ОТ АВТОРА, ИЗДАТЕЛЯ И СОСТАВИТЕЛЯ:
(ссылка на источник обязательна)
Двенадцать лет ушли на то, чтобы собрать материалы для книги, обработать их на компьютере, систематизировать, внести редакцию и корректуру.
В 2004 году вышел первый сборник под названием «Гурьев. Своими словами».
В новой редакции 2010 года книга вышла уже под названием «Город у светлой реки».
И вот, наконец, нынешняя окончательная третья редакция сборника под всеобемлющим и лаконичным названием «Старый Добрый Гурьев».
«СДГ» — это коллективный труд горожан и гостей города. Среди них: учёные и путешественники, писатели и журналисты, историки и литераторы, ветераны войны и труда, писавшие когда-то о нашем городе и крае.
Уникальное собрание очерков и публицистики повествует о становлении города, его истории, быте и культуре народов, проживавших в Гурьеве с середины XVII до конца XX столетия.
Я намерено не касался современной истории города. Её напишут последующие поколения земляков. Как она будет написана и кто станет её летописцами не так важно. Важно то, что все они, так или иначе, будут опираться на бесценный опыт наших соавторов. И в этом главное предназначение настоящего сборника. Ибо, память — священна… А связь времён — это самый короткий путь познания истины.
Валентин ТАРАБРИН: историк, член Союза журналистов России и Российского союза писателей.
ПРЕДИСЛОВИЕ
СВЯЩЕННЫЕ УЗЫ
Город Гурьев связан с Москвой исторически.
Основанный в 1640 году купцом Михаилом Гурьевым, он оказался в ряду тех городов, что возникли в ходе борьбы московских князей с казаками.
В 20-х годах XVII века на Яике (Урале) возник первый учуг — устройство из жердей, предназначенное для задержания рыбы (главным образом осетровых пород), поднимающейся вверх по реке во время нереста. С этого времени яицкие рыбные промыслы сдаются на откуп.
В 1640 году такой откуп достался гостю М. Гурьеву, который построил в устье реки деревянный острог, получивший впоследствии его имя. С этого момента и ведет свою историю город у светлой реки
В 1645 году правительство отдало М. Гурьеву промыслы и Эмбинские рыболовные воды в безоброчное владение на 7 лет с условием, что он построит около учуга каменную крепость.
Сооружение крепости началось 6 июня 1647 года. Строительство продолжалось несколько лет, причем М. Гурьев затратил на него около 290 тысяч рублей. Противопоставив Гурьев-городок яицкому казачеству, правительство подчинило его астраханскому воеводе, и он оказался в составе Астраханского края.
На формирование социальной структуры города Гурьева серьезное влияние оказала внутренняя экономическая политика Москвы. Так, значительную часть населения Гурьева составляли записные ремесленники и приписанные к государственному хозяйству люди. Особый разряд составляли рыбные ловцы. Они работали на казенных и дворцовых рыбных промыслах.
Московское правительство придавало Гурьеву значение не только как промыслу, но и как военному форпосту, не останавливаясь ни перед какими трудностями и затратами, которые возникали в связи со снабжением крепости. Для ее охраны сюда присылались астраханские и красноярские стрельцы.
В результате административно-территориальной деятельности московского правительства сложилась особенность Гурьева как города. В Гурьеве посадской общины не было, и потому ни в реестре городов, ни в регламенте главного магистрата он не упоминается.
В 70-е годы XVII века Гурьев начинает приобретать значение не только как форпост и промысел, но и как транзитный центр на торговом пути Москвы со странами Востока. В то время в Москве знали два пути в Индию. Один из них шел в обход Каспийского моря через Гурьев, Эмбу, плато Устюрт, в Хиву и далее.
Таким образом, Московское государство в XVI — XVII вв. сыграло решающую роль в истории возникновения и развития города Гурьева и края.
ГЛАВА I. И ВСТАЛ ГОРОД ГУРЬЕВЪ
У ПОРОГА БУДУЩЕГО ГОРОДА
Х. Мухаметов, кандидат исторических наук
Х. Табылдиев, кандидат исторических наук
Несколько столетий назад на месте современного города Гурьева плескались волны громадного Хвалынского (Каспийского) моря.
Постепенно море отступало всё дальше и дальше на юг, а вслед за ним, вбирая в себя воды мелких рек и озёр, величественно и широко несла в него свои воды река… У её берегов всё чаще и чаще слышались голоса людей. Кто-то из первопроходцев называл её Жайык (Яик). И пошло из уст в уста, от народа к народу это первое название реки. Дело в том, что слово это тюркского происхождения, означавшее особенное, удобное, памятное место. И действительно, Яик с его прибрежными лесами, пастбищами и рыбой был очень удобен для стоянок кочевых племён.
Река Яик и восточное побережье Каспия были известны на Руси с самых древних времён. Здесь проходили торговые пути, связывавшие обширное Древнерусское государство с мусульманским Востоком. Уже в X веке киевские князья пытались установить дипломатические связи с Хорезмом.
В XI — XII веках торговля Руси со Средней Азией осуществлялась по сухопутным и морским дорогам через низовья Яика и полуостров Мангышлак.
В начале XIII века на Прикаспии появились монголы. Одна из русских летописей сообщает о поражении булгарских сторожевых отрядов в сражении с монголами в 1229 г. на Яике. В 1236 г. огромное монголо-татарское войско Батыя пересекло прикаспийские степи и двинулось на завоевание Европы. После захвата русских земель монголо-татары основали на Нижней Волге новое государство — Алтын (Золотую) Орду. Прикаспий стал частью его территории. В период господства Золотой Орды в бассейне Яика продолжали кочевать башкирские и кипчакские племена.
Золотая Орда имела обширные экономические связи. Реку Яик неоднократно упоминают в своих путевых записках средневековые западноевропейские купцы, миссионеры, послы. Через Прикаспий в разные годы проследовали: посол Римского папы Палацио Карпини (1246 г.), посол французского короля фламандец Виллем Рубрук (1253 г.), итальянцы, братья Николо и Матео Поло, отец и дядя знаменитого Марко Поло.
В 1333 году в Прикаспии побывал известный путешественник из Марокко, странствующий купец Ибн Баттута. В своём дневнике он записал: «Из Сарая (на Волге) мы ехали 10 дней и прибыли в город Сарайджук (Сарайчик). Он лежит на берегу Улысу (Яик) … оттуда мы ехали 30 дней быстрой ездой до Хорезма…». Упоминающийся в записках Ибн Баттуты Сарайджук или Сарайчик — город Золотой Орды на торговом пути между Западом и Востоком. Сарайчик, называвшийся также Малым Сараем (по аналогии с бывшим Сараем-городом Сарай- Бату, столицей Золотой Орды), — самый первый и крупный город в Прикаспии, богатый награбленным добром, скотом и рабами. Славился он роскошными дворцами, гаремами военачальников.
В XIII — XV веках, более двух веков, территория современной Гурьевской области входила в состав Золотой Орды.
В первой четверти XVI века далеко за границами русского государства, на берегах полноводной реки Яик, появились русские вольницы, которые не хотели признавать над собой чьей-либо власти — ни царской, ни ханской. Первыми русскими поселенцами были волжские казаки. Согласно преданиям, первый отряд казаков, человек 40, поселился на Яике около 1520 года. Казаки проникали на Яик через низовья Каспия, находя здесь ценные промыслы и богатую добычу. Русские люди шли сюда со всех сторон Московского государства. Шли пешие и конные. И зазвучала над величественным Яиком русская речь!
Ногайские ханы не хотели смириться с заселением Яика русскими. Ногайский князь Урус доносил Ивану Грозному, что на Яике появились казаки (человек 600—700) и «поставили город большой».
К восьмидесятым годам XVI века яицкая вольница была уже настолько сильна, что казаки сумели не только пробить, но и навсегда очистить себе дорогу к Каспийскому морю.
В 1580 году они уничтожили последний оплот Ногайской орды в низовьях Яика — столицу ханства город Сарайчик. Теперь казаки стали полновластными хозяевами этой, как говорили они, «запольной реки», так как была она за полем, за границами русских земель. Так «запольная река» стала колыбелью русской вольницы. Яицкие казаки едут в Москву просить подданства. Так граница Московского государства продвинулась до Яика. Это связано и с освобождением Руси от монголо-татарского ига, с ослаблением татарского могущества за границами русских земель, а также с усиливающейся феодальной эксплуатацией народных масс внутри Московского государства. Всё это содействовало проникновению свободолюбивых русских людей вглубь территории ослабленного врага.
Русские бежали туда не для грабежа и разбоя. Яик был сравнительно далёк от царских бояр, воевод и духовенства. Этот край, исключительно щедро наделённый природой, мог дать измученному вековой эксплуатацией народу безбедное, вольное, независимое житьё.
К концу XVI — началу XVII веков казачьи поселения расположились по всему Яику, от прибрежных морских островов (Каменный, Пешной, Городище, Гогольские, Камынин и другие) до района современного города Соль-Илецка. Каждое из них насчитывало от 300 до 700 человек. В 1586 году казаки построили городок Кош-Яик (по-казахски Кос-Жайык). Ногайцы неоднократно осаждали этот первый русский городок, но взять им его не удалось.
Ряды яицкого казачества быстро росли, расширялась его территория. Московские цари предпринимали попытки привлечь казаков на свою сторону, чтобы использовать их против степных кочевников, и яицкие казаки были участниками всех войн, которые вело русское государство. В первое время они даже сами вызывались на службу.
Первая служба яицких казаков московскому правительству относится к 1591 году. С этого года официально признано существование Яицкого казачьего войска. Но в преданиях и песнях говорится, что они несли службу ещё в 1380 году, участвуя в войсках Дмитрия Донского в Куликовской битве, а в 1552 году вместе с войсками Ивана Грозного брали Казань. В 1632—1634 годах они защищали Смоленск от польской шляхты, а в 1695—1697 годах сражались под Азовом. За этот поход казаки получили десять боевых знамён.
С подчинением яицких казаков московским царям утрачиваются их самоуправление и самостоятельность. Московское правительство постепенно начинает ликвидировать автономию казачьего войска и осуществлять сначала военное, а потом и административное руководство жизнью казаков. Однако, не достигнув поставленной цели, правительство прибегло к помощи ярославских предпринимателей Гурьевых, намеревавшихся завести на Яике рыбные промыслы и развернуть широкую торговлю с Востоком.
Русское правительство решило в то же время воздвигнуть на Яике и на полуострове Мангышлак укрепления для охраны торговых караванов и посольств. С просьбой о постройке крепости на Мангышлаке в Москву неоднократно обращались и правители среднеазиатских государств. И вот в начале XVII века на Яик приезжают специалисты, изучают здешнюю местность. Однако в условиях продолжавшейся упорной борьбы на Западе казна не располагала достаточными средствами для осуществления строительства, и поэтому основной надеждой правительства остаются Гурьевы, услугами и капиталами которых предполагалось воспользоваться, предварительно заинтересовав их перспективой создания рыбопромысловых предприятий на Яике.
Гурьевы происходили из посадских людей г. Ярославля, разбогатевших на торговле сибирской пушниной. Основателем капиталов был глава семьи Гурий Назарьев. Особенно же они выдвинулись в торговом мире. После получения в начале века почётного звания московских гостей за патриотические услуги в борьбе против польско-шведской интервенции они выдвигаются в торговом мире. Старший сын, Михаил Гурьевич, помогал материально народному ополчению, выступавшему под предводительством К. Минина и Д. Пожарского.
Брат Гурия Назарьева, Дружина, принимал непосредственное и весьма активное участие в борьбе против польских феодалов.
В начале XVII века Гурьевы уже занимали самые высокие места в лестнице финансовой и торговой администрации в Москве, Архангельске и Астрахани. Они и стали главными основателями будущего города.
1993
УЧУЖНЫЙ СТАН НА ЯИКЕ
Х. Мухаметов, кандидат исторических наук
Ещё в начале 90-х годов XVII века начальство Яицкого войска обратилось к царскому правительству с просьбой об открытии учугов. А поскольку к тому времени на Нижнем Яике господствовали дворцовые рыбные промыслы, то решение этого вопроса затягивалось.
В связи со строительством новой Нижнеяицкой укрепленной линии царская администрация предложила Яицкому войску в 1743 году «построить два городка своим коштом и содержать своим войском». Эти два городка были построены казаками у урочищ Кулагино и Калмыково Яров. За это Яицкое войско в виде компенсации просило «отворить им в Гурьеве учуг из настоящего Яика реки течением от обоих берегов… по восьми сажень…».
В виде вознаграждения яицким казакам правительство распорядилось 18 марта 1743 года открыть Гурьевский учуг. Это значительно активизировало рыбопромысловую деятельность яицких казаков. Однако распоряжение правительства администрацией казенных рыбных промыслов выполнялось непоследовательно, допускались злоупотребления. Во второй половине 1747 года военный губернатор Оренбурга И. И. Неплюев в письме астраханскому губернатору сообщал, что для усиления охраны г. Гурьева, казенных рыбных промыслов от Яицкого войска командирован казачий отряд в составе 25 человек. В дополнение к этому отряду из Астрахани в Гурьев был направлен отряд астраханских и красноярских казаков. В феврале 1748 года военная коллегия циркулярным письмом Яицкому войску предписала немедленно выслать дополнительно еще 25 человек казаков «и быть так до вскрытия реки, дабы иногда за малоимением тамо, при Гурьеве, казаков не причинялось какого интересам императорского величества предосуждения». Самодержавие принимает и более кардинальные меры. Царское правительство по ходатайству Военной коллегии приказало Яицкому войску поселить в Гурьеве из яицких казаков сто семей или ежегодно содержать в городе в дополнение к гарнизону солдат 100 казаков «доброконных и оружейных… для непропуска воровских киргиз-кайсацких партий…». В марте 1749 года войсковое начальство командировало в распоряжение гурьевского коменданта отряд в сто человек. Несмотря на эти меры, распоряжение об открытии учугов нередко нарушалось. Казачья станицa, посетившая Гурьев в феврале 1750 года, обнаружила, что «в гурьевских учугах не существует того отлова, который был предписан правительством».
Одновременно самодержавие изыскивает более основательные пути для укрепления своих позиций в бассейне Яика. С этой целью правитель края И. И. Неплюев на основании предписания правительства в ноябре 1748 года посетил Яицкий казачий городок: «впредь на надежном основании с собственною их пользою содержать яицких казаков».
В результате этой поездки И. И. Неплюев представил в Сенат свое предложение — заселение и оборону Нижнеяицкого укрепления поручить яицким казакам, а в порядке вознаграждения отдать им Гурьевские учуги, пользование которыми приведет Яицкое войско «…в лучшее состояние, а следовательно, принесет службой своей пользы», а также «…усилить промышленность и торговлю умножением десятой части рыбного сбора в Самаре и Сызрани», через которые казаки возили рыбу в центральные губернии России. Кроме того, яицкие казаки собственным коштом построят на пограничной линии промежуточные опорные пункты. Сенат принял предложение И. И. Неплюева и разрешил казакам селиться ниже Яицкого казачьего городка сначала в двух пунктах — городках Кулагино и Калмыково.
После этого Военная коллегия обратилась к правительству с предложением отдать Гурьевские учуги в аренду Яицкому войску.
В середине марта 1751 года были объявлены торги на Гурьевские учуги, а 25 мая 1752 года издан Указ Сената на передачу Гурьевских учугов Яицкому войску в откупное содержание за 5406 рублей в год. В том же году Гурьевские учуги были разобраны яицкими казаками.
Около Яицкого казачьего городка в 1743—1748 гг они соорудили наподобие Гурьевского свой учуг. Пользуясь покровительством верховной власти, яицкие казаки во второй половине XVIII века значительно активизировали промысловую эксплуатацию рыбных богатств Яика. В течение года они производили лов рыбы три раза. В мае плавными сетями они ловили севрюг, «…коих иногда на той линии вылавливалось очень много». По свидетельству самих яицких казаков, весенний улов в начале 70-х годов XVIII века доходил до 800 тысяч штук севрюги, и добывалось более 150 тысяч пудов икры. По документам архивов, только севрюжья плавня давала прибыли не менее 24-х тысяч рублей серебром, другой лов — также сетями осетров и белуг осенью, а третий — зимой — багреньем одних только осетров.
Согласно сенатскому Указу яицким казакам запрещался лов рыбы в Гурьеве и близ него, где были казенные рыбные промыслы, не разрешался вывоз рыбы и рыбной продукции для продажи в Астрахань, чтобы не допустить убытков казне. Исключение допускалось для калмыков, кочевавших около Гурьева и не имевших другой возможности прокормить себя.
Рыбу и ее продукты рыбопромышленники Гурьевы вывозили на морских судах — паузках, стругах — в Астрахань, а оттуда в города центральной России. По утверждению М. Гурьева, основателя Усть-Яицкого Каменного городка, казна только за 27 лет (1640—1667 гг.) получила чистой прибыли в виде пошлины и поставок икры с яицких промыслов 500 тыс. рублей серебром. По тому времени, когда цены на товары были сказочно малы, это была огромная сумма. Об этом же свидетельствует и жалованная грамота царя от 4 декабря 1679 года, выданная М. Гурьеву, в которой отмечалось: «…а в нашу великих государей казну от того их (Гурьевых) нового завода яицкого учуга учинилось денежной казне откупу и в икряном промыслу и в пошлинах во всех городах многие прибыли и впредь та прибыль от того яицкого учуга в нашу казну стала быть прочна».
Во французском коммерческом словаре XVIII века говорится, что яицкая и волжская красная рыба «расходится в России… но паюсная икра в немалом количестве отправляется в разные европейские страны, а особливо в Италию и Францию…».
Монополизировав природные богатства Нижнего Яика и Северного Каспия, казна становится крупным торговым партнером в Западном Казахстане, положив начало государственной торговле рыбой, ее продуктами, солью. Рыбы вылавливалось очень много. Только за рыбопромысловый сезон (март — сентябрь) 1718 года было добыто 8144 штуки красной рыбы. В летнюю навигацию этого года с дворовых рыбных промыслов на Яике согласно приходно-расходной книге целовальниками было отправлено к царскому двору и на рынки центральных губерний белуг — 4870 штук, осетров — 3441, урлюка — 35, севрюг — 16900, икры паюсной — 115 бочек и других рыбных продуктов. Большое количество рыботоваров хранилось на складах.
Реализацию красной рыбы, в основном севрюги, с промыслов Яика частным лицам производила Астраханская рыбная контора, образованная в 1718 году. География покупателей была весьма обширной — это купцы Астрахани, Красного Яра, малороссияне, яицкие казаки, калмыки. В их числе значатся крестьяне княжны М. Черкасской, купцы крепости Святой Анны, бухарского двора.
В беляшное время, когда не хватало рабочих рук, с промыслов Яика продавалась частным лицам свежая икра. За недостатком на учугах работных людей купцы обязаны были из «учужной забойки багрить своими наемными людьми, своими инструментами…» то количество и породу рыб, которая была указана в ордере конторы. Только с 13 апреля по 25 мая 1747 года с казенного плота промыслов было продано около 60 тыс. штук севрюги. Весной 1748 года 10 астраханских купцов обратились в указанную контору с просьбой продать им 50 тыс. штук рыбы. В мае того же года купец А. Кулпин купил 20 тыс. свежей севрюги с икрой. В июне 1750 года красноярский купец М. Тутаринов купил с казенных рыбных промыслов свежей севрюги 6 тыс. штук, из которой было изготовлено паюсной икры 30 бочек весом 750 пудов и две бочки зернистой икры весом 51 пуд. Рыбу и ее продукты купец отправил на «…своих трех лодках однодеревках» с приказчиком в г. Воронеж. Тогда же приказчик красноярского купца Ивана Ганюшкина (основатель с. Ганюшкино Денгизского района) купил 3 тыс. штук севрюги. С промыслов Яика продавалась и соленая красная рыба, ее полуфабрикаты. 30 июня 1750 года посадский человек г. Мурома (Московской области) через своего приказчика купил коренных (т. е. соленых) 330 белуг, 608 осетров, 500 севрюг, а ямщик из этого же города М. Абляев — коренных 300 белуг и 12 тыс. севрюг.
Акватория Нижнего Яика, где находились рыболовные учуги, промысловые станы, являлась монополией казны. Свободный лов рыбы в водоемах промыслов категорически запрещался. Архивный документ гласит: «а ежели кто, приехав из Астрахани, весною или в осень без головной памяти (т. е. письменного разрешения) и станет рыбу ловить, то тех людей отыскав, прислать в Астрахань в рыбную контopy под караул». Таким образом, эксплуатация несметных рыбных богатств Яика осуществлялась хищническим способом добычи красной рыбы с помощью учугов и других подобных устройств (глушак и т. п.). Пользуясь покровительством верховной власти, получив Гурьевские учуги в откупное содержание, яицкие казаки ликвидировали их, значительно расширив этим акваторию промысловой эксплуатации природных богатств Яика.
Политика самодержавия, в сущности, антинародная, объективно способствовала развитию производительных сил и сближению трудящихся масс разных народов региона.
1990
И УСТРОИТЬ ЗДЕСЬ ГОРОД КАМЕННЫЙ
В. Болдырев, доцент Атырауского университета
Наш город еще не стар, но по меркам возраста город уже не молод, набирает четвертую сотню лет (его юбилей мы отмечаем сегодня, как обычно, в октябре). Основан он был купцами Гурьевыми и получил название по их имени. Хотя город пять лет назад переименован, но имя Гурьевых он носил 350 лет — большой отрезок исторического времени.
А вот в это время, на мой взгляд, интересно заглянуть, как и чем здесь жили люди прежде. Мне показалось интересным заглянуть в это дальнее далеко глазами известных писателей и путешественников.
Первоначально построили деревянный, а потом и каменный острог, призванный защитить от яицких казаков торговые пути на море. В романе А. Чапыгина «Разин Степан» о начале нашего города сказано так: «От царя-государя и великого князя всея Руси Михаила Федоровича на Яик-реку строителю-купчине Михаилу Гурьеву и работным людям всем.
На реке на Яике устроить город каменный мерою не менее четырех сажен. Четырехугольный, чтоб каждая стена была по ста сажен в пряслах между башнями. По углам сделать четыре башни, да в стенах меж башен поровну по пятидесяти сажен. В двух башнях быть двум воротам, а сделать тот каменный город и в ширину, и в толщину с зубцами, как Астраханский каменный город. Стену городовую сделать в толщину в полторы сажени, а в вышину и с зубцами четырех сажен, а зубцы по стене в одну сажень, чтоб из тех башен в приход воинских людей можно было очищать на все стороны.
А ров сделать около того города — копатиновый и со всех сторон от Яика-реки, по Яику-реке сделать надолбы крепкие, а где был плетень заплетен у старого города, там сделать обруб — против того, как сделан в Астрахани. А на той проезжей башне Яика-города сделать церковь шатрову во имя Спаса нерукотворного, да в верхних пределах апостолов Петра и Павла, а башни наугольные сделать круглые».
План постройки крепости был внушительным, и когда он воплотился в жизнь и восставшие крестьяне Степана Разина подступили к городу, он оказал на них впечатление неприступности. Об этом хотя и кратко, но достаточно сказано А. Чапыгиным, через восприятие одного из разинцев: «Сатана попадет в этот Яик! Стена, рвы надольные да высоченные, ворота с замком. А глянь — надолбы из дуба сложены, в обхват бревно».
Известно, что взять Гурьев удалось только путем хитрости, и в 1667—1668 годах город находился в руках Степана Разина. Это событие нашло отражение в известном романе Степана Злобина «Степан Разин». В нем подчеркнуты нелегкие климатические условия Прикаспия: «Казаки Яицкого городка постоянно выезжали в разъезды по берегу „для вестей“ из степных просторов… Воздух над низкой, холмистой степью был раскален и строился прозрачным течением, как над огнем костра». Даже дремотный ветер, едва тянувший с устья реки, от моря, не приносил прохлады, хотя солнце уже опускалось к закату… Высокие и широкие городские стены были накалены солнцем. Раскаленные пушки молча глядели с раскатов в мирную ширь степей, в густые заросли камышей, тянувшиеся по Яику до самого моря. Вокруг, до краев небосклона, не было видно ни паруса, ни человека.
…В мертвой степи только у самой городской стены, на берегу Яика, утопающего в шелестящих зарослях камышей, купаясь, по-воробьиному щебетали загорелые ребятишки.
Томила духота. Раскаленный город не охладился и ночью. Пыль и дым увеличивали томление. Набитые песком рты пересыхали. Скупой трудный пот выступал мелкими каплями на закопченных лицах». Не правда ли, до боли знакомая и ощутимая каждым жителем нашего городка летняя пора?
Прошло полвека, и направлявшаяся по приказу Петра I экспедиция генерала Бековича зимовала в Гурьеве. О пребывании в нашем городе Бековича рассказали Ю. Семенов и А. Горбовский в книге «Без единого выстрела».
«Снега в ту зиму в Гурьеве почти не было. Ледяной ветер кружил пыль и песок меж редких домов и по пустынному берегу. Бесприютным и диким представал непривычному глазу этот край: летом — испепеляемый зноем, зимой — истребляемый лютой стужей. Ни деревца не росло окрест безотрадной этой земли, ни кустика. Каждую поленницу дров нужно было вести из безлесной Астрахани морем. Но зимой море было скованно льдами, осенью штормило, выбрасывая шхуны на бесчисленные предательские мели, летом же царил такой зной, что невозможно было и подумать, что когда-то придет зима, настанет холод и понадобятся дрова. Стоило выйти на улицу и осмотреться вокруг, как взгляд невольно возвращался к косогору со свежими крестами на нем. Потому что больше не на чем было остановиться взгляду. И над всем этим висело огромное серое небо с низкими, бегущими по нему облаками. Все считали дни, ожидая, когда придет недолгая степная весна и посольство сможет отправиться в путь. Только бы начать движение, только бы сняться с гибельного этого места».
И вот приходит весна, особенная, здешняя… Казалось, в один день и в одну ночь зазеленела под Гурьевом степь, предвещая коням обильный корм. но жители этих мест не знали, что это ненадолго. Пройдет положенный, заведенный порядком срок, подсохнут, пожухнут травы. Станет желтою степь и серой, до будущей весны и другого года».
Прошло еще несколько десятилетий, и наш город посетил, навестив проживавшего здесь Г. С. Карелина, исследователь Кара-Бугазского залива И. М. Жеребцов. Вот он идет по улицам Гурьева в середине прошлого века, и в изображении замечательного мастера слова, любившего и знавшего наш край,
К. Г. Паустовского, это выглядит так: «Дома из серого кирпича лежали кособоко, как умирающие старухи. Пахло ржавой рыбой и куриным пометом, ветер порошил глаза всяческим сором».
1920 год. И уже сам писатель приплывает к Гурьеву: «Пароход вплывает в узкий приток между высокими камышами Урала, и лишь к полночи сквозь пыль, висящую в воздухе, загораются светофоры в городке «Эмба-Нефти». Против него, на правом берегу Урала, сонно моргает окнами Гурьев.
Пахнет рыбой и горелой травой. Пароход будит город плачущим визгом гудка и наваливается на пустынную пристань. Утром я увидел за Уралом весь городок «Эмба-Нефти». Казалось, что на азиатском берегу — его здесь зовут бухарской стороной — села несметная стая белых птиц. Все дома были как бы слеплены из снега. весь городок построен из прессованного камыша, даже трехэтажное здание треста. Сверху камыш оштукатурен и закрашен мелом».
Много воды пронес седой Урал мимо Гурьева-Атырау, многое изменилось к лучшему, многому еще желательно измениться. Но как бы там ни было, это наша река, это наш город. И мы его любим.
1996
ГУРЬЕВСКАЯ КРЕПОСТЬ
Х. Мухаметов, кандидат исторических наук
Х. Табылдиев, кандидат исторических наук
В 1753 году город Гурьев со своими прилегающими крепостями, форпостами и селениями по нижнему течению Яика был передан из Астраханской в Оренбургскую губернию и причислен к владениям Яицкого казачьего войска. Капитан Залесский, назначенный комендантом Гурьевской крепости и гарнизона, доносил оренбургскому военному губернатору И. И. Неплюеву о сильной обветшалости крепостных сооружений, сообщая о Гурьеве, что это «город каменный, весьма ветхий…». Поэтому в канцелярии оренбургского губернатора была составлена смета восстановительно-ремонтных работ Гурьевской крепости.
