  Онегин выстрелил, Ленский упал, и поднялся со снега,  хотя дырка и   кровавое пятно алело на белоснежной  рубашке его.
Онегин очень удивился, и  выстрелил снова, и то же самое повторилось. Куда делось равнодушие его. Он начал палить снова и снова, приводя всех в изумление. Он сделался  совершенно буйным и не мог остановиться. И тогда, чтобы предотвратить это безобразие, и не заставлять Тараса больше падать и вставать, Игнат и махнул слабо рукой. И последняя пуля, им выпущенная в несгибаемого Ленского, повернулась и полетела к нему назад.
Он упал и умер тут же на траве.
Ленский  вышел из-за дуба, где он стоял все время, пока оттолкнул  его Тарас.  Он смотрел на то, что происходило, теперь ему все было видно еще лучше. Да и сами бесы уже  понимали, что заигрались,  тогда они бросились друг на друга с кулаками и  начали  драться.
- Мы не договаривались, что ты прикончишь самого героя, что теперь делать,  - первым опомнился Тарас.
Интересно, что можно сделать, если герой мертв, и нет ни волхва мудрого, ни волка серого, чтобы живой и мертвой воды принесли и воскресили этого сумасбродного царевича. Может, он был и не хуже всех остальных царевичей, только суетиться и оживлять его не  хотелось, убили так убили.
Правда, была одна загвоздка. Тарас напряженно о том думал,  и  Игнат уже начал соображать, в  этой новой истории вольно или невольно с их помощью  Поэт стал  убийцей, и осталось ему только  мучительно решать, совместимы ли гений и злодейство.
А что наши черти -  да ничего особенного, понимая, что ничего не поправить, они  и пошли новых героев и новых  приключений искать. Так черти породили еще один вечный вопрос.
Лирическое отступление
Филологические  фантазии  и  сны  кота Баюна
( там время не течет, а пространство бесконечно)

Вот мой Онегин на свободе,
Острижен по последней моде,
Как денди лондонский одет
И наконец увидел свет.
А.С.Пушкин

1.
Раскинулась ширь до проезжего тракта,
И станция снова в тумане видна.
С рассветом герои спешили куда-то
До Болдина или до Бородина.
Там к ним выходил Станционный смотритель,
Чтоб встретить любезно и вновь проводить.
- Онегин, скажите, куда вы спешите?
- Я в Болдино снова, куда же спешить?

Болконский скучал и взирал он сурово,
Опять о  французских посланцах твердят,
И в мире, наверно, не будет такого,
Как этот, куда же они все летят?
Ему накануне сражение снилось,
Он падал, и снова упрямо вставал,
Но вот уже лошадь пред ними забилась,
Онегин вскочил и помчался в провал.

2.

Меж небом и полем несется карета,
Он хочет успеть воротиться на бал.
Как будто бы в свете есть суть, и воспетый,
Чужой и скучающий, как он устал.
Им встретиться снова так скоро придется,
Но как там Наташа, все ждет в тишине?
Татьяна героя уже не дождется,
Сегодня как прежде блондинки в цене.

И снова тоскует Болконский: -Татьяна,
И как он не мог в тишине разглядеть
Одну из сестер, ведь такого романа
Не будет, а мог быть, и надо лететь.
Княжна так рыдала, а он не ответил,
И что ей сказать, если пусто в душе.
-Татьяна, Татьяна на всем белом свете
Не будет прекрасней, она хорошеет.

3.

И любит пустого угрюмого франта,
Что женщины наши, достался ей шут,
Жена же попросит устало: -Останься,
- Но я не могу, я на битву спешу.
Вот так и расстались, о встрече мечтая,
И где-то в просторах безбрежных пропал
Один, а второй на заре выступает
Не Болдино, Бородино он видал.


Онегин в тот день заплутал ненароком,
Что там за усадьба, какая тоска,
Кого  он увидел в том графе высоком,
Стоит неподвижно он с кистью в руках.
-День добрый, -склонился, и смотрит устало.
- Простите  вторжение.- Да ничего.
И юная Вера героя встречала,
И сразу небрежно пленила его.

3
Как странно похожа она на Татьяну,
Но только в другого совсем влюблена.
И Райский допишет ее неустанно
Потом, только молодость, свет и весна.
- Но кто он? –Какой-то усталый скиталец,
Заброшен судьбою сюда невпопад.
Уходит, и двое в усадьбе остались.
И снова о Марке они говорят….

А Марк не Онегин, так просто не сгинет,
Он будет терзать эту девушку вновь,
И станет рабыней его и богиней,
О, эта бунтарская в душах любовь.
Онегин покинет с тоской на рассвете
Усадьбу, забудет о деве в тиши.
И спросит потом, но никто не ответит,
И юность погубит, лишенный души.

4.
С усмешкой расскажет ему Одинцова
О странном Базарове и замолчит.
- Опять нигилисты, да что ж они снова?
И речь ее дивно и странно звенит.
Она оценила Онегина, знаю,
Но он не польстится на эту игру.
И снова печальная дама страдает,
Найдет себе жертву еще на балу.


Там Звездич за ней неотрывно стремится,
Готовый на все, ради ночи страстей,
Отпрянет, приблизится и удалится,
Браслет на ладони, да только он чей?
Неважно, свиданье назначено, браво.
Но ярость Арбенина, что в нем зажгла?
И смотрит на юношу Демон лукавый,
О,  сколько скопилось в душе его зла.

5.

- Откуда браслет? -Я не знаю откуда,
Его Незнакомка оставила мне.
А знаете – страсть  вдохновенье и чудо.
- Я знаю, что истина будет в вине.
Что с ними случится той ночью неясно,
Отрава и смерть неповинной, увы.
Была Баронесса нага и прекрасна,
И значит, ему не снести головы.

А страшная весть к ним потом прилетела,
Все выяснив, снова сходил он с ума,
И бедная Нина металась и пела,
Да, горе от ревности, не от ума.
Еще говорили, что яростный Чацкий
Карету все требовал, видя в тиши,
Как Софья с Молчалиным будет встречаться,
О странная дева совсем без души.

6

Вот так оставляй их, потом возвращайся,
Еще сумасшедшим тебя назовут.
И мечется в ярости бедный мой Чацкий,
Карету никак ему  не подают.
- Как смела, какою казалась ты смелой,
Как будто бы лучше и нет женихов,
И только служанка лгала неумело,
А Фамусов в ярости, да он таков.

Ну что же, Европа опять их встречает,
И где-нибудь там,  они встретятся вновь.
Онегин и Чацкий друг друга узнают
В Париже и Риме – туда их любовь
Забросила нынче, а завтра вернутся,
И дым пепелища вдохнут в тишине,
И где-то там новые девы смеются,
И ждут женихов и живут, как во сне.

7.
Но нет, на дуэль их Печорин толкает,
Он просто устал и развлечься готов,
Онегин с княжной, он за ней приударит.
И снова наука любви – не любовь.
Но вот уже кто-то несет пистолеты,
И тайное явным в тот миг предстоит,
Онегин припомнит и бал, и поэта,
И выстрелит, и промахнется на миг.

Но только Печорин не знает пощады.
И слуги к ним  мертвое тело несут.
- Ну что же, Онегин, прощайте, прощайте,
Не здесь, а в аду еще свидимся, друг.
И Волохов с ним в тишине растворился,
Он славно сопернику тут отомстил,
И только полковник армейский ярился,
 Как  пуст этот призрачный, яростный мир.

8.

