Гоголевская весёлость… порождалась
состоянием крайнего уныния.
М.М. Дунаев [1]
Мне бы плакать, а я ржу.
М.К. Щербаков [2]
Интересно, что от перечитывания таких “проклятых” иной раз во мне начинает бурлить юмор. И тогда я продолжаю дополнять свою бесконечно разрастающуюся юмористическую повесть. Кстати, в сатанинском журнале “Nemesis” #37 в статье “Homo sаtanicus” написано, что у всех сатанистов повышенное чувство юмора. Поскольку с сатанистами я почти не общался, то не могу этого ни подтвердить, ни опровергнуть. А вот у меня – точно повышенное.
Что интересно, я всё время пыжусь встать в колонну, возглавляемую Лермонтовым, Бодлером, Леконтом де Лилем, Роллиной. А из-за своей юмористической повести попадаю к Ильфу с Петровым, Хармсу, Жванецкому. Бррр… даже не по себе от этого, неприятно как-то. Отвращение у меня к такому примитивному юмору. Юмору самодовольному, который настойчиво, даже надрывно ищет, над кем бы ещё посмеяться. Что ж, будет дополнительный повод к печали и унынию – обычному моему состоянию.
Хочу заметить, что помимо дурацкого юмора вышеозначенных личностей (в первую очередь моей), существует и благой юмор. Он виден у Достоевского, Лескова, Гоголя. Это дар!
А вот название одной из глав Лествицы – книги преподобного Иоанна Лествичника – “О любезном для всех и лукавом владыке, чреве”.
А сколько юмора можно встретить у преподобного Амвросия Оптинского! Он частенько “поучал народ народными же пословицами и поговорками с присущим ему юмором. Самую глубокую мудрость вкладывал он в меткие и остроумные слова, для более лёгкого усвоения и запоминания” [3].
А вот как шутил новомученик архиепископ Иларион Троицкий, когда, отбывая срок на Соловках, работал в рыболовецкой артели, состоящей из епископов и священников. Он переложил стихиру на праздник Троицы на новый лад: “Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот – богословцы рыбари показа” [4]. Для чего святитель Иларион так шутил? Для отгнания печали и уныния.
Преподобному Авраамию Хиданскому «однажды явился диавол в образе юноши и, умильно глядя на смиренного старца, произнёс слова Библии: “Блаженны непорочные…” [5] – “А коли непорочные блаженны, – спросил старец, перекрестясь, – чего ты их беспокоишь?” Бес оторопел от столкновения с чувством юмора (которого лишён, как и прочих добрых чувств) и от изумления сказал правду: “Чтобы отвлечь тебя от добрых дел”» [6].
(Однако в житиях святых свт. Димитрия Ростовского за 29 октября ответ прп. Авраамия в данном случае таков: «Пёс нечистый, преокаянный, бессильный и трусливый! Если ты знаешь, что “непорочные суть блаженны”, то зачем ты беспокоишь их? Ибо все надеющиеся на Бога и любящие Его от всего сердца суть блаженны и треблаженны», – где здесь юмор?)
Святитель Феофан Затворник в своих письмах не чуждался юмора.
Вывод: нужно различать юмор и смехотворство.
“Юмор – незлобивая насмешка, добродушный смех; проникнутое таким настроением отношение к чему-нибудь…” [7].
Смехотворство – “желание постоянно склонять людей к смеху, изыскивая для этого повод и причину. <...> Делает жизнь эмоционально бедной, т.к. смех умаляет всё то, на что направлен – с равным успехом и доброе, и злое. Противодействует серьёзности” [8].
Вот несколько примеров смехотворства.
На соборе Русской Православной Церкви 1917-1918 года обсуждался вопрос богослужения на русском, украинском и других языках. «Вопрос о переводе богослужения был отвергнут. Украинцы негодовали. Они стояли за перевод независимо от соображений эстетики. Их не коробил возглас “Грегочи, Дивка Непросватанная” вместо церковнославянского “Радуйся, Невесто Неневестная”» [9].
Иеромонах Серафим (Роуз) в своём труде “Душа после смерти” пишет: «“Встреча с другими” обычно происходит непосредственно перед смертью, но её не следует путать с другой встречей… встречей со “светящимся существом”. <...> Некоторые описывают это существо как “забавную личность” с “чувством юмора”, которая “развлекает” и “забавляет” умирающего… ПОДОБНОЕ существо … на самом деле удивительно похоже на тривиальных и часто “добродушных” “духов” на сеансах [спиритических], которые, без всякого сомнения, являются бесами» [10].