Зимой 1754 года в г. Гурьев был командирован инженер-капитан Назимов для руководства над восстановительными и ремонтными работами. Прежде всего взялись за разобранные каменные стены. Причины преждевременного разрушения стен и сооружений крепости объяснялись слабостью грунта и фундамента, который «размок и развалился». Назимов просил губернатора дополнительно вместе с солдатами гарнизона назначить для ремонтных работ яицких казаков. И так в середине 1764 года военная коллегия принимает меры к усилению военного гарнизона города. Оренбургская канцелярия обратилась в Астрахань о доставке в Гурьев «надлежащего числа лесу водным путем» для строительства казарм. Начальник гарнизона капитан Хиряков получил приказ составить смету строительства казарменных и других помещений и командировать в Астрахань специально нарочного для закупки лесоматериалов. Казармы и другие служебные помещения были построены к зиме 1765 года. Академик П. С. Паллас, посетивший Гурьев летом 1769 года, отмечал изменения в облике крепости и её сооружениях по сравнению с первоначальной застройкой. Он писал: «В крепости сделаны одни только ворота на восточной стороне, к реке Яику. На той же стороне находится часть старинной каменной стены, которая захвачена в новое крепостное строение. Она вышиной была выше двух сажен и сложена из толстых кирпичей; но ныне от солоноватого основания, внизу так осыпалась, что скоро отвалится». В то же время ученый отмечал, что Гурьевская крепость, исключая Оренбург, перед всеми лежащими по Яику крепостями имела преимущество.
Гарнизон Гурьева формировался из числа астраханских, красноярских, московских, казанских стрельцов. Стрельцов, посылавшихся на «годовалую» службу на Яик для охраны города, рыбных промыслов, судов, торговых путей и караванов называли «годовальщиками» астраханскими, московскими и т. п. Гарнизон обычно колебался от 200 до 550 стрельцов. Рыболовство по реке Яику, кроме его устья, в протоках, озерах являлось одной из первых привилегий, предоставленных яицким казакам царизмом.
В то же время Указом царского правительства от 30 сентября 1732 года кочевым народам — калмыкам, башкирам, казахам — запрещалась рыбная ловля в Яике.
Через десять лет самодержавие запретило казахам кочевать вблизи Яика и строящихся крепостей и форпостов. Эти меры способствовали обострению межнациональных отношений кочевых народов региона с яицким казачеством. Выражением протеста антинародной политики царизма «разделяй и властвуй» являлось нарушение декретов правительства. Казахи хотели уничтожить казачьи хутора и поселения в бассейне Яика. Поэтому в первой половине 1721 года астраханский губернатор ходатайствовал перед военной коллегией о необходимости «держать в городе Гурьеве, что на устье Яика и где лучшие рыбные промыслы, не менее батальона, так как каждый год нападают киргизы (казахи) и берут на промыслах людей, а иногда и разоряют и самые промыслы, которые ими неоднократно были сожжены, оборонять же их было невозможно». Согласно Указу Военной коллегии в Гурьев был определен батальон Пензенского полка с личным составом в 755 человек для несения гарнизонной службы.
24 января 1734 года начальство Яицкого войска обратилось в Военную коллегию с жалобой на то, что «калмыки кочевали по Яику, ловят рыбу самоловами, тако ж башкирцы, приехав на Яик-реку, наловили рыбы многое число. И посланы для воспрещения им в той ловле как калмыки, так башкиры били смертным боем».
Составной частью внешне политических акций самодержавия в Приуралье являлось строительство новой укрепленной линии в продолжение Оренбургской, которая должна была начаться от крепости Рассыпной до города Гурьева и получила название Нижнеяицкой.
Строительство новой укрепленной линии было связано с вопросами заселения и обороны. Астраханский губернатор В. Н. Татищев в январе 1739 года предложил дислоцировать в Гурьеве казанский драгунский полк для несения кордонной службы, а ниже Яицкого казачьего городка (г. Уральск) поселить самарских и Алексеевских дворян. Этот план у яицких казаков вызвал большую тревогу. Казачья верхушка, прекрасно понимая политику самодержавия форсировать строительство Нижнеяицкой укрепленной линии, подала двору прошение: «от такого заселения мы в крайнюю нищету, и рыбные наши промыслы, от которых все свое содержание и пищу имеем и службу отправляем, вовсе уничтожатся…».
Этот документ подстегнул царскую администрацию на новый шаг в практическом осуществлении своей политики на территории Западного Казахстана. Она предложила Яицкому войску в 1743 году «построить город своим коштом и содержать своим войском». Эти две крепости (городки) были казаками построены у урочищ Кулагино и Калмыково Яров. За это яицкое казачество, настойчиво добивавшееся свободного рыболовства до самого устья Яика, в виде компенсации просило «отворить им в Гурьеве учуг из настоящего Яика-реки течение от обоих берегов… по восьми сажен». Просьба была удовлетворена, и это значительно увеличило рыбную ловлю яицких казаков.
К 1745 году Яицкое казачье войско своими силами по правобережью Яика построило семь крепостей и одиннадцать форпостов и несло пограничную службу на Нижнеяицкой укрепленной линии. В 1769 году на этой линии уже проживало около 15 тысяч казачьих семей. Однако переселение казаков на Нижнеяицкую линию шло медленно. В январе 1786 года начальник Уфимского и Симбирского генерал-губернаторств барон О. А. Игельстрём в рапорте на имя князя Г. А. Потемкина вновь ставит вопрос о переселении уральских казаков в низовья Урала для обеспечения охраны границ от перехода казахов на внутреннюю строну. Согласно Указу царя от 11 декабря 1798 года Гурьев был передан в административное подчинение Уральскому войску. Несколько позже, в 1810 году, распоряжением военного ведомства город Гурьев окончательно был передан Уральскому казачьему войску. Возведение нового города в
устье Урала казаки начали с того, что в этом же году срыли ненавистную их предкам Гурьевскую крепость.
Таким образом, построенная на средства капиталистов-купцов, Гурьевская крепость за пределами юго-восточных окраин России фактически олицетворяла внешнюю политику самодержавия. Это были начальные шаги московского правительства в первую треть XVII века, по расширению границ русского государства за счет захвата земель соседних, более слабых кочевых народов, в том числе казахского, обитавших в Приуралье. Осуществлению политики самодержавия немало способствовали неопределенность государственных границ, феодальная раздробленность, господствовавшие патриархально-родовые отношения, постоянные междоусобицы правящей казахской верхушки за власть и землю. Все это сдерживало объединение и укрепление единого казахского государства.
Внешнеполитические акции самодержавия в рассматриваемый период подтверждают известное ленинское положение о том, что «колониальная политика и империализм существовали и до новейшей ступени капитализма и даже до капитализма». Политика царизма осуществлялась в классовых интересах эксплуататоров, и, в первую очередь, зарождавшейся торгово-промышленной буржуазии. Имея практику использования частного торгово-промышленного капитала для колонизации новых территорий, царизм активно поддерживает предпринимательскую инициативу гостей Гурьевых на Яике. Где они, как рыцари первоначального накопления, «а руководителями и хозяевами этого процесса», как метко подметил В. И. Ленин, «были капиталисты-купцы…», нашли выгодные сферы для приложения своего торгового капитала.
1990
КЛЮЧИ И ВРАТА
Х. Мухаметов, старший преподаватель кафедры истории КПСС Гурьевского пединститута
Начало сближению России с Казахстаном и среднеазиатскими странами было положено при Петре I.
Выступая на 15-м съезде Компартии Казахстана, тов. Д. А. Кунаев по этому поводу сказал: «Первые шаги на этом пути сделал еще Петр I. Как писали его современники, он, «прорубая окно в Европу на морях Северном и Балтийском, в то же время искал ключи и врата ко всем арабским странам, зная, что эти «ключи и врата» — безоглядные казахстанские степи, чьи люди с давних времен тянулись к русским, дружили с ними».
Покорение Казанского (1552 год) и Астраханского (1556 год) ханств и включение Башкирии (1660 год) в состав России приблизили ее границы вплотную к казахстанской степи. Земли по Яику (прежнее название Урала) царизм рассматривал как неотъемлемую часть русского государства, а Яик — как естественную границу с Казахстаном.
Заметную роль в становлении русско-казахских связей сыграл наш город Гурьев, вначале именовавшийся Яицким каменным городком, основанным в 1640 году на правом берегу Яика в семи верстах от его устья.
Царизм, заинтересованный в расширении границ Русского государства на юго-восток, проявлял интерес к новому поселению «за морем», то есть к Гурьеву, предписывая астраханским воеводам принять меры его охраны. в последнюю треть XVII и в начале XVIII века город Гурьев являлся крупной пограничной крепостью. На восьми ее башнях артиллерийский наряд составлял 17 пушек с ядрами от двух до шести фунтов, в пороховом складе хранились большие запасы пороха, свинца. Академик П. С. Паллас, посетивший Гурьев летом 1769 года, отмечал, что Гурьевская крепость, исключая Оренбург, «перед всеми лежащими по Яику крепостями имела преимущество».
Уже в первое десятилетие XVII века строительство города Гурьева в стратегически важном пункте вызвало недовольство в правящих кругах соседних с Казахстаном государств. По свидетельству главы русского посольства А. Грибова, посетившего в 1642—1643 гг. Среднюю Азию, бухарский хан Надир Магомет и его приближенные постройку Яицкого городка воспринимали как шаг, направленный против среднеазиатских ханств. Город Гурьев стал опорным пунктом в осуществлении царизмом активного внешнеполитического курса. С утверждением власти русского самодержавия в Поволжье, а также с распространением мена на нижний Яик к началу XVII века складываются более благоприятные условия для торговых и политических связей России с казахской степью и государствами Средней Азии. Через Гурьев пролегал путь ханских курьеров и торговых людей из Хивы в Россию. Одновременно велось исследование окраинных земель. По царскому Указу 1715- 1717 гг. организуются большие военные экспедиции под руководством князя А. Бековича-Черкасского, одного из русских исследователей восточных берегов Каспийского моря. Сборным пунктом экспедиции князя А. Бековича-Черкасского стал наш Гурьев. В первой половине мая 1717 года отряд расположился лагерем в четырех верстах от Гурьева. Простояв около месяца возле города, отряд 11 июля 1717 года выступил в поход.
Изучая флору и фауну Западного Казахстана, Гурьев и его окрестности посетили ряд других научных экспедиций. Одной из них руководил академик П. С. Паллас, который занимался изучением городского населения и его занятий, природных климатических условий низовья Яика. Ученый совершил поездку на остров Каменный, а затем отправился вверх по Яику. В составе этой экспедиции был Х. Эйлер, сын знаменитого математика Леонарда Эйлера, который в мае того же 1769 года посетил Гурьев в составе астрономической группы под руководством профессора Г. М. Ловица.
В первой половине XIX века город Гурьев сохранил стратегическое значение. Известный естествоиспытатель Г. С. Карелин, руководитель ряда Каспийских экспедиций, отводил г. Гурьеву важное место в осуществлении Россией экспансионистской политики по отношению к Хивинскому ханству. «Поход в Хиву, — писал он, — с сей точки (т. е. со стороны Гурьева) превосходит выгодами все прочие пункты, ибо есть кратчайший и надежный».
Особая роль в установлении дружественных связей между казахским и русским народами принадлежала торговле. Петр I в свое время считал торговлю наиболее действенным средством хозяйственного освоения восточных окраин. «Как благодетельно, — говорил он, — должно отразиться на преуспевании русской промышленности направление европейско-азиатской торговли через Россию». Он хорошо понимал, что Россия может извлечь большие выгоды в случае развития торговли между Западной Европой и Азией. То обстоятельство, что на территории Казахстана завершался водный путь из России вглубь Средней Азии, Афганистан, Персию, Индию и другие восточные страны через нижнее и среднее течение Яика и старый Мангышлак, имело важное торгово-экономическое и военно-политическое значение.
Развитие «заграничной» торговли на нижнем Яике вызвало основание в 1685 году в Гурьеве таможенной заставы. Большие партии товаров для мены и продажи на Яике привозили из Астрахани. Царизм проявлял определенный интерес к развитию торговли с кочевыми народами, стремился заинтересовать кочевников в ней. Во время торговых операций с русских купцов собирали так называемую «головщину» — денежный сбор с человека, а с кочевников эта пошлина не бралась.
Гурьев способствовал развитию транзитной торговли. В ноябре 1706 года через город в Астрахань проследовал большой торговый караван из Хивы. Хивинцы были нередкими гостями города. Весной 1752 года в Гурьеве останавливался на 10 дней караван бухарских и хивинских купцов с товарами на 6 тыс. рублей, следовавший для торговли с волжскими калмыками.
Царские чиновники, в частности оренбургский губернатор И. И. Неплюев, свидетельствовали, что от транзитной торговли со среднеазиатскими народами «немалая как казенная, так и купеческая прибыль быть может».
Торговля между казахами и российскими торговыми людьми проходила мирно и была выгодна. Красноярский казак В. Бородин, прибывший из Гурьева в Астрахань, на допросе объявил, что «казахи меняли пригнанных лошадей и баранов, овчины, кошмы, корсаков, лисицы, мерлушки на муку ржаную, котлы чугунные, табак калмыцкий и никаких от них кайсаков, как русским, так и калмыкам обид и воровства не происходит». Развитие торговых отношений российских купцов с казахским населением Младшего жуза в первой половине XVIII века в виде товарообмена впоследствии способствовало проникновению и товарно-денежных отношений в Казахстан.
Весьма примечательным является свидетельство астраханского купца А. Кулжина о том, что казахи «мену производили с калмыками на муку ржаную и крупу, на чаши и блюда деревянные, на баранов, лошадей и шерсть, и на сырые овчины и кожи, которые калмыки вышеописанную муку, крупу и чаши и блюда деревянные брали от нас за деньги».
Для торговли с казахами по Указу Сената на левом берегу Яика в 1744 году открыли меновой двор, где дважды в год — осенью и зимой — производилась меновая торговля.
Развитие торговых отношений между Россией и Казахстаном было взаимовыгодным. Весной 1745 года В. Н. Татищев, будучи астраханским губернатором, писал хану Младшего жуза Абулхаиру: «…для купечества, кто из кайсак (казахов) ехать пожелает, оных благоволите отправлять к Гурьеву-городку, где для онаго нарочное место учреждено, и купцов туда наехало довольно». В январе 1748 года казахи Младшего жуза в составе 3-х тысяч кибиток прибыли к Гурьеву для торговли с русскими и калмыками. Казахи, торговавшие при Гурьеве, уезжая обратно, высказывали пожелание, что «впредь для торгу к тому городку приезжать будут».
Особый интерес к развитию торговли проявляла казахская знать. В декабре 1748 года в Гурьев прибыли курьеры от казахов, которые просили о разрешении вести им торговлю с русскими и от себя дали аманата (заложника). Курьеры привезли с собой письмо Нуралы-султана, старшего сына хана Абулхаира.
Султан Нуралы в письме просил должностных лиц Гурьева о приезде торговых людей из казахов в город «… в надлежащие места дать знать… чтобы между обеими сторонами купечество производилось свободно».
Таким образом, город Гурьев обратился во вторую после Астрахани перевалочную базу для торговли. Об этом свидетельствует и такой факт. В 1734 году согласно предписанию Коммерц-коллегии был установлен размер таможенных, кабацких сборов с Гурьева наравне с такими волжскими городами, как Астрахань и Красный Яр.
Добровольное присоединение Казахстана к России вопреки антинародной, колонизаторской политике царизма объективно сыграло огромную прогрессивную роль в жизни казахского народа. Оно чрезвычайно облегчило разрешение исторической задачи сближения казахских трудящихся с великим русским народом для совместной борьбы против всяких форм эксплуатации. Истоки дружбы русского и казахского народов были заложены еще в дореволюционный период. Обращая на это внимание, В. И. Ленин в статье «О национальной гордости великороссов» писал, что трудящиеся массы России, составлявшие девять десятых ее населения, стремились свои отношения к соседям основывать на человеческом принципе равенства.
«С высоты двух с половиной столетий, — сказано в постановлении ЦК Компартии Казахстана « О 250-летии добровольного присоединения Казахстана к России», — особенно ясным и убедительным становится непреходящее значение присоединения Казахстана к России для исторических судеб казахского народа, для развития братской дружбы с русскими и другими народами, в полную силу раскрывшееся в советскую эпоху».
Многонациональный Казахстан под руководством Коммунистической партии, в братской семье советских народов прошел, минуя капитализм, путь, равный столетиям, и достиг высокой социалистической цивилизации. Разительные перемены произошли за годы советской власти и в Гурьевской области. Дореволюционный уездный город с населением в 11 тысяч человек превратился в крупный центр Прикаспия. До Октября промышленность здесь была представлена примитивными заводами полукустарного типа: несколько кузниц, около десятка предприятий первичной обработки продуктов животноводства, кожевенных, салотопленных и т. д.
Гурьев сегодня — это центр рыбной, нефтяной и химической промышленности. По улову рыбы наша область занимает первое место в республике. Важную отрасль экономики составляет животноводство. Гурьев является важным транспортным узлом. Значительны достижения города и в области культурного градостроительства.
Широкие перспективы открываются перед нашей областью в новой пятилетке. Будут продолжены работы по увеличению разведанных запасов нефти и газа в подсолевых отложениях Прикаспийской впадины, междуречья Урал — Волга, по левому берегу реки Урал. Валовая продукция сельского хозяйства в первом году пятилетки определена в 75 миллионов рублей, что на 2,7% больше, чем в 1980 году. Важная роль отводится бесперебойной работе транспорта.
В течение пятилетки в городе Гурьеве будут построены и введены в действие заводы крупнопанельного домостроения, керамзитового гравия. В плане 1981 г. предусматривается дальнейшее развитие народного образования, культуры, здравоохранения.
Хорошеть Гурьеву, крепнуть дружбе между народами — казахским и русским, между людьми всех национальностей, населяющими ныне землю Прикаспия.
1981
И ВСТАЛ ГОРОД
Х. Мухаметов, кандидат исторических наук
Х. Табылдиев, кандидат исторических наук
В 30-е годы XVII века московское правительство посылает на Яик несколько военных экспедиций «…под город места осматривати». Это было сделано с целью утверждения своей власти на юго-восточных окраинах. Предполагалось составить в то же время смету строительства города.
Существенным компонентом этой политической линии самодержавия явилось, прежде всего, использование частного капитала торговых людей. Уже в конце 30-х годов XVII века московское правительство на правах собственника отдает в откупное содержание рыболовные угодья Яика и Эмбинские воды купеческой семье Гурьевых, выходцев из ярославской зажиточной посадской верхушки. Торговый человек гостиной сотни Гурий Назарьев (от имени которого произошло название нашего города) и его сыновья Михаил, Иван, Андрей, являвшиеся одними из первых представителей зарождавшейся в России XVII века торгово-промышленной буржуазии, первыми и начали промысловую эксплуатацию богатств Яика и Эмбы. Для защиты созданных ими рыболовецких сооружений и рыбопромысловых хозяйств от набегов кочевников, вольного казачества с Дона, Яика и от морских корсаров на правом берегу Яика в семи верстах от его устья возвели деревянный острог-«город», получивший название Усть-Яицкий городок.
В царской грамоте, написанной в конце 70-х годов XVII века и выданной гостю М. Гурьеву, сказано: «Да дед же его Гурий с детьми своими… радея нам и ища нашей государевой казне во всем прибыли, прошло 1640 году завели вновь и устроили за морем на реке Яике своими деньгами город каменный…». В этом документе, написанном спустя десятки лет после основания городка, допущена неточность. Первая крепость не была каменной. В челобитной царю гостя М. Гурьева, старшего сына Г. Назарьева, сказано, что «…он сделал на Яике сперва деревянный город на свои деньги…». Строительство города в устье Яика вызвало определенный негативный резонанс в плане международных отношений России.
По свидетельству руководителя русского посольства А. Грибова, посетившего в 1642—1643 гг. Среднюю Азию, бухарский хан Надир-Магомед и его приближенные постройку Усть-Яицкого острога (Гурьева) восприняли как шаг, направленный против среднеазиатских ханств.
Для охраны нового поселения «за морем» прибыли государевы служилые люди — стрельцы. Обитавшие в низовьях Яика кочевые народы, а также общины казаков, имевшие в основном поселения в среднем течении Яика и временные городки в его низовьях, весьма ревниво отнеслись к неожиданному появлению на Яике русских предпринимателей. Не однажды они пытались в знак протеста сжечь или срыть построенный «город».
Деятельность гостей Гурьевых затрагивала важную сторону хозяйственных занятий яицких казаков — рыболовство, которое являлось главным и единственным источником их существования. Яицкие казаки крайне сожалели, что они … «прокараулили, как тот город везли с Руси на Яик». Из кочевых народов наиболее многочисленными и компактными были калмыки, которые вели непрерывные войны со своими соседями.
Первому серьезному испытанию острог подвергся 24 февраля 1643 года, когда… «приходил к Яицкому городку изгоном Батма-тайша с калмыцкими и трухменскими со многими людьми». «Под Яицким, государь, городком, — гласит архивный документ, — с твоими государевыми ратными людьми калмыцкие люди бились большим боем…». Калмыки отняли у Гурьевых рыбную ловлю, невод, а в яицких горловинах поставили аханы. Кроме того, кочевники угнали 59 гурьевских и 20 стрелецких лошадей. Однако осада продолжалась, и голова стрельцов Я. Ушаков ждал «с часу на час» нового штурма крепостных стен. Узнав об этом, другой калмыцкий тайша — Урлюк прислал на помощь осажденному яицкому городку «…лучших своих людей…» под командой Карчига-мергена. Взятые в плен люди и отогнанные лошади были возвращены.
События в низовьях Яика встревожили астраханских воевод. В Яицкий городок на смену прежнему гарнизону был срочно послан усиленный военный контингент — около четырехсот стрельцов. К шести пушкам, уже имевшимся в городе, было прислано «две пушки скорострельные, железные, да зелья (пороху) — 15 пудов, 300 ядер, два пуда свинца, 4 пуда дроби».
17 ноября 1643 года самодержавие предписывает астраханским воеводам принять необходимые меры к охране нового поселения «за морем», а те, в свою очередь, в марте 1644 года приказывают стрелецкому начальнику на Яике Глебову «наблюдать и оберегать город, в случае недостатка в служилых государевых…».
Деревянный город не мог обеспечить надежную защиту гурьевских рыбных промыслов, морского сообщения с Астраханью от «калмыцких и казачьих погромов», его трудно было отстоять от пожаров, так как «…без пристани воровские казаки и иноземцы похвалялись, чтоб Яицкий деревянный город всяким умышлением сжечь и впредь бы им Яиком-рекою владеть…». Поэтому правительство, заинтересованное в колонизации Прикаспийского края и в укреплении его обороноспособности, 18 апреля 1645 года выдало М. Гурьеву грамоту на право постройки «города» -крепости. Грамота предписывала строить крепость по образцу «каменного города» («Белого города») в Астрахани. В соответствии с этим Гурьев должен был выстроить «каменный город» с общей длиной крепостных стен в 400 саженей (сажень равна 2,1 м.), укрепленных восемью башнями: «а стены были меж башен поровну, по пятьдесят сажен, да в двух башнях быть двум воротам… Стена городовая меж ворот и башен делать в ширину по полтора сажени, а в вышину да с зубцами четырех сажен, а зубцы на стене сделать в длину сажен, а в толщину — полсажени, а в вышину полторы сажени». Крепость представляла собой в плане правильный квадрат размером 100 на 100 саженей. Высота стен (с прямоугольными зубцами) 4, 5 сажени, толщина — одна сажень. Стены были укреплены восемью башнями, из них четыре угловые (шестигранные) и четыре средние (квадратные). Высота башен — шесть саженей, а размер по периметру 24 сажени: две башни — западная и восточная — проезжие.
Гурьевы сразу же приступили к заготовке материалов для строительства крепости: камня, извести и леса в верховьях Волги, сплавляя все это рекой и морем в низовья Яика. На месте было устроено лишь несколько кирпичных заводов, причем они подвергались частым набегам калмыков и казаков. В городах Поволжья Гурьевы нанимали большие партии работных людей из беглых крестьян и холопов, отправляя их крупными партиями к месту строительства.
«Яицкий каменный город почат делать» 6 июня 1647 года. Строительством руководил каменных дел мастер, астраханец Иван Остриков, участвовавший в свое время в возведении «каменного города» в Астрахани. Местом для нового города был избран остров в дельте реки, образованный Яиком и двумя его рукавами — Платовой и Быковкой.
Возведение Каменной крепости еще более ожесточило яицких казаков. В 1649 году строящийся город был разграблен казаками атамана И. Кондырева. На Волге и на море казаки «великие беды и разоренья чинили, суда его (М. Гурьева) жгли и топили работных людей его, побивали и всякими муками мучили… чтобы он отстал от того Яицкого городового строения». Главный руководитель строительства Иван Остриков доносил астраханскому воеводе: «от того казачья воровства городовому делу в прошлом в 157 (1649) году было мотуание, а в нынешнем де во 158 (1650) году от их казачьего воровства городовому делу мотуанье будет же, потому что запасов городовому делу припасено мало». В феврале 1654 года стрелецкий голова на Яике Т. Селезнев получил письменное разрешение царя: «И жить тебе в Яицком городке с великим береженьем, неоплошно и по городу быть караулы в день в ночь, беспристанно, чтоб дурна какова над Яицким городом не учинили».
В сентябре 1666 года царь потребовал от астраханских воевод усилить гарнизон города до 500 стрелков. Грамота царя заканчивается словами: «И впредь в тот Яицкий город посылали б есте наших великого государя служилых людей… кем бы можно было тот Яицкий город от всяких воинских людей и от воровских казаков уберечь».
Строительство Яицкого каменного города, крепости закончилось через 15 лет, в 1662 году, и обошлось Гурьевым в огромную сумму. В последнюю треть XVII века и в начале XVIII века Гурьев являлся крупной пограничной крепостью. На восьми его башнях артиллерийский наряд составлял 17 пушек с ядрами от двух до шести фунтов. В пороховом погребе хранились большие запасы зелья, свинца.
В документах различного характера дореволюционный Гурьев носил несколько названий. В списке казачьих поселений по реке Яик, составленном П. Рычковым в 1734 году, Яицкий городок официально назван городом Гурьевым.
Со временем крепость ветшала. В 1690 году стряпчий на Яике С. Щукин рапортом доносил астраханским воеводам, что «…в городовых стенах, во многих местах худо, а починить же худых мест нечем». Об этом в челобитной в Астрахань и сообщал яицкий воевода Л. Дмитриев. Для текущего ремонта крепости и его сооружений с 1733 года в Гурьеве содержался каменщик астраханского «Делового двора» для починки города, т. е. крепости. В середине XVIII века астраханская рыбная контора предписала смотрителю яицких казенных промыслов после окончания весенней путины использовать штатный контингент на вывоз кирпича из Сарайчика, «где было татарское жилище».
1982
ГЛАВА II. КРЕСТЬЯНСКИЕ ВОЙНЫ В ПРИКАСПИИ
РАЗИН В ЯИЦКОМ ГОРОДКЕ
Т. Айнетова, ст. археограф облгосархива
История Нижнего Яицкого каменного городка (ныне г. Гурьев), связана с именем руководителя крестьянского восстания XVII века Степана Разина.
Вот как рассказывают архивные документы о Гурьеве в период разинского восстания.
В мае 1667 года по выходе с Дона на Волгу Степан Разин из-под Саратова направил в Яицкий городок гонцов к казакам с просьбой идти к нему на соединение. А второго июня этого же года из Астраханской приказной палаты была отправлена Наказная память стрелецкому голове Ивану Яцыну об усилении обороны Яицкого городка и преграждения Разину пути в море. Но уже в июле в устье Яика Степан Разин разгромил отряд стрельцов во главе с Б. Северовым, посланным из Астрахани для преследования разинцев, и подошел к Яицкому городку, имея 35 стругов и «тысячи полторы и больше» присоединившихся к ним «работных людей» и стрельцов.
В это же время царь созывает специальное заседание для расширения вопроса об усилении борьбы с разинцами и осматривает войска, направлявшиеся на подавление восстания. 7 августа 1667 года астраханский воевода И. Хилков доложил в Москву о том, что Разин уже овладел Яицким городком. Разинцы совершили вылазку из него и на волжской протоке Емансуге разгромили князя Алея.
В ноябре на Дону собрался казачий круг для обсуждения послания, с которым к Разину по распоряжению царского правительства обратился войсковой атаман Дона К. Яковлев. Царские воеводы направили из Саратова в Яицкий городок делегацию во главе с сотником московских стрельцов С. Микулиным убедить Разина прекратить движение и принести покаяние царю. Разинцы убили Сивцова, остальным членам делегации удалось бежать. Попытка правительства ликвидировать движение разинцев дипломатическим путем закончилась безуспешно. И в феврале 1668 года из Астрахани вышел трехтысячный отряд правительственных войск для борьбы против С. Разина. Однако из-за нежелания стрельцов сражаться против разинцев отряд, возглавляемый воеводой Я. Безобразовым, был разбит. Безобразов потерял убитыми двух сотников, пятьдесят одного стрельца и девятнадцать солдат. 44 человека перешли на сторону разинцев.
Разинцы, забрав с собою пушки, ядра и другие боеприпасы, в одну из мартовских ночей покинули Яицкий городок и ушли на 24 стругах к берегам Персии.
В апреле этого же года к городу спустились по уралу 13 казаков из верхнего Яицкого городка (г. Уральск). Они сыграли ведущую роль во вспыхнувшем в июле восстании стрельцов-годовальщиков. Восставшие «посадили в воду» (т. е. утопили в Яике) стрелецкого голову Б. Сакмышева и выбрали атаманом Григория Андреевича Рудакова. Во главе с ним взбунтовавшиеся стрельцы-годовальщики и казаки покинули город и ушли в море на поиски Разина. В устье Урала они разбили отряд стрелецкого сотника Д. Тарлыкова, направлявшегося в Гурьевскую крепость, и захватили 600 четвертей муки, 15 пудов пушечного пороха, 10 пудов свинца и 2 пушки.