И там на Кавказе отыщет Арбенин,
Расскажет в таверне, что было потом,
И снова куда-то с рассветом уедет,
Оставив его в тихом доме своем.
И долго пугливая Бела ночами
К нему приходила, моля о  свиданье,
Но Демон ей больше не отвечает.
И слышится девы забытой рыданье.

И только царица Тамара хохочет,
Она –то расправится с ним как всегда.
Ухолит Печорин  в объятия  ночью,
Чтоб больше в тот мир не прийти никогда.
И мертвое тело в потоках белело,
И долго царица смотрела во тьму,
Впервые о смерти его пожалела,
И даже рванулась внезапно к нему.

9
Так   рвались к старинным усадьбам французы,
И манией стала Москва им зловещей,
И долго они той зимой не забудут
Бесплотные тени покинувших женщин.
И пусть император  упрямо не верит,
Что это триумф пораженья для них,
Но странною мерой им время отмерив,
Шагает по городу грозный старик.

Он их заведет по смоленской дороге
В леса ,заморозит и бросит в глуши.
Они заигрались, и смерть на пороге,
И странная боль их уже оглушила.
- Нет, русичам больше не надо свободы,
Им рабство милей,  - все французы твердят,-
Здесь город пустой, здесь суровы морозы,
Все гибнет,  они не отыщут себя.

10

И где-то в Михайловском, юный и пылкий
Напишет немного позднее поэт,
О том, как Онегин отверг ее -было,
А после влюбился, прощения нет.
Опасные связи, и сны там и знаки,
И снова герои сошлись на балу,
И знали они  друг о  друге? Не знали,
Но снятся мне вместе, и эту игру

Продолжит какой-то невиданный гений,
Мы все в этом мире герои на миг,
И кто вам сказал, что убийцы, злодеи,
Нет, жители чудных романов чужих.
Но если порой  в это странной метели
Заблудится снова навеки душа,
То в русскую ширь забрести мы хотели,
И в старой усадьбе пожить не спеша..


Филоложка 6 О том, как из Москвы черти перебрались в Петербург, и как они расправились с маленьким Наполеоном.

После того странного происшествия, когда в Москве на дуэли  прикончили они героя своего времени, и не особенно сожалели о том, немного поразмыслив, перебрались черти наши в  Петербург.
Они столько слышали об этом Дьявольском граде, где всякие чудеса случались и оживали мертвецы, что никак не могли отказать себе в такой встрече с таинственным градом и его обитателями.
Может, они ждали от него больно много, или еще по какой скрытой от глаз причине, только Петербург чертям не понравился. А ведь, казалось бы, все наоборот быть должно, но разве не понятно, что на вкус и цвет товарищей нет.
И наткнулись путешественники  почти сразу на странного юношу с бегающими глазами, который шел один, шарахаясь  от людей, и все время что-то шепча себе под нос, более странного типа и не представить себе. Впрочем, он был как две капли воды на этот город похож. Переглянулись черти и пошли за ним.
Подозрения оправдались, как только проникли они в его коморку, похожую на гроб, и поняли, что не покинут этот серый и влажный город, пока такой тип что-то  замышляет, какие –то свои коварные планы строит.
Игнат даже уже чесаться начал от тех испарений, которые были вокруг, но дело, прежде всего. А парень становился все подозрительнее со временем.
- И как только таких тут держат, - возмущался Тарас,  устраиваясь в самом грязном углу на ночлег.
- Они сами живут, их никто не держит, - отвечал ему Игнат.
Очень скоро наши бесы выяснили, что тут они не одиноки, а  население наполовину из их братьев родных и двоюродных  и состоит - из бесов разных страстей и мастей, в этом писатель точно не ошибся. И приведения шастают, и двойники в зеркалах не отражаются никак, хотя в реальности на них можно легко наткнуться.
И все, что им осталось, когда они догадались, на какого героя на этот раз напали, так это найти тех, кто его  остановить может. И надо сказать, что и искать-то долго не пришлось.
Тарас заглянул в полицейский участок, там сразу Порфирия и вычисли. Они друг друга издалека увидели – подтвердив поговорку о   том, что свой свояка  видит издалека. Игнату пришлось потрудиться дольше немного, зато какого он беса нашел.
- Его остановить надо,- внушали они и тому и другому, - чтобы потом не возиться, и не носиться, да не пытаться разоблачить. Лучше предупредить преступление, чем потом раскручивать и разгадывать его, будоража этот мир, - заявили наши герои.
 И  хотя уговорить этих продвинутых бесов  было не так просто, как казалось,  и тому и другому хотелось поизмываться вволю над загубленной душой, которую и в ад не примут, но наши бесы оказались настойчивыми.
Тогда Порфирий и Свидригайлов и вышли с разных сторон, по знаку Игната и Тараса.  К странному парню они и направились.
Они столкнулись  все перед домом,  из которого вышел на свое темное дело  студент юридического факультета  Родион Раскольников.
- Зачем ему топор, он спер его у дворника, - подступился к своему бесу Тарас.
- Не знаю, но думаю,  не дрова рубить пошел, - отвечал ему следователь.

Порфирий был остроумен, а почему наши бесы так волновались, вот вопрос. А те, столкнувшись, начали спорить, как на него воздействовать надо. Но так и не договорились. Когда бесы даже  вдвоем собираются - этого много, а уж вчетвером и подавно. Пока выясняли на ходу, в Неву ли его столкнуть или под колеса бричке какой, наши гуманные создания, все еще помня об убитом Онегине,  на этот раз решили  к таким  радикальным  способам не прибегать.
Когда он проходил по мосту, все четверо  отчетливо услышали, как  что-то  очень тяжелое  шлепнулось в воду.
Бесы переглянулись, и поняли, что с помощью одного из них герой потерял главное оружие своего тяжелого и не особенно законного труда. Топора у него  под черным пальто, на петле, которую  он у них на глазах накануне пришивал,  больше не было.
Сам Раскольников был так погружен в себя, что сначала на это и внимания не обратил, потом он понял, что пальто стало слишком легким, и резко остановился, так что бесы, за ним стремившиеся, чуть с ним и друг с другом не столкнулись. А Порфирий прямо в перила моста  и влип.
  Свидригайлов влип в хорошенькую девушку. Она пронзительно завизжала, может быть от разочарования, что влип он в нее на мосту, а не в укромном месте, потому что из этой четверки он был самым обаятельным и привлекательным, но может,  она и по настоящему возмущалась, разбираться с этим было некогда. Да и плохо понимали бесы, что на уме у девиц быть может.
А между тем  с таким унынием смотрел наш Родион на  черную воду, где потонул топор, что и бесам уже не до девушек было, им так хотелось его утешить, а то и, чем черт не шутит, новый топор подарить.
Только не было его нигде под руками, к общей радости и огорчению Раскольникова. Ведь не за тем же они этот в воду бросали, чтобы ему новый давать, и снова на сколький путь толкать. А  потом себе лишних дел  придумывать, и новые неприятности плодить.
Никакому хитрому и  коварному студенту сразу с четырьмя бесами никак не справиться.
№№№№№№№№