Я знаком с Terry – лидером всеандеграундно известной death-metal команды DARK RHAPSODY. Мы с ним не один вечер беседовали о литературе. Он пишет мрачноватые рассказы. А любимое его произведение – это “Золотой телёнок”. Тот самый “Золотой телёнок” Ильфа и Петрова, а не какой-нибудь андеграундный.
Сочетание и взаимосвязь депрессивной мрачности со скоморошьим дурачеством гениально изобразил Николай Гумилёв:
Мой замок стоит на утесе крутом
В далеких, туманных горах,
Его я воздвигнул во мраке ночном,
С проклятьем на бледных устах.
В том замке высоком никто не живёт,
Лишь я, его гордый король,
Да ночью спускается с диких высот
Жестокий, насмешливый тролль.
На дальнем утёсе, труслив и смешон,
Он держит коварную речь,
Но чует, что меч для него припасён,
Не знающий жалости меч.
Однажды сидел я в порфире златой,
Горел мой алмазный венец –
И в дверь постучался певец молодой,
Бездомный, бродячий певец.
Для всех, кто отвагой и силой богат,
Отворены двери дворца;
В пурпуровой зале я слушать был рад
Безумные речи певца.
С красивою арфой он стал недвижим,
Он звякнул дрожащей струной…
И дико промчалась по залам моим
Гармония песни больной.
«Я шёл один в ночи беззвездной
В горах с уступа на уступ,
И увидал над мрачной бездной
Как мрамор белый, женский труп.
Влачились змеи по уступам,
Угрюмый рос чертополох,
И над красивым женским трупом
Бродил безумный скоморох.
И, смерти дивный сон тревожа,
Он бубен потрясал в руке,
Над миром девственного ложа
Плясал в дурацком колпаке.
Едва звенели колокольца,
Не отдаваяся в горах,
Дешёвые сверкали кольца
На узких, сморщенных руках.
Он хохотал, смешной, беззубый,
Скача по сумрачным холмам,
И прижимал больные губы
К холодным девичьим губам.
И я ушёл, унёс вопросы,
Смущая ими Божество,
Но выше этого утёса
Не видел в мiре ничего».
Я далее слушать безумца не мог,
Я поднял сверкающий меч,
Певцу подарил я кровавый цветок
В награду за дерзкую речь.
Цветок зазиял на высокой груди
Красиво горящий багрец…
«Безумный певец, ты мне страшен, уйди».
Но мертвенно бледен певец.
Порвалися струны, протяжно звеня,
Как арфу его я разбил
За то, что он плакать заставил меня,
Властителя гордых могил.
Как прежде, в туманах не видно луча,
Как прежде, скитается тролль
Он, бедный, не знает, бояся меча,
Что властный рыдает король.
По-прежнему тих одинокий дворец,
В нём трое, в нём трое всего:
Печальный король, и убитый певец,
И дикая песня его.
В Гумилёвском безумном скоморохе я узнал себя. У меня, Ильфа с Петровым, сатанистов – смехотворство доминирует над юмором.
“Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю” (Рим. 7:19), – сказал апостол Павел. Точно про меня!
[1] Дунаев М.М. Православие и русская литература. М., 1997, т. 2, с. 88.
[2] Пошлый романс.
[3] Преподобные старцы Оптиной пустыни. Жития – Чудеса – Поучения. М. – Рига, “Благовест”, 1995, стр. 185.
[4] Польский М., прот. Новые мученики российские. Изд. Holy Trinity Monastery, Jordanville, N. Y. 1949. Т. 1, стр. 128.
[5] Пс. 118:1.
[6] Кротов Яков. В кругу святых. // Свет Евангелия. Российская католическая газета. №11 (209), 14 марта 1999 г., стр. 2.
[7] Толковый словарь русского языка. Под редакцией проф. Д.Н. Ушакова. М., “Терра”, 1996.
[8] Гурьев Н.Д. Страсти и их воплощение в соматических и нервно-психических болезнях. Изд. Макариев-Решемской обители. 1998, стр. 124.
[9] Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. М., 1994, стр. 274.
[10] Серафим (Роуз), иеромонах. Душа после смерти. СПб., “Царское дело”, 1995, стр. 36, 57.
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/11/13/1553
Следующая глава: http://www.proza.ru/2011/11/13/1638