Юрка

               


Он появился на пляже года 2 назад .Не то – цыган ,не то – казак, чёрный ,лохматый, со спутанной гривой и заплетённой в косичку бородой .Народ поначалу принял его настороженно – много всякого сброда шастает по нашим полянам. Обычно он приезжал на велосипеде и стоял на берегу, молча наблюдая за купающимися . Потом он как-то потихоньку перебрался  к Мишке – Садовнику, где его взяла под крыло Людмила –мать всех сирых и одиноких .И тут он запел…  Запел, надо сказать , что –то совсем не пляжное – кажется что –то из Гершвина. Слишком сильный и слишком низкий голос неприятно диссонировал с окружающим легкомыслием – выглядел он как медведь в курятнике,  который, неизвестно почему, решил изобразить из себя петуха…Думаю, что к этому его побудило невыносимое одиночество и тоска. «Своим» он так и не стал – ни через год,
ни через 2, но шарахаться от него перестали. Пару раз он успел неудачно влюбиться,
Неудачно – потому, что был не в меру серьёзен и страстен – у нас из –за неразделённой любви не впадают в мрачное отчаяние – ну надраться могут, ну – пустить пьяную слезу…
  Потом, потеряв надежду найти общий язык с завсегдатаями, он смирился с положением полуизгоя , и  в основном – наигрывал что – то на своей семиструнке, сидя на пне в стороне от общей толпы . Судьба забросила его в Москву из Питера, а в Питер – из Ростова на Дону. То ли он всегда был одиночкой – то ли  стремился к этому в своих странствиях – только смотрелся он на пляже дико и не к месту.
Как- то, в одну из субботних пьянок, я спросила его, как он относится к Рубенсу – и он жутко обрадовался. Cлова полились из него потоком, отталкивая и перебивая друг друга, при этом он орал так, что через несколько минут я совершенно оглохла.
Говорить с ним было интересно, но диалог не получался –трудно говорить с человеком ,который слышит только себя.
Долгое время после этого я избегала общения, а потом как –то зимой он позвонил и позвал меня в гости. Cогласилась я с радостью – и от отпрысков устала, и о живописи мне поговорить было больше не с кем. Два часа дороги –и я оказалась на другом конце Москвы, в маленькой однушке, где комната была мастерской, а кухня с малюсеньким диванчиком – всем остальным. Там было так тесно, что даже повернуться друг к другу спиной не было возможности. Мы почистили селёдку и открыли бутылку водки  и говорили, говорили…  о Ван –Гоге и Брэйгеле, Гойе и Мунке, Киплинге и Чурлёнисе – обо всём и обо всех сразу, перебивая друг друга, ругаясь и не понимая друг друга.
Он проводил меня до метро ,полуоглохшую ,пьяную и злую, и я знала, что больше к нему не поеду.
Зима пролетела незаметно – за пустыми романами, детскими переделами  квартиры , от которых я чувствовала себя уже покойницей, и  вот я снова на пляже – с очередным кавалером.
Как всегда – Юрка бродил неприкаянно меж загорающих пар , останавливаясь надолго напротив меня -  ждал, не захочу ли я побеседовать – и я не удержалась. Всё – таки – он – талантливый художник и образованный человек Через полчаса мы уже с ненавистью орали друг на друга, а весь пляж с изумлением взирал на нас, Спутник мой попытался нас остановить – и чудом не был покалечен..   Наконец, через два часа судорожного ора, мне стало стыдно. Расстались мы холодно и враждебно.
Прошёл ещё месяц –или два – очередня гулянка закончилась пьяными слезами –  я понимала, что до дому мне не добраться – и единственная мысль, которая пришла мне в голову – это  доползти до Юркиной палатки – он тогда жил на пляже. Я доплакала оставшиеся слёзы на его груди и уснула по уши в песке.
А утром, охая и хватаясь за голову,сдуру вступила в очередной диалог о поэзии – и через час уже ехала домой, проклиная себя за неумение молчать. Он не оставил мне выбора – я или должна была согласиться с его мнением, или с тем, что я – круглая дура.
Наступила осень. И собираясь очередной раз на пляж – я позвонила – не весёлым друзьям – собутыльникам, не подругам и не многочисленным брутальным любовникам – я позвонила Юрке.  И через несколько часов, искупавшись  и выпив положенное, мы уже шли обратно – мы  решили пройти пешком пару остановок чтобы успеть доругаться до полного изнеможения – и всё уже было как надо.  Он громко орал –« На свете есть 2 мнения – моё и неправильное!», а я,воздевая палец кверху, орала ещё громче –« Да – да, вот это и есть гуна страсти и невежества!».