Теперь все четверо ждали, что он предпримет дальше. Он постоял на мосту, подумал, и повернул назад в свою коморку, которая была очень на гроб похожа. Во дворе дворник возмущался, проклиная того, кто поднял руку на его орудие труда, и  только искоса посмотрел на угрюмого студента, заметил ненароком и тени,  вокруг него  мелькавшие. На него бы он подумал в последнюю очередь. Этому точно, по разумению дворника,  топор не был нужен, потому как странным бездельником слыл   он в глазах труженика по очистке города от всякой грязи.
Но тот уже шарахнулся от черной кошки, перебежавшей ему дорогу, и понял, что нынче он точно уже к старухе не пойдет, время вышло. Дверь она ему не откроет, и надо подождать, пока дворник новый топор купит, без него никак нельзя его теорию в жизнь превращать.
Дома ждала его уже Соня, за ней пришла Дуня, и они, столкнувшись, закатили скандал, да такой, что он заболел, когда, наконец, проводил обеих.
Бесы боялись, что он поднимет руку и на девиц этих странных, какие же они нервные тут были. Хорошо, что дворник пока еще новый топор не купил, без него сил у него не хватит.
А они уже успели понять, что никакое иное оружие этого героя  не прельщает, и это скорее хорошо, чем плохо, хотя они так до конца не успели понять, почему все-таки топор.
Порфирий давно ушел к себе, Свидригайлов вспомнил о свидании, и только наши бесы остались в этой комнатенке, они решили  довести дело до конца. Но никак не могли предсказать, что он предпримет теперь, особенно когда они  сбили его с пути намеченного  и совсем запутали.
Вот такие герои пошли.
Бесы долго спорили о том, куда послать Родиона, и послали они ему к другому теоретику, и ничего лучше придумать не могли.
Игра продолжалась, то ли на жизнь, то ли на смерть были ставки сделаны,  это выяснится только позднее.

Лирическое отступление кота Баюна
Сон о Раскольникове и виртуальной любви

Мне приснился странный сон.
Родион Раскольников задержался в Интернет -кафе и опоздал на свое страшное дело.
А почему это произошло? Увлекся, получил письмо от таинственной незнакомки, забыл на время одну теорию и решил проверить другую- насколько может увлечь его темную душу виртуальная любовь.
Увлекала.
Старуха осталась жива.
Теперь мне жаль ту, которая вероятно моложе и краше бесполезной старухи, и она подвергает себя страшной опасности.
Разве мы не помним, что творил он с матерью своей и Соней Мармеладовой, как медленно приносил в жертву и убивал каждую из них.
А если женщина влюблена, пусть и виртуально, она становится совершенно беззащитна перед таким теоретиком.
Любовь зла, полюбишь и Раскольникова, но что потом?

Осторожно любовь виртуальная
Подкрадется, и вот в паутине
Отдаюсь я земная , нормальная
То ли призраку, то ли мужчине.
Как понять мне за далью туманною,
За стеклом монитора и облаком
Тех иллюзий, кому я желанною
Стала вдруг, а открытие обухом
Больно бьет, и Раскольников яростно
Все пытает меня и пытается
Все теории зло и безжалостно
Испытать - ничего не останется.

Только это опять напряжение,
Не унять уже страсти и нежности,
Только это опять раздражение-
Он ушел, и в его неизбежности,
То ли снова старуха процентщица,
То ли Соня его дожидается,
Света нет, и сегодня не верится,
Что любовь моя вновь возвращается.
Кто свои проверяет теории,
И кто опыты ставит зловещие,
Там в сети бессловесной поспорили
О любовнике страстные женщины.

Снова ревность  - она заразительна,
Снова нежность, она не кончается,
Но теория так отвратительна,
Если все в полутьме обрывается.
Что сказал он Чубайсу, и в ярости
К Соне или старухе процентщице
Он уходит, любовник безжалостный.
От Порфирия снова отвертится.

И исчезнет, и больше в реальности,
Не появится, даже не верится,
Только снова любовь виртуальная,
Как пластинка безжалостно вертится.
Снова кажется - вот он отчаянный,
Казанова, едва ль успокоится,
Только вдруг проболтался нечаянно,
Что приснилась намедни покойница.

Так смеялась старуха беспечная,
Так звала его к пропасти яростно,
И уходит, на вечер, на вечно ли,
И меня он бросает безжалостно.
Виртуала стихия горячая,
И холодная пропасть прозрения,
Отдаюсь я опять, настоящая
Даже верю ему на мгновение.
И спасая старуху процентщицу
От погибели пасмурным вечером,
Все строчу ему - это оценится,
Виртуалом мы все здесь отмечены.


Филоложка 7 О вредных опытах чертей, которые спасают одних и губят других, и убеждаются в том, что всем делать добро невозможно.

Бесы решили заглянуть к другому юному,  но деловому герою, который тоже маялся от безделья и самые невероятные теории придумывал, сводя с ума братьев своих. Но и это не самое страшное, замышлял он то ли богоубийство, если к разговорам прислушаться, то ли отца убить хотел.  А ведь молодой совсем, и кто бы мог подумать такое?
Но заглянули они  к Ивану Карамазову, самому умному и ученому из трех братьев, не одни, с ними был и Родион, конечно, куда этого парня девать?
 Хотя он никак бы не смог объяснить, как там оказался. Но разве не являлся к нему в том самом  тревожном сне странный иностранец, и не говорил, что человек не может судьбы мира решать, он даже судьбой своей управлять не может, потому что не знает, что с ним случится вечером.
И вот что удивительно,  все события, случившиеся с ним накануне, о том самом свидетельствовали, только герой был упрям, как черт, и все новых и новых доказательств этой теории требовал.
Родион не поверил этим речам, только уже к тому вечеру, когда он столкнулся с Иваном Карамазовым, ему в том еще раз  пришлось убедиться.
Тарас и Игнат следили внимательно за этой судьбоносной встречей, потому что не только знаменитому писателю, но и им невозможно было представить еще недавно, что она состоится. Но чего только не бывает в этом мире реальном, а литературном, особенном.
А вот ведь сидят и беседы ведут. И они убедились в том, что вдвоем  они не только сильнее не стали, но наоборот уже через час общения ослабели страшно. Легко было Ивану в чем-то убеждать пугливого и тихого Алешу или никчемного Смердякова,    но тут то совсем другое дело. Перед ним был тип с повадками Наполеона, хотя и маленького, но властелина мира. Шептал про тварей дрожащих и тех, кто право имел. Запутал его окончательно, потому что сам Иван в это время совсем  о другом думал.
И если Воланд явился во сне к Родиону, то Иван увидел в ту ночь, конечно, бесы постарались,  профессора Преображенского. И незнакомый профессор  намекнул ему на то, что когда ставятся опыты, то никому не известно, как и чем это безрассудство  закончиться может.
- Подумайте хорошенько, дорогой мой, а то ведь потом такое получиться, что греха не обберетесь, - говорил незнакомый профессор, но, наверное, с этой парочкой лишь  время зря тратил.
Только взирал на него сурово Иван и ни слова ему не говорил больше. Хотя и мог бы сказать, что не ошибается тот, кто ничего не делает, и он должен попробовать это, а почему бы и нет. Если даже кровь проливает,  то не свою, а чужую, сам он все равно в стороне останется непременно. Ему даже сон такой был, что в психушке он новое дело готовит.
Профессор понял, что являлся он к нему напрасно, ничего не помогало, тогда в бессилии и пришлось ему только напомнить, что когда  сурово хочет человека наказать Бог, то он  не жизни, а разума его лишает. И это были не просто слова, а предсказания на завтрашний день, да и сон с четверга на пятницу снился нашему герою.
Но Иван уже проснулся и не слышал профессора. И вот теперь этот странный тип, который свалился, как снег на голову. Откуда он взялся, и зачем пожаловал? Кто бы мог ответить ему на эти вечные вопросы.
Тяжело вздохнул Родион и  стал он тут рассказывать теории  свои про тварь дрожащую, Иван хотел от него избавиться, но понял, пока слушал и что-то отвечал ему, что это не только не просто, но и невозможно сделать.
А тот все говорил и говорил, а время шло, нет, оно  текло сквозь пальцы.
Уже и бесы немного притомились, слушая его, но они могли только тому порадоваться, что не только Старуха и беременная Лизавета, но и отец Ивана живы остались, а Соне на каторгу отправляться не надо, и муки из-за Раскольникова терпеть, это лучше, чем ничего, и это их заслуга.
Вроде бы все замечательно. Но в тот момент они еще не думали, что загубили два гениальных романа, буквально сюжеты их развалили, не смогут  прочесть их читатели, и ладно школьники и гимназисты, но и взрослые, серьезные  люди тоже не насладятся классикой. Никогда не бывает так, чтобы всем хорошо было, никто не пострадал от деятельности их бурной.
Бес  Тарас навестил Ивана, когда Раскольников, наконец, покинул его дом. Герой чувствовал себя совершенно усталым и раздавленным.
- Он чуть не свел меня с ума, доказывая мне, что меня не существует, - только и пожаловался Иван бесу.
 И тот мог порадоваться, что  после Раскольникова он почти родным и близким для Ивана показался. Недаром говорится, что все в сравнении познается.
Но когда они возвращались более или менее довольные назад, они увидели как полицейские, один из которых был удивительно на Порфирия похож, брали прямо на улице какого-то человека. И сразу почуяли бесы, что это как-то с их последними делами связанно было.
 Из разговора прохожих  они поняли, что в полицейский участок за долги забирают  знаменитого писателя. Что-то произошло, и он так и не смог дописать гениального  своего романа, который заранее продал издателю. А теперь в тюрьме сидеть должен.
- Ничего с ним не сделается, - стал по дороге успокаивать Тараса Игнат, -посидит да и выйдет, зато сколько народа не зарубленными да не убитыми оказались. В этом мире нам только и приходится благо совершать, а что еще остается, когда такое вокруг творится.
И чтобы немного успокоиться после всего случившегося, решили они в Пекло спуститься. Но не просто так прогуляться, там хотелось им еще одного непутевого героя навестить, который вроде и с топором не бегал, но дел натворил немало, да еще каких.
Они уже и сами не раз слышали о том, кто рыскал по деревням, по помещиками и мертвых душ скупал, но к тому  времени не слишком  праведный путь его уже завершился. Чичиков  оказался  именно там, где и должен был быть,  в том самом Пекле, куда они пока не заглядывали. Но давно пора было там оказаться.
Родное все-таки место, хотя и не слишком  приятное. Кто будет спорить с тем, что все бесы вышли из Пекла?
Только вернувшись из Пекла,  наши  черти узнали, что в новом мире они  предотвратили мировую революцию, но погубили гениального писателя. Он ничего больше не написал.
Посокрушались они немного, но недолго горевали и тужили, жизнь бурлила вокруг, и они снова были в самом центре этого кипящего котла.