1990
ГУРЬЕВСКИЙ ОРЕШЕК
В. Дариенко, кандидат исторических наук
В великой крестьянской войне 1670—1671 гг. город Гурьев занимает особое место. Хотя Разин находился в водовороте крестьянской войны на всем ее протяжении, тем не менее именно в Гурьеве к нему пришла великая слава предводителя подневольной бедноты, здесь рос его авторитет вождя борющихся масс, на Яике он приобрел значительный политический вес.
Накануне крестьянской войны Яик, особенно его низовья, представляли собою один из узлов острейших социальных противоречий феодально- крепостнической России. Беглые крестьяне, основавшие на «запольной реке», то есть вне государственной границы, казачьи общины, в ожесточенной борьбе отстаивали свою политическую независимость, а также право на промысловые угодья, в которые вторглись предприниматели Гурьевы, воздвигнувшие в устье реки (1640—1662 гг.) рыболовные сооружения (учужные заводы) и солидную крепость (Яицкий каменный город).
Потерпев ряд серьезных неудач в схватке с правительственными войсками, яицкие казаки совместно со своими союзниками, с казачьей беднотой Дона, не оставили мысли о возвращении нижнеяицких угодий и ликвидации правительственной и частнопредпринимательской укрепленной базы. Более того, они решили, воспользовавшись слабостью коммуникаций, превратить ее в собственный опорный пункт. «Писал-де к нему, Стеньке, казак Федька Сукнин, чтоб он, Стенька, збирался большими людьми и пришед к Яицкому городку, тот городок взять и учуг разорить, а самому сесть в том городе». Слово «сесть» (засесть) в то время означало: поселиться, закрепиться. Разин твердо принял предложение своих яицких собратьев и, еще будучи на Дону, заявил тамошнему атаману о намерениях идти на Каспий, взять Яицкий городок и в нем засесть.
О начале похода на Яик (весна 1667 года) Разин сообщил в Гурьев из Саратова. Пройдя без боя нижневолжские крепости, 36 мятежных стругов с тысячью повстанцев остановились недалеко от устья Яика на острове Шутовы шалыги. Тщетными оказались усилия астраханского воеводы, пытавшегося не пускать Разина на Яик. 2 июня в погоню был выслан из Астрахани полутысячный отряд полковника Ружинского, триста стрельцов головы Северова. По побережью шли отряды стрелецких голов Лопатина, Голочалова, письменского головы Оксентьева.
Разин успел до прихода основных сил вступить в контакт со стрельцами гурьевского гарнизона, склонить их на свою сторону, и они заставили, чтобы городской глава крепости Яцын сдал ее без боя. Разинцы укрылись за стенами форта.
Падение Гурьева вызвало серьезную тревогу в столице.
19 июля 1667 года царь созвал совещание. Вместо князя Хилкова было решено назначить в Астрахань нового воеводу — князя И. Прозоровского. В Москве И. Прозоровскому выделяют в дополнение к астраханским вооруженным силам четыре полка стрельцов с пушками и впервые появившимися в то время гранатами. Значительные силы были выдвинуты из городов пограничной укрепленной линии — Симбирска, Саратова, Самары и других городов. Вызвались стрельцы из Красного Яра, а также астраханские, ногайские, едисанские и юртовские служилые татары. Операция намечалась на весну 1668 года, с тем чтобы атаковать повстанцев с моря и суши, не дать им возвратиться в Поволжье, где накопилась масса социально-взрывного материала.
Однако длительное нахождение крепости в руках разинцев подрывало престиж правительства, будоражило население Поволжья, Дона, Воронежа и других областей. Там активно началось формирование отрядов бедноты, отправлявшейся на соединение с Разиным. В этих условиях власти лихорадочно ищут любые средства, чтобы как можно скорее погасить очаг движения на Яике. В отчаянии они готовы на любые средства урегулирования отношений с Разиным. Посылаются несколько лиц для «уговоров» и с Дона, и из Астрахани, но Разин оказался непреклонным.
Потерпев дипломатическую неудачу, астраханские воеводы предпринимают попытку овладеть Гурьевской крепостью до наступления весны. Для штурма были двинуты внушительные силы под командованием воеводы Безобразова. В его рати находилось: полтысячи солдат, 1057 конных и 700 пеших стрельцов, четыреста служивых татар — всего с командирами и обслуживающим персоналом около трех тысяч человек при одиннадцати орудиях. В состав войска были включены также иностранные специалисты по взрывным работам во главе с Томасом Бели. На них возлагалась задача разрушить крепостные сооружения.
Однако для царских воевод явно не по зубам оказался небольшой гурьевский орешек. Несколько раз Безобразов водил свою рать на приступы, но всякий раз оказывался отброшенным, разинцы без труда отбивали атаки.
Причина, конечно, не в прочности крепостных сооружений. Самоотверженность разинцев, а главное, широкое и острое политическое брожение в самих правительственных войсках — вот главные источники, питавшие развернувшееся антикрепостническое движение и обеспечивающее неприступность города. Например, в одном из донесений Безобразов сообщает, что на сторону повстанцев из его рати перебежало столько же людей, сколько потеряно за время штурмов и вылазок.
Тогда Безобразов решил перейти к осаде крепости, но и она не дала результатов. Власти пытались использовать продажных калмыцких тайшей (князей). По их наущению тайши Дайчки и Мончак обложили Гурьев десятитысячным войском. Однако штурм и на этот раз не принес желаемых результатов. Рядовые кочевники сражались неохотно, начали роптать и были уведены. А вскоре между ними и разинцами установились добрососедские отношения. «А с калмыцкими же людьми Мергеня тайши, — сообщали лазутчики, — у тех казаков торги беспрестанные».
К весне 1668 года положение повстанцев становится тяжелым: закончились запасы продовольствия. Блокированные с суши ратью Безобразова, разинцы лишились возможности пробиться к яицким казакам в районы Индерских гор и реки Чагана. С открытием навигации с Астрахани должны были подойти новые подкрепления. Короче, Гурьевская крепость превращалась в ловушку. Повстанцы принимают решение прорвать блокаду до прихода морских сил. В ночь на 23 марта (по другой версии — 12 марта) 1668 года двадцать четыре вооруженных струга вырвались из кольца окружения.
С уходом Разина из Гурьева борьба на Яике прекратилась. Она вспыхнула с новой силой летом, когда началось продолжавшееся до глубокой осени восстание стрельцов гурьевского гарнизона, поднятых казаками, пришедшими из Уральска. Участие трудового населения Яика в антикрепостническом движении, возглавленном С. Т. Разиным, событиями 1667 — 1668 гг. не ограничилось. После возвращения Разина из персидского похода яицкие казаки упоминаются в составе его отряда в Астрахани. Когда воевода пытался произвести перепись казаков и пушек, взятых на Волге и Яике, их «нигде по их казачьим правам не повелось».
Глубокий след в памяти трудового народа оставил знаменитый поход Степана Разина на Яик. Он проходил сквозь массу сказаний, легенд, песен. Имя борца за свободу вошло в пословицы и поговорки. Пушкин настолько был поражен следами разинского движения, что не удержался от искушения поведать о том в своей «Истории Пугачева». Поэт как всегда оригинален: мимоходом, как бы нечаянно следуя легенде, но словно о действительном факте рассказывает о матери Разина, якобы живущей не на Дону, а на Яике, а между тем проводит мысль о преемственности освободительных движений России и их народных вождей — Разин сражается в рядах пугачевцев. «Настала весенняя оттепель, — пишет Пушкин, — реки вскрылись, и тела убитых под Татищевой поплыли мимо крепостей. Жены и матери стояли у берега, стараясь узнать между ними своих мужей и сыновей. В Озерной старая казачка каждый день бродила над Яиком, пригребая к берегу плывущие трупы и приговаривая: «Не ты ли мое детище? Не ты ли мой Степанушка? Не твои ли черны кудри свежа вода моет? И, видя незнакомое лицо, тихо отталкивала труп».
В годину напряженных битв с угнетателями народ неизменно обращался к памяти Разина, Пугачева и других героев освободительных движений. Именно в разгар Гражданской войны, в 1919 году, воздвигается в Москве первый памятник вождю крестьянской войны. На его открытии В. И. Ленин подчеркивает, что Разин «… сложил голову в борьбе за свободу».
За свободу Прикаспия сражались знаменитые чапаевские полки, среди которых храбрейшие носили имена Разина и Пугачева.
1972
ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА ПУГАЧЕВА
В. Дариенко, кандидат исторических наук
«Звал на Нижние яицкие форпосты, с тем чтоб, забрав оных казаков, ехать в Гурьев, а из Гурьева плыть за море в орды».
(Из протокола допросов пугачевцев).
Следователям не верилось. Сидора Кожевникова пытали снова и снова. Но казак действительно так запомнил последние беседы Пугачева, когда они бежали от Сальниковой ватаги, потеряв в низовьях Волги последний отряд повстанческой армии. Остались члены следственной комиссии в недоумении и после того, как слова Кожевникова подтвердили с пыток Творогов, Горский, Чумаков, Еремин — все приближенные Пугачева. Почему на нижние форпосты, почему в Гурьев, почему в орды? Ведь все резоны на Дон, в Сибирь или еще куда-либо.
Давайте мы с вами сами попытаемся проследить мотивы последних надежд предводителя величайшей крестьянской войны.
Нижними форпостами в просторечье называли систему пограничных укреплений вдоль Урала, в которую входили крепости Горская, Кулагина, Гурьевская, Сарайчиковская, Баксаевская и форпосты: Красноярский, Харкинский, Гребенщиковский, Зеленовский, Тополевой, Яманхалинский и Гурьевский редут, который почему-то до сих пор называют на старый манер «редуть». Гарнизоны Нижне-Яицкой укрепленной линии в отличие от Уральска были в значительной мере многонациональными. В Горской крепости, к примеру, треть жителей состояла из татар и калмыков, а в Кулагиной — более чем наполовину. Всего по крепостям и редутам расселялось около 1100 человек, преимущественно, если не исключительно, беднота из яицкой казачьей общины, в которой демократические порядки и так называемые казачьи «вольности» давно стали предметом воспоминаний.
В Гурьевской крепости, кроме казачьей команды (более 100 человек), постоянно находилась рота солдат, поскольку казачеству нижних форпостов в последние годы не только правительство, но и уральские войсковые власти не доверяли. В городе проживало несколько семей астраханских купцов и рыбопромышленников, ватажных бурлаков, беглых и беспаспортных. Последних чиновники укрывали под видом домашних работников, обратив их, по существу, в настоящих рабов.
Резко возросшие к середине XVIII века социальные различия прежде всего прослеживались не в Уральске, являвшемся административным, хозяйственным и торговым центром казачьей общины. (Кстати, заметим, Уральская крепость до конца крестьянской войны оставалась в руках сторонников царского правительства.) С основанием Нижне-Яицкой укрепленной линии войсковые власти выселяли из Яицкого городка (Уральска) социально враждебный им элемент, казачью бедноту. Например, в Гурьев после битья кнутом был сослан один из активнейших предводителей восстания на Яике 1772 года Иван Ульянов и многие другие.
«Вся страна, — писал о Нижнем Яике путешественник Паллас, — не что иное, как солонцеватое болото. Там бывает летом столь несносное от комаров мучение, что для злодеев лучшей муки почти и выдумать неможно».
Все современники, судя о казачестве по жителям Яицкого городка и окрестностей, указывали на его общий материальный достаток. О гурьевчанах Паллас писал, что все дома у них «ветхие, наполнены тараканами и стоногими червями, не удивительно, что многие из гурьевских жителей больны бывают».
Яицкое войсковое правительство — и это признавали царские власти — особенно притесняло трудовое казачество нижнего Яика, рассматривая его как черную провинцию. «Состоящие в учрежденных крепостях и форпостах вниз по Яику-реке старшины и казаки 1000 человек служат без всякого жалованья, жалованье подлежащие положено было и производилось, так же бы и провиантом и фуражем снабжаемы были, но Войско Яицкое сняло их на себя».
Правительственный документ признает, что, несмотря на ежегодный большой падеж лошадей, «несколько тысяч», население не получает поддержки. Вдобавок к стихийным бедствиям его не снабжают хлебом. «Достают хлеб казаки нижних форпостов с великой нуждою и покупают весьма дорогою ценою. И в Гурьеве-городке за провоз дают немалую сумму. Муку казаки в Гурьеве тройною ценою покупают и из всего того приходят в неоплатные долги».
Войсковые власти раздували бюрократический аппарат. «С некоторого времени заведены сперва обер, а потом ныне и штаб и обер же офицеры, и здесь оные ездят по форпостам на казачьих подводах без всякого платежа прогонных денег и возят всякую тягость и там вступают в непринадлежащие до них земские дела, а именно: чинят расставку по форпостам старшинам и казакам по своей воле, кого куда поставить захотели, и переводят с места на место, старшин штрафуют, а на место их других определяют, также казаков наказывают».
Ежегодно штабные чиновники-лихоимцы командировали на нижние форпосты до 300 казаков сверх штата, с тем чтобы такое же колличество отпускать за взятки. Расходы по содержанию сверхштатных людей раскладывались на трудовое казачество.
Поборы и насилие приняли столь невиданные размеры, что даже царские власти периодически требовали прекратить их, поскольку казаки «прийти могут в разорение и лишатся своего обзаведения».
Вот почему жители нижних форпостов и крепостей приняли наиболее активное участие и в восстании яицких казаков в 1772 году, и в грандиозной крестьянской войне 1773—1775 гг.
Вскоре после начала выступления в конце ноября 1773 г. Пугачёв направил вниз по Яику своего способного атамана Михаила Толкачёва. По пути следования Толкачёв рассылал пугачёвские манифесты: «Жалую я вас рекою с вершин и до устья и землёю, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом».
Находившиеся с Толкачёвым Агтюш Тангаев и Айберда Даутов собрали отряд в 300 человек и начали овладевать важнейшими крепостями и форпостами. События катились вниз по Яику, как снежный ком. Хан Нурали сообщает в Астрахань: «Одна партия стоит между Сундаевским и Кожехаровским форпостами, а другая якоб де пошла на низ к Гурьеву для забрания оттоль форпостных команд, как видно к уходу на вспоможение главному их предводителю».
«Окроме вышеописанных, — вскоре добавляет лукавый хан, — ещё четырех форпостов команды собрались и с жёнами и детьми в Тополинскую крепость, а прежние свои форпосты оставили пусты».
Самым серьезным ударом для властей явилось падение крупнейших крепостей. Калмыковой М. Толкачев овладел в лихом ночном налете. «Был там, — говорил на допросе Иван Думчев, — до приезду казака Михаила Толкачева, который тогда в крепость к нам приехал ночным временем с бунтовщичьей партией и застал нас спящих. Старшину Бородина и толмача Лобикова повесил, а сотника Дмитрия Логинова, его писаря Семена Крянникова в воду посажал». Зажиточных казаков Толкачев взял под караул. Атаманом был назначен Василий Самсонов.
С падением Калмыковой перешла на сторону повстанцев и Кулагина крепость, «за начальника над казаками был поставлен Матвей Хуртин», возглавляли их Максим Саратовцев и Козьма Прытков. В Кулагиной на сторону Пугачева перешла также команда в 250 казаков, присланная туда с сотником Логиновым, «для пресечения киргиз-кайсацких набегов».
До Гурьева Толкачев не дошел, потому что против него двинулась карательная команда атамана Мостовщикова. Располагая отрядом в 700—1000 человек казаков и казахов, Толкачев разбил Мостовщикова под Горками, затем занял Яицкий городок и осадил его крепость.
Эту радостную весть привезли в Гурьев «доброжелательные киргизцы». «Бывшие там, — рассказывал Щапов, — двое офицеров, приняв осторожность, сделали себе внутри города крепость, в которой как они с командою, так и мы с старшиною Филимоновым и послушными казаками ночным временем пребывание имели и находились со всем оружием, а днем отпускались по квартирам».
3 января 1774 года казаки совсем вышли из повиновения. Комендант Мякишин и казачий атаман Филимонов отныне не только ночью, но и в дневное время укрывались в северо-восточном углу крепости за наскоро сбитой «крепью», установив семь пушек. Положение в городе контролировали повстанцы. С начальством они, правда, не спешили расправляться, ожидая пугачевских отрядов.
Это была их ошибка. Они не подозревали, что купец И. Кулпин и переведенец Астраханской рыбной конторы В. Аршинов повезли тайное донесение в Астрахань.
Гарнизон Сарайчиковской крепости, насчитывающий более ста человек, тоже восстал. В нем осталось «послушных, в том числе и с есаулом, только три человека». Есаул Я. Иванов приготовился бежать.
Ясно, что Мякишин мог возлагать надежды только на Астрахань. В тайном донесении он умолял срочно прислать сотню солдат и артиллеристов. «Кавалерию нельзя, — пишет он, — потому что лошадей кормить нечем, казаки сожгли все сено».
Выступления казаков резко нарушили коммуникации на линии крепостей и форпостов. Борьба правительства против казахских отрядов отвлекала много сил, она буквально парализовала возможность энергично и своевременно направлять карательные отряды на подавление повстанцев-казаков.
«Сверху реки Яика, — писал комендант Гурьевской крепости Мякишин, — то есть от Оренбурга до Яицкого городка по низовой линии, по крепостям и форпостам, почти никакого проезду назад тому третий месяц, да из Гурьева к Оренбургу также никакого отправления писем не имеется. Сначала по причине оказавшегося в этом здешнем краю самозванца, а потом по опасности здесь киргиз-кайсацкого, перешедшего со степной на внутреннюю сторону реки Яика народа».
Мякишину стало известно, что казахи приготовились напасть на Сарайчиковскую крепость, находившуюся в нескольких десятках верст от Гурьева, овладеть ею, а затем захватить Гурьевскую крепость, разорить ее и, забрав крепостную артиллерию, идти на Волгу.
Вскоре в районе Нижнего Яика казахи действительно начинают атаковать форпосты. 11 ноября около 20 всадников ворвались на Яманхалинский форпост, «так что отбить их вооруженно едва было можно». 19 ноября джигиты берут в осаду Зеленовский форпост, расположенный между Кулагиной и Тополинской крепостями. «Киргиз-кайсаки, — доносил есаул Саратовцев, — проезжая каждодневно многолюдным собранием, приступы чинят». 26 ноября комендант Яицкого городка Симанов доносит правительству, что «во всех местах киргиз-кайсаки путь пересекли, а с нижней дистанции уже давно рапортов нет».
Действия казахов у низовых крепостей действительно были более решительными, чем в других местах. Поэтому в первых числах декабря начинается отвод команд из малых форпостов в крупные крепости. Сотня казахов, несших службу в Гурьевском редуте, переводятся в город Гурьев, а гарнизон ямахалинского форпоста — в Баксаевскую крепость.
Однако эта мера не спасает положения. Казахи атакуют крупные крепости. В первых числах декабря отряд в 400 человек напал на Сарайчиковскую крепость. Высланная из Гурьева команда в 60 казаков, при одной пушке, помогла сарайчиковцам отбиться, но вскоре хозяевами положения в окрестностях как Сарайчиковской, так и других крепостей сделались казахи.
Количество их не поддается учету. Общее представление дает донесение Симанова Сенату: «Киргизы перекочевали на внутреннюю сторону вместе с семьями своими, простираясь от Котельного форпоста до Гурьева, и притом так множеством, что на ста семидесяти верстах едва вмещаются».
22 января 1774 года Комендант Астрахани В. Левин спешно направил в Гурьев карательный отряд в 150 человек во главе с майором Арбековым. Экспедиция не смогла переправиться через Волгу и возвратилась обратно.
Со второй попытки Арбеков добрался до Красного Яра. Было решено дождаться морозов или весны.
В это время под Яицким городком велись минно-подрывные работы. Пугачев лично руководил ими. Уезжая в Берду, он поручает атаману Андрею Овчинникову занять Гурьев, доставить под Уральск крепостные запасы пороха. Овчинников отправился с тремястами казаков.
По пути они прихватили пушки из Кулагиной, Тополинской и Сарайчиковской крепостей. К ним присоединился весь гарнизон Сарайчиковской крепости во главе с есаулом Я. Ивановым. 25 января 1774 года они подошли к Гурьеву. Овчинников понимал, что штурмовать солидную по тому времени крепость — дело нелегкое. На семи башнях и по стенам были установлены 24 пушки, 7 гаубиц, мортира. В отряде же Овчинникова в это время находилось, по одним сведениям, 300 человек и три пушки, по другим — 200 человек при одной пушке.
Овчинников вступил в переговоры. Сначала он направил к атаману Филимонову сарайчиковского есаула Якова Иванова, Ивана Думчева и Семена Жерехова с тем объяснением, чтобы он, Филимонов, безо всякого кровопролития сдался. И Филимонов отказался. Овчинников послал еще одну депутацию.
Депутация «увещевала» старшину Филимонова, чтоб «оной с честью его Овчинникова встретил и сопротивление не чинил». Филимонов опять отказался. Тогда Овчинников приказал взять Гурьев с боем.
Пугачевцы пошли на приступ Бухарской стороной. Со стен, с того угла, где укрывались сторонники царских властей, заговорили пушки. Но огонь не причинял наступавшим существенного вреда — они шли по камышам. Подойдя вплотную, Овчинников «на первый по нем пушечный выстрел бросился на городовые стены, на коих были с той стороны одни бунтовщичьей стороны казаки, и с помощью их в город ворвался».
На дальнейший ход борьбы посмотрим глазами повстанца Ивана Чеганова: «и забравшись снизу от загородного строения, подошедши к градской стене, прямо через оную с помощью предоставившихся в городе казаков, которые нас сами через стены принимали, в город и вошли. И приближаясь к крепи, где старшина Филимонов с офицерами и подобными им находился, начали производить по ним пушечную и оружейную стрельбу. Однако ж напротив, того и он, Филимонов, со своей стороны таким же образом ответствовать не отступали, коей стрельбы не продолжалось более, по примеру, один час, отчего и последовал с обеих сторон урон людей. Сколько, с которой убито, не помню, однако та крепь нами штурмована». Комендант Мякишин был убит. Небольшой отряд Филимонова бежал, но был настигнут.
26 января выносится смертный приговор Филимонову, священнику Д. Семенову, писарю Жерехову — всего девяти сторонникам правительственных властей. Конфискуются денежные средства и ценности у купца Кулпина, переведенца Аршинова, священника Н. Иванова. Позже, по распоряжению из Уральска, реквизировали «множество разных вещей» у богатых казаков И. Щапова и И. Иванова.
Отдав последние распоряжения, Овчинников покинул город. С ним отправились на помощь Пугачеву повстанцы Гурьевской, Сарайчиковской, Тополинской крепостей и форпостов. В обозе везли 60 пудов пороха.
В начале февраля красноярский комендант подполковник Пирогов сообщил губернатору Кречетникову, что Гурьев занят пугачевцами. Подробности Пирогову поведали бежавшие из Гурьева купец Кулпин и переведенец Аршинов. Пирогов умоляет астраханский магистрат выслать полтысячи калмыков, «дабы от чего (боже сохрани!) сверх чаяния не смогло последовать и здесь такого злого примера по нападению от тех изменников в соединенных силах с кайсаками».
Кречетников сам был в панике: он боялся, чтобы гурьевцы не перебросили пожар в Астрахань. В письме в Сенат (9 марта) губернатор высказал опасение, как бы сам Пугачев, уходя от преследования, не возымел намерения через Астрахань «при помощи киргиз-кайсак пробраться на Кубань». Усиливается патрулирование морских вод у волжского устья, принимаются меры предосторожности на рыбных промыслах и ватагах вдоль всего побережья от устья Волги до Урала. Страхи губернатора имели основания. В письме от 28 марта 1774 года он с большой тревогой говорит о «появившихся по рекам Астрахани русских воровских партиях». Кречетников требует от городского магистрата срочно послать «на поимку и искоренение» не только все воинские команды, но и «вооруженных людей» с рыбных ватаг, а также обыкновенных градских жителей».
10 марта снаряжается бот к устью Яика узнать, «нет ли замыслу приехать к Астрахани». Началась подготовка новой карательной экспедиции. На этот раз ее организацию Кречетников взял в свои руки. Вину за провал первой экспедиции он возложил на оберкоменданта В. Левина и губернаторскую канцелярию, обвинив перед Сенатом в «крайней слабости». Теперь Кречетников потребовал от Левина все мобилизовать на освобождение Гурьева и форпостов; «покуда они все там (повстанцы) не истребятся и город от них не отберут, без того ни о каких невозможностях не репертовать».
Из-за всеобщего брожения в Астраханской губернии и ее окрестностях, формирование экспедиции закончилось к середине марта. Карательный корпус состоял из 3-й легкой полевой команды, в которую входило 700 человек пехоты и кавалеристов при 4-х орудиях, рота Арбекова, 200 донских казаков, 300 калмыков и 150 человек вызвались из Царицына. Возглавил экспедицию командир второго батальона подполковник Е. Кандауров. Если не удастся взять Гурьев военною силою, Кречетников требовал сжечь его. «Всех их дома огню предать!» — рычал в напутствие рассвирепевший крепостник.
Для блокады Гурьева с моря и с целью отрезать путь повстанцам на Мангышлак, «к туркменским или персидским берегам», капитану первого ранга И. Токмачеву отдается распоряжение подготовить судно и исправного сержанта с 30 солдатами «самых отборных людей».
26 марта корпус Кандаурова уже находился в пути. Получив сведения о расположении Пугачева под Татищевой и Оренбургом, губернатор направляет предписание Кандаурову «паче всего самого их начальника Пугачева предостерегать…». От генерала Мансурова, занявшего Яицкий городок, Кречетников потребовал прислать подкрепление Кандаурову. Струняшев пытался усилить оборону Гурьева, он направлял в крепости по Уралу призывы к казакам прийти на подмогу гурьевцам. С таким поручением «на 6-й неделе поста» выехал казак Гурьевского редута Иван Тудаков. Гарнизоны Тополинской и Кулагиной крепостей высказались за уход в Гурьев. Но поскольку Уральск был занят (16 апреля) правительственными войсками, миссия Тудакова осложнялась. Зажиточное казачество Кулагиной крепости заколебалось, кулагинцы решили вступить в переговоры с казаками Калмыковой крепости и поступить так, «как те присоветуют». Серьезной ошибкой было и то, что они отказались от поддержки бурлачества.
Калмыковцам Тудаков говорил: «Надобно всем непременно идти в Гурьев, там место крепко, да и хлеба много». Он уверил, что в Гурьеве можно «построение загородное сломать и сделать острог, а для пушек и пороха ехать в море и разбивать суда». Тудаков предлагал также третий вариант: «в Гурьеве детей и жен оставить, а самим идти на помощь Пугачеву».
Однако калмыковцы колебались. Ведь до приезда Тудакова там побывает с «увещевательными письмами» посланец Уральска Витошнов. Когда же беднейшая часть казаков уже готовилась к уходу в Гурьев, полковник Матасов, «собрав старшин и согласной стороны казаков, их злой совет пересек». Таким образом, Гурьев поддержки не получил.
Между тем корпус Кандаурова подвигался на город. Сопротивление оказалось безнадежным: каратели имели десятикратное численное превосходство. Неустойчивая часть казаков склонила Струняшева к капитуляции (2 мая).
Начались расправы, многих повстанцев, заковав в кандалы, отправили в Яицкий городок, где их ждали следственные пытки и виселицы. Струняшев умер в тюремных застенках Яицкого городка. Преследовались родственники повстанцев, конфисковались их имущество, рыболовные суда. Некоторые из участников восстания бежали в глухие степные места, скрывались у дальних форпостов.
Начались облавы. Из степи и лесов в Уральск тащили всех, даже семидесятилетних отшельников-раскольников. По крепостям и форпостам были воздвигнуты «виселицы, глаголья и колья».
В Гурьеве насилия продолжались столь долго, что даже князь Г. Потемкин, этот ревностнейший слуга императрицы Екатерины II, в письме к А. В. Суворову вынужден был высказать свое недовольство. Тем не менее, казаки оказывали глухое сопротивление еще и в 1775 году. В мае месяце этого года в Гурьеве поднялась большая паника, в связи со слухами о появлении на Каспии значительных отрядов повстанцев под предводительством атамана Заметаева.
Таким образом, выступление повстанцев нижних форпостов и крепостей, где была сосредоточена беднейшая часть яицкого казачества, различного работного люда и бурлаков, вылилась в более последовательную антикрепостническую борьбу. Поэтому Пугачев рассчитывал вновь собрать здесь ядро казачества, привлечь бурлаков восточно-каспийского побережья и, поднимая казахскую бедноту, потенциальные возможности которой были весьма значительны, попытаться снова развернуть мощное наступление против дворянской монархии.
