Печаль - 12. Юмор

Игорь Орловский
                Гоголевская весёлость… порождалась
                состоянием крайнего уныния.
                М.М. Дунаев [1]

                Мне бы плакать, а я ржу.
                М.К. Щербаков [2]

Интересно, что от перечитывания таких “проклятых” иной раз во мне начинает бурлить юмор. И тогда я продолжаю дополнять свою бесконечно разрастающуюся юмористическую повесть. Кстати, в сатанинском журнале “Nemesis” #37 в  статье “Homo sаtanicus” написано, что у всех сатанистов повышенное чувство юмора. Поскольку с сатанистами я почти не общался, то не могу этого ни подтвердить, ни опровергнуть. А вот у меня – точно повышенное.

Что интересно, я всё время пыжусь встать в колонну, возглавляемую Лермонтовым, Бодлером, Леконтом де Лилем, Роллиной. А из-за своей юмористической повести попадаю к Ильфу с Петровым, Хармсу, Жванецкому. Бррр… даже не по себе от этого, неприятно как-то. Отвращение у меня к такому примитивному юмору. Юмору самодовольному, который настойчиво, даже надрывно ищет, над кем бы ещё посмеяться. Что ж, будет дополнительный повод к печали и унынию – обычному моему состоянию.

Хочу заметить, что помимо дурацкого юмора вышеозначенных личностей (в первую очередь моей), существует и благой юмор. Он виден у Достоевского, Лескова, Гоголя. Это дар!

А вот название одной из глав Лествицы – книги преподобного Иоанна Лествичника – “О любезном для всех и лукавом владыке, чреве”.

А сколько юмора можно встретить у преподобного Амвросия Оптинского! Он частенько “поучал народ народными же пословицами и поговорками с присущим ему юмором. Самую глубокую мудрость вкладывал он в меткие и остроумные слова, для более лёгкого усвоения и запоминания” [3].

А вот как шутил новомученик архиепископ Иларион Троицкий, когда, отбывая срок на Соловках, работал в рыболовецкой артели, состоящей из епископов и священников. Он переложил стихиру на праздник Троицы на новый лад: “Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот – богословцы рыбари показа” [4]. Для чего святитель Иларион так шутил? Для отгнания печали и уныния.

Преподобному Авраамию Хиданскому «однажды явился диавол в образе юноши и, умильно глядя на смиренного старца, произнёс слова Библии: “Блаженны непорочные…” [5] – “А коли непорочные блаженны, – спросил старец, перекрестясь, – чего ты их беспокоишь?” Бес оторопел от столкновения с чувством юмора (которого лишён, как и прочих добрых чувств) и от изумления сказал правду: “Чтобы отвлечь тебя от добрых дел”» [6].

(Однако в житиях святых свт. Димитрия Ростовского за 29 октября ответ прп. Авраамия в данном случае таков: «Пёс нечистый, преокаянный, бессильный и трусливый! Если ты знаешь, что “непорочные суть блаженны”, то зачем ты беспокоишь их? Ибо все надеющиеся на Бога и любящие Его от всего сердца суть блаженны и треблаженны», – где здесь юмор?)

Святитель Феофан Затворник в своих письмах не чуждался юмора.

Вывод: нужно различать юмор и смехотворство.

“Юмор – незлобивая насмешка, добродушный смех; проникнутое таким настроением отношение к чему-нибудь…” [7].

Смехотворство – “желание постоянно склонять людей к смеху, изыскивая для этого повод и причину. <...> Делает жизнь эмоционально бедной, т.к. смех умаляет всё то, на что направлен – с равным успехом и доброе, и злое. Противодействует серьёзности” [8].

Вот несколько примеров смехотворства.

На соборе Русской Православной Церкви 1917-1918 года обсуждался вопрос богослужения на русском, украинском и других языках. «Вопрос о переводе богослужения был отвергнут. Украинцы негодовали. Они стояли за перевод независимо от соображений эстетики. Их не коробил возглас “Грегочи, Дивка Непросватанная” вместо церковнославянского “Радуйся, Невесто Неневестная”» [9].

Иеромонах Серафим (Роуз) в своём труде “Душа после смерти” пишет: «“Встреча с другими” обычно происходит непосредственно перед смертью, но её не следует путать с другой встречей… встречей со “светящимся существом”. <...> Некоторые описывают это существо как “забавную личность” с “чувством юмора”, которая “развлекает” и “забавляет” умирающего… ПОДОБНОЕ существо … на самом деле удивительно похоже на тривиальных и часто “добродушных” “духов” на сеансах [спиритических], которые, без всякого сомнения, являются бесами» [10].