Филоложка 8 О том, как наши путешественники спустились в Пекло и кого они там нашли..  Чичиков в аду


Пока Игнат и Тарас возились и носились с лишними и не лишними, но странными героями, помогая одним и мешая другим, самый неоднозначный на их взгляд персонаж успел не только  душ мертвых досыта накупить  и бизнес свой организовать, став частным предпринимателем, как бы мы нынче сказали нынче. Тогда, правда, его немного по-другому называли – торгашом  и мошенником. Времена были суровыми для таких дельцов. Не понимали его темные помещики, которые души ему все-таки продавали, а почему бы и не продать то, что тебе совсем не нужно, но что у тебя покупает какой-то заезжий купец-делец.
 Но  к тому моменту успел он уже дубу и собственную душу, то ли живую, то ли мертвую отдать.  Чтобы навестить его и по душам потолковать, пришлось нашим путешественникам  отправиться в места отдаленные, темные, и даже  для бесов довольно неприятные. Но очень с Чичиковым увидеться хотелось, не каждый день такие персонажи им на пути  попадаются.
В сказках наших называлось, как помните это место  более определенно: пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что.
Впрочем, ничего нести им оттуда уже не надо было, кроме может быть, рассказа о жизни Чичикова в аду, именуемом Пеклом на старинный манер.
Бесы стали спорить, как им в то самое Пекло добраться. И после долгого и содержательного диалога, который мы опустим, они решили, что самым милым делом будет двух зайцев разом убить, не в прямом,  конечно, смысле, а в переносном. А именно, и Бабу Ягу навестить, и  через печку ее знаменитую в Пекло и проникнуть, чего бы проще было сделать?
Вот и зашли они в заповедный лес.
Избушка повернулась к ним передом, как и положено, Яга дома оказалась.  Быстро она поняла, что эти добры молодцы впервые за много веков без всяких уговоров сами сели на лопату и приказали сбросить их туда, что она Лешему и позволила сотворить. И еще посмотрела, хорошо ли они провалились в Пекло, не застряли ли где по дороге. Ведь так и будут между землей и  подземным миром болтаться, а это совсем не нужно было делать.
Но черти оказались шустрыми, и попали туда, куда и  путь держали, все у них на этот раз складно и ладно получилось.
Кот Баюн и мяукнуть не успел, а их и след уже простыл, только копыта во тьме  мелькнули и пропали.
Да и дальше им везло. Чичикова они нашли сразу, потому что контора его по скупке  мертвых душ  прямо у входа в Пекло и примостилась.
Правда, даже черти не поняли, зачем ему там те самые души понадобилось покупать, но привычка, видно - вторая натура. Недаром  утверждают, что на том свете мы занимаемся тем же, чем и на этом. Кто-то в уютном домике в тишине роман дописывает, а другой мертвых душ в Пекле покупает, на всякий случай, впрок, уж этого  добра  там куры не клюют.
Как только чертей  наших  Чичиков увидел, так и торговаться начал.
Правда, с трудом они ему объяснили, что они не люди, и тут долго оставаться не собираются, и душами своими не торгуют. Это расстроило героя невероятно. Чертям же даже польстило немного то, что он их за людей принял. Но во мраке таком,  что разглядеть можно было? Вот Чичиков и обознался немного, перепутал, чертей с людьми ненароком.
И все бы еще долго продолжалось, если бы в тот самый миг черти Ния не пожаловали в контору его, и не поволокли предпринимателя к властелину своему.  Наши  бесы переглянулись, еще не понимая, в чем же он так мог проколоться, что потащили его прямо к Нию. И незаметно, но шустро  последовали за ним, потому что все становилось еще интереснее.
Чичиков стоял перед повелителем тьмы, и лепетал, что дело у него честное, и все документы в порядке, предлагал показать все, что папочку аккуратно сложено было. Как только он ее тут сохранил, вот диво –то дивное.
- Да на что мне бумаги твои, - усмехнулся тот, - глядя на него сверху вниз, отчего герой  наш еще меньше и толще казался.
Они все замерли в молчании, Ний ждал и томил, наконец, заговорил снова:
- Слухами не только земля, но и Пекло полнится. Только что Гермес пожаловал ко мне, Аид на тебя взглянуть хочет, не знаю, зачем уж ты ему понадобился, но вот побываешь у него, погостишь, потом вернешься и сам обо всем  поведаешь. Если вернешься, конечно. Оттуда не все возвращаются, - сразу же предупредил Чичикова Властелин Тьмы.
Это он так пытался утешить героя, только не пояснил, так ли там хорошо, что остаются некоторые  или наоборот.
Властелин шутил, но Чичиков от таких шуток прямо съежился весь, он так  хорошо в родном Пекле устроился, и куда-то в неведомый Ад, о котором столько страхов рассказано было, отправляться ему  ну совсем никак не хотел.
Вот об этом он и бубнил себе под нос, зажмурившись от мнимого ужаса.
Но Ний слышал все прекрасно, и решил немного его ободрить.
- А ты чертей  больше слушай, они тебе наплетут, что еще раз от ужаса помрешь. А я говорю, что ничего там страшного нет, да и такие как ты нигде не пропадут, в огне не сгорят, в воде не утонут,  ничего с тобой больше не сделается.
 Теперь всем своим видом он показывал, что разговор окончен, не намерен он больше обсуждать этого.
И поплелся Чичиков,  адским пламенем палимый,  прямо к Гермесу, который уже поджидал его в одном из переходов.
- Это Гермес? - спросил Игнат у Тараса, - я его не таким себе представлял.
- А что Гермес, как Гермес, постарел немного со временем, побегай столько веков, но говори потише, а то он обидеться может. А иметь таких молодцев   среди врагов своих, это никуда не годится, точно говорю.
Но волновались они напрасно, Гермес на бесов никогда и прежде не обижался, а теперь и подавно. Сатиры всегда его любимцами были, не хуже Балды нашего он с ними управляться умел.
Бесы же вскоре выяснили, что между Аидом и Пеклом есть подземный переход, о чем прежде и не подозревали, и им это очень понравилось. Да и путь не таким уж далеком оказался, как они думали недавно.
А когда затявкал Цербер, то они и поняли, что прибыли туда, куда путь держали. Пес может и страшный был, только во тьме не  разглядишь, собака как собака, они пострашнее видели.
 Чичиков как-то   молчалив теперь был - тише воды ниже травы, и хотелось бесам его немного подбодрить, да что-то все время удерживало от такого шага.
Аид это не Ний, - стало понятно даже им сразу, а что уж о герое говорить - глыба мрака из мрака на них и взирала.
- Так вот ты какой, душевед наш, и черти за тобой увязались, - услышали они глухой голос Аида.
Поежились немного путешественники. Как только тут Геракл с Тезеем столько времени провели, даже страшно за них стало.
Они поняли, что речь о них идет, и то, что не видел в суматохе сам Чичиков, Аиду было прекрасно видно. Сначала они заволновались, решили, что в камни он их оборотит, как Тезея когда-то, и тут их путешествие и завершится. Но вроде  поняли, что не все так страшно, как сначала кажется, ничего, обошлось.
- А теперь слушай меня внимательно, гость дорогой, - снова заговорил Повелитель мрака. Уже мягче и тише голос его казался, привыкли они немного к нему, обошлось.
Черти не сразу вникли, они уже спорили, за что его могла Персефона полюбить , страшного такого,  грозный, а ведь любила, никто в том не сомневался. Сколько  об этом рассказывали с гордостью сатиры.
Недаром говорят, любовь зла, полюбишь и  Аида и все-таки, что в нем было такого?