1974
ГЛАВА III. ГУРЬЕВЪ-ГОРОДОКЪ
ИЗ ЯИЦКОГО ГОРОДКА В ГУРЬЕВ
В. Костиайнен, ст. инструктор областного комитета по культуре
Не безынтересны отрывки из труда Петра Симона Палласа «Путешествие по различным провинциям Российского государства» (Санкт-Петербург, 1773 год, том 1).
В 1769 году автор проехал по Уральскому тракту, связывавшему Гурьев не только с Россией, но и со Средней Азией, Сибирью. В своей книге, описывая путешествие из Уральска в Гурьев, П. С. Паллас объясняет историю географических названий всех встречавшихся на пути населенных пунктов, преимущественно сохранившихся до наших дней, хотя зачастую и в ином написании или произношении, рассказывает о быте местного населения…
«1769 г., августа с 1 по 12 число. …Отправился из Яицкого городка в Гурьев…
Крепость Индерских гор, 14 верст (территория нынешней Гурьевской области). … стоит на высоком, весьма выгодном месте, подле лощины, укреплена обширною бревенчатою стеною, и больше населена, нежели крепость Калмыкова, …в ней нет церкви. Здесь находится есаул, хорунжий и 60 человек казаков, в числе коих больше трети калмыков и татар.
Гребенщиков форпост, 17 верст. Здесь видны кусты гребенщика, по которому оный форпост переименован…
Кулагин городок, 16 верст. Небольшая крепость Кулагина, хотя несколько просторнее Калмыковой, но не лучше выстроена, также в ней нет церкви, и укреплена только фашинным валом и рогатками, так как и следующие форпосты. Она стоит на высоком месте в недальнем расстоянии от Яика. Гарнизон состоит в ведомстве командующего по всей линии атамана, подсудного гурьевскому коменданту. Калмыки и татары составляют большую часть здесь служащих казаков, которые развели великие арбузные сады, потому что очень хорошо родятся, и отсюда оными снабдевают прочие места по линии. Между калмыками находится Дзюнгорский поп или геллюнг, имеющий у себя десяток учеников, манджи называемых.
Находящаяся при Кулагине древность из средней Российской истории особливо достойна примечания, а именно там есть знатный шанец, который известен яицким казакам под именем Маринкина городка; но они не знают больше никакого о том известия, как только сие, что Маринка была такая женщина, которая в прежние времена ходила на разбой из оного городка. За вероятное почесть можно, что сие место укреплено и переименовано по Марине Сендомирской, супруге ложного Дмитрия. Маринкин городок находится по сию сторону Кулагинской крепости, полторы версты от оной, на высоком степном месте, при буераке… Шанец имеет вид прямого угла с кривыми сторонами, которые кончаются при упомянутом буераке… К оному видны три проезда, а именно самый большой в западную сторону к калмыцкой степи, и два малые от сторон шанца к юго-западу и к северо-востоку. Внутри шанца находятся земляные кучи, произошедшие от подземных жилищ, которые, по объявлению казаков, прежде там бывали.
…Кулагин ерик, именованный в старину по казаку, который, как-то сказывали, наловил там множество рыбы, и по оном же казаке… названа крепость Форпост Зеленой колок, 25 верст. Сие место называется Зеленой колок, и по оному форпост переименован.
Форпост Тополевой, 15 верст… Стоит близ Яика, на высоком полуострове при буераке, в котором находится худая непроточная вода, а оный форпост переименован по стоявшему там большому тополевому дереву.
Форпост Баксай, 17 верст. Помянутый форпост находится между Яиком и сухим каналом, в котором бывает вода только весною, и потому сухой Баксай называется.
Форпост Яман-Хала, 12 верст… Который… назван от киргизцев Яманхала, что значит Худое укрепленное место…
Сарачинский форпост, 23 версты. Форпост Сарайчик или Сарайчиковка стоит близ Яика на восточной стороне рва, оставшегося от прежде бывшего на сем месте многолюдного татарского города Сарайчджук. У живущих там казаков видел я прониски разного цвета и найденные там же мелкие граненые камешки топаза и кровавика. Вообще, место сего города в рассуждении болотной и соленой земли и бываемого весною наводнения, также несносного мучения от комаров, избрано весьма худое, и может быть во время истощенной татарской силы заложен был для безопасности городок Сарайчик в столь худом месте.
Новопостроенный Гурьевский редут, 22 версты. Помянутый редут состоит из землянок, рвом и рогатками окруженных, и поставлен при нем маяк. Там бывает летом несносное от комаров мучение, что для злодеев лучшей муки не выдумать, если бы их ссылали сюда в ссылку.
Гурьев-городок, 40 верст… Гурьев-городок невелик, но из всех на Яике находящихся крепостей почитается за правильную и хорошо построенную. Сия крепость состоит из толстой четвероугольной каменной стены, на углах которой находятся бастионы, а при северном и южном куртине построены равелины. В крепости сделаны одни только ворота на восточной стороне к реке Яику. На той же стороне находится часть старинной каменной стены, которая захвачена в новое крепостное строение. Она вышиною была больше двух сажен, и сложена из толстых кирпичей, но ныне от солоноватого основания внизу так и осыпалась, что скоро обвалится. Кроме комендантского дома почти нет ни одного хорошего строения. Церковь, жилые дома, амбары и ветхие казармы для гарнизона все построены деревянные, и только пороховой магазин каменный. Кроме крепости имеют казаки и другие жители построенные вниз по Яику жилища, число домов простирается до ста, считая и с находящимся в крепости строением. Гарнизон тогда состоял из одной роты пехоты и 60 человек казаков, и кроме оных живет там несколько астраханских купцов и ремесленников. В сем месте пропитания было бы довольно, если бы зажиточными жителями увеличен был торг с находящимися в соседстве всю зиму киргизами, да и когда бы само место имело хорошее положение. Хотя зимою приезжают купцы из Астрахани, и с прибытком производят малый торг с киргизами, но сей торг можно было бы гораздо больше распространить.
Что касается до местоположения, то почти не можно сыскать столь вредного для здоровья места, как Гурьев-городок с весны до осени обыкновенно бывает. Крепость стоит на солоноватом болотном месте. В крепости земля несколько выше поднята насыпью, однако везде солоновата и глиниста, так что никогда влажность не высыхает. Потому что беспрестанно вбирают в себя там гнилой, вонючий воздух, хотя и ветреная стоит погода. Дома наполнены тараканами и стоногими червями. Если выйти на вольный воздух, а особливо из крепости, то нападут комары…. При таких обстоятельствах многие из гурьевских жителей больны бывают…
Права яицких казаков запрещают гурьевскому гарнизону ловить рыбу сетями. Казаки по большей части зимою ходят на кабанов с собаками не без опасности, и бьют их из ружей копьями.
В сих местах немало ловят выдр, а зимою приходят из моря тюлени в Яик… бьют их много. У господина бригадира есть сад, в котором растут дыни, свекла, огурцы, хрен, капуста и морковь, а особливо петрушка хорошо родится. Из самых лучших семян родятся только малые и худые арбузы… Дыни и плоские тыквы-горлянки или долгошейки родятся хорошо, и тамошние жители… делают из них питейную посуду».
Ниже Гурьева по Уралу, автор говорит об изобильном рыбном месте, которое «роковою ямою» именновано по бывшему там между яицкими казаками и киргизцами сражению.
«В пяти верстах от Гурьева-городка находится брандвахта с караульной и маяком, где зимой бывает состоящий из пехоты и казаков пикет, дабы примечать неприятельские движения стоящих поблизости киргизцев и калмыков, которые не пропускают случая друг другу чинить подрыв. Не далее версты от брандвахты разделяется Яик на два большие устья, из коих левое или восточное называется Бухарскою или Азиатскою стороною».
1998
ГУРЬЕВЪ — ГОРОДОКЪ
А. Фосс, писатель
Введение
Гурьев-городок стоит на правом берегу реки Урала, в 17 верстах от впадения его в Каспийское море.
Урал, текущий от города Уральска по общему направлению с севера на юг, впадает в море четырьмя устьями: Перетаскиным, Яицким и двумя Золотнимскими. К западу от Гурьева, в 7 верстах, находится морская пристань, называемая Ракушечьею, потому что по ней и по берегам моря много ракуши, то есть мелко искрошенных раковин. Пристань эта служит для нагрузки и выгрузки разных товаров и всех продуктов, привозимых из города Астрахани и вывозимых из Гурьева-городка.
Гурьев находится в расстоянии от ближайших городов: от Уральска 488 вёрст — сухопутно и от Астрахани 350 вёрст — морем.
Гурьевъ-городокъ. Шхуна пришла морем из Астрахани
Городок окружён степью, очень мало возвышающейся над уровнем Каспийского моря. Наибольшее возвышение образует южная его оконечность. На левом берегу реки Урала, против самого Гурьева, расположен меновой двор, состоящий из старых деревянных амбаров. Лесов в окрестностях Гурьева-городка нет; а имеется в 2-х верстах ниже городка, на правом же берегу Урала, небольшая насаженная рощица из довольно рослых деревьев Черкотала; по берегам моря растет много камыша, который в Гурьеве заменяет дрова.
Как в Гурьеве, так и в окрестностях его почва солонцеватая и иловато-глинистая, к возделыванию малоспособна. Климат континентальный, летом воздух зноен, а зимою -нередко сыр. Господствующие ветры: весною юго-восточные и южные; летом западные и отчасти с юга, осенью северные, южного ветра почти не бывает, и зимою почти исключительно восточные. Дожди в Гурьеве выпадают чрезвычайно редко. Продолжительность времён года: весна начинается с марта месяца, лето с мая, осень с половины сентября и зима с ноября месяца. Наибольший жар в Гурьеве доходит по термометру Реомюра в тени до +34°, преимущественно в июле, при безветрии или слабоветрии, что производит иногда болезни. Высшая степень холода доходит до — 33° по Реомюру в начале января. В Гурьеве очень хорошо вызревает виноград, годный даже на выделку вина, но по случаю внезапных, хотя и кратковременных морозов он требует на зиму укрышки. Сведения о температуре в разное время года, а также и о ветрах в Гурьеве взяты из ученых наблюдений.
Гурьевъ. После плавни на Урале
Гурьев занимает в длину пространство 1,5 версты и в ширину полверсты. Вид городка невзрачный; постройка домов в Гурьеве плохая; есть дома каменные, деревянные и сырцевые, т. е. из воздушного кирпича. Сырцевый кирпич делают здесь из земли с песком и даже отчасти с навозом; сырцевые дома малого размера: крыша на них плоская, окна малые; дома эти часто бывают обмазаны глиною и выбелены. При таких домах заборы большею частью из камыша, а ворота плетеные из таловых прутьев. Деревянные дома имеют балконы во двор и часто на улицу, большею частью они не обшиты тёсом и не оштукатурены; крыши на некоторых — крашеные, а иные дома под камышовыми крышами. При каждом доме имеется два двора и особая сырцевая кладовая с дверью на улицу, в этих кладовых обыкновенно хранится мука, предназначенная к продаже. Почти при каждом доме во дворе имеются высокие сушильни, выстроенные из длинных и высоких шестов с поперечинами, на этих сушильнях казаки после морских рыболовств сушат сети и аханы. Часто стоит во дворах высокая мачта с флагами для узнавания направления ветра.
Гурьевъ. Казачьи саманки
Жители в Гурьев-городке — уральские казаки-рыболовы, а иногородние — торговцы, которые беспрестанно ездят в Каспийское море. Казаки весною, осенью и зимою отправляются на рыболовство, а иногородние люди, преимущественно торговцы, отправляются в море для покупки рыбы, клея и икры.
Вообще гурьевские жители беспрестанно ездят на косовых лодках и солмовках в Астрахань, во все навигационное время, для покупки там разных товаров и продуктов, а по большей части — хлеба. В косовую лодку помещается от 200 до 350 кулей муки, по 7 пудов каждый куль, а в солмовку — от 50 до 80 кулей, по 7 пудов каждый куль.
Дома, как я уже сказал, в Гурьеве деревянные, плохой постройки, старые; от старости получили цвет серый; маленькие сырцевые дома с плоскими крышами, камышовыми заборами и плетнёвыми воротами, засоренные улицы, виднеющиеся высокие сушильни и мачты с флагами — всё это человеку, вновь приезжему в Гурьев, сильно бросается в глаза, в особенности когда казаки после морских рыболовств развесят сушить сети и аханы.
Церковь в Гурьеве одна — собор Св. Николая Чудотворца, каменная семиглавая, с колокольней и каменною оградою; вокруг этой ограды стоят чугунные пушки. Есть и одна деревянная мечеть. Казённых зданий 8, а именно: квартира начальника Гурьева-городка — деревянный одноэтажный дом с мезонином и балконом на улицу; канцелярия начальника городка — деревянный дом; гауптвахта и при ней острог — деревянные; пожарная каланча и при ней сарай с пожарными экипажами — деревянные; сырцевый сарай, занятый пожарными экипажами и трубами; три хлебных магазина, из них два деревянных и один сырцевый; больница и аптека — деревянный дом одноэтажный с мезонином и балконом на улицу и гурьевская народная школа — каменный дом одноэтажный, с мезонином и балконом на улицу; при этой школе есть небольшая библиотека. Все эти казённые здания, в том числе и мечеть, находятся на набережной реки Урала.
Гурьев-городок в историческом отношении
Уральский казак Железнов описывает историю городка следующим образом: «Теперь Гурьев-городок — без всяких укреплений, но в старину он был окружён сперва каменной, с башнями стеною, а потом, когда стена пришла в разрушение, — высоким и частым палисадом. По четырём углам этого палисада возвышались каменные барбеты или фланги (по крайней мере, их так называли казаки), вооружённые чугунными пушками и мортирами. В стене, а потом в палисаде было четверо ворот, из которых одни, обращённые к берегу Урала, назывались Спасскими. Теперь от всего этого почти и признаков не осталось, исключая небольшой валообразной возвышенности, огибающей квадратом один квартал города с площадью, где был старый городок да десятка полтора ржавеющих чугунных пушек. Настоящее свое название Гурьев-городок получил от основателя своего — рыбопромышленника, русского купца Михаила Гурьева; но в старину вплоть до XVIII столетия он именовался Яицким городком или городком на устье реки Яик, а иногда и каменным городком. Построение этого городка относится к первой половине XVII века (между 1640 и 1645 гг.) До 1753 года Гурьев-городок состоял в ведении Астраханской губернии, а в том году он перешёл в состав Оренбургской, именно в ведомство уральских казаков. С этого времени и стали в нём селиться уральцы; а дотоле они имели тут временное пребывание, посылаясь по наряду от войска в помощь тамошнему гарнизону, состоявшему из регулярных солдат.
Казаки на путине. Заготовка икры для «золотого обоза»
Гурьев-городок имеет очень важное значение в быту уральцев — вот именно почему. До поступления его в ведомство Оренбургской губернии при нём в самых устьях Урала были казённые рыбные промыслы, содержавшиеся на откупе у частных астраханских промышленников. Промышленники делали поперёк всей реки из брёвен перебои, или так называемые учуги, и там заграждали вход рыбы из моря в Урал. Из-за этого у казаков с астраханцами возникали частые и большие споры, весьма затруднявшие начальство в разбирательстве. Наконец по просьбе казаков и по ходатайству оренбургского губернатора Неплюева право содержания учугов было передано от Правительствующего сената на вечные времена уральцам, с взысканием с них каждого дня в пользу казны той суммы, какую платили астраханцы (4692 руб. 69 к.). Это было между 1742 и 1752 годами. Впоследствии времени казаки перенесли учуги к городу Уральску.
До 1775 года река Урал называлась Яиком, а уральские казаки — яицкими казаками.
Всех жителей в Гурьев-городке состоит 2880 обоего пола: из них казачьего сословия — 2480 человек обоего пола, иногородних русских — 250 обоего пола и татар — 150 человек обоего пола, почти все иногородние торговцы. Из числа 2480 человек казачьего сословия одни принадлежат к единоверческой церкви, другие — к старообрядческой, каковой в Гурьеве в настоящее время нет, и третьи — к безпоповщиной секте. Из числа 250 человек иногородних русских староверов немного; татары исповедуют магометанскую веру. Гурьевские староверы хотя в церковь не ходят, но зато дома примерно исполняют христианский долг. Посты казаки и иногородние исполняют весьма строго, в особенности в отношении пищи. Табак казаки вовсе не курят и считают его много раз проклятым; работников киргизов считают погаными, кормят их из особой деревянной посуды. Гурьевские казаки ведут жизнь весьма деятельную, постоянно находятся в трудах, свободного времени имеют они немного, дома бывают отрывками. Казаки, находящиеся при исполнении, носят следующую форму: казакин синего сукна с малиновыми погонами и малиновым шарфом, шаровары синие с малиновым лампасом, шашку через плечо на чёрном ремне, а у офицеров — на серебряном ремне, папахи бараньи чёрные, с малиновой выпушкою. Когда казаки на лошадях, то при них бывает пика и за спиной ружьё; урядникам пик не полагается. Форменная одежда, оружие и лошадь у каждого казака собственные. Но в таком облачении казаков в Гурьеве видно не часто, а именно: на смотрах и в большие праздники. В прочее время они носят полу форменное платье, а летом, по случаю больших жаров, носят вместо казакина рубашки и кителя не только дома, но и на службе. Форменные фуражки с козырьком носят почти все казаки, даже при штатском платье и при халате. Казаки, не находящиеся при исполнении службы, а также и отставные носят халаты: шёлковые, шерстяные и бумажные — не только дома, на улице, но даже иногда в праздничные дни некоторые казаки в халатах являются в церковь; достаточные казаки (не говоря уже про богатых) носят обыкновенное партикулярное платье: суконное, триковое и драповое. Бороды носят все казаки без исключения, то есть служащие и не служащие; офицеры и иногородние чиновники бород не носят.
Перевоз на самарской стороне
В Гурьеве казачки носят старинные сарафаны, штофные и шёлковые, обшитые сверху донизу широкими серебряными белыми и жёлтыми галунами в два ряда, и меж ними нашиты в длину сарафана бронзовые пуговки. Рукава у сарафана длинные, во всю руку кисейные цветные и шёлковые, обшитые кругом около плеч серебряным галуном. Молодые казачки носят сарафаны ярких цветов, а старухи-казачки носят сарафаны тёмных цветов, чаще всего чёрные, галунное украшение на сарафанах всегда бывает. На голове они носят платки и косынки, светлые и тёмные. Mнoгиe молодые казачки оставляют сарафаны и начинают носить платья; эта мода перенимается от иногородних; чиновные казачки сарафанов вовсе не носят.
Замечательны некоторые обычаи, предрассудки и провинциализмы в разговорах, употребляемые исключительно простолюдинами-казаками и многими иногородними, которые долго живут в Гурьеве. Так, например, при встрече на улице казака с казаком или иногороднего с иногородним — они здороваются, заводят меж собой разговор, и когда они приходят домой, то опять здороваются и продолжают разговор. Когда через перекрёсток улицы переходит женщина, а мужчина переходит улицу с бокового перекрёстка, то женщина замедляет свой путь или вовсе останавливается и ждет, чтобы мужчина прежде её прошел. Или наоборот: если мужчина переходит перекрёсток улицы, а женщина идет посредине улицы или с бокового перекрестка, то она замедляет свой путь или вовсе останавливается и тем даёт дорогу пройти мужчине, а сама проходит после него. Если кто приходит в дом к семейному казаку и если в комнате этой находится жена казака или вообще кто из женщин, то она поспешно уходит в другую комнату, а пришедший гость беседует с одним хозяином, и вообще мужчины в кругу женщин редко участвуют, а женщины, составляя свой круг, почти вовсе не участвуют в кругу мужчин. Казаки не имеют знакомства с посторонними людьми, для них чужих, а у каждого есть много родственников — близких и дальних, как со стороны мужа, так и со стороны жены. Когда главный член семейства — муж бывает в отлучке из Гурьева, а жена его остаётся дома, и если только она не старуха, то всегда при ней находится компаньонка, почтенная старушка — у казаков казачка, а у иногородних иногородняя женщина. Если случится кому-нибудь прийти в один из таких домов за делом, то сплошь и рядом бывает так, что даже дверь не отворят, а только спросят: кто и зачем? В заключение всего удовлетворят обычным ответом сквозь дверь: «Хозяин в Астрахань уехал». Иногда же отворят немного дверь, но не дождутся, чтоб человек объяснил свое дело, а скорее захлопнут, будто боятся каждого. Этот странный этикет ведется не только у простолюдинов, но даже и у некоторых благородных людей.
Путина. Казаки на бударах устремляются к морю
Посуду с водой всегда покрывают чем-нибудь — салфеткой или дощечкой, и не только ту, которая стоит на дворе или в кухне, но даже и ту, которая находится в комнате хоть на короткое время. И не для того, чтобы вода не засорялась, а собственно потому, что, как говорят казаки и казачки, грешно пить воду из той посуды, которая была ничем не покрыта. Человеку малознакомому не дозволят черпать воду из своей кадки для питья, а непременно кто-нибудь из хозяев дома или прислуга — русская женщина подадут незнакомцу воду для питья. Это делается для того, чтоб незнакомец не опоганил в таком доме воды. Вообще говоря, человек малознакомый с гурьевскими жителями, в особенности староверами, должен быть весьма осторожен в отношении питья воды из хозяйской посуды без спроса, а в курении табаку — еще более; в противном случае можно иметь много неприятностей от таких людей, не понимая даже часто, за что.
В Гурьеве в разговорном языке много в употреблении особенных слов и фраз, составляющих провинциализм гурьевцев. Так, например, вместо того чтобы сказать: неужели это так было? — говорят: вы что говорите? Вместо ничего нет — духу нет; вместо на днях или недавно — васейка; вместо хорошо — гоже; вместо да — нешто; вместо целковый — монета; вместо точно — ровно; вместо хлопотать — хороводиться; вместо кинул — лукнул; вместо кричал — звал. И много тому подобного.
Управление в Гурьев-городке состоит в зависимости наказного атамана Уральского казачьего Войска и Уральской Войсковой Канцелярии, которая назначает в Гурьев начальниками казачьих офицеров на три года по очереди, а именно: начальника Гурьева-городка, городничего, следователя по судебным делам, 2-х гранных офицеров для охраны казачьих вод от тайных рыболовств, комиссионера для надзора за казённым хлебом, начальников на каждое рыболовство в море, 2-х учителей для Гурьевской народной школы и 2-х торговых депутатов из среды казаков. Значение этих должностей по чинам и обязанностям следующее: начальник Гурьева-городка — военный штаб-офицер, обязанность его состоит в заботливости о благосостоянии жителей и о порядке в городе. Городничий — военный обер-офицер, заведует в городе полицейской частью; следователь — военный обер-офицер, заведует в городе судебною частью, 2 гранные или маячные начальники — оба военные, обер-офицеры, заботятся исключительно об охране реки Урала и северной части Каспийского моря от тайных рыбопромышленников; при них состоит команда казаков, 3 судна и при самых устьев Урала пикет. Маячные или гранные суда часто разъезжают вблизи устьев Урала во все навигационное время, т. е. с конца марта или начала апреля до половины октября. Комиссионер — военный обер-офицер — наблюдает за приемом и отпуском казенного хлеба для казаков, отправляющихся в поход, а также для продажи бедным казакам по умеренной цене. Начальники над рыболовствами назначаются в Гурьеве до начала морских рыболовств, весною, осенью и зимою; на каждом рыболовстве в море бывают два начальника, оба военные штаб-офицеры, и при них два помощника, оба обер-офицеры, должность их состоит в наблюдении за порядком производства рыболовства.
Учитель в Гурьевской народной школе — юнкер на правах офицера, и при нем есть помощник учителя — урядник; 2 торговых депутата, назначаемые из среды казаков, наблюдают за правильностью торговли, и один из них заведует гражданскими делами.
В Гурьеве инвалидной команды из солдат нет, а вместо неё имеется линейная команда уральских казаков, состоящая из 200 человек казаков же. Команды эти подчиняются начальнику Гурьева-городка и начальнику линейной и пожарной команды. Форменная одежда, вооружение и лошадь у каждого казака собственные; пожарные же экипажи и трубы — казенные войсковые. Служебные обязанности этих команд следующие: пожарные казаки находятся поочередно на часах при пожарных экипажах, трубах и лошадях, линейные же казаки поочередно занимают караул на гауптвахте, занимают посты в пикетах, находящихся вблизи устьев Урала и прибрежья Каспийского моря, для охранения казачьих вод от тайных рыболовств; отправляют почтовую гоньбу и служат вестовыми у начальников. Гурьевские казаки служат в Гурьевских линейной и пожарной командах по 1-му году (кроме гурьевских казаков, служат в линейной и пожарной командах форпостные казаки). Каждый год бывает требование казаков на действительную службу: в линейную и пожарную команды — на год, в степные укрепления — на 2 года и в Казань — на 2 года (в военное время требуют казаков в полки).
Требование казаков на службу объявляется в городе Уральске Войсковою Канцелярией в марте месяце, но не так, как в прочих казачьих войсках, по очереди; очередь у уральских казаков, хотя существует, но при этом дозволяется не желающим служить нанимать за себя другого казака; обыкновенно большая часть казаков, которые имеют средства, сами не идут на службу, а вместо себя нанимают по добровольному согласию других казаков за наемную плату. Служба казакам считается с 18-летнего возраста, срок же двадцатипятилетний; действительную службу несут не все казаки, а сколько их потребует надобность. Если, например, требуют на действительную службу четвертую часть всех считающихся служащими, то трое из них нанимают четвертого по вольным ценам. Таким образом, один исполняет служебную повинность натурой и за то получает деньги с трех оставшихся, а эти оставшиеся несут свою службу деньгами и за это пользуются выгодами от рыболовства.
Цены за наем казаков на действительную службу следующие: за наем одного казака в линейную команду платится тремя казаками от 30 до 32 рублей в год; в пожарную команду за наем одного казака платится столько же; в степные укрепления за наем одного казака на 2 года платится от 200 до 300 рублей; в Казань за одного казака на 2 года платится от 250 до 300 рублей; в военное время в полки для походов против неприятеля платится за наем одного до 400 рублей. Казаки, которые не имеют средств для того, чтобы за себя нанимать других на службу, обязаны сами идти, когда их требуют. Казаки, которые нанимают за себя других, платят за наем деньги не казаку, который нанялся, а в Войсковую Канцелярию, которая в получении наемных денег выдает квитанцию и затем сама канцелярия выдает деньги казакам, которые наняты и которые поступили на службу.
Деньги за наем казаков в полки отдаются прямо самим наемщикам.
Все те казаки, которые за себя нанимают других, а сами не несут никакой службы, считаются городскими казаками, и служба им считается действительною, хотя сами они не служат. Городские казаки занимаются хозяйством, а именно: рыболовством, боем тюленей, хлебной торговлей, скотоводством и торговлей фруктами.
У каждого казака особой земли нет, но каждый имеет право косить сено на лугах, где угодно, т. е. вблизи ли Гурьева или вблизи какого-нибудь форпоста или крепости; косить он может столько, сколько требует его надобность. Дозволяется казакам нанимать для сенокоса иногородних работников; в первые 10 дней сенокошения у казака и у урядника может быть 3 работника, у обер-офицера — 6 и у штаб-офицера — 10 работников. По прошествии 10 дней число работников может быть у всех произвольное.
Сенокошение производится с дозволения войскового начальства; обыкновенно оно начинается с 1-х чисел августа и производится до конца этого месяца. Во время сенокошения Гурьев значительно пустеет, потому что большинство жителей находится в степи на сенокосе.
Полей около Гурьева казаки не возделывают и хлеб не засевают, потому что почва солонцевато-иловато-глинистая, требующая хорошего удобрения.
Почва до того содержит в себе много солонца, что иногда после дождя выступает из земли соль.
Огороды овощные, фруктовые сады и бахчи гурьевские казаки имеют по обеим сторонам реки Урала. Земля в них достаточно выщелочилась посредством хорошего ухаживания, и так как дожди в Гурьеве редки, то для этого в садах устроены на самом берегу Урала чихири, т. е. деревянные водокачки, которыми посредством большого деревянного колеса, при помощи лошади и работника-киргиза, накачивается вода из реки для всего сада. Для чего в саду устроены деревянные желоба, проведенные около растений. Вода, накачиваемая чихирем, тотчас течет по желобам, и таким образом в короткое время все фруктовые растения снабжены водой. Постройка чихиря обходится в 200 рублей серебром. В садах растут следующие фрукты: яблони, виноград — белый и синий, вишня, слива — белая и черная, смородина, арбузы, дыни и тыквы.
Самый богатый промысел у уральских казаков есть рыболовства, которых бывает три в реке Урал и три в Каспийском море. Каждое рыболовство производится в известное время года: 1) весеннее — курхайное рыболовство в Каспийском море, производится с 1-х чисел апреля до 20 мая; 2) весеннее севрюжье рыболовство в реке Урал; оно производится с 1-х чисел апреля по 1-е число июля; 3) осеннее жаркое рыболовство в море, производится с половины августа до половины октября; 4) осеннее плавное рыболовство, в реке Урал, производится с половины сентября по 1-е число ноября; 5) зимнее неводное рыболовство в реке Урал, производится с половины декабря до половины января и 6) зимнее аханное (ахан — значит, сеть) производится в Каспийском море с 1 января по 1 марта.