Я знаком с Terry – лидером всеандеграундно известной death-metal команды DARK RHAPSODY. Мы с ним не один вечер беседовали о литературе. Он пишет мрачноватые рассказы. А любимое его произведение – это “Золотой телёнок”. Тот самый “Золотой телёнок” Ильфа и Петрова, а не какой-нибудь андеграундный.

Сочетание и взаимосвязь депрессивной мрачности со скоморошьим дурачеством гениально изобразил Николай Гумилёв:

                Мой замок стоит на утесе крутом
                В далеких, туманных горах,
                Его я воздвигнул во мраке ночном,
                С проклятьем на бледных устах.

                В том замке высоком никто не живёт,
                Лишь я, его гордый король,
                Да ночью спускается с диких высот
                Жестокий, насмешливый тролль.

                На дальнем утёсе, труслив и смешон,
                Он держит коварную речь,
                Но чует, что меч для него припасён,
                Не знающий жалости меч.

                Однажды сидел я в порфире златой,
                Горел мой алмазный венец –
                И в дверь постучался певец молодой,
                Бездомный, бродячий певец.

                Для всех, кто отвагой и силой богат,
                Отворены двери дворца;
                В пурпуровой зале я слушать был рад
                Безумные речи певца.

                С красивою арфой он стал недвижим,
                Он звякнул дрожащей струной…
                И дико промчалась по залам моим
                Гармония песни больной.

                «Я шёл один в ночи беззвездной
                В горах с уступа на уступ,
                И увидал над мрачной бездной
                Как мрамор белый, женский труп.

                Влачились змеи по уступам,
                Угрюмый рос чертополох,
                И над красивым женским трупом
                Бродил безумный скоморох.

                И, смерти дивный сон тревожа,
                Он бубен потрясал в руке,
                Над миром девственного ложа
                Плясал в дурацком колпаке.

                Едва звенели колокольца,
                Не отдаваяся в горах,
                Дешёвые сверкали кольца
                На узких, сморщенных руках.

                Он хохотал, смешной, беззубый,
                Скача по сумрачным холмам,
                И прижимал больные губы
                К холодным девичьим губам.

                И я ушёл, унёс вопросы,
                Смущая ими Божество,
                Но выше этого утёса
                Не видел в мiре ничего».

                Я далее слушать безумца не мог,
                Я поднял сверкающий меч,
                Певцу подарил я кровавый цветок
                В награду за дерзкую речь.

                Цветок зазиял на высокой груди
                Красиво горящий багрец…
                «Безумный певец, ты мне страшен, уйди».
                Но мертвенно бледен певец.

                Порвалися струны, протяжно звеня,
                Как арфу его я разбил
                За то, что он плакать заставил меня,
                Властителя гордых могил.

                Как прежде, в туманах не видно луча,
                Как прежде, скитается тролль
                Он, бедный, не знает, бояся меча,
                Что властный рыдает король.

                По-прежнему тих одинокий дворец,
                В нём трое, в нём трое всего:
                Печальный король, и убитый певец,
                И дикая песня его.

В Гумилёвском безумном скоморохе я узнал себя. У меня, Ильфа с Петровым, сатанистов – смехотворство доминирует над юмором.

“Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю” (Рим. 7:19), – сказал апостол Павел. Точно про меня!


[1] Дунаев М.М. Православие и русская литература. М., 1997, т. 2, с. 88.

[2] Пошлый романс.

[3] Преподобные старцы Оптиной пустыни. Жития – Чудеса – Поучения. М. – Рига, “Благовест”, 1995, стр. 185.

[4] Польский М., прот. Новые мученики российские. Изд. Holy Trinity Monastery, Jordanville, N. Y. 1949. Т. 1, стр. 128.

[5] Пс. 118:1.

[6] Кротов Яков. В кругу святых. // Свет Евангелия. Российская католическая газета. №11 (209), 14 марта 1999 г., стр. 2.

[7] Толковый словарь русского языка. Под редакцией проф. Д.Н. Ушакова. М., “Терра”, 1996.

[8] Гурьев Н.Д. Страсти и их воплощение в соматических и нервно-психических болезнях. Изд. Макариев-Решемской обители. 1998, стр. 124.

[9] Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. М., 1994, стр. 274.

[10] Серафим (Роуз), иеромонах. Душа после смерти. СПб., “Царское дело”, 1995, стр. 36, 57.




Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/11/13/1553

Следующая глава: http://www.proza.ru/2011/11/13/1638