Я всегда считала, что самые мерзкие насекомые это тараканы. Уж такие они противные! И заразу разносят, а, главное, почти что неистребимы никакими доступными способами.
Теперь я знаю, что это не так… Гораздо хуже тараканов сверчки.
Потому что эти сволочи отличаются от прочей членистоногой братии тем, что легко и непринуждённо пожирают себе подобных. И ещё очень больно кусаются при попытке их отловить. Что, впрочем, вполне объяснимо…
В общем, про сверчков всё уже давно всем известно. Но есть некоторые вещи, которые мне, как профессиональному дилетанту, кажутся не вполне понятными. Во всех известных мне источниках – от Фабра до Фабри – содержится основанная на куче примеров следующая информация.
Ганглионарная нервная система характеризуется тем, что в памяти животного заложены определённые программы поведения, вызываемые к жизни специфическими раздражителями. И маломальское обучение насекомого возможно лишь в этих рамках. Всё, что не имеет аналогов тому, с чем животное сталкивается в естественной логике событий, ганглионарной системой практически не воспринимается и не «переваривается».
А тут… в общем, не то какое-то неизученное наукой сверхнормативное научение, не то хорошо известный всем русским принцип «жить захочешь – ещё не так раскорячишься».
Так уж получилось, что у меня дома вот уже два года как не переводятся сверчки.
Только не спрашивайте, кого я ими кормлю, потому как это раньше мы их лопали десятками. А теперь мы уже давно выросли и резко утратили интерес не только к живой пище, да и к еде вообще. Вот спячка у нас…
Но кушать всё-таки надо хоть иногда. В общем, последняя небольшая партия сверчков была закуплена два с половиной месяца назад.
Ели мы их уже мало и плохо. Сверчки исправно столовались морковкой и салатом (не считая безумных количеств рыбного корма, во избежание случаев каннибализма), пока деточка раз в неделю не снисходила до того, чтобы сжевать штучку-другую…
К концу октября из всего закупленного количества остался один. Его товарища доели сразу, а этот выпрыгнул из своей банки в террариум и быстренько скрылся в неизвестном направлении из-под носа зевающего хищника.
В принципе, это не особенная беда: найти сверчка в хорошо освещённом пространстве сорок на восемьдесят, пусть даже и среди вороха светлых опилок, - задача несложная. Супруг мой раз десять или пятнадцать находил последнего героя, не просто уцелевшего в процессе планомерного геноцида, а ещё и сумевшего сохранить при себе все ноги, и предлагал его ящерке. Но тягаться ли избалованному, выкормленному с рук, да ещё и сонному ребёнку по скорости реакции с добычей, явно заинтересованной не только в сохранении собственной жизни, но и в произведении потомства!
Все два месяца своего добровольного заключения в террариуме эта тварь с наступлением ночи неукоснительно вылезает из своего хитрого убежища и заводит неизменную брачную песню. На что он надеется? Трудно сказать. Я совершенно точно знаю, что, пока эта скотина не издохнет сама или не будет, наконец, съедена малышом, никаких друзей и подружек в нашем доме не будет. Скорее всего, до весны…
Но инстинкты – великая сила. Самец может променять полноценный рацион на глоток свободы, а вот от своей биологической сущности не откажется никогда.
Когда я подхожу к террариуму, то вижу и этого паразита, неустанно топорщащего крылышки на верхушке бревна, и моего детёныша, безразлично свернувшегося под любимым черепком. Глажу малыша по тому месту, до которого достаю рукой, а паразиту задаю риторический вопрос: «Когда же ты, наконец, заткнёшься?!». Просто потому, что своим однообразным пиликаньем он жутко мешает мне спать по ночам, да и вообще, уже совсем достал.
Но эта тварь смотрит на меня с вызовом, будучи готова дать мне достойный отпор.
А вот когда к террариуму подходит мой муж… Тогда сверчок НЕМЕДЛЕННО сигает с насиженного места и молниеносно закапывается в опилки так, что его решительно невозможно там отыскать. За то время, как это насекомое ведёт свою партизанскую войну, оно наловчилось петь прямо из-под опилок. Очевидно, пока я, ориентируясь на звук, перекапываю опилки, сверчок, не замолкая, потихоньку переползает с места на место. Отыскать и поймать его невозможно…
Да я уже и не пытаюсь. Мне просто интересно – неужели он так хорошо научился нас различать? Интересно, чего именно я в этой зоопсихологии не понимаю…
Или это не я одна такая :-)