Аханное рыболовство в море считается у гурьевских казаков самым прибыльным. Гурьевские казаки производят рыболовство в море, в р. Урал же на рыболовстве участвует малое число.
На каждое рыболовство наказной атаман назначает по очереди начальника-офицера, должность которого состоит в наблюдении за порядком рыболовства. Над рыболовством в р. Урал бывает 1 начальник и над рыболовством в море бывает 2 начальника-штаб-офицера, 2 помощника — оба обер-офицеры.
Весеннее курхайное рыболовство, или сокращенно весенний курхай, производится в Каспийском море со вскрытием льда; обыкновенно оно начинается с 1-х чисел апреля и продолжается до 20 мая.
На этом рыболовстве ловится всякого сорта красная рыба, преимущественно севрюга. Сети употребляются для лова так называемые курхайные. Это обыкновенные ставные сети от 10 до 12 сажен длиной. В ширину имеют они от 14 до 18 ячей, то есть петель. На нижней подборе, т. е. веревке, грузил не имеют, на верхней же есть поплавки, называемые балберами, если они сделаны из кожи или дерева, и кугами, если это пучки чакана. Эти балберы или куга навязываются на расстоянии сажени одна от другой.
Приухи каждой стороны привязываются к кольям, которые вколачиваются в дно морское. Из судов употребляются на курхайном лове косовые лодки, палубные, полупалубные и подрасшевные лодки, для переборки же сетей — простые бударки, т. е. челноки.
На курхайном рыболовстве могут участвовать все казаки — служащие, отставные и малолетние; малолетними называются казачьи дети от 15 до 18-летнего возраста, не состоящие на службе, но несущие повинности. Не имеют права участвовать в рыболовстве иногородние люди и все казаки, находящиеся на действительной службе, а также вдовы и малолетки, не несущие еще повинностей, т. е. не имеющие еще 12 лет от роду.
В этом лове, как и в других прочих морских, каждый имеет право держать сколько ему надобно работников, из казаков ли или из иногородних и киргиз.
Для надзора за курхайным рыболовством назначаются два начальника, так называемые рыболовные атаманы, под наблюдением которых устраиваются две бакенные линии посредством кольев, вбитых в дно на расстоянии от 25 до 50 сажен один от другого и собираемых по 2 с каждой имеющей участвовать в рыболовстве лодке или бударки.
Линии на большой глубине обозначаются плавучими знаками, собираемыми с тех, которые пожелают там рыболовствовать. Первая линия бьется в море в правую сторону от устья реки Урала, и вторая — в левую сторону от устьев реки Урал в глубь моря.
Эти линии называются первыми и вторыми участками бакенов и на каждую из них назначается по участковому начальнику.
…До начала курхайного рыболовства все казаки, желающие участвовать в нем, записываются, по своему выбору, к одному из двух участников в список у начальника над курхайным рыболовством, и каждый записавшийся казак имеет право на выставку известного числа сетей, соответственно своему чину, в той бакенной линии, в которой он приписался. Отставные казаки и малолетние, несущие повинности, имеют право на 9 сеток, служащие казаки и урядники — на 15, обер-офицер — на 21. Войсковые старшины и подполковники — на 27, полковники — на 33 и генералы — на 48.
Казаки, сверх распределения своего — на две части по участкам — в каждом участке объединяются между собой в артели. Кто, впрочем, не пожелал бы присоединиться к какой-нибудь артели, может оставаться и сам по себе. Число лиц, составляющих одну артель, ограниченно так, чтобы в совокупности они имели право выставить не более 100 сетей.
За несколько дней до начала рыболовства, начальник оного делает на гауптвахте перекличку всем записавшимся казакам, и кто на перекличку не явился, тот в этом рыболовстве не имеет права участвовать и должен ждать следующего рыболовства. На перекличке начальник выкрикивает имена и фамилии казаков, номера жеребьевки и частей их. Это делается так: кладут в чашку бумажные свернутые билеты с именами представителей артелей, а в другую чашку кладут билет с номерами. Билеты вынимаются первым встречным мальчиком или казаком. После этого в порядке доставшихся им номеров, так что первый есть ближайший к бepeгy, начиная с глубины 0,5 или 1-го аршина. Жеребья называются полными, если достанутся полным артелям, то есть состоящим из числа казаков, имеющих в совокупности право на выставку ста сетей, неполным — если достанутся неполным артелям. Одиночным — если их получат казаки, не приписавшиеся ни к одной артели. Начальник каждого участка имеет право на выставку в бакенных линиях 80 сетей. А помощники их — 40. Места для этих сетей назначаются не по жеребью, а выбираются ими, где они пожелают. Лучшими местами считаются ближайшие к берегу, потому что для лова на малой глубине не нужно иметь больших и очень исправных лодок, следовательно, меньше издержек.
Число хороших номеров выходит больше или меньше, смотря по тому, выпадает большинство первых номеров на долю полных артелей, неполных или одиночных казаков, так что, например, тридцатые номера могут считаться иногда принадлежащими еще к хорошим номерам, иногда же к очень посредственным.
Рыболовные атаманы и их помощники выбирают для себя места, признанные долговременным опытом за самые лучшие; поэтому места эти постоянны и слывут между казаками под именем атаманских мест. Сверх того атаманы и помощники их сохраняют право и на то число сетей, которые им следует по чину, но для них не могут уже выбирать места, а должны выставлять через своих работников там, где придется по жребию тем артелям, к которым они приписались.
Некоторые артели, истинно товарищеские, составляются для взаимной выгоды участников вследствие различных соображений, как например: потому, что несколько казаков имеют одну общую кусовую лодку, или потому, что не имеющий своей лодки приписывается к имеющим, уступая за то лишнюю долю в предполагаемой добыче, и т. п. Другие же артели составляются богатыми казаками для того, чтобы под видом их занять своими сетями как можно больше пространства. Они нанимают к себе в работники бедных казаков, составляя с ними как бы товарищество, в котором, однако, в сущности один — полновластный хозяин, прочие же — лишь работники, получающие уговорную плату и уже не имеющие права на участие в улове, или они скупают у казаков, могущих по праву участвовать в лове, но не желающих этого.
Казаки, бывшие у начальника курхайного рыболовства на перекличке и получившие жеребья, могут отправляться в море на промысел в жеребьевые участки или в вольные воды (т. е. в промежутки между бакенных линий), но не прежде, как с дозволения начальника. Казаки выезжают из Гурьева на рыболовство в море в назначенный начальником день, каждый казак выезжает из своего двора в телеге в одну лошадь, семейство его — жена и дети — садятся тоже с ним и едут на Ракушечью пристань, отстоящую от Гурьева на 7 вёрст к западу, по приезде на пристань они прощаются со своими родными и расстаются. Каждый казак входит в лодку с своею артелью и пускается в открытое море. Морские суда заблаговременно исправлены и снабжены всем нужным, как-то: сетями, баграми, ножами, веревками, солью, съестными припасами и вином; у некоторых промышленников вино составляет чуть ли не главную заботу.
Когда проведены в море в правую и левую стороны от устьев Урала бакенные жеребьевые участки, казаки немедля становятся на свои места, доставшиеся по жеребьевке, и рыболовство начато.
Выставка сетей производится следующим образом: каждый выставляет свои — в три линии, т. е. по трети всего числа, на которое имеет право, в линию. Поэтому ни одна артель не может выставить более 33 сетей в линию, или, как сказано в выдаваемой ежегодно рыболовным атаманом инструкции, более 450 сажен по бакену.
Первая линия называется лицевою, обращена к устьям Урала, а вторая — параллельно. Расстояние между линиями не определено в точности, но должно быть таково, чтобы в этих промежутках свободно можно было ездить и поворачиваться на лодках. Вторая линия по возможности выравнивается, чтобы не было в ней уступов, т. е. стараются, чтобы расстояние между обеими линиями у всех ловцов было одинаково. Может случиться, при большом числе участников в лове действительно случается, что нескольким артелям, получившим последние номера, не достает уже места в бакенных линиях, тогда они выставляют свои сети в так называемых вольных водах, т. е. в промежутках между бакенными линиями первого и второго участков. В вольных водах число сетей и расстановка их представляется совершенно на произвол ловцов, отчего и название водных вод. Сюда же идут и те, которые хотя и получили места в бакенных линиях, но уже на большой глубине, для лова на которой не имеют пригодных лодок.
Хороший лов на весеннем курхае, по замечанию казаков, продолжается до 1-х чисел мая; вообще же успех его зависит от господства во время его юго-западных ветров, которые нагоняют рыбу. При выгонных ветрах уловов не бывает почти вовсе.
На курхайном лове солится рыба и приготовляются из нее припасы: паюсная икра, клей и вязига на судах, и время от времени свозятся для склада или для продажи на берег не иначе, как на Ракушечью пристань, куда должны следовать и откуда возвращаться морем, а не Уралом, чтобы движением судов не мешать ходу рыбы в реку. Отлучки с курхайного рыболовства на Ракушечью пристань допускаются не иначе, как по билетам, в которых означается количество везомой рыбы, икры и вязиги для предъявления на Ракушечьем посту. Это делается с тою целью, чтобы промышленники не могли выставлять сетей в запрещенном пространстве против устьев Урала.
С 20 апреля до 20 мая казаки приезжают с моря на Ракушечью пристань. Здесь они выгружают с судов соленую рыбу, паюсную икру, клей и вязигу, с уплатой соляной акцизной пошлины: с каждого пуда соленой рыбы — по 20 копеек и с каждого пуда икры — по 1 рублю серебром; с вязиги и клея акцизная пошлина не взимается. Акцизная пошлина с рыбы и икры поступает в войсковой доход. Пристань в это время обращается в базар, где иногородние торговцы и торговые казаки скупают рыбу и её продукты и везут для продажи в города: в Астрахань — морем и в Уральск — сухопутно. Цены на рыбу на весеннем курхае бывают следующие: севрюга — от 80 копеек до 1 рубля 36 копеек за пуд; икра — от 7 рублей до 13 рублей за пуд; клей — по 2 рубля за фунт в сухом состоянии; вязига — от 25 до 30 копеек за фунт.
Во время рыбной торговли на Ракушечьей пристани с 19 или 20 апреля открываются временные питейные заведения, как-то: трактиры — ренсковые погреба, без распивочной продажи, и временные выставки с продажею хлебного вина — распивочно и на вынос; заведения эти, за исключением трактиров, существуют до 20 или 21 мая, т. е. до конца курхайного рыболовства, трактиры же с питейною продажею существуют на пристани круглый год.
Есть многие казаки, которые по приезде с курхайного рыболовства и привезшие с собою рыбу, стараются скорее ее продать покупателю за наличные, и, получивши деньги, казак домой в Гурьев к родным не торопится, а спешит в трактирное заведение. Там он пьет вино, живет несколько дней кряду, иногда даже неделю и больше. Тогда только он подумает о доме и о семействе, когда у него останется ограниченное число денег или тогда, когда родные его приедут из Гурьева на пристань за ним.
Весеннее севрюжье рыболовство в реке Урал
Весеннее севрюжье рыболовство, или севрюжья плавня, начинается со вскрытием Урала, что средним числом случается, около города Уральска в 1-х числах апреля, обыкновенно от самого города, и производится по всему Уралу и в море против уральских устьев, где и оканчивается в начале 1июня. Сети на этом употребляются следующие.
Севрюжья плавная сеть имеет 32 сажени в длину с приухами, не более как в 0,5 аршина, и состоит из двух полотен: переднего, называемого ряжем, имеющего в ширину от 8 до 11 ячей, по 4 вершка в лопатке и с огнивом в 3 ячеи, ширина её от 3 до 4 аршин. Поплавки и грузила расположены на подборах через две ячеи на третьей переднего полотна.
Ярыга — она имеет только 7 сажен в длину и устроена следующим образом: весьма широкое полотнище сложено по длине вдвое, сшито по краям. Но не до конца. Таким образом, большая часть сети образует глухой мешок, свободные же, не сшитые по краям концы её — два крыла: верхнее и нижнее.
Невод — он имеет в длину от 120 до 200 сажен и в ширину от 4 до 6 сажен. Ячеи его в 1 вершок в лопатке, с огнивом в три ячеи. Оба крыла его совершенно одинаковы и ровной длины. Невод употребляется казаками после прохода войска на том пространстве, где оно ловило рыбу плавными сетями и ярыгами.
На весеннем севрюжьем рыболовстве участвуют все желающие уральские казаки, плывут они в бударках (т. е. легких длинных лодках) до устьев Урала и до берегов моря, в каждой бударке находятся 2 или 3 казака. Во время этого рыболовства, охватывающего значительную часть Урала, рыболовствующее войско, или так называемая громада, должны двигаться все вместе и правильно. Для этого назначаются границы, называемые рубежами, означающие место, до которого можно плавать и за которое можно переходить не иначе, как уже на другой день. На другой день начинается лов с этого рубежа и идет до следующего; таким образом от рубежа к рубежу проходят весь Урал. Всех рубежей от Уральска до берегов моря считается 20. Лов начинается не ранее солнечного восхода или, по крайней мере, совершенного рассвета. У рубежа, при котором дневной лов должен окончиться прежде, нежели плавающее войско успеет его достигнуть, ставится кибитка начальника. По окончании ежедневного лова до заката солнца все лодки вытаскиваются на берег, дабы никто тайно не ловил ночью.
Отдыхи бывают в праздники, а также и тогда, когда противные ветра. Когда войско приближается к Индерскому озеру, что около Горской крепости, то дается время, нужное для добычи соли.
Начальнику над севрюжьим рыболовством, не окончившему ежедневного лова, полагается 6 плавок по проплавленному уже пространству, без захвата следующего рубежа; но они не должны продолжаться более часа. Для этого складывают в пользу его 6 бударок по 1 разу. В остальное время запрещается начальнику ловить для себя.
По приплытии севрюжников к Гурьеву тут, под Гурьевом, они останавливаются, производят рыболовство плавными сетями, ярыгами, неводами; через день бывают днёвки, и рыболовство не производится; во время днёвок пойманную рыбу продают. Потом приплывают они в Гурьев, что бывает в конце мая, здесь они стоят несколько дней — продают рыбу. Затем проплывают до устьев Урала, а иные до берегов моря, там оканчивают рыболовство. Бударки и сети вытаскивают из воды, кладут в телеги, рыбу солят и укладывают. Таким образом, они возвращаются домой сухопутно на длинных дрогах, называемых здесь адрами, которые во всё время рыболовства за ними следовали.
Цена определяется рыбе на счет и на вес. Икру оценивают отдельно, на взгляд, и продают сырьём, т. е. как она в рыбе. Дают до 1 рубля 50 копеек за право выпороть икру из севрюги, после чего мясо продают другим. Средняя цена севрюги на этом рыболовстве — от 30 до 40 копеек и икра — от 8 до 10 рублей за пуд — сырьём.
Осеннее жаркое рыболовство в море
Осеннее жаркое рыболовство в Каспийском море производится с половины августа и продолжается до половины октября; оно производится таким же порядком, как и весной курхайное рыболовство; разница в том, что на жаркое осеннее рыболовство казаков отправляется значительно меньше против весеннего курхайного; притом же в осеннее время в море встречается полоса зеленой слизистой воды, которую казаки называют чумою. Вода в это время вредна для сетей; сети, попавшие в подобную воду, гниют и бывают ни к чему не годны.
На жарком рыболовстве ловится та же рыба, что и весною на курхае, цены на неё те же. Пойманную рыбу казаки солят на судах, привозят ее с моря на Ракушечью пристань, уплачивая за соленую рыбу и икру акцизную пошлину; здесь покупают ее иногородние торговцы и торговые казаки и везут для продажи в Уральск — сухопутно и в Астрахань — морем.
Пристань опять оживляется, так же как и весной, привоз разных товаров из Астрахани бывает велик; гурьевские иногородние торговцы возвращаются с Нижегородской ярмарки, вообще все те гурьевские жители, которые уезжали из Гурьева весной и летом, осенью бывают в Гурьеве с привезенным для продажи разным товаром.
Осеннее плавное и неводное рыболовство в Урале
Осеннее плавное и неводное рыболовство в Урале начинается с половины сентября и продолжается до конца октября или 1-х чисел ноября, т. е. до замерзания реки; рыболовства эти производятся от Каленовского форпоста, отстоящего от Уральска вниз в 190 верстах. На этом рыболовстве употребляются сети те же, что и весной, а именно следующие: плавные сети, ярыги и невода. На осенних рыболовствах имеют право участвовать все желающие лица Войскового сословия, как и в весеннем, причем число бударок, на которые каждый имеет право, также неограниченное. Так, например, в 1865 году, на осеннем рыболовстве, в конце октября, на рубеже около Гурьева было 2500 бударок. По Уралу плывут в бударках, т. е. легких длинных лодках, уральские казаки; в каждой бударке сидят по 3 казака, один гребет веслами, а другой держит сеть, в бударках же с неводами сидят 3 казака, двое гребут и третий управляет лодкою. Начинают они плыть от Каленовского форпоста, многие же казаки начинают плыть с форпостов, которые следуют ниже Каленовского. Берегом же реки Урала сухим путем следует длинный ряд обозов с солью для соления пойманной рыбы.
Осеннее плавное рыболовство также производится по рубежам, назначение которых представляется начальнику по соглашению с промышленниками, потому что в это время рыба уже не идет, а лежит на ятовях, которые год от году могут меняться: изменения же эти известны казакам из наблюдений, делаемых смотрителями Урала. Всех рубежей 16, а именно: Антоновский форпост, Котельный, Красноярский, Хоркинский, Горская крепость, Гребенщиковский форпост, Кулагинская крепость, Зеленовский форпост, Кармановский, Ямановский, Сарайчиковская крепость, Редутский форпост, между Редутским и Кандауровским форпостами, Кандауровский форпост, под городом Гурьевом и ниже Гурьева.
В конце рубежа, который хотят проплавать, ставится в три ряда крючковая снасть, чтобы рыба, уходящая назад, на нее попадала. Пойманная таким образом рыба отдается начальнику рыболовства в вознаграждение его трудов. Это единственное исключение, по которому дозволяется ставить в Урале крючья.
Рыболовство это начинается с солнечным восходом, для окончания же его нет определенного срока. Бударки всегда выравниваются по берегу и по сигналу сталкиваются в воду. Там, где за неимением поблизости отлогих мест они стоят на яру, как, например, на последнем рубеже от Гурьева к морю, второпях редко обходится без ломки. Сверх того, когда бударки уже в воде, начальник ведет их до некоторого расстояния, от ятова гурьбой, так сказать, колонной, не давая никому выходить вперед своей лодки. Когда начальник со своей лодкой отплывет прочь, то начинается перегонка. Всякий гребет с величайшим напряжением сил, часто до совершенного изнеможения.
По причине такой усиленной работы, а также и для большего удобства в сбыте наловленного, назначают на этом рыболовстве через день дневки, во время которых бывают базары. Так как плавными сетями и ярыгами преимущественно ловится яловая красная рыба, черной же в них мало попадает, то сзади главной массы плавничей производится лов неводами, который, по огромному количеству доставаемой им рыбы, едва уступает в важности самой плавне. С Антоновского форпоста до Кулагинской крепости этот лов неводом дозволен только на другой день после разбития ятовой передовым войском; на этом пространстве он производится вольно, т. е. где и как кто хочет. С Кулагинской же крепости вниз, т. е. до моря, — неводной лов идет в тот же день, как и плавни, но не ранее как после проплытия плавней.
До приплытия этих рыболовов к Гурьеву они стоят здесь и производят рыболовство несколько дней; пойманную рыбу солят и складывают на возы, а отсюда проплывают в Гурьев-городок, до устьев Урала или до берегов моря. Тут присоединяются к ним некоторые гурьевские казаки рыбачить: затем рыболовство это оканчивается ниже Гурьева; бударки и сети вытаскиваются из воды, их кладут на возы, рыбу также, и таким образом возвращаются домой сухим путем на адрах.
На осеннем рыболовстве в Урале цены гораздо выше, чем на весеннем: икра продается до 14 рублей за пуд, осетр до 4 рублей за пуд, а севрюга от 2 р. 50 коп., до 3 руб. за пуд.
Во время осеннего рыболовства открываются по берегу Урала временные подвижные выставки с продажей хлебного вина, распивочно и на вынос, а также выезжают из Гурьева торговцы с продажей фруктов: яблок, винограда и слив.
Зимнее неводное рыболовство в Урале
Зимнее неводное рыболовство производится в Урале с половины декабря до половины января; рыболовство это разделяется на пять участков; от Гурьева сначала по главной трубе Урала, а потом от Золотинок до самого впадения её, и заканчивается на Ширине; по Перетаске; по Бухарке; по Яицкому устью, начиная от того места, где от общей трубы Урала отделяется Золотинка; от нижнего устья реки Сорочинка до Гурьева. На зимнем неводном рыболовстве употребляются так называемые зимние невода, отличающиеся от осенних единственным — вчаливанием на место частика — мотни или кутца длиною в 4 сажени, сделанной из сети более частой, чем крылья. Тяга этих неводов подо льдом производится следующим образом. Посреди реки делают большую прорубь квадратной формы, в сажень слишком в стороне, называемой запуском. От неё начинают прорубать маленкие круглые проруби не более полуаршина в диаметре на большем или меньшем расстоянии одна от другой, смотря по длине прогона (прогоном называется длинный шест). Эти проруби идут от запуска к тому и другому берегу в несколько косвеном направлении. Дойдя до берегов, продолжается линия их вдоль каждого берега вниз по реке сажень на сто. Последняя из этих прорубей того берега, на который намереваются вытащить невод, делается побольше и в форме трапеции, у которой одна из параллельных сторон, именно обращенная к берегу, значительно короче трех остальных. Ее называют возьмою и предназначают для вытягивания невода. Форму трапеции делают ей для того, чтобы при вытягивании оба крыла невода сходились все ближе одно к другому. Начиная от крайней из идущих вдоль противоположного берега проруби, которая лежит несколько выше возьмы, прорубают к этой последней вкось через реку еще ряд маленьких прорубей. В запуск опускают невод в воду.
К обоим ключам его привязано по длинной веревке, такой, чтобы можно было конец её вытащить на берег, прежде чем невод, опущенный с запуском, начнет растягиваться. Эти веревки пропускают подо льдом по линии прорубей посредством прогонов, к которым они привязаны своими свободными концами, точно таким же способом, как и при выставке аханов, с тою лишь разницей, что здесь, дабы дать прогону желаемое направление, не вешают на проруби костылей, а вместо этого, по мере продвижения прогона вперед, идет человек от проруби к проруби и, опуская вниз палку, дает знать, толкается ли об нее прогон при поворачивании его вправо или влево посредством сашила и прогонного багра. Когда таким образом конец прогона окажется у последних к берегу прорубей, то зацепливают привязанную к нему прогонную веревку крючком сашила и уже руками вытягивают ее на берег, а с нею вместе вытягивают и крыло невода, доводя конец его до самого берега.
Перед началом лова все записываются по желанию в один из участков, для каждого из которых назначается особливый начальник; в каждом же участке все приписываются к какому-нибудь неводу, составляя таким образом артели, которые не могут состоять меньше как из 14 человек. Это установлено для того, чтобы хозяева неводов, из желания получить паи побольше, не ограничивались наименьше возможным числом работников из казаков, пристающих к неводу из- за паев, и тем не лишали бедных казаков участия в этом лове. Запрещается употребление неводов, взятых напрокат у астраханцев, чтобы через это часть выгод от улова не переходила в их руки и чтобы побудить уральцев заводить свои невода.
Перед началом лова осматриваются все невода — крепки ли они, чтобы потом из-за починки их не было проволочки в тяг. Когда все прописаны по участкам, то делают на верхней и нижней грани каждого из них и при истоках побочных рукавов, в которых не производится лова, переставы; прорубив во всю ширину реки прорубь в виде узкой полосы, растягивают в ней на кольях большие невода, совершенно перегораживающие реку как в ширину, так и в глубину. После этого приступают к самому лову. В каждом участке ловят, как в пруду, откуда уже рыбе выхода нет, и она вся бы вылавливалась, если бы не могла частью, конечно в небольшом количестве, прижаться к ярам, где нельзя захватить ее неводами. Поэтому в 1852 году просили казаки дозволить им багрить по ярам, куда особенно много скопилось сазанов; но Войсковая Канцелярия не разрешила этого на том лишь основании, что настоящий порядок зимнего неводного рыболовства существует несколько лет без всякого изменения.
Рыбы ловится на неводном рыболовстве очень много, так что часто сажен на 15 нельзя бывает дотащить мотни до возьм, не выбрав прежде рыбы из самих крыльев.
Неводный зимний лов производится сообща, т. е. каждый невод ловит не на себя, а складывают весь улов в общие кучи, называемые урсами. Такой лов продолжается непрерывно трое суток, что называется тягою.
После чего бывает дневка, во время которой производится дележ рыбы. Всю рыбу делят на паи, полагая на каждого хозяина невода по 6 паев, на чиновника (офицера), лично участвующего в лове, по 2 пая, а на урядника, простого казака и иногороднего работника — по паю. За работника получает полагаемый на него пай нанявший его. Сверх того участному начальнику, в вознаграждение его трудов, полагается 10 паев, причем, само собой разумеется, что если он имеет и свой невод, то за него получает наравне с другими хозяевами следующие ему 6 паев. При этом строго запрещается начальнику прежде общего раздела брать себе лучшую рыбу из урсов.
По окончании дележа начинается вторая тяга, продолжающаяся также три дня, и так далее до окончания всего лова.
Зимнее аханное рыболовство в море
Аханное рыболовство в Каспийском море начинается зимою с того времени, когда лед достаточно окрепнет для того, чтобы можно было по нему безопасно ездить; обыкновенно оно начинается с 1 января и продолжается до 1 марта. Оно против курхайного и жаркого рыболовства заслуживает более внимания. Во 1-х, рыбы больше ловится, сбыт её хорош в Гурьеве, потому что она во время зимы хорошо сохраняется от порчи и возможно ее вывозить в города Уральск и Астрахань свежею без соления. Во 2-х, оно требует более расхода денег для того, чтоб собраться на это рыболовство, и в 3-х, сопряжено с трудностью и опасностью на глуби вследствие относов.
В аханном рыболовстве могут участвовать все казаки лично, или поручая свое право другим, или через своих рабочих, иметь которых из иногородних на этом рыболовстве дозволено; преимущественно же участвуют в аханном рыболовстве гурьевские казаки; число рабочих на этом рыболовстве дозволено: полковнику — 4, штаб-офицеру-3, обер-офицеру-2, уряднику и простому казаку — 1, малолеткам работников не полагается.
Пойманную рыбу и продукты её, икру и клей, аханщики привозят возами не на Ракушечью пристань, а прямо в Гурьев, рекою Уралом, по льду, и продают ее здесь иногородним торговцам, которые в это время нарочно сюда приезжают из Самарской, Саратовской и других губерний для покупки рыбы, а также местным иногородним торговцам и торговым казакам, которые увозят ее для продажи в Уральск, Астрахань и другие города.
Цены в это время на аханную рыбу и её продукты в Гурьеве бывают следующие: белуга, шип и севрюга — от 2 до 3 рублей 50 копеек за пуд; осетр — от 3 рублей 50 копеек до 5 рублей за пуд; икра свежая — от 10 до 15 рублей за пуд. Паюсная же икра для продажи на аханном рыболовстве не приготовляется, а вязига из рыбы не вынимается. Клей продается от 55 до 65 копеек за фунт — в сыром состоянии, и высушенный — от 2 рублей 20 копеек до 2 рублей 50 копеек за фунт.
Тюлений бой
Во время аханного рыболовства часто попадаются в сети тюлени; их брать казакам дозволено, и убивать на льду, но запрещается употреблять особливые средства, нарочно придуманные собственно для лова тюленя, а также и бить тюленя молодого. В феврале месяце тюлень щенится и выползает из воды на поверхность льда огромными стадами. Довольно далеко от места рыболовства на глуби. В конце зимнего рыболовства многие аханщики отправляются бить тюленя; орудие их — небольшая палка, в конце коей налит свинец, палка эта называется чакушкой; подходят они к тюленям осторожно и против ветра, чтоб его не испугать, потому что тюлень весьма чутлив и от малейшего испуга скоро уходит в воду. Удар чакушкою тюленю в лоб или по носу — смертелен. Убив одного тюленя, промышленники загораживают дорогу убитым тюленем живым тюленям, и при удобном случае двое или трое казаков набивают в сутки до 100 штук тюленей и более. Набитых тюленей промышленники привозят на санях рекою Уралом в Гурьев, где уплачивают таможенной заставе акцизную пошлину по 30 копеек с пуда тюленя и продают его иногородним торговцам и торговым казакам, которые увозят тюленя в Астрахань и в Уральск; для предохранения от порчи тюленей в Гурьеве солят.
Цена на тюленя в Гурьеве бывает в марте месяце по 1 рублю за пуд; шкуру его иногда продают отдельно по 25 или 35 копеек за штуку. Промысел этот невелик.
Скотоводство
Главную промышленность скотоводства в Гурьеве составляет овцеводство — киргизский баран; пригоняют этот скот киргизы зауральной орды в Гурьев на меновой двор огромными партиями; мена его производится в меновом дворе с первых чисел августа по март месяц. Покупка баранов на наличные деньги и мена хлебом производится казаками и иногородними торговцами, многие же гурьевцы покупают огромные партии баранов на меновых дворах в Уральске и Оренбурге. Годовая покупка баранов простирается до 400 000 голов и более. Купленных баранов на меновом дворе каждый хозяин отсылает в степь для откармливания, для чего у каждого торговца для наблюдения за скотом имеются приказчики, работники и пастухи, по большей части все киргизы. Цена баранам к покупке с 1 февраля по март месяц бывает, считая круг, от 2 до 3 рублей за штуку. Весною же в марте месяце угоняют этот скот для продажи в Калмыковскую крепость на ярмарку, отстоящую от Гурьева в 240 верстах, где покупают его приезжие иногородние русские торговцы ценою от 4 до 5 рублей за штуку. Кроме баранов, гурьевские жители покупают на меновых дворах от киргиз зауральной орды лошадей, верблюдов — одногорбых и двугорбых — и рогатый скот: коров, быков, коз и козлов, которых отсылают сперва в степь для откармливания и потом угоняют для продажи весною, в марте месяце, в Калмыковскую крепость на ярмарку и осенью, в октябре месяце, в Гурьев на ярмарку. Торговля эта менее значительна против овцеводства. Цена этому скоту в продаже бывает следующая: лошади молодые — от 15 до 30 рублей, старые — от 30 до 70 рублей и дороже; верблюды молодые — от 12 до 15 рублей, старые — от 20 до 60 рублей; коровы и быки — от 15 до 30 рублей, козы и козлы — от 2 до 3 рублей за голову. Торговлей скотом большею частью занимаются казаки, потому что они имеют право на Войсковой земле пасти для откармливания беспошлинно определенное число голов скота соответственно своему чину. Число голов скота беспошлинно могут иметь на Войсковых лугах для откармливания следующие Войсковые лица, а именно: штаб-офицеры — по 1500 баранов и 210 штук рогатого скота, обер-офицеры — по 1000 баранов и 140 штук рогатого скота, нижние чины и малолетки, несущие повинности, — по 500 баранов и 70 штук рогатого скота. Сверх этого количества за весь скот они платят акцизную пошлину по 10 копеек с рогатого скота и по 4 копейки с барана в год.
Иногородние лица платят акциз с каждой головы имеющегося у них скота в Войсковых лугах для откармливания или прогона по 14 коп. с лошади и рогатого скота и по 5 копеек с барана; акцизная пошлина со скота поступает в Войсковой доход.
Хлебная торговля
После рыболовства и скотоводства есть хлебная промышленность, которую, по обширности своего оборота, можно назвать главной в Гурьеве.
Ржаная мука, пшеничная разных сортов и овес привозятся сюда здешними казаками и иногородними из Астрахани морским путем и продаются в Гурьеве жителям. Ржаную же муку продают киргизам зауральских орд. Привоз муки и овса из Астрахани в Гурьев бывает весной, летом и осенью, и из Уральска — зимой.
Количество привезенной муки и овса в Гурьев в течение года доходит до 200 000 четвертей или кулей.
Цена на муку и овес в Гурьеве бывает следующая: ржаная мука — от 60 до 80 копеек за пуд; пшеничная трех сортов — от 1 до 1 рубля 50 копеек за пуд; и овес — от 65 копеек до 1 рубля за пуд.
О ярмарке
Ярмарка в Гурьеве бывает один раз в год, именно осенью, сроком с 2 октября по 10 ноября. На Гурьевскую ярмарку привозят купцы из Уральска сухопутно следующие товары: красный товар мелочной, обувь, железо, медь, сахар, чай, кофе и табак. Кроме уральских торговцев, на ярмарке торгуют и гурьевские торговцы красным товаром, мелочным, обувью, чаем, сахаром, кофе, пряностями, табаком и вином. На этой ярмарке, кроме товаров, бывает продажа скота, как-то: баранов, рогатого скота, верблюдов и лошадей. Скот этот пригоняют со степи киргизы зауральских орд, а также и пригоняют его некоторые казаки и иногородние для продажи. Торг на Гурьевской ярмарке преимущественно ведется красным товаром и скотом. По сведениям Г. Рябинина оказывается, что на Гурьевскую ярмарку в 1862 году было привезено разного товара на сумму 430 000 рублей, за исключением скота, и продано разного товара на сумму до
100 000 рублей.
О привозе товаров, о числе торговых заведенийи ремесленников, о пароходстве
Товары, которые в Гурьеве не производятся, привозятся из Астрахани морем, а именно: хлеб, овес, крупа, вино, сахар, чай, кофе, пряности, сласти, табак, красный товар, обувь, железо, мелочной и проч. Привоз товаров бывает весной, летом и осенью, и из Уральска сухопутно, зимой — эти же товары. Товары привозятся иногородними лицами и казаками, каждый для своей лавки, иные же снабжают товарами других торговцев, которые из Гурьева не каждый год ездят в Астрахань и в Нижний Новгород на ярмарку.
Всех торговых заведений в Гурьеве — 58, а именно: лавок с красным товаром — 6, лавок с колониальным, бакалейным, москательным мелочным товаром — 14, мелочных лавок и лавочек — 13; табачных заведений: лавок — 1 и лавочек — 8; питейных заведений и трактиров — 2; Ренсковых погребов с продажею питья распивочно и на вынос — 3, питейных домов — 8, штофных лавок — 2 и оптовый склад хлебного вина — 1; гостиного двора в Гурьеве нет, и базаров в городе не бывает.
Всех мастеровых и ремесленников в Гурьеве — 33, как-то: хлебопеков — 3, мясников — 4, серебряков — 3, медяков — 1, стекольщиков — 2, слесарь, он же и столяр, — 1, кузнецов — 5, портных — 5, башмачников — 2, шорник и сыромятник — 1, извозчик — 1.
Все мастера и ремесленники — иногородние, и все торговые лавки, лавочки и заведения содержат большею частью иногородние лица, казаки же имеют лишь несколько лавочек и заведений. Казаки торгуют мукой и овсом из своих домов, при которых имеются отдельные кладовые, выстроенные из воздушного кирпича, и называются палатками. Рыбу и тюленей, которых привозят они зимою с аханного рыболовства, также продают дома из кладовых; некоторые же казаки вывозят рыбу на базарную площадь и продают там с возов. Сбыт вывозимых из Гурьева продуктов и товаров и покупка товаров и привоз их в Гурьев производятся самими местными жителями.
Пароходства в Гурьеве нет, но весной пристаёт к Гурьеву 1 пароход из Астрахани, 3 раза, в 12 верстах от устьев Урала, вблизи острова Большого Пешного в Каспийском море. К самому же Гурьеву пароход не может проходить по причине мели. В первый раз пароход приходит к Гурьеву из Астрахани в половине апреля и через 2 или 3 дня отправляется из Гурьева в форт Александровский, куда он везет из Гурьева сотню уральских казаков на два года, для смены тамошнего горнизона; в конце апреля пароход возвращается к Гурьеву во 2-й раз, привозит уральских казаков, отслуживших срок своей службы в форте Александровском; через три дня уходит пароход в Астрахань с пассажирами из Гурьева и в начале или половине мая приходит опять к Гурьеву с пассажирами из Астрахани — уже в 3-й раз, и через три дня отправляется из Гурьева с пассажирами в Астрахань и более уже не приходит до следующего года.
Число морских судов в Гурьеве, как-то: кусовых лодок, салмовок и других — определить верно нельзя, но можно сказать, что почти у каждого гурьевского промышленника, казака и иногороднего есть суда, которые весной с открытием навигации отправляются из Гурьева в Астрахань со здешними продуктами, как-то: рыбой, икрой, клеем, тюленем, салом и кожами. Некоторые же иногородние торговцы уезжают из Гурьева летом в Нижний Новгород на ярмарку для покупки разных товаров. Вообще во время лета Гурьев-городок значительно пустеет, потому что большая часть жителей уезжает оттуда на это время. Суда эти приходят с товарами из Астрахани в Гурьев, летом и осенью, останавливаются у Ракушечьей пристани, где выгружают из них товары, как-то: муку, крупу, овёс, сахар; чай, кофе, пряности, сласти, вино и табак внутреннего приготовления — листовой в кулях и приготовленный в обандероленных помещениях. Товары эти с пристани перевозятся в Гурьев сухопутно самими хозяевами или наймом для перевозки их извозчиков-казаков, которым платят с куля муки и овса, весом до 7 пудов каждый, от 1 рубля до 1.50 копеек за куль. С прочего же товара платится за провоз уговорная плата с воза.
Общественная жизнь
В буквальном смысле общественной жизни и увеселений в Гурьеве вовсе нет. Большинство жителей в Гурьеве составляют войсковые обыватели: нижние чины, из них одни состоят на действительной службе, а большая часть занимается промыслами и торговлей, так что они не видят, как проходит год. Весной они заняты наймом казаков на службу, отправлением на курхайное рыболовство в море и отправлением в астрахань для покупки там хлеба, овса и других товаров; летом они свободное время проводят по большей части в безделье и сне. В конце лета, именно с 1-х чисел августа, отправляются на сенокос, где трудятся до сентября месяца, другие же в это время отправляются в море на жаркое рыболовство и возвращаются с него осенью в октябре месяце. С этого времени они до зимы свободны, некоторые же участвуют в осеннем рыболовстве по реке Уралу, большая же часть казаков приготовляется к аханному рыболовству в море, в домах их идут хлопоты и приготовления, т. е. вязание аханов и сетей, заготовление провизии, исправление аханной сбруи и наем рабочих. Хлопоты эти и работы продолжаются до самой зимы, с утра до позднего вечера казаки бывают заняты. Зимой же отправляются на аханное рыболовство в море, откуда возвращаются в Гурьев в 1-х числах марта. После аханного рыболовства, которое сопряжено с большой тратою денег на сборы, трудностями на рыболовстве среди зимы в открытом море, и опасностью на глуби, за что вознаграждают их хорошие уловы больших белуг, через которые поправляются домашние их обстоятельства. Казаки в апреле месяце опять собираются на весеннее курхайное рыболовство…
Таким образом, гурьевцы весь год деятельно проводят в трудах и занятиях. Конечно, не все гурьевские казаки буквально так проводят весь год в занятиях. Есть и такие, которые не ездят на рыболовства, а промышляют службой или торговлей. Из числа таких людей многие имеют много свободного времени, которое проводят в веселье и попойках, а иные даже просто от безделья пьянствуют в трактирах, погребках и кабаках.
Табак казаки дома не курят и другим не позволяют у себя курить, но в питейных заведениях сами по большей части курят; на рыболовствах тоже курят; в Гурьеве же курят табак молодые люди, преимущественно из простых казаков, а также казаки, находящиеся на действительной службе.
Семейства их проводят время у себя дома в хозяйстве. В праздники казаки и казачки ходят друг к другу в гости; прогуливаются по Гурьеву, сидят группами около своих домов и проводят время в разговорах. На Масленице катаются на лошадях по улицам и по льду реки Урала, на берегу Урала пред домом атамана (казаки называют начальника Гурьева-городка атаманом). Устраивается из пластов льда небольшая пирамида с флагами величиною в вышину 0,5 сажени и в ширину 2 аршина, называемая городком. Этот городок казаки, по существующему издавна обычаю, берут приступом на лошадях верхом, для чего в последний день Масленицы ставят на этот городок в закупоренном бочонке ведра полтора водки, купленной начальником за свой счёт. Казаки-малолетки ездят верхом на лошадях по улицам, некоторые из них наряжены в офицерское платье, и они считаются начальниками над прочими; кроме того, назначаются начальником города из линейной команды человек 5 казаков, которые тоже с малолетками ездят. Наконец по данному начальником сигналу все они скоро едут верхом мимо городка, разрушают его палками, и отличившийся казак в этом деле получает в награду за удальство бочонок с водкой. При этом случае не обходится без того, чтобы кто-нибудь из наездников не был ушиблен, обыкновенно достается ушиб пластом льда храбрецу, получившему вино.
Домашняя жизнь казаков довольно скучна и однообразна. Благородные лица войскового сословия, офицеры, занимающие здесь должности, — по большей части люди достаточные, живут они своими домами тихо и скромно и, по большей части, особняками — скупо и однообразно, даже в некоторых случаях скучнее простых казаков. Круг знакомых состоит из чиновных и богатых казаков. Мужчины, по большей части, носят форменное платье, а женщины — общеевропейское, национальный же костюм надевают в редких случаях. Проводят свободное время в чтении книг и газет, в гостях друг у друга, в игре карточной и бильярдной, иногда в катаниях по городу и охотой на дичь. собраний же и семейных вечеров не знают. Вообще жизнь их скучна и однообразна, без особенных тревог, но зато и без особых удовольствий; при всем том в казачьем благородном кругу — замкнутость, как будто один в другом не нуждается.
Иногородние здесь — купцы, мещане и крестьяне — все торговцы и ремесленники; проводят они время в торговле, ремеслах, поездках по своим делам в Астрахань и Нижний Новгород. Домашняя жизнь их та же, как в прочих городах; знакомы они меж собой и с казаками живут дружелюбно. Гражданских чиновников здесь самое значительное число; досужное время от занятий проводят они в чтении книг и газет, знакомстве с офицерами, карточной игре и охоте; вечеров и собраний у них не бывает. Словом, жизнь их так же полна скуки и единообразия, как жизнь здешних казаков.
Казаки любят музыку и песни. Музыка их — гармония, балалайка и гитара; песни у них в употреблении общерусские, исторические, относящиеся ко временам казачьего самоуправления, военные и местные, про родной Яик и Каспийское море. Вот две любимые песни уральцев, взятые мною из сочинения г-на Железнова (ныне покойного).
* * *
Яик ты наш, Яикушка,
Яик, сын Горыныча.
Про тебя, про Яикушку,
Идёт слава добрая.
Про тебя, про Горыныча,
Идёт речь хорошая.
Золочёно у Яикушки
Его было донышко.
Серебряна у Яикушки
Его была покрышечка.
Жемчужные у Горыныча
Его крыты-бережки.
Мутнёхонек наш Яикушка,
Бежишь же ты быстрёхонько,
Прорыл, протёк наш Яикушка
Все горушки, все долушки.
Вымётывал наш Яикушка
Посередь себя часты острова.
С вершин взялся наш Яикушка,
Бежишь же ты вплоть до низу,
Как до славного города,
До города до Гурьева.
До славного ты до моря,
До моря до Каспийского.
За Гурьевом выпадал ты
Во батюшку — сине море.
Как до славного острова,
До острова Камышина.
На острове Камышине
Братцы старики живут —
Старики-братцы старожилые,
Они по девяносту лет,
С покорённую Золотой Ордой
Старики-братцы, во ладу живут.
* * *
Не ясные соколики слеталися,
Не хивинские визиюшки съезжалися —
Соходилися, съезжалися добрые молодцы,
Добры молодцы, уральские казаченьки.
Они думу крепку думали:
Да кому из нас, ребята, атаманом быть?
Атаманом быть, ребята, есаулом быть?
Уж мы выберем, ребята, атаманушку,
Атаманушку мы выберем походного,
Есаулушку мы выберем залётного.
Атаман-то говорит, братцы, как в трубу трубит,
Есаул-то говорит, братцы, как в свирель свистит:
Еще долго нам, ребята, на Дарье стоять?
На Дарье стоять, караул держать?
Мы Дарью-реку пройдём рано с вечера,
А Куван-реку пройдём во глуху полночь,
А в Хиву придём вкруг белой зари.
Мы хивинскому султану не покоримся,
А поклонимся, покоримся Царю-Белому,
Царю-Белому, ребята, Петру Первому!
1866
О ЧЕМ ПОВЕДАЛА СТАРАЯ КНИГА
А. Елисеев, председатель районного краеведческого общества, п. Добринка Липецкой области.
— Я сейчас не живу в Гурьеве, но мне небезразлична его судьба, собираю книги, факты, которые рассказывают о его истории. Решил рассказать, о чем поведала старая книга.
В 1727 году в столице Российской империи — Санкт-Петербурге вышла в свет книга И. К. Кирилова «Цветущее состояние Всероссийского государства». Иван Кириллович был известен современникам как картограф, автор атласа «Карты Ивана Кирилловича о России», историк, собиравший материал для объемистой петровской «Гистории Свейской войны». Будучи талантливым организатором, он возглавил Оренбургскую экспедицию, которая открыла полезные ископаемые в Башкирии. Краеведы, истинные любители старины, найдут в книге немало интересного. Есть здесь строки и о нашем городе Гурьеве. Кирилов пишет: «За Астраханью ж по левую сторону по Каспийскому морю городок Гурьев Яицкий, каменный четырехугольный, с 8-ю башнями, в него одни ворота, стоит при реке Яик по астраханскую сторону от моря в трех верстах.
Живут в городе большая часть ссылочных, а за городом никакого жилья нет… Под городом располагается учуг (рыбный промысел), в котором ловят осетров и белуг и делают икру армянскую, клей и визигу на императорское величество, и множество оного товару высылается в Астрахань (Гурьев тогда входил в состав Астраханской губернии) на судах морем, а из Астрахани, также на судах, привозятся хлебные запасы, понеже пашни при том городке нет…».
Под городом находится перевоз, и ширина реки здесь достигала тридцати саженей. Вокруг городка располагались «сенные покосы множество», а вот леса не было — «мелкой дровяной», и его привозили — «крупный лес на строение» из Астрахани. Гурьев был перевальным пунктом торговых караванов из Астрахани в Хиву. За тридцать восемь дней на верблюдах можно было добраться до этого среднеазиатского городка. Маршрут был тяжелым — «воду берут в заливах и озерках пресную, лошадей кормят камышом, а инде и травы здесь без нужды; на пропитание людям корм от калмыков достают…». От Гурьева шли две дороги до реки Эмбы — «гладкие», «без гор» — «первая подле камышей, хотя кормом и водой довольна, однако ж грязна», а другая дорога шла степью — «безводно и бескормно: но забирают воду из Гурьева, а лошади травою кормятся, ходу того 5 дней…». Затем через брод переходили Эмбу, где «жилья никакова нет». Только у брода стоял маяк-ориентир выхода всех караванов к месту переправы.
Согласно Кирилову, от Астрахани до Гурьева можно было добраться за двенадцать дней, а от Гурьева до Новой Хивы путь занимал двадцать шесть суток. Все горожане платили различные налоги, подати. «Коих их только не было! Таможенный и кабацкий, табачный и конный, с мостов и перевозов, с бань и рыбных ловель, с лавок и кузней…»
И неудивительно, что горожане задолжали государству огромные суммы. Царские чиновники всеми доступными средствами выколачивали эти недоимки. Слух горожан «ласкал» колокольный набат небольшой деревянной церквушки.
1990
ГОРОД В XIX ВЕКЕ
И. Прикмета, историк-краевед, ветеран войны и труда
Наш родной город отмечает 350-летие. Его называют столицей Прикаспия, он и областной центр, и один из древнейших городов Казахстана.
Город располагается на берегах реки Урал (в прошлом Яик), по которой проходит граница между Европой и Азией. За три с половиной века он прожил большую жизнь. Свое основное развитие получил только в годы советской власти. Пожилые гурьевчане помнят, каким был Гурьев раньше. Не было тогда в нем ни железнодорожного вокзала, ни торгового центра, ни драмтеатра, ни Дома быта, ни аэровокзала, ни множества благоустроенных жилых домов, больниц, учебных заведений. За последние годы город похорошел, появились современные улицы, выросли многоэтажные жилые дома. Раскинулись микрорайоны Авангард и Привокзальный, появились новые предприятия. В год 350-летия особенно интересно сравнить: каким был Гурьев в конце, скажем, прошлого века?
Известно, что в 1885—1886 годах в городе было население 5 тысяч человек, один морской класс с 17 учащимися, одна двухклассная русско-казахская школа, несколько начальных школ, одна библиотека. По переписи в 1895 году в народных школах Гурьевского отдела (часть уезда) учились 189 мальчиков и одна девочка.
Сообщение имелось с Астраханью и Уральском только летом. Зимой Гурьев был отрезан от всего внешнего мира из-за снежных буранов и заносов. Жизнь гурьевчан вдали от культурных центров имела свой отпечаток.
В 1900 году в Гурьеве проживало 9600 человек. Перед Первой империалистической войной в 1913 году население было 10169 человек. По переписи же 1989 года — 149 тысяч человек. Если включить сюда пригородные поселки Балыкши, Жумыскер, Ленинградский, то численность населения значительно больше.
Некогда захолустный город год от года меняет свое лицо, отвоевывает у степи новые участки для застройки.
1990
В УСТЬЕ УРАЛА
А. Ковалевская, гражданка г. Гурьева
В далекое дореволюционное время был Гурьев городом рыбаков и поставщиков казачьих войск царю-батюшке. Вот улица «купеческая», с немногими двухэтажными кирпичными домами, с обширными дворами, где размещались приземистые, добротные склады. В основном вдоль Урала стоит город — дома деревянные, украшенные деревянными кружевами, вперемешку русские, татарские, редко киргизские (так в то время называли казахов). В ту пору, 70—100 лет тому назад, киргиз редко селился в городе, и если почему-либо не мог кочевать в степях со своим родом, то селился на окраине, сооружая себе саманный дом.
Кроме кладбищенской церкви, в городе стоял один храм — Николаю Чудотворцу (разрушенный в 1930 году), не слишком высокий, но в ширину вместительный, со множеством икон, украшенных драгоценными «каменьями», позолотой. В стороне от него, ближе к Уралу, рядом с татарской мечетью, стояла на манер часовни небольшая церковь «кулугур» — так называли гурьевчане старообрядцев. Через Урал ходил паром с «самарской» на «бухарскую» сторону, перевозя повозки, людей. Чаще ночами паром перевозил киргизские стада баранов, лошадей, коров. На «бухарской» в длину города тянулись сады в отметинах чигирей.
Купеческий дом. В советское время — Гурьевский почтамт.
За 15—20 лет до прихода советской власти был построен первый деревянный, на плашкоутах, мост, от которого по правую сторону, у берега реки, на ленивой зыби воды раскачивались широкобрюхие лодки-рыбницы и притулившиеся к ним будары.
Ни одной мощеной улицы. Земля в сухую пору взбита в пушистую пыль, в сырую — грязь, тугая, клейкая. Ни в сухую, ни в сырую пору на улицах не увидишь мусора. В каждом дворе — огромные помойные ямы. В каждом дворе (даже в бедном) лошадь, корова, у татар и киргизов еще и козы, бараны.
Не знаю, с какого года, но была в городе и гимназия, и русско-киргизская школа-пятилетка, но училось в них небольшое количество ребят. Главная причина — понятие необязательного образования детям.
В устье Урала, у моря, рыбаки прямо с рыбницы сдавали рыбу купцам. У тех стояли здесь так называемые лабазы, где и разделывали, и упаковывали рыбу, и, если нужно, снова грузили для продажи в глубине России… Там же, у лабазов, чуть в стороне, стояла и пекарня, где с пылу-жару продавались кулебяки, хлеб, крендели…
У любого казачьего дома — обязательно балкон с сушилами, где в опрятном порядке сушилась вобла, размером с теперешнего огромного леща; жир течет с него, хоть чашку подставляй, а рядом — балыки, каких сейчас вряд ли кто увидит — янтарь, истекающий жиром. Идешь, бывало, по городу, а с сушил на улицу течет ядрёный дух вяленой рыбы — захлебнешься…
Во дворах у всех лабазы для скота, бани, ледники и обязательные палатки. Летом во время завтраков, обедов и ужинов двухстворчатые двери на улицу нараспашку, во двор дверь тоже открыта — сквозняк, прохладней. В них трапезничают, как правило, многочисленные домочадцы. Идет человек по улице и только успевает раскланиваться по обе стороны улицы в раскрытые двери.
А зимой в палатках хранились сундуки с самой ценной одеждой — на случай пожаров. Ибо палатка — и стены, и пол, и крыша саманные, сплошная глина — не горит. И во всех палатках — обязательные качели детям на толстых перекладинах…
Свадьбы, праздники летом тоже устраиваются в палатках, и потому улицы в такие дни полнятся звуками гармони и здоровыми голосами мужчин, и чистыми звонкими — женщин. Любят гурьевчане петь. И почему-то звучат все песни донских казаков.
А ночью, сквозь раскрытые, засеченные от комара окна, из-за города, из степи порой доносится протяжная одинокая песня: всадника ли на коне, кочевника-киргиза ли на повозке. Протяжно, чисто звучит песня. Как чиста и мила природа, окружающая город на Урале, у Каспийского моря…
Было заведено у гурьевчан, что казак не женится на иногородней, если не приглянет здесь себе подобной, едет жениться в деревню, где родился его родитель, и привезет себе женой дочь крестьянскую. И от нового корня опять пошло из года в год…
Не роднятся казаки с «мужиками», а те с казаками, но веру, церковь, соседство не разделяют. И живут гурьевчане у доброй реки мирно, слаженно, и каждому есть работа.
На базаре лавки: ряды русских, ряды татар, ряды киргизов, так же делятся и покупатели. Но, как и среди этих рядов вкраплены одна-две лавки и русские, и киргизские, так изредка меняются и покупатели…
И поневоле вспомнишь сейчас горькую газетную сводку о преступности в городе. А ведь в ту пору — и 200, и 70 лет тому назад — дома не имели затворов. Мать, сестры мои рассказывают:
…И ничего не боялись. Отец, бывало, ночью с фонарем в руках идет домой, в фартуке деньги несет. Придет, высыплет детям на кошму и скажет: «Разберите, золотые в блюдо кладите…». Не любил почему-то отец золотые деньги в доме держать, в банк относил… Вспоминали все случай.
…Как-то в городе появился вор, палатки зимой потрошил, сундуки, товары. Изобличили вора. Им оказался казак с двумя дочерьми. Мать их то ли выгородила, то ли и правда она не знала об их преступлениях — в общем, в один из дней горожане сбежались на базарную площадь, где наказывали воров. Отцу дали 100 плетей, а дочерям по 50. А уж потом повезли на суд в Уральск…
До сих пор на улице Московской стоит дом моего прадеда и деда. Ему не менее двухсот лет. В нем родилась моя мать, дочь потомственных портных, всем семейством обшивавших всякой одеждой людей зажиточных — шубы, ротонды, фраки, сюртуки и женские модные наряды. Трудились все. С семи лет и до глубокой старости. Так было до моей матери, так села с иглой в руках и она за шитье мехов-лоскутов… Дети у казаков с десяти лет уже работники — рыбак в море…
Помню и такой рассказ матери, который покажет обычай, воспитание детей той эпохи. Примерно сто десять лет тому назад это было.
…Увидела я как-то на улице, что Андрейка (ее старший брат), зашел в пивную. Я в ужасе в мастерскую с криком: «Папанька, папанька, Андрейка в пивную зашел…». Отец бросил шитье и, снимая на ходу ремень с брюк, побежал к пивной и сразу же оттуда появился, хлыща сына ремнем, так и гнал его до самых ворот, приговаривая: «Позоришься сам, родителей позоришь, молоко на губах еще не высохло, а ты уж в пивную…». Андрею в ту пору было 18—19 лет. Он уже десять лет был помощником отцу…
Род материнский был «мужицкий». И когда Андрею пришла пора идти а армию, отец отправил его на перекладных (как когда-то и сам) в Подмосковье, где родились его предки, там его и забрали в рекруты. Здесь, в Гурьеве, только казачество. А придя из армии, опять же, по обычаю отцов, поехал Андрей в ту же деревню брать себе в жены крестьянскую дочь.
…А когда мать моя овдовела (1919 г.), сын ее (мой брат), парнишка лет 11—12, озоруя, стащил с товарищем у соседки пару свекольных плодов, так мать для острастки позвала побить ремнем его того же Андрея. Мужская рука крепче…
А когда при «красных» другой мой брат совершил какой-то поступок и мать его побила, так он сквозь слезы проговорил ей: «Вот пойду в милицию, пожалуюсь, теперь закон запрещает бить детей».
В доме все смеялись над его словами, но милиции все же побаивались.
Конечно же, и 100, и 70 лет тому назад озоровали мальчишки. То потайную милостыню разорят, то в ледник заберутся к кому-то — крынку каймака слопают, не без того. Ребячья кровь всегда играла, но чтоб хулиганить — всем миром сурово посмотрят, взглядом пронзят так, что в другом случае десять раз оглянется, чтоб для самоутверждения выругаться…
Жили люди и с хорошей оглядкой: что соседи скажут, как мир посмотрит, не осудят ли, не отвернутся ли. Да, и перед Богом придется ответ держать за свои проступки…
В наше время много говорят о милосердии. Какое оно, милосердие? Что такое милосердие?
Из рассказов матери, сестер я знала, что мой отец жил в наемном доме и тогда, когда у него уже было пятеро детей. Но однажды… Рыбак, сдававший дом (сам он жил в доме жены) в расплату за долги вынужден был расплатиться с кредитором — купцом этим домом. Купец же этот предложил моему отцу:
— До сих пор не имеешь своего дома. Я уступлю тебе его за недорого, бери. Постепенно расплатишься.