Филоложка 9 О том, зачем понадобился Аиду наш Чичиков, и что во мраке происходило дальше.

Но черти отвлеклись от своего спора, не только герою, но и им захотелось узнать, зачем им понадобился Чичиков, и что с ним в Аиде делать будут.
- Есть у меня твой брат родной, - услышали они голос. - Хитрости ему хоть и не занимать, да что-то в последнее время он грустен стал. И решил я его отпустить,  больно долго он из-за афер и хитростей страдает, но что-то за эти века он совсем подрастерял свою сноровку. Вот и хочу я, чтобы ты чего придумал и помог ему освободиться из плена моего.
Странно прозвучали эти  слова, но кто же их греков -то понимал когда? Вон сколько хитросплетенных историй они придумали, вагон и маленькую тележку.
Молча Чичиков взирал то на чертей, то на Аида  и не знал, чему верить стоит, а чему и нет, словно у него тут, в чужом мире,  какой-то выбор был.
А Аид уже подал знак Гермесу, чтобы тот проводил их к той самой горе. И увидели они,  как старательно небезызвестный Сизиф катил камень на гору. Тарас Чичикову вкратце его историю по дороге  пересказывал, конечно, то, что ему самому было ведомо, а тот немного оживившись, стал соображать, что от него самого потребуется.
Тут и Гермес голос свой подал уже, они как-то пока  его не замечали:
- Аид отпустит и тебя и его назад, как только камень на горе окажется, - подсказал он.
Удивленно взглянул на чертей Чичиков.
- Да он уже почти его закатил, что тут напрягаться -то?- не поверил он своим глазам.
Решил Чичиков, что все они над ним просто издеваются.
- Да в том то и штука, что почти не считается, - усмехнулся Гермес.
 В тот самым момент камень сорвался и с грохотом полетел вниз, так, что они едва отпрыгнуть в сторону  успели. Хотя можно было так уж и не торопиться, вряд ли и Чичикову и чертям бы что-то сделалось, если бы даже и прибило их тем камнем, только приятного все равно мало.  Потому они теперь стояли все трое и думали, как освободить Сизифа от тяжкого и бесполезного труда его.
Думали, думали и придумали - два черта, хотя и не местные, да еще Чичиков в придачу - это все -таки сила не маленькая. Со стороны всегда виднее, а мозгов у этой троицы на полдюжины греков наберется.
№№№№№№№№

И пока  Чичиков осуществлял то, что они придумали, наши черти побродили немного по Аиду, посмотрели на то, что там творилось.
Они  навестили героев Троянского побоища, убедились, что мрачнее всех и на самом деле оказался Ахилл, уж больно он страдал тут.
А вот царь Агамемнон ничего - с Еленой встретился, и понял, и ее убедил в том, что она для него единственная и неповторимая.  Если бы Тезей в самом начале ей голову не задурил, то, как бы хорошо они жили, он может, и Трою бы не разрушил тогда.
И снова у чертей тема для спора появилась - была бы разрушена Троя или не была бы, если бы Елена вышла замуж за Агамемнона. Но доспорить они не успели, потому что Чичиков вернулся уже назад вполне довольный. Он обыграл в кости  всех Сатиров, в Аиде обитавших, а потом им пришлось всем вместе, как проигравшим, поднапрячься и затащить  тот камень окаянный на вершину, и даже закрепить его там, так, что скатиться назад он уже ну никак не мог.
Сатиры вернулись и доложили, что гора развалится, а камень будет лежать, они за свое дело рогами и хвостами  отвечали. Серьезные парни оказались, хотя и игроки страшные.
Они все вместе – Чичиков впереди, черти и сатиры за ним - отправились к Сизифу, который в первый раз не вслед за камнем бежал, а просто спустился вниз  за тем, чтобы сообщить Аиду, что у него все получилось, и камень остался лежать  на горе.
- Взглянул на него Аид и произнес то, что и обещал без Сизифа чертям и Чичикову, когда тот в поте лица трудился:
- Ты свободен, можешь теперь назад отправляться, раз дело сделал?
- Это куда это? - не понял пленник.
- На землю, разве не туда ты вся время рвался, - Аид удивленно на него смотрел. Он не узнавал своего хитреца, что это из него труд упорный сотворил?
- Рвался, не рвался, но не надо мне этого, давай новый камень, катить буду, - неожиданно для всех выпалил бывший царь Сизиф  и улыбнулся.
Аид не шевелился, а Чичиков бросился к нему.
- Ты не понял, нас отпускают, пошли скорее, пока Аид не передумал, пытался он уговорить   нового друга по несчастью.
- Можешь идти, - отвечал ему тот, - а мне надо еще пару камней на вершину поднять.
Сначала Чичиков думал, что тот просто не понял, что свободен, потом решил, что  он издевается. А теперь чувствовал, что  это безнадежно, все он понял, не издевается, в просто привык камни катать, ничего другого, и  тем более свободы ему и не нужно больше. Но как же  так, такого не может быть.
Черти потащили Чичикова, который все еще пытался Сизифа уговорить, к выходу, твердя о том, что Аид может передумать и его камни таскать заставить. Он пошел, потому что никогда ничего такого не делал, да и делать  не собирался – тяжелый труд ему был противопоказан, но все никак не мог понять, почему таким трудным  и упертым Сизиф оказался.
- Странный этот их мир тьмы, и  души странные, с нашими мертвыми спокойнее, - радостно твердил Чичиков.
- Ты пока с нами на землю отправишься, а туда всегда успеешь, - заверили его черти.
Но как только из печки Яги вынырнули, а они именно там и постарались оказаться, потому что знали, что вернуться лучше всего оттуда же откуда и заходили, так безопаснее. После этого отправили они Чичикова на все четыре стороны, и  решили с другими героями побыть немного.
Пусть еще раз развлечется, пока в Пекло возвращаться пора не настала, а туда любой всегда успеет. Некоторые вон и покидать его не хотят, всякое бывает.

Филоложка 10 О том, как известный профессор Преображенский сделал писателя Шарикова, и почему  этот опыт ему показался самым вредным из всех.


Бесы вернулись в Москву, и оказались каким-то странным образом в уютной шести комнатной квартире известного в те времена профессора, который готов был подарить миру молодость без старости.
Они знали, что такие алхимики во все времена были. Вон один доктор Моро чего только на острове своем не натворил. Но чтобы так, в центре города, в квартире из собак бродячих, сначала людей, а потом и писателей делать, этого прежде и черти никогда не видели, потому смотрели они с удовольствием на то, что там происходило, и интереса не скрывали.
В доме  профессора горела только одна лампа - зеленая, когда со своей рукописью появился Шариков.
Из-за пояса его торчал револьвер, но руки пока были заняты бумагами, только ведь это пока.
Еще буржуазный писатель Чехов  сказал, что если на сцене есть ружье, то оно обязательно должно выстрелить.
- Папашка, я хочу быть писателем, - с ходу без всяких церемоний заявил он и остановился надутым от важности и значимости момента.
Профессор встрепенулся и усмехнулся.
- Это, с какого перепою,  любезный мой друг, других дел более важных нет больше в бедной стране нашей.
- Ты не хами мне, сказал, хочу, значит, хочу, - Шариков заводился, речи профессора всегда сначала ставили его в тупик, а потом приводили в ярость страшную.
Но собеседник его казался невозмутимым.
- И я, так понимаю, должен тебе в том помочь.
Профессор не заметил, как перешел на ты, волнение было очень сильным. Такую вольность он позволял себе крайней редко, только в исключительных случаях. Но похоже на то, что  это такой случай и был. Каждый ли день мы присутствуем при рождении нового писателя, да еще такого?
- А то кто же, ты меня породил….
Он оборвал свою речь, понимая, что финал фразы может подсказать профессору не верный ход мыслей.
Но тот шибко задумался и не следил за его уникальными по своей сути и очень новыми по содержанию  фразами.
- Писателем, говорите, любезный.
- А то, как, буду учить народ, что делать он должен, чего нет. А если посмеет ослушаться, тогда по-другому говорить с ним начнем.
И снова оборвал свою содержательную речь Шариков. Он  хорошо помнил о том, случае, когда эта парочка магов и докторишек  уже чуть не схватила, и не потащила его обратно на операционный стол.
Тогда бы все печально под их ножом и закончилось. Не на того нарвались,  господа ученые,  он вырвался, удрал, а потом еще долго гавкал во всех учреждения важных, о той беде и безобразии, которая с ним чуть не приключилась в профессорском доме.
Его слушали не внимательно, но слушали, до того момент, пока не узнавали имя обидчика, и не понимали, сколько у профессора высокопоставленных знакомых, да и как он сам остроумен и неповторим. Связываться с ним  желания у представителей новой власти  не возникло, ни у одного  хотя и  не умных, но осторожных чиновников, этого у них не отнимешь, они держали носы по ветру, потому и не слетели с постов своих пока. 
А самое главное, если в своих вредных опытах профессор добьется успеха, то и им это может пригодиться. Потому Шарикова отправляли подальше и повыше, и с интересом следили за тем, как он тявкал в тех местах, куда отправлялся по их указанию.
  Помотавшись по разным учреждениям,  он хотя и плохо, но начал соображать, понимал, что так ничего не получится. И тогда какой-то пес приблудный и подсказал ему, что можно писательством заняться, там все и выложишь.  В веках останутся творения, и потомки прочитают, каким гадом был профессор, и как он из собак людей, да еще и писателей делал.
 Но  особенную рекламу делать профессору- террористу и врагу народа не стоило, но тот самый народ правду знать должен именно такую, как он ее понимал, и  не беда, если понимает своеобразно.
Хотя  мозгов у Шарикова была не много, а таланта вообще никого, только он на этом не  зацикливался. Это в самый раз. С мозгами и талантами как раз проблем всегда больше, и уж точно никуда не пробьешься.
 Пусть  он понятия не имел о комедии дворянского писателя, но своим умом до того же самого дошел, и при этом был собой очень даже доволен.
Но, прихватив с собой револьвер и запас веских аргументов, он все-таки решил к профессору и отправиться. Знакомых у него много, вот и пусть заставит вступительное слово к труду его гениальному написать. А когда имя то самое они узрят, то и решат, что он гений, а там и премию подкинут.
№№№№№№№№№

- Писателем, значит, - вернулся  Шариков к реальности, когда голос профессора снова услышал.
 - Еще Пастернак и Ахматова живы, но у нас  уже есть писатель Полиграф Полиграфович Шариков. Чудненько, как же я сам раньше до этого не дошел, хорошо хоть  подсказали, догадливый вы мой.
Шариков двинулся вперед, остановить  Верку Сердючку тех дней было так же трудно, как и нынче. Хотя масштабы не те, и занавес уже был железным, но все-таки, наглости и нахрапистости у них хватало всегда, а не сам ли он ее и сотворил.
- Нет, профессор,- взревел он.
- Что нет, голубчик, пока я вникал в ваши идеи, вы уже передумали становиться писателем? – говорил Филипп Филиппович с очень серьезным выражением лица,  от этого  все звучало еще забавнее.
- Еще чего,  фамилия у меня будет другая и имя тоже, я псевдо, как его возьму.
В бездонных глазах профессора, наполненных вековой  печалью, появился ужас, соображал он рядом с Шариковым медленнее, чем обычно, но все-таки соображал.
- Я надеюсь, что вы не думаете,  милостивый сударь, - осторожно стал пытать Шарикова профессор.
- Думаю, я возьму вашу фамилию, а чо, звучит она неплохо, говорящая фамилия,  можно сказать. Писатель это тот, который мир меняет, а кто не согласиться, у нас другое оружие найдется, к перу мы еще и штык приравняем.
Профессор схватился за голову, потому он и не видел как в полутемную комнату медленно и неслышно вошел доктор Борменталь.
 Зина, случайно услышав начало разговора, бросилась за ним, и доктор, услышав  финал уникальной беседы,  понял, что не должен промахнуться на этот раз.
Если они не вернут Шарикову его прежнее лицо, вернее морду, то пострадают не только те несчастные, с которыми он физически расправится, но и много больше народу. Это мировая катастрофа, и доктор решил  снова спасти мир.
Только что-то все-таки скрипнуло под ногами, Шариков был теперь если не умнее, то опытнее. Он сиганул в распахнутое окно и исчез в темноте.
Профессор очнулся, взглянув на своего помощника.
- И что же нам теперь делать, голубчик, когда мы с вами  нового писателя в мир  выпустили.
- Право, не знаю, доктор, но думаю, что нам его не поймать теперь, вряд ли мы сможем догнать его, а сам  он сюда точно не вернется, хоть вы мозгами его не наградили, но уж звериного  чутья хоть отбавляй.
- Теперь я понимаю, насколько вредоносны мои опыты, да что после драки кулаками махать, - сокрушался профессор, в тот момент он казался безутешным.
- Ничего, профессор, собак много, критиков наделаем, как-нибудь образуется.
Профессор молчал, он думал о том, стоит ли еще и критиков творить, но когда услышал тявканье, визг и лай издалека, то понял, что не обойтись без этого, если сказал «а» надо говорить и «б». А те, которые есть, с их писателем они просто никак не справятся, нужны новые.  Какой писатель, такие и критики.
 Проникнувшись важностью момента, засучил рукава профессор  принялся за  свое вредное дело. А что ему еще оставалось, когда такая промашка вышла,  и он писателя сотворил по легкомыслию страшному и не простительному.
№№№№№№

На втором съезде писателей его похвалили даже, сказали, что появилась новая писательская прослойка, хотя и мозгов у них маловато, и иногда тявкают громко, а то и кусаются вовсе,  зато политику партии и правительства понимают правильно, а это самое главное.
Доктор Борменталь, принес новую газету, в которой все это и было написано. Заплакал старый профессор, совсем, как Иван Царевич  у  камня, где три варианта судьбы написано было, а он выбрал самый худший,  как всегда.
Да что делать, плачь, не плачь, детище его от всех собак оттявкается, любого покусает, а то и загрызет до смерти и фамилию не спросит.
И чтобы хоть как - то успокоить бедного профессора, и произнес доктор Борменталь:
- Не печальтесь, умоляю вас, и в этом есть что-то хорошее.
- А не подскажете что, любезный, -  поинтересовался профессор.
- Фамилию вашу он не взял все-таки.
- А какая же у него фамилия, - оживился профессор, слезы высохли  на его щеках.
- А пес его знает, только не ваша точно, я проверял.
- Голубчик мой, вы уж как наш Шариков выражаться начали, я попросил бы вас,  любезный.
- Конечно, профессор, но Зина говорит, что если огурец бросить в рассол, то он все равно засолиться.
- А знаете, чем мы с вами от Шарикова отличаемся, или как там его теперь, не будем мы солиться, не будем и все, мы еще посмотрим, кто кого.
И профессор вдруг оживился, в глазах его сверкнул игривый огонек.
Правда, он еще не знал главного, что из следующего его опыта уже Верка Сердючка вылупится. Но многого еще не знал старый и неугомонный профессор.

Такая вот история тогда получилась.
Бесы переглянулись.
Они только минуту помедлили, и стали спорить о том, что было бы если бы профессор решил из чертей людей делать. Представить это было трудно, но они решили больше не медлить, а вдруг ему захочется и такой опыт проводить.
Нет, надо было какой-то тихий уголок отыскать и немного дух перевести, такие герои любого черта с ума сведут.

Филоложка 11  О том, как черти создали любовный треугольник и почему он в четырех угольник превратился ненароком.


Наши бесы после суеты в двух столицах, и похождений в Пекле решили передохнуть немного. И стали они искать тихое болото, в котором и на самом деле иногда черти и водятся, когда отдыхают от забот и хлопот.
И всем было известно, что более тихой пристани, чем дом Ильи Ильича Обломова найти было невозможно.
Если бы там иногда не появлялся Штольц, и не тревожил эту мертвую тишину, то  черти бы, наверное, от скуки померли, но что они только не делали, а хозяина его поднять с дивана  никак не могли.
- Да, уж, - говорил  Тарас, - зря мы с собой Чичикова не взяли, он бы что-то придумал, а без него с Обломовым  у нас облом получился, ничего не скажешь.
 Но они решили все-таки побыть еще с этой парочкой, только разделить их никак не могли между собой, чтобы не обидно было, бросили жребий, и решили все-таки  что-то и для них сделать, а хорошее или дурное - позднее разберутся сами.
 Тарасу достался Штольц, и тот обрадовался, Игнат понял, что Обломов еще его обломает, у него всегда облом был, когда дело жребия касалось, вот и на этот раз тоже. Но пришлось подчиниться воле небес, а куда деваться было.
Им пришлось расстаться на время, потому что Штольц заглядывал сюда не  часто. И вскоре Тарас понял, что не настолько ему повезло, как показалось сначала, потому что копыта его отваливались и болели, а тому хоть бы что - куча дел разом и никак не устает даже. Ничего ему не делается.
 Когда Штольц  в полночь в своей холостяцкой квартире угомонился, уселся Тарас в мягкое кресло, и стал думать, что долго так он не выдержит, надо что-то придумать, деловой больно герой достался.
 А что от дел спасает, как и от безделья – любовь,  конечно. Тогда он и бросился искать возлюбленную Штольца, прислушался к разговорам, пригляделся, и  нашел ту девицу, которую друг его шустрый между делами все-таки вспоминал иногда - и это было Ольга, снова Ольга. Ему вспоминались события связанные с Онегиным и Ольгой, когда им с героем пришлось разделаться, но ведь известно, что два раза в одну грудь стрела не попадает, и Ольга была совсем другая. Эта оказалась девушкой милой и довольно приятной.
А в то самое время пока Тарас носился со Штольцем, Игнат умирал от  тоски с Обломовым, и долго пытался понять, как можно так проводить время.
 Ведь люди смертны , и лежи не лежи, а жизнь быстро кончится. Тогда и ему гениальная идея пришла на ум, он решил, что женить надо Обломова, попытал немного слугу его Захара, который долго от него открещивался, но откреститься так и не смог. Тот, наконец, признался, что есть девица, которая мила сердцу его барина, и даже объяснил, как туда добраться.
Так в доме Ольги Ильинской два беса и встретились снова. Оказалось, что мила душам друзей одна и та же женщина, впрочем, в том и не было ничего удивительного, мир -то тесен, а Петербург  только кажется таким  большим.
№№№№№№№№

 Когда они столкнулись, то поняли, что на глазах у них рождается треугольник, но может хоть так что-то сдвинется с мертвой точки.
Игнату даже удалось туда вытащить Обломова, хотя это и оказалось труднее, чем Чичикова с того света вернуть. Но отступать он не собирался, не дождутся. Тогда они и воспаряли духом, он влюбился, и изменился почти до неузнаваемости. Любовь даже Обломова обломает, это было ясно и понятно, только запалу ему все-таки надолго не хватило,  и  скоро стало понятно, что Ольга не любит Штольца и смеется над Обломовым и не похоже, чтобы из этого вообще что-то получилось.
А все, как и обычно бывает, решилось само собой, когда, как снег на голову, им всему упал красавец –гусар. Стоило ему только вихрем пройтись по тем самым  залам, как и закружилась с ним в вальсе Ольга, покружилась, да и пропала с глаз  долой. Сколько черти не искали, так и не смогли девушку  отыскать. Только поняли они, что у людей есть одно золотое правило, если никак не можешь среди двух мужчин выбрать одного, то просто надо  найти третьего, и все решится само собой. Может это и неправильно, но по-другому все равно не получается.
И закончилось все в той же самой комнате, куда они пришли в самом начале, Андрей Штольц пришел к Обломову сказать, что Ольга вышла замуж. Тот только рукой махнул и на другой бок перевернулся, потому что этот уже отлежал. Даже не поинтересовался, за кого она вышла.
- Да он хуже Чичикова,- возмутился Игнат, который понял, что это время потрачено впустую.
- Он лучше Чичикова, потому что ничего не делает и вреда не приносит, - пробовал заступиться за него Тарас, но прозвучало это не  убедительно.
- Это и есть загадочная русская душа, - вторил ему Тарас, - так от скуки недолго помереть, надо хоть как-то развлечься.
И ни о чем больше не договариваясь, они бросились подальше из этого дома. И полетели в неизвестном направлении, туда , не знаю куда.
Долго бы летели, если бы столетний дуб на пути их не возник. Пришлось остановиться, чтобы в него не врезаться, да и передохнуть на свежем воздухе давно пора было. А то в душной квартире  не развернуться, и дышать им было нечем. Вот так они под тем самым дубом и оказались ненароком.
Филоложка 12. О том, как попали черти сначала на поле сражения, а потом чуть в Пекло не попали, и какой урок они из этого вынесли.

Из тихой комнаты Обломова, где оба беса почему-то чувствовали себя очень неуютно и почти заболели  от безделья  и дремоты,  перебрались они совсем в другое место.
Очень даже  боевое, а именно на Бородинское поле,  и попали  как раз в тот момент, когда сражение там  разгорелось, то самое, о котором столько говорено переговорено было.
«Ведь были схватки боевые, да, говорят, еще какие»- немного позднее напишет поэт. А пока они стали свидетелями и участниками того, что там творилось в тот  самый день, когда  сражение было в разгаре, и «смешали в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой».
 Бесы могли подтвердить, что именно так оно и было. Но что самое интересное - оказались они по разные стороны баррикад.
Игната забросило на сторону Наполеона, потому что всегда он был неравнодушен к этому низкорослому гению, которому так много сделать довелось, и стать властителем дум, а Тарас оказался на нашей стороне, там, где полководческий гений Кутузова и возродился из пепла.
№№№№№№№

 Картина, которая взорам их открылась в тот момент, оказалась более чем объективной, и могли они потом рассказать, как это было на самом деле. И рассказали, когда вернулись, но теперь, когда Пекло им показалось теплым и уютным  местом  по сравнению с тем, что тут творилось, они и стали искать друг друга, или хотя бы какого-то выхода из жуткого положения.
И нашли, правда, не сразу, а спустя только какой-то срок. Оказались  они, уже не надеясь на лучшее, около того самого дуба, о котором столько написано было. Вернее под ним, родимым, и все никак понять не могли, живы они или мертвы. А в аду таком  показалось чертям нашим, что померли они все-таки и были теперь скорее мертвы, чем живы. Хотя и забыли они совсем, что помереть никак не могли,  бессмертными все это время оставались. Хотя возможно это только казалось им в те часы.
- А Наполеон так себе, ничего особенного, больше шуму от него, - заявил Игнат, как только немного очухался, отчихался и отдышался.
- Да, уж, шуму -то до самых небес, ничего не скажешь, - вторил ему Тарас,  с подозрением поглядывая на то место, где битва продолжалась , правда уже без их участия.
И стали они разбираться, что на битву  эту их  понесло.
- Мне так понравилось, когда он сказал, что надо ввязаться в драку, а там видно будет, - говорил  восторженно  Игнат, - и надо сказать, что на этот раз ему досталось больше, чем обычно.
-Может, и досталось, только из-за безумства одного почему должны страдать другие,  совсем ни в чем не повинные люди.
- Это было конечно чистой правдой, ничего не скажешь, только и по -другому  уже нельзя, войны все время идут, не он первый, не он последний. А я свой мир защищал, от таких Аресов, которым плевать с кем драться, было бы только дело. Но кто-то должен их остановить.
Правда, они оглянулись по сторонам, не стоило Аресов поминать всуе, это точно – хорошая примета, правильная. Да куда от них деться, но лучше все-таки позабыть, так спокойнее.
Но они уже о мире, а не о войне в тот момент думали, а потому и  смотрели на тот самый дуб, вспоминая прекрасные времена светлого язычества. Тогда можно было спокойно подняться по  нему аж в Ирий небесный, отведать молодильных яблок и понежиться, среди молочных рек и кисельных берегов, и птиц райских послушать.
- А что переменилось- то с тех пор? - удивленно спросил Игнат, - люди, конечно от Ирия отказались, но ведь он-то остался. Не мог он исчезнуть только потому, что им стал недоступен и без надобности.
- Не мог, - согласился Тарас,
- На войне мы с тобой уже побывали, может, там прогуляемся? - предложил Игнат.
И не долго думая, туда они и направились, - к тому самому стволу дерева, по которому в Ирий и можно было подняться, без  забот и хлопот.
И в тот  момент к их удивлению первые тени туда уже и направились нескончаемым ручейком.
Значит, и  с Ирием не все так глухо было, как им сначала показалось.  Это порадовало наших бесов, и решили они к тем теням  присоединиться, да под шумок, когда их так много было, туда  пробраться.
 Сказано, сделано - и два наших путешественника, не теряя друг друга из вида,  присоединились к тем, кто с трудом,  правда, но поднимался по дубу вверх. Устали они, испуганными и несчастными казались, но все-таки двигались неустанно.
И пришлось им припомнить недавние события, связанные с Аидом и Сизифом, камень на гору катившим. А почему?  Да потому что сами они себя теми камнями ощутили, когда назад их толкнул  Стрибог, зорко разглядев среди остальных,  и полетели они вниз кубарем, не разбирая дороги, еще не понимая, что такое с  ними приключилось вдруг.
Правда, до Пекла они не долетели, снова под тем самым дубом оказались, где все и начиналось. Только толку немного от их усилий оказалось, как вскоре они и выяснили, и уяснили для себя прискорбный этот факт.
- Так что нам и до Ирия не добраться? Ведь воевали же мы, ладно, ты на стороне этот самозванца, а я - то за правое дело, за Отечество свое.
- А кто тебе сказал, что воины вообще попадают  в рай, - это здесь на земле их подло обманывают, а не встречали ли мы всех героев троянских в Аиде.
 Тут они поняли, что   не заметили тогда главного. И странная догадка теперь уже терзала обоих.
- Скажи, а Гектора ты там видел?
- И Гектора, и всех, кто там станет разбирать, где правые, где виноватые.
 Это стало самым странным  открытием для них. Может потому они и было заброшены на Бородинское поле, чтобы через много веков после начала первой войны и узнать такое?
Да,  не утешительной оказалась правда, надо было раскрыть миру эту тайну.
Только недаром говорится, что добрыми делами или намерениями дорога в ад стелется.  Как только пытались  они это сделать, так и хватали их волки Ния за пятки и копыта, и  слово вымолвить не могли они. А потом  поняли, что не стоит и пытаться, ничего у них из этого не выйдет никогда.
Так и носили черти в себе эту страшную тайну, о том, что нет никаких райских кущ для воинов славных, а всех их Пекло поджидает. И никак они открыть ее миру не могли. И было отчего в уныние прийти, но если нельзя изменить обстоятельства, то надо изменить отношение к ним, или в другой мир перебраться.
Они подумали, посовещались, и  выбрали второе.
№№№№№

Надоело им по стране литературной путешествовать, и решили бесы  перебраться в сказочную страну. Разве не оттуда все когда-то начиналось, вот и давно пора   было им туда отправиться, к истокам тем самым. Ведь знали они, что сказка - это добрым молодцам ( т.е. чертям нашим) - урок настоящий,  и должны они усвоить этот урок. Им  надо бы на тот урок внимательнее посмотреть, и получше усвоить, отправимся и мы с ними в «Сказочную страну» да и посмотрим как и что там происходило и происходить могло.