Отец отказался:
— Не могу. Душа не велит. На чужих слезах свое благополучие не построишь…
Отец перекупил этот дом с торгов. Переплатил. Такая уж была душа у рязанского мужика.
А напротив этого (уже нашего) дома до сих пор стоят два одинаковых дома, как два брата-близнеца. Жил рыбак с двумя женатыми сыновьями. И что ни год, раз за разом не везло им. Рыба шла мимо их сетей. Задолжали купцу за эти невезучие годы, что называется, под завязку. Один выход — расплатиться своим деревянным двухэтажным домом. Беда. Горе горькое.
Купец (не помню фамилии) позвал к себе должника и, глядя на его понурую голову и на задубевшее от соленого ветра лицо, сказал:
— Ладно. Бог учит делать добро. Прощаю тебе долги. Но при одном условии: сними второй этаж и поставь рядом его. Пусть твои сыновья живут в одинаковых домах. Расходы я уплачу. Может, и помянешь меня когда добрым словом…
Рыбак заплакал и упал на колени, земно поклонившись купцу:
— Век будем за тебя, благодетеля, молиться…
У казачества с давних пор было законом: овдовевшей казачке и ее детям, родителям, потерявшим кормильца, куренем — собранием казаков — закреплялось бедствующее семейство за неводом, за определенной ватагой. Та при улове выделяла долю им, осиротевшим…
1990
КАК ГОВОРИЛИ В СТАРОМ ГУРЬЕВЕ
Лев Гузиков, журналист «АЖ»
«Уральца всюду узнать можно с первых слов
Происхождение его (говора) — от безымянной вольницы,
которая на каспийском взморье дуваны дуванила.
Быт и жизнь этого народа, казаков, цветиста, ярка — это заветный уголок, который должен быть свят каждому русскому».
В. И. Даль
«Казак седлал уторопь, посадил бесконного товарища на заберды и следил неприятеля в назерку, чтобы при спопутности на него ударить». «И что за абракадабра такая?» — может подумать подавляющее большинство читателей. А вот перевод на русский литературный язык: «Казак поспешно оседлал лошадь, взял товарища своего, у которого не было верховой лошади, к себе на круп и следил за неприятелем, чтобы при благоприятных обстоятельствах на него напасть».
Это говор яицких (уральских) казаков, весьма своеобразный, но ныне очень редко проявляющийся в живой речи. Тем интереснее вспомнить, как говорили предки.
Мои мысли — мои сазаны!
Яицкие казаки населяли побережье Урала Гурьевской и Уральской областей, а также Первомайский, Илекский, Мустаевский и Ташлинский районы Оренбургской области России. Говор этой воинственной, полурыбачьей общины отличался богатством словарного состава — ведь бежали на вольный Яик со всех концов России.
И вряд ли нынче можно найти живого носителя искони казачьего диалекта. Во всяком случае, согласитесь, на улицах города несколько странно будут звучать такие речи: «Ето жена с тобой шла ай забавница?» — (симпатия, любовница); или: «Да у тебя одни сазанчики на уме» — (игривые мысли). «Жена растащейка — (бесхозяйственная женщина), и муж ей под стать — алырник (бездельник)».
Несмотря на то что большая часть словечек и оборотов безвозвратно утеряна, в русской речи гурьевчан старина иногда проявляется. Во всяком случае, ваш покорный слуга хорошо помнит, как лет 20 назад бабушка (она застала Гражданскую и казаков-толстовцев) шутя назвала меня — заигравшегося допоздна пацана — анчуткой, то бишь грязнулей.
Гурьевским провинциализмом интересовались многие
Вообще к изучению духовной и материальной культуры уральских казаков приступили ещё в XVIII веке. Известны труды путешественников и исследователей П.И.Рычковского, П. С. Палласа, П. С. Рунича. В XIX веке казачьей культурой интересовались такие именитые литераторы как А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, М. Л. Михайлов и В. Г. Короленко.
А Владимир Иванович Даль в 1841 году написал очерк «Уральский казак», где в лице гурьевского казака Маркиана Проклятого мастерски нарисовал образ рядового члена казачьей общины, рыболова и воина. Как исследователь, а впоследствии автор знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка», он сочно отразил момент рыбной ловли — основу жизнедеятельности казаков: «тысячи рыболовов, кинувшихся на лёд, на одну, зазнамо хорошую ятовь, искрошили в четверть часа весь лёд под собою, вытаскивая на всех толчках рыбу, и вскрыли реку».
Ятовь — это зимовальная яма красной рыбы, омут.
Наш земляк, уральский казак Иосаф Игнатьевич Железнов (1824 — 1863) — автор замечательного произведения «Картины аханного рыболовства». В этом художественном документе, свидетельстве уклада жизни уральцев XIX века есть любопытные упоминания о местном диалекте: «В Гурьеве в разговорном языке много в употреблении особенных слов и фраз, составляющих провинциализм гурьевцев. Так, например, вместо того чтобы сказать: неужели это так было? — говорят: вы что говорите? Вместо ничего нет — духу нет; вместо на днях или недавно — васейка; вместо хорошо — гоже; вместо да — нешто; вместо целковый — монета; вместо точно — ровно; вместо хлопотать — хороводиться; вместо кинул — лукнул; вместо кричал — звал. И много тому подобного. Огороды овощные, фруктовые сады и бахчи гурьевские казаки имеют по обеим сторонам реки Урала. Земля в них достаточно выщелочилась посредством хорошего ухаживания, и так как дожди в Гурьеве редки, то для этого в садах устроены на самом берегу Урала чихири, т. е. деревянные водокачки».
В конце зимнего рыболовства многие аханщики отправляются бить тюленя; орудие их — небольшая палка, в конце коей налит свинец, палка эта называется «чакушкой», чернями казаки называют берега моря.
Как Емелька разляпал, что он вовсе не царь
В словах заключается вся история народа: социальные отношения, экономическая основа жизни, культурное развитие его и своеобразие бытового уклада. Долгие годы изучению говора уральских казаков посвятил учёный Нестор Михайлович Малеча (1887—1979), который исследовал 140 населённых пунктов тогдашних Уральской, Гурьевской и Оренбургской областей. Плод многолетнего труда — «Словарь говоров уральских (яицких) казаков» в 4-х томах, увидевший свет в Оренбурге лишь в 2002 году. В нём собрано более 26 000 слов!
Словарь значительно восполняет многие пробелы в изучении наречия уральцев, показывает богатство народной речи казаков с её своеобразными выражениями, пословицами, поговорками, отражая характерные фонетические и морфологические особенности, а также заключает в себе интереснейшие исторические, культурные, нравственные и бытовые сведения.
Это не просто собрание слов, а настоящая энциклопедия жизни уральского казачества, с его нравственным, философским, житейским и фольклорным опытом. Вслушайтесь в музыку слов: «Такой балясник (любитель поговорить), Москва просто, всё у него с прибасками получается»; «Пугачёв в Илеке у казака Сакмаркина останавливался. Любил в бане париться. Там, когда его в три веника жарили, он и разляпал (разболтал), што не царь, а простой донской казак»; «Сестра за кутец (мешкообразное окончание мотни невода) хватается и кричит: скорей, скорей, а сазан по клячам ходит, того и гляди уйдёт»; «Эк вавилоны пишет, поди один литровку чекалдыкнул (выпил)»; «Там не клади — мигом упятят (украдут) и не заметишь как».
И слов уж тех нет, да и рыбы не стало
А знаете ли вы, что современные рыбацкие будары раньше выдалбливались чуть ли не индейским методом из цельных стволов деревьев — тополя, вербы или осокоря, а выражение «скакать на бударе» значит обгонять друг друга на бударе после пушечного выстрела (удара) во время плавни. Кстати, рыболовецкая лексика представляет в словаре, пожалуй, самый значительный пласт. Термины обозначают и время лова (осенняя плавня, зимнее багренье), и место его (курхайское, то есть прибрежное), и орудия лова (аханное, рыжаковое, ярыгами), и способы лова (ботать, борожить), и части тела рыбы (варка — голова), и многое-многое другое.
Разумеется, яицкие казаки охотно заимствовали и тюркизмы — самые теперь повседневные слова: казан, каймак, махор, тузлук, айда, балык.
Некоторые слова просто невозможно читать без улыбки: втюхаться — войти без предупреждения; громондыхнуться — упасть с грохотом; набазарить — насорить, устроить беспорядок: весьма меткое и актуальное до сих пор выражение, не правда ли?
История бывает не только интересна, разнообразна, но и поучительна.
2004
ГЛАВА IV. УРАЛЬСКИЙ КАЗАК И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
ИЗ ИСТОРИИ РОДНОГО КРАЯ
В. Дариенко, кандидат исторических наук
Из старинных преданий сказано, что впервые 30—40 казаков появились на Яике ещё в 1520—1550 годах. В 1584—1585 годах на Яик пришло уже несколько сот казаков. Они первоначально пытались закрепиться не только в устье Яика, но и на Эмбе. Об этом сохранилось интересное документальное свидетельство. В 1585 году русский посол Благов писал из Турции, что, по сведениям нагайских послов, казаки «на Яике и на реке Еми (Эмба) поставили городки многие».
Вероятно, на реке Эмбе беглые крепостные крестьяне могли селиться даже раньше, чем на Яике, поскольку устье последнего занимал столичный город Ногайской орды Сарайчик. От устья Волги парусное судно достигало Эмбы не менее чем за сутки. Поселившись на Эмбе, казаки ближе присмотрелись к Яику. Прежде чем начать движение по реке, они могли закрепиться на прибрежных островах Пешном, Шутовы Шалыги, Камынине и др. На это обстоятельство прямо указывает старинная казачья песня:
На острове Камынине казаки живут,
Казаки живут, люди вольные.
В другом варианте этой песни содержится свидетельство о том, что казаки жили на этих островах ещё до разгрома Сарайчика, то есть ранее 70-х годов XIV века.
На острове Камынине,
Братцы, старики живут,
Старики, братцы, старожилые.
С покоренною Золотой Ордой
Старики, братцы, во ладу живут.
Память о том, что казаки начинали освоение Яика с устья, сохранилась также в старинном казачьем предании, записанном известным исследователем П. И. Рычковым в исторических песнях.
Теперь остается поискать следы казачьих поселений в самом устье Яика. В 1614 году московские воеводы, преследовавшие И. Заруцкого и М. Мнишек по Яику до самых Индерских гор, поселения в устье реки, кроме развалин древнего Сарайчика, не встречали. Но это еще не дает основания считать, что здесь не было казачьих поселений. Беглый крепостной люд, оказавшись на положении казаков, прекрасно понимал, что встреча с московскими воеводами грозила жестоким наказанием и возвращением к прежним владельцам.
Поэтому казачьи укрепленные городки строились в малодоступных местах, среди густых лесов, на островах разветвленной дельты Яика.
В 1626 году астраханские воеводы, подбирая в яицком устье место для возведения крепости, дают задание специально посланному для этой цели отряду стрельцов составить чертеж не только Сарайчиковского, но также и какого-то Глинского городища, к которому в предыдущем году отряд не мог пробраться из-за больших разливов реки. Известно, что у ногайских татар никаких постоянных поселений, кроме Сарайчика, в устье Яика не было.
Глинское городище могло представлять собой остатки оставленного казаками укрепления.
Под 1630 годом у яицких казаков документально засвидетельствован еще городок в устье Яика. Сведения об этом попали в руки царских властей при следующих обстоятельствах. Сбежавший из калмыцкого плена татарин Берда Бек на допросе рассказывал, что, когда он находился среди калмыков, калмыки кочевали «вниз по Яику к морю и на Яицком-де устье наехали (встретили. — В. Д.) на воровских казаков в городе с 500 человек». Калмыки, по словам Берды Бека, направлялись к этому городку от р. Чагана, намереваясь вести с казаками торг.
Основным промыслом первых яицких поселенцев являлось рыболовство, сведений о нем, относящихся к XVII веку, почти не сохранилось. В связи с этим дореволюционные исследователи первенство в освоении рыбных угодий Яика признавали за Гурьевыми. Они утверждали, что казаки «по примеру гурьевского учуга, построенного в 1640 году в устье реки, устроили свой учуг в районе Уральска». Однако сохранились хотя и немногие, но совершенно достоверные документальные свидетельства того, что яицкие казаки значительно раньше освоили учужную рыбную ловлю в нескольких местах реки и, в первую очередь, в ее низовьях. В 1630 году, т. е. за десять лет до появления Гурьевых на Яике, у казаков имелось, по меньшей мере, три своих собственных учуга.
Таким образом, первыми, кто положил начало освоению рыбных богатств Яика, были не Гурьевы, а беглые крепостные крестьяне, яицкие казаки.
Земледелием казаки из-за постоянных набегов калмыцких тайшей заниматься не могли. В таких условиях для них исключительное значение преобретала торговля, особенно покупка хлеба. Но царские власти жестоко преследовали всех, кто пытался вступить в торговые сношения с казаками. Препятствовали они также развитию казачьей торговли с кочевниками. Поэтому длительное время основным продовольствием казаков оставалась рыба. Не случайно в казачьем фольклоре Яику-Горынычу с его «золотым донышком и серебряными берегами» посвящено наибольшее число проникновенных песен и легенд.
1972
НАРОДНЫЙ БЫТ В НАСЛЕДИИ ПИСАТЕЛЯ-САМОРОДКА
В. Тарабрин, член Союза журналистов России
В литературном календаре уральских казаков 19 июня 1863 года является траурной датой. Это день трагической смерти И. И. Железнова — писателя-самородка, земляка, горячо любившего наш край, его природу, его людей.
Родом он из Гурьева-городка, где родился 17 ноября 1824 года в казачьей семье. Его отец, лихой казак, в одном из походов пропал без вести. Воспитанием сына всецело занималась мать, которую он, по свидетельству очевидцев, трепетно и нежно любил до конца ее дней.
По окончании в Уральске войскового училища, где «оказал успехи отличные при благородном поведении», Железнов начинает службу «по письменной части» в канцелярии казачьего атамана в Гурьеве, с живым участием присматриваясь к жизни горожан — охотников и рыболовов, отважных плавателей по Каспийскому морю. Из наблюдений родился литературный труд «Картины аханного рыболовства». В 1844 году Железнова посылают на службу в Гурьевскую линейную команду, а через два месяца назначают начальником Красноярского форпоста. Казаки любили своего молодого «патрона» за искренность и доверие к ним. Железнов был прост в общении, обходителен и доброжелателен к простому люду.
Служба в степи не прошла даром для начинающего литератора. Близкое знакомство с казацкой службой, с казаками с глубокой достоверностью будет отражено впоследствии в его произведениях «Картины казацкой жизни», «Сайгачники», «Василий Струняшев».
В 1847 году Железнов возвращается в Уральск. Здесь открывается романтическая страничка в жизни писателя. Он встречает свою первую и, по всей видимости, последнюю любовь. Об этом эпизоде он расскажет в одном из своих рассказов уже позже. Но жениться ему, видно, было не суждено. На то были веские причины, в основном финансовые, да и к тому же полк, к которому Железнов был прикомандирован, выступил из Уральска в Москву, а оттуда в Киевскую и Черниговскую губернии.
В 1851 году Железнов возвращается в Гурьев. В 1852-м, по представлению полкового командира Акутина, его производят в хорунжие (впоследствии из ружья, подаренного ему, как заядлому охотнику, Акутиным, и застрелится писатель). Дальнейшая служба Железнова продолжается в Москве. Здесь он постепенно входит в круг московских литераторов. Но Железнову недостает образования. Со слов писателя М. Погодина: «…в нем, несомненно, есть талант, и если бы он получил образование, он далеко пошел бы…» Попытка систематического самообразования была, как подчеркивал сам Иосаф Игнатьевич, ему уже не по годам. И Железнов обходится новыми знакомствами в литературной сфере, продолжает публиковать свои статьи и рассказы. Основной темой писателя, как и прежде, остается жизнь и быт уральского казачества. Все чаще он обращается к архивным документам, задумывает написать «Историю Уральского казачьего войска». Но воплотить свой замысел в жизнь он не успел, а наметки в этом направлении отражены в «Истории Пугачевского бунта».
Непомерный режим умственной работы подрывает здоровье Железнова. Он начинает прихварывать, страдать одышкой. В 1858 году писатель уезжает на Урал отдохнуть и собрать материал для будущих книг. В этот период он много ездит по станицам, войску, собирает по крупицам фольклор. Специально для этого отыскивает древних стариков — «грынычей», ведет путевые заметки («Заметки», «Сказанье»). К тому времени в Москве выходит его сочинение в двух томах под названием «Уральцы».
И. И. Железнов занимается и общественной работой: приобретает книги для народного образования в войске, хлопочет об открытии в Московском университете стипендии для казачьих детей. В 1862 году Железнов снова приезжает в Уральск, где продолжает службу в войсковой канцелярии. Он разбирает дела простого казачества, защищает их интересы от начальников по «земельному» вопросу, обивает пороги государственных учреждений, пишет много «высоких» прошений должностным лицам.
Затем его назначают рыболовным атаманом на одном из рубежей в Каспийском море. Он опять часто бывает в Гурьеве. Но старая болезнь прогрессирует. Ужасные головные боли, галлюцинации… Весной 1863 года Железнова переводят в Уральск. А уже в июне того же года, после очередного ночного приступа, Иосаф Игнатьевич кончает жизнь самоубийством, выстрелив из охотничьего ружья себе в висок. Ему не было и сорока лет…
Как литератор, историк, исследователь народной жизни Исаав Железнов достаточно оценен современниками. Но «дыханье старины глубокой», без сомнения, увлекает ум и современного пытливого читателя.
1998
КАРТИНЫ АХАННОГО РЫБОЛОВСТВА
(Отрывок из произведения)
И. Железнов, писатель
Осень 1842 года стояла в Гурьеве-городке тихая и теплая. Ночи были серые и туманные, а дни светлые и ясные, как весенние. Дикие гуси, утки и другие водяные птицы зажились на ильменях, заливах и проранах морских, не думая отлетать в полуденную сторону на зиму.
Весь город пришел в движение. Начались сборы и приготовления к аханному рыболовству. Вновь навязаны и выдублены аханы, старые починены; лошади откормлены и нажированы, можно сказать, донельзя; сани, конская упряжь, пешни, багры, шесты — словом, все орудия, большие и малые, необходимые к рыболовству, исправлены, упрочены; провизия людям и фураж лошадям заготовлены. Пора уже ехать в море, но нет зимы. Исходил уже ноябрь, но он, скорее, похож был на весенний, чем на осенний последний месяц.
Аханщики с беспокойством посматривали на север, ожидая оттуда, как благодати, морозов. «Вот что-то принесет нам Николин день и чем-то он нас порадует», — говорили одни. «Как не будет морозов, — присовокупляли другие, — шабаш, продай, аханы!»
С первых чисел декабря проявлялись легонькие морозы; к половине того месяца они усилились. Урал и море покрылись льдом. Скоро через реку стали ездить на лошадях с тяжелыми возами; но на море лед был еще тонок, ненадежен; только к концу декабря он, по-видимому, укрепился. Тогда городской начальник, заботясь о благосостоянии вверенного его управлению народа, выбрал двоих самых опытных, знакомых с морем рыболовов и послал их в море освидетельствовать толщину и крепость льда. Через два дня посланные возвратились и привезли три куска льда, вырубленные ими в разных пунктах морской глубины. Не успели они выйти из саней, остановившихся перед домом городского начальника, как толпа нетерпеливых казаков-рыболовов окружила их. Все вместе и каждый порознь, перебивая один другого, закидали прибывших с моря вопросами…
Наконец отворились двери дома, и на крыльце его показался начальник Гурьева, войсковой старшина Бородин, а вслед за ним вышли Ливкин и Зеленцев, оба сотники, назначенные от Войсковой канцелярии начальниками на аханное рыболовство. Толпа, дотоле шумевшая и кричавшая, затихла и расступилась. Офицеры подошли к саням. Тут один из приехавших с моря вынул из-под циновки три небольшие льдинки и сказал: «Это из черней (чернями казаки называют берега моря), ваше высокоблагородие, с 11/2 сажений. Это, указав на другую, — немного тоньше первой — с 21/2 саженной глубины; а эта, — тут он взял в руки третью и самую тонкую льдину, — с 4- саженной глубины». «Дальше мы не ездили — лед очень тонок и пускаться по нему в море опасно».
Осмотрев эти льдинки и убедившись по ним в прочности льда до известных пределов расстояния, гурьевский начальник, обратившись к рыбопромышленникам, которые обступили его тесным кружком и молча, с нетерпением ждали его решение, сказал им: «Теперь, ребята, можете ехать на промысел, но слушайте! Дальше четырех саженей глубины я ездить вам не советую, поберегите свои животы и имущество и не доводите до отчаяния ваших семейных».
В минуту все разошлись по домам. Остаток дня и наступившая затем ночь прошли в совершенной тишине и бездействии; но зато утро следующего дня было самым шумным. Далеко до рассвета город проснулся и встал на ноги; каждый дом представлял живую картину, полную деятельности и тревожной хлопотливости.
Войдемте, читатель, в один из этих домов и посмотрим, что там делается. Ворота были растворены настежь. На дворе и на улице около ворот стояли во множестве сани: около них ходили, бегали и суетились рыболовы, укладывая овес для лошадей, провизию для себя, аханы и прочую рыболовную принадлежность. Женщины, затопив печки, приготовляли для отъезжающих сытный обед, а на дорогу напекали им мясных пирожков и других скоромных яств, так как это происходило дня за три перед праздником Рождества Христова.
Наконец в половине дня все уложено: лошади напоены, накормлены; люди пообедали и оделись в дорожное теплое платье. Тогда один из промышленников, отправляющийся на лов во главе своей артели, идет в конюшню, выводит оттуда старую, бывалую лошадь и впрягает ее. Смирное, привыкшее к этому животное стоит как вкопанное. После этого, уходя в избу, он дает знак другим промышленникам, младшим членам своей артели. Те живо кидаются к лошадям, каждый к своей, и также их впрягают в сани… После того все семейство собирается в избе, где все, как отъезжающие на промысел, так и остающиеся дома, с благословением становятся перед иконами и зажигают лампады и свечи святым угодникам Божьим, особенно перед ликом Николая Чудотворца, которого казаки преимущественно чтят перед другими святыми, называя его отцом и покровителем рыболовства. Старший в семье читает вслух молитвы; прочие шепотом повторяют их за ним, сопровождая каждое крестное знамение земным поклоном. По окончании молитв начинается прощание.
Настала пора ехать. Все на своих местах, у своих саней. Вот тронулись сани передового — старшего по артели, за ним потянулись прочие. При выходе из ворот на улицу казаки снимают шапки и крестятся. От ворот до Урала аханщики не едут, а идут пешком около саней, держа в руках вожжи. В таком виде они достигают реки и по ее отлогому берегу спускаются на лед. Туда за ними следуют матери, жены, дети, сестры — словом, все члены семейства, которые могут ходить, и уже там окончательно с ними прощаются.
Таким образом, из всех прочих домов артель за артелью съезжаются сюда аханщики. Здесь, на льду Урала, в виду своих домов собирается почти все народонаселение Гурьева, как участвующие в аханном рыболовстве, так и не участвующие, из одного только любопытства. По данному начальниками рыболовства знаку сотни промышленников, обняв в последний раз своих родных, вспрыгивают на возы, подбирают вожжи, чтобы укротить нетерпеливость и ярость лошадей, которые, почуяв под собою лед, храпят, взвиваются на дыбы и рвутся вперед, и потом со словами: «Прощайте, родные! Молитесь богу!» — гикнут; кони взовьются и полетят; зазыблется, зашумит и загудит лед под санями; посыплются хрустальною пылью брызги из-под копыт; раздаются и разольются песни удалых казаков, которые то разъединяясь, то съезжаясь в кучку, скрываются, наконец, толпа за толпой, за ближайшим поворотом реки…
1854
УРАЛЬСКИЙ КАЗАК
(отрывок из повести)
В. И. Даль, писатель, лексикограф, этнограф
Проклятов — гурьевский казак старинного закалу; ростом невелик, плотен, широк в плечах, навертывает и в тридцать градусов морозу на ноги для легкости по одной портянке, надевает в зимние степные походы кожаные либо холщовые шаровары на гашнике, и если буран очень резок, то, сидя верхом, прикрывает ляжку с наветренной стороны полою полушубка. Морозу он не боится, потому что мороз крепит; да и овод, и муха, и комар не обижают у него коня; жару не боится потому, что пар костей не ломит; воды, сырости, дождя не боится, потому, как говорит, что сызмала в мокрой работе, по рыбному промыслу, что Урал — золотое дно, серебряна покрышка, кормит и одевает его, стало быть, сердиться грех; это дар божий, тот же хлеб…
Пришла осень — старик опять идет с целым войском, ровно на войну, на рыболовство. На тесной и быстрой реке столпятся от рубежа до рубежа тысячи бударок — тут булавке упасть негде, не только сети выкинуть, Проклятов, как и все другие, плавает связками, попарно, вытаскивает рыбу, чекушит ее и сваливает в бударку; саратовские и московские промышленники следят за берегом плавучую толпу рыбаков и деньги держат наготове; к вечеру разделка. Тут, кажется, все друг друга передушат, передавят, до вечера не доживут: крик, шум, брань, стук, толкотня на воде, как в самой жаркой рукопашной схватке, давят и душат друг друга, бударки трещат, казаки, стоя на них, управляя ими, раскачиваются по обе стороны, чуть носом воды не достают — вот все потонут, все друг друга замнут и затопят, ничего не бывало: все разойдутся живы- здоровы, чтобы завтрашний день начать со следующего рубежа, опять по опушке, ту же проделку, и так вплоть до Гурьева, до взморья или, по крайней мере, до низовых станиц.
Впрочем, никогда не употребляет он коренных русских ругательств, и это также можно делать только в командировках и походах, дома — грешно.
Пришла зима — Урал замерз, снежное море покрыло необозримую степь… а Проклятов опять снаряжается на рыболовство, на багренье. Опять он тут, под самым Уральском, где в сборе целое войско, опять мечется по опушке, как угорелый; зря, чертя голову, с яру на лед, на людей, топчет, давит, не щадя ни себя, ни других, — просекает наваренною сталью пешней в три маха двенадцативершковый лед, опускает шестисаженный багор, коего другой конец, перегибаясь через плечо, волочится по льду, поддевает рыбу, подхватывает ее подбагренником, кричит, как будто кто его режет: «Ой, братцы, помогите!» — коли сила не берет управиться одному с белугой, кричит неумолчно, хоть и знает, что ему никто не пособит, как и сам он никому не подаст помощи за недосугом, — а кричит, вытаскивает ее сам, кое-как, на лед, упарившись зимой, в одной рубахе, до мокрого поту, — и, окунувшись раза три, по шею, в воду, выбирается с добычей своей на сухой берег. Окунулся он потому, что тысячи рыболовов, кинувшихся на лед, на одну, зазнамо хорошую ятовь, искрошили в четверть часа весь лед под собою, вытаскивая на всех толчках рыбу, и вскрыли реку.
Пришла весна — лед тронулся, река вздулась, разлилась; утки, гуси, казарки потянулись огромными вереницами вслед за журавлями на север, и Проклятов опять уже ладит бударку, снаряжает плавенные сети и тянется, без малого, четыреста верст вверх по реке, чтобы после воротиться вниз, домой, водою…
…Наловил Проклятов много красной рыбы на веку своем; много икры наделал и много отправил этого товару, продав на месте торговцам, в Москву и в Питер; была рыба его и за царской трапезой, когда случалось ему попадать на царское багренье, с которого отправляют, по древнему обычаю, ежегодно на почтовых тройках царских кус, или так называемый презент; но сам Проклятов по целым годам и не отведывал ни осетра, ни белуги, ни шипа, ни севрюги; товар этот дорог, «не по рылу», как выражается старик. Он объедался красной рыбой только в лето, после бузачинского походу, когда был в гурьевской морской сотне за приказного и приходил есаулом стеречь войсковые воды, чтобы астраханцы не обижали; тогда было у них рыбы вдоволь, и хоть продавать ее не продавали, потому что за это строго взыскивается, а сами ели вволю. Дома варила хозяйка Проклятова по временам, когда лов разрешался, черную рыбу, а не то баранов резали, ели каймак, а как посты все соблюдались по всей строгости, так и приходилось в году месяцев шесть хлебать постную кашицу да пустые щи. На поход снабжала хозяйка своего казака кокурками, сколько можно было подвязать их в торока…
Он был много лет линейным, вышел потом и в градские казаки, там опять попал в линейные и в морскую сотню.
…Итак, Маркиан Проклятов дослуживал тридцать четвертый год службы и глядел, хоть еще и крепок был, в отставные, да не выпускали, велели послужить еще с год, а там обещали начать забирать справки. Между тем потребовали с Уралу полк в Турецкую войну. Вышел на базарную площадь в Уральске экзекутор войсковой канцелярии, — прежде делывал это войсковой есаул, — почитал вслух казакам, которые собрались в кружок и слушали, сняв шапки, что велено-де «поставить полк к такому-то числу: пяти служивым казакам поставить одного; сборное место город Уральск». Прочел и пошел домой, только и забот войсковому начальнику, а полк к сроку будет…
Большой был праздник в Уральске, когда вступил туда с песнями 4-й полк. Родительницы выехали на встречу из всех низовых станиц, усеяли всю дорогу от города верст на десять; вынесли узелки, узелочки, мешочки, стекляницы, штофчики, сулейки: все, вишь, жалеючи своих, думают — голодные придут, так напоить и накормить. Стоит старуха в синем кумачном сарафане, повязанная черным повязанным платком, держит в руках узелок и бутылочку, кланяется низехонько, спрашивает: «Проклятов, мои родные, где Маркиан?» — не слыхать ее голоса из-за песенников, подходит она ближе, достает рукой казака: «Где Проклятов?» «Сзади, матушка, сзади». Идет вторая сотня, спрашивает старуха: «Где же Маркиан Елисеевич Проклятов, спаси вас Христос и помилуй, где Проклятов?» «Сзади», — говорят. Идет и последняя сотня, прошел и последний взвод последней сотни, а все казаки говорят ей, кивнув головой назад: «Сзади, матушка, сзади». Когда прошел и обоз и все отвечали «Сзади», то Харитина догадалась и поняла, в чем дело, ударилась об земь и завопила страшным голосом. Казаки увели ее домой, а Маркиана своего она уже больше не видала.
1990
ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА
(Серовско — киселевский поход на Гурьев)
Л. Гузиков, журналист «АЖ»
После жестоко подавленного восстания казаков в апреле 1921 года в Гурьевском уезде было очень неспокойно. Мелкие отряды повстанцев, сформированные из остатков белогвардейских частей и казаков, регулярно нападали на волостные советы, убивали сочувствующих советской власти, «реквизировали» продовольствие. Свою лепту во всеобщий хаос вносили и банды предприимчивых «безыдейных» жителей уезда, решивших нагреть руки, пользуясь всеобщей анархией. В архиве сохранился ревкомовский приговор так называемому «отряду Чапаева», сколоченному из красноармейцев- дезертиров и жителей ряда аулов. В «почете» была и барымта, причем принимали участие не только те профессионалы, которые насквозь пропитаны этой преступностью, но и даже рядовые граждане…". Несмотря на все это, чаша весов неумолимо склонялась на сторону большевиков, поэтому казаки с большой неохотой поднялись в декабре 1921 года, когда попытка свергнуть советскую власть в Гурьевском уезде была наиболее удачной. Но обо всем по порядку…
Красноармейцы поменяли свой окрас
Во время Гражданской войны были нередки случаи, когда бойцы Красной армии переходили на сторону врага целыми дивизиями, как, впрочем, и наоборот, что однобоко освещено советскими историками. Так, в июле1920 года восстали бойцы 22-й стрелковой дивизии под командованием Сапожкова. Мятеж поддержал и один из заместителей командира полка, бывший унтер-офицер и полный Георгиевский кавалер Василий Алексеевич Серов, уроженец села Куриловка Новоузенского уезда Саратовской губернии. Повстанцы довольно долго вели бои и совершали диверсии на территории Саратовской и Самарской губерний, и после гибели в бою Сапожкова, отряд численностью в тысячу сабель возглавил Серов.
В октябре 1921 года его отряд, теснимый частями Красной армии, вступил в пределы Уральской губернии. Здесь, объединившись с отрядами Киселева, Иванова, Иванаева, Гурина, Кутушкова, Сарафанкина и др., повстанцы двинулись на Гурьев. Со временем, с подачи властей, история окрестила их «серовско-киселевскими» бандами. И если о Серове сохранились крупицы биографических данных, то о другом предводителе Киселеве, вообще мало что известно. Бесспорно одно: он — казак, житель Гурьевского уезда. В немногочисленных архивных документах тех лет упоминается целый ряд Киселевых: первый милиционер уезда, главарь небольшого казачьего отряда, рыбак-промысловик и т. д. Несомненно, все они родственники, но уже сейчас, спустя почти 83 года, идентифицировать нужную нам личность не представляется возможным.
Где война, там и голод
Собрав все свои силы, отряд попытался захватить поселок Калмыково, но неудачно. Отряд добровольцев и милиции дал отпор, после чего повстанцы отступили в сторону Гурьева. За ними шла многочисленная толпа голодающих, чему есть свое объяснение. В те времена страна переживала тяжелый топливный кризис. Совет Труда и Обороны, возглавляемый В. И. Лениным, еще в январе 1920 года принял решение о восстановлении нефтяной промышленности Урало-Эмбинского района, только что освобожденный от белоказаков генерала Толстова.
Несмотря на все трудности, учитывая стратегическое значение нефтяной промышленности и условия жизни рабочих-нефтяников, выделялось все необходимое — вплоть до лекарств и витаминов от цинги. И в 1921 году в Гурьев была доставлена баржа с 20-ю тысячами белой муки, эта новость моментально облетела весь Урал. А чтобы вы, уважаемые читатели, имели представление о продовольственной ситуации в уезде, прочтите эти отрывки из письма жительницы Гурьева Дуни Массалиной своему брату-красноармейцу, написано 4 июля 1920 года: «…В Гурьеве жить плохо, часто приходится сидеть без хлеба, мяса тоже нет, так что питаемся одной рыбой. …Нефтяной промысел работает только в Доссоре… Казаки к советской власти привыкают тоже плохо, хотя при таких людях, которые за советскую власть, они против ничего не говорят, а как только соберутся одни, то уже судят, что советская власть им не нужна».
Итак в декабре 1921 года серовско-киселевские отряды надвигались на город, где уже началась предбоевая суматоха. Все передвижения повстанцев старалась отследить конная разведка ВЧК, со всех сторон в гурьевский ревком летели тревожные телеграммы. Начиная от поселка Калмыково и ниже по Уралу к отряду присоединилось еще около четырехсот добровольцев и насильно мобилизованных казаков. Надо сказать, казаки не торопились сдавать свое оружие, оставшееся еще с царской службы, несмотря на периодические грозные приказы ревкома. Шашки и винтовки прятали в сараях и чуланах, закапывали в землю во дворах, как бы ненароком проливая в этом месте деготь. Ведь в грязи-то никто копаться не будет. Когда наступила пора, припрятанное оружие поспешно достали.
Враги бились целые сутки
Повстанцы наступали двумя отрядами: по самарской стороне под командованием Киселева и по бухарской — под началом Серова. 16 декабря ревком срочно мобилизовал все свои силы, так как в это время в Гурьеве не было регулярных частей Красной армии, если не считать взвода ЧК, конной милиции и ЧОНа (части особого назначения). Под ружье встали работники хозчасти, штабники, связисты и даже музыканты. Активисты принялись налаживать оборону города, строили баррикады. Пригород патрулировали конные разъезды. 17 декабря повстанцы подошли к городу вплотную.
Из воспоминаний командира казахского добровольческого отряда Ягофара Кутляровича Аллоярова: «…Банда двигалась к Гурьеву. Мы тоже ехали впереди них и успели послать 2 бойцов, чтобы в городе готовились встречать гостей. К семи часам утра разведка подошла к городу. Мы только устроили засаду вместе с эскадроном, когда банда подошла с северной стороны. Одиночных выстрелов не было, палили ротами и эскадронами. Отступив, бандиты бросились с западной стороны и ворвались в город. Город был захвачен почти до здания ВЧК, с юго-запада и даже с бухарской стороны, с востока. Отбивались с трудом, но банда была отогнана за баррикады города.
Весь день бандиты кидались в атаку. У Киселева во дворе, который находился рядом с нашим патронным складом, скопилось много кавалерии, мы организовали засаду силами надежных бойцов ВЧК. Банда Серова с левого фланга группировала кавалерийские полки. Командир гарнизона дал нам в подмогу взвод пехоты и конницу. Банда в конце концов отступила на запад, на бойню, забрав эмбинский обозный двор.
В ночь на 18 декабря Серов кинулся в последнюю атаку в пешем виде. Мы допустили их до баррикад, били только залпом. Бились три часа и выбили. Киселев и Серов искали выход. Вечером в 5 часов они выпустили из тюрьмы всех заключенных, но никто не пошел за ними. Серову пришлось отступить из города, оставив много своих казаков убитыми».
Арестанты тоже взялись за оружие
Город был захвачен практически полностью. Под контролем защитников была только митинговая площадь (ныне остатки старого горпарка) и часть немногочисленных прилегающих улиц. Вряд ли современные жители улиц Гагарина (раньше — ул. Боевая), Московской, Степана Разина и Пугачева знают, что там шли жестокие бои.
Действительно, при штурме города серовцы захватили тюрьму. Казаки Раннев и Иванаев объявил заключенным: «Именем белого движения вы все свободны!» Здесь товарищ Аллояров немного лукавит, часть заключенных все же присоединилась к белогвардейцам. Другие арестанты, наоборот, приняли участие в защите города. Неделю спустя, когда вся шумиха улеглась, они требовали от ревкома «удостоверения» либо «аттестаты», свидетельствующие об их участии в боях с казаками, а стало быть, в лояльности к советской власти. Ну а некоторые из самых осторожных сидельцев предпочли боям бесстрастный нейтралитет.
Тех, кто принял участие в отражении нападения повстанцев, амнистировали. Тех, кто охотно пошел в ряды белых, как лиц «неустойчивых» и предателей, расстреляли. Тем, кто не принял никакого участия, сократили срок наказания вполовину.
Казаки планировали вернуться
Потерпев неудачу, мятежники оставили город, двигаясь вверх по Уралу. 23 декабря в Гурьеве началась запись добровольцев для поимки мятежников. 12 января 1922 года, отступавших казаков настигли у поселка Гребенщиковского. Проиграв тяжелый бой, восставшие продолжили движение на север, разбившись на мелкие группы по 20—30 человек. Когда они ушли, из ближайших поселков к полю битвы стали собираться люди в поисках своих родных и близких среди груды мертвых тел.
После неудачи у Гурьева отряд ушел к Уилу. 19 августа 1922 года предводитель восставших Василий Серов попал в плен к красным и был расстрелян. Судьба Киселева неизвестна. Это была вторая и последняя вооруженная попытка свергнуть в Гурьеве советскую власть…
…Где-то в 1922 году есаул Раннев (тот самый казак, что освободил арестантов) ночью украдкой навестил родных в Гурьеве буквально на пару минут. Простившись со всеми, есаул ушел, бросив на прощание: «Мы еще вернемся!». Однако его словам не суждено было сбыться. Дальнейшая судьба Раннева также неизвестна.
Из материалов Гурьевского областного архива: (дополнение к статье)
Телеграмма из пос. Сарайчиковского в Гурьевский ревком:
«13 декабря отступили в Сарайчиковский, бандиты в Баксае. Все дела и декреты остались в пос. Яманхалинском. Не мог забрать с собой за неимением подвод».
Народный судья Ильясов.
Телеграмма в Гурьевский ревком 16 декабря 1921 года, 0 ч. 15 мин.:
«Доношу, что сего числа отряд тов. Митина, добровольческий численностью в 110 человек при 3 пулеметах, прибыл в Гурьев. Людям даю отдых…».
«По сведениям, противник численностью 800 человек наступает с целью занять Гурьев, при 4 пулеметах, из них 2 не работают. Вслед за бандой следует большое число голодающих, численность неизвестна».
Командующему войсками г. Гурьева:
«Доношу, что трупы убитых граждан были собраны 19 декабря и привезены в поселок. Всего 11 человек, из которых 7 человек увезены в Гурьев, а остальные 4 остались. Бандиты же при отступлении из Гурьева приказали жителям поселка рыть могилы и похоронить своих погибших».
Председатель Кондауровского сельсовета.
Из постановления ревкома от 8.01.1922:
«… организовать аульные дружины из отборных джигитов по десять человек, снабдив их хорошими лошадьми на средства населения волости».
«…дать всем сельсоветам волости распоряжения о поставке на южном, западном и северо-западном краях волости разведчиков для „окарауливания“ появления банд».
2004
ВСЮ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ КАЗАКИ ОТДАВАТЬ НЕ ХОТЕЛИ
ГУРЬЕВ: ПОДРОБНОСТИ БУНТА 21 ГОДА
Л. Гузиков, журналист «АЖ»
Гражданская война постепенно шла на убыль, белогвардейцы, вслед за интервентами, поспешно покидали Россию. Казалось, большевиками одержана полная и безоговорочная победа на всех фронтах. Однако ещё долгие-долгие годы то одна, то другая губерния полыхали пожарами народных восстаний. Советские историки тщательно скрывали факт многочисленности выступлений народа против коммунизма, идеи, казалось, направленной на благо простого люда. Видимо, советская власть принесла совсем иное «благо». И, думаю, для многих будет сенсацией узнать о попытке жителей Гурьевского уезда Уральской губернии свергнуть пришлую власть, восстановив былые привилегии. Итак, днём 2 апреля 1921 года на улицах Гурьева раздались выстрелы с криками: «Бей коммунистов»! У членов гурьевского ревкома сомнений больше не осталось — восстание всё-таки началось.
Первый ревком: борьба с разрухой
Начнём с того, что утром 4 января 1920 года остатки белоказачьей армии генерала В. С. Толстова покинули Гурьев, отступая в Форт-Александровск 5 января бойцы 25-й Чапаевской дивизии заняли город, в тот же день Фрунзе телеграфировал Ленину: «Уральский фронт ликвидирован. Сегодня на рассвете кавалерия 4-й армии, пройдя за три дня 150 вёрст, захватила последнюю вражескую базу — Гурьев».
Первым председателем гурьевского революционного комитета назначен комиссар Франц Самсонович. В своих воспоминаниях он пишет: «Предстояла большая работа по организации гражданской власти, ликвидации сыпняка, приведению города в сносное санитарное состояние. Но я и сам тяжело заболел. До того, как мне слечь в тифу, удалось создать лишь некоторые отделы ревкома и аппарат милиции. За время моей болезни Чапаевская дивизия была переброшена на Юго-Западный фронт против белополяков, а я около 5 месяцев работал членом Военного совета Гурьевского укреплённого участка, потом, после настойчивых просьб, получил назначение на Западный фронт».
Действительно, большевики старались наладить жизнедеятельность захваченного города: на собрании рабочих инженерных мастерских избран фабрично-заводской комитет, 10 января организована уездная милиция со штатом 21 человек, днями ранее создан отдел народного просвещения и вышел в свет первый номер газеты «Красный гурьевский вестник».
А в феврале разразилась эпидемия сыпного тифа, унёсшая жизни половины горожан! Газета «Трудовая правда» (от 25 февраля) писала: «Картина ужасная, не находилось ни одного помещения, где бы ни насчитывались больные тифом; нередки случаи вымирания целыми семьями». Постановлением ревкома была создана чрезвычайная комиссия по борьбе с тифом. Новый председатель гурьевского ревкома В. Р. Васильев, врач по специальности, принял решение о проведении в городе Дня чистоты. На борьбу с эпидемией было мобилизовано всё взрослое население. Лица, не выполнявшие постановления чрезвычайной комиссии, привлекались к принудительным работам на срок до трёх месяцев.
6 апреля в Гурьеве созван первый уездный съезд работников милиции. Кстати, о милиции. Видимо, в их ряды набирали не совсем честных и порядочных людей, ибо, «дорвавшись до власти, первые менты вовсю грешили превышением должностных полномочий». Архивные документы гурревкома пестрят докладными записками, что: «милиционеры, несущие постоянную службу, а также получающие служебные командировки на места, производят частые, незаконные и бессознательные поступки, выходя из рамок…». Многое ли изменилось за 80 с лишним лет?
По всем правилам конспирации
Таковы вкратце некоторые события дней становления советской власти. Толчком же для создания подпольной контрреволюционной организации стали крестьянские восстания в Саратовской и Тамбовской губерниях (январь-февраль 1921 г.) и, в частности, в Новоузеньском уезде. Скупые, зачастую искажённые сведения об этом поступали в Гурьев через письма и телеграф, шёпотом рассказывали приезжие. Видимо, бунтарские семена пали на плодородную почву, так как за четыре месяца зачинщикам удалось создать мощную организацию, куда вошли почти вся целиком милиция, работники ряда госучреждений, 120 человек из батальона ВЧК, 30 человек от Гурвоенкомата, рыбаки из союза ловцов и многие другие. Всего около 400—500 человек!
Председатель Сарайчиковского волостного совета Кирилл Ермаков будоражил казачество посёлков Редутского, Тополинского, Кондауровского и других. Начальник гурьевской уездной милиции 29-летний житель Сарайчиковского Василий Яшков постепенно антисоветски настраивал своих подчинённых. Квартирмейстер 34-го батальона ВЧК Илларион Шлёпов агитировал красноармейцев и завербовал в организацию состав 1-й и 3-й рот ВЧК.
В разных частях города и в станицах на квартирах периодически проводились тайные собрания горожан и казаков, ратующих за восстановление прав казачества. Пристанищем для заговорщиков служил и дом священника Никольской церкви Павла Дикина (церковь построена в XVII в., разрушена в 1939 г.). Тюремный надзиратель Константин Жандин поддерживал связь между подпольщиками и арестованными, готовясь освободить их в нужный момент. Несмотря на малограмотность населения, организаторы не стали исключать печатное слово для воздействия на умы. Начальник канцелярии Гурвоенкомата Иван Максимов писал воззвания и стишки, «где обливал грязью весь передовой отряд революции».
Чекисты были на чеку
Итак, всё было готово для неожиданного удара. Накануне восстания в станицы уже отправились подводы, якобы за сеном, — на самом же деле, — тайно привезти мятежных казаков. Цель: свержение советской власти, истребление коммунистов, объявление свободной торговли и труда. А план был таков: 1 апреля в 4 часа утра, с подходом казаков, милиция занимает военкомат с оружием. Роты ВЧК захватывают штаб, артсклад, укомпарт, уисполком, освобождают заключённых в тюрьме и, расправясь с коммунистами, собираются у штаба.
За два дня до предполагавшегося восстания начальник милиции Яшков под предлогом ревизии в раймилиции выезжает в Сарайчик. При получении подтверждения об удачном перевороте в городе он должен был собрать оставшихся казаков и повести их вверх до Кызылкоги, присоединяя к своему отряду мелкие группы повстанцев. В дальнейшем рассчитывали вести наступление на Калмыково и Уральск, где действовала своя подпольная организация. Восставшие также планировали взять продовольственные склады, разделив хлеб между голодающими. Однако планам мятежников было не суждено сбыться.
О существовании и масштабах работы контрреволюционной организации уездная ЧК имела общие представления, но буквально за считаные часы до самого восстания гурьевские чекисты получили ценные сведения, способствующие предотвращению выступления. Срочно были приняты контрмеры.
В ночь с 31 марта на 1 апреля коммунистический отряд был построен у военкомата, усилен патруль и караул на артскладе, изменён пропуск. К этому времени казаки во главе с Ермаковым уже подошли к северной окраине Гурьева, у кладбища выжидала казачья конница. Ермаков отправил связного за дальнейшими распоряжениями, но оставшиеся в городе главари уже знали об изменённом пропуске и подозрительной активности большевиков, поэтому выступление отложили на неопределённое время. В эту же ночь квартирмейстер Шлепов с двумя соратниками, вооружившись бомбами и винтовками, попытался покинуть город, уже не надеясь на успех задуманного.
Несмотря на затишье, усиленное дежурство коммунистов продолжалось целые сутки, а 2 апреля в четыре часа утра ВЧК начала производить аресты подозреваемых. Чекист Миридонов, придя по нужному адресу, неожиданно наткнулся на собрание и был тут же убит одним из заговорщиков — Земляковым. Осознав, что дальше скрываться смысла не имеет, горсть повстанцев открыла огонь по красноармейцам, прямо на улице. Казаки поспешили на помощь. Поначалу мятежникам сопутствовала удача, ненадолго удалось взять под контроль две улицы. К месту завязавшегося боя были высланы взвод коммунистов и рота ВЧК, через полчаса грузовик подвёз подкрепление и пулемёты. Антисоветски настроенные бойцы ВЧК, потерявшие связь со Шлёповым и не получив никаких распоряжений, были вынуждены исполнять приказы своих командиров. К ночи перестрелка прекратилась, повстанцев вынудили отступить к Кондаурову. В погоню за ними отправился карательный отряд. Вернувшиеся после неудачного похода казаки лихорадочно собирали пожитки, нехитрую снедь и торопились исчезнуть в приморских камышах.
Главарей бунтовщиков расстреляли
В городе же объявили осадное положение, начались массовые аресты. Все зачинщики, а также «подозрительные элементы» были взяты под стражу, всего около 300 человек. Среди них были и те, кто просто знал о заговоре, но вовремя не сообщил куда следует.
После первичных допросов 59 заговорщиков этапировали в Уральск, где первого сентября состоялся суд. По приговору Уральского отдела реввоентрибунала Заволжского военного округа Василий Яшков, Илларион Шлепов, Кирилл Ермаков и Никандр Земляков были расстреляны. Ещё пятерых главарей приговорили к общественно-принудительным работам на два года. Однако, оставшиеся в живых протянули недолго. Как впоследствии рассказывал один из уцелевших казаков — житель Редутского поселка Александр Точилин,
принимавший участие в этом походе 18-летним парнем, в застенках многие умерли от голода. Сам он выжил, питаясь крысами, которые в свою очередь ели трупы умирающих товарищей. Точилину удалось избежать репрессий, долгое время он работал на нефтепромыслах в Макате и умер парализованным уже в глубокой старости. Судьбы многих из 300 арестованных до сих пор не известны.
Бывший царский охранник пытался предупредить чекистов
История сохранила имя ещё одного участника событий — жителя Редутского поселка Демида Фадина. Отслужив в лейб-гвардии сводно-казачьем полку I Уральской Его Величества сотне, он вернулся домой убеждённым большевиком, и уже на второй день становления советской власти был избран председателем Редутского волостного совета. Перед апрельскими событиями Фадин заметил что-то неладное, возможно, кто-нибудь и шепнул о готовящемся восстании. Он поспешно отправил вестового в город с донесением, однако пакет доставить не удалось. Под утро в окно председателя раздался громкий стук, и вместо ожидаемых красноармейцев он увидел белоказаков… Демида Фадина расстреляли в Кондаурове, запретив местным жителям хоронить тело. Тем не менее, его погребли в родном посёлке, и долгое время у его могилы, школьников принимали в ряды пионеров и комсомольцев, шумели всевозможные митинги. Место его погребения сохранилось и до наших дней, по крайней мере года два назад могила ещё существовала.
Так кто же тогда предупредил власти о готовящемся перевороте? На удивление, в архивных документах есть намёки на этого безымянного информатора. 31 марта секретарь Яшкова Свешников из дружеских побуждений рассказал начальнику промысловой милиции Мартенову, который не был в числе заговорщиков, о предстоящем выступлении. Свешников попросил его схорониться, пока не закончится вся заваруха. Этот разговор стал известен ВЧК, также была подслушана беседа Свешникова со связным казаком из Сарайчика.
Подробных сведений о погибших во время боёв нет.
2004
САБЕЛЬНЫЙ ПОХОД КАЗАЧЬЕГО АТАМАНА ТОЛСТОВА
Л. Гузиков, журналист «АЖ»
Гражданские войны — самые кровавые, а потому самые непопулярные.
На тему «красные» и «белые», «наши» и «не наши» за последние годы говорилось не мало. Понятно, что каждая из враждующих сторон отстаивала свою правду с оружием в руках. Если же рассматривать историю города Гурьева времен становления советской власти и Гражданской войны, то нельзя не обратить внимание на фигуру одного нашего земляка, сыгравшего ключевую роль в борьбе уральского казачества с большевиками. Это последний войсковой атаман Уральского казачьего войска, генерал Владимир Сергеевич Толстов.
«…И предков лавры, и марса дух воинственный снискал»
В относительно небольшом по численности (в 1914 году 166 тысяч человек) Уральском казачьем войске было к концу XIX века около 200 офицерских семей, пожалованных потомственным дворянством. Одной из них была семья Толстовых в поселке Тополинском Орловской станицы Гурьевского отдела (округа) Уральского казачьего войска. Здесь в 1884 году в семье будущего наказного атамана Терского казачьего войска Сергея Евлампиевича Толстова родился сын Владимир, чей жизненный путь вторит судьбам тысяч других офицеров Белой гвардии, твердо поддержавших самодержавие.
Окончив Николаевское офицерское кавалерийское училище, Владимир Толстов служил в Уральских казачьих полках, где его и застала Первая мировая война. На ратную стезю Толстов вступил, будучи подъесаулом, вернулся с германской уже генералом, командиром полка и Георгиевским кавалером. Возвращаясь с фронта к берегам седого Урала, 33-летний Толстов побывал у генерала А. М. Каледина, организатора донского казачьего сопротивления.
В родной Гурьев, к семье, Владимир вернулся только в январе 1918 года. Несмотря на то что 27 ноября 1917 г. — официальная дата установления советской власти, власти у большевиков как таковой не было, ибо казачье правление существовало по-прежнему, но и ярые антибольшевистские настроения еще не проявлялись.
Надо отметить, что главные исторические события, влиявшие на политическую жизнь Гурьева, происходили в казачьей столице — Уральске. Город до предела натянутым нервом реагировал на каждую новость и гудел, как потревоженный улей, когда в марте 1918 –го в Уральске генерал М. Ф. Мартынов с группой офицеров сверг советскую власть, так как переговоры, которые вело руководство Уральского войска с большевиками, ни к чему не привели. А самый первый набат прозвучал еще в станице Илецкой, занятой большевистским отрядом, где после массовых арестов терпение казаков лопнуло.
23 марта аналогичный переворот возглавил Владимир Толстов здесь, в Гурьеве, и тут же он стал атаманом Гурьевского отдела. А представители новой власти — первые совдеповцы расстреляны казаками в ночь с 9 на 10 июля 1918 года на Пешном, который до середины 30-х годов был настоящим островом, не то что ныне.
Шли войною брат на брата
Разгар Гражданской войны. Более 10 стран мира пытаются поспеть к разделу пирога и охватить свой лакомый кусок от взбаламученной распрями России. Английские нефтяники, обеспокоенные положением дел на уральском фронте, предложили казакам-уральцам материальную помощь. (Еще в 1909 году в Гурьеве впервые появились представители английской компании «Шелл», которые приобрели здесь часть нефтепромысловых площадей). Уральцы, испытывавшие затруднения с оружием, не стали отказываться, и Гурьев превратился в большую военную базу. Артиллерия, обмундирование, боеприпасы поставлялись морскими судами из Баку. Здесь проявился организаторский талант атамана Толстова: налаживал бесперебойные военные поставки в Уральск, занимался мобилизацией местных казаков, давал отпор красноармейским частям, наступавшим со стороны Астрахани…
Прошел год. Наконец в марте 1919 года 4-й армии красных удалось захватить Уральск. Практически не имея людских резервов, казачьи части отступали, поэтому им срочно был нужен решительный и волевой командир. В этот критический момент все взоры экстренно созванного войскового круга были обращены к генералу Толстову. Из постановления казачьего круга: «…избрать войсковым атаманом генерал-майора В. С. Толстова и вручить ему неограниченную власть как над жизнью и смертью воинских чинов, так и над гражданским населением войсковой территории…».
Получив диктаторские полномочия, Толстов после ряда энергичных, а порой и жестоких мер поправил пошатнувшиеся фронтовые дела казаков, и красные были отброшены до самого Уральска.
Тайна смерти Чапаева
Казачество — это поистине неповторимая исторически сложившаяся каста, которая в штыки воспринимала любое политическое вмешательство извне в их традиционный многовековой уклад жизни, тем паче вмешательство военное. Вполне понятно, что практически все казацкое население обуяли антибольшевистские настроения. Это верно отразил писатель Д. Фурманов в своем романе «Чапаев». Он писал: «Это вам были не колчаковские мобилизационные мужики. Здесь что ни казак, то непримиримый враг советской власти».
Кстати, о Чапаеве. Кажется, о народном герое В. И. Чапаеве известно все — из романа и кинофильма, мемуаров, народных песен и даже анекдотов. Но все-таки некая тайна по-прежнему витает вокруг этого легендарного комдива, тайна его героической гибели, столь идеализированной советской пропагандой. Еще в начале 90-х прошлого века история о последнем бое и красивой смерти Чапаева начала постепенно терять свой блеск.
Каковы же на самом деле истоки успеха Лбищенского рейда казаков и гибели легендарного комдива?
Итак, 31 августа 1919 года полуторатысячный казачий отряд из поселка Каленовского двинулся в глубокий рейд по тылам красных. Направление — станица Лбищенская (ныне пос. Чапаева). Уже 4 сентября белый отряд под руководством генералов Сладкова и Бородина был на месте. Есть мнение, что красные своевременно заметили казачьи разъезды, но не придали этому значения. Чапаева решено было взять живым, для чего выделили специальный взвод. Спящих красногвардейцев белые застали врасплох, отдельные группы бойцов после коротких стычек с казаками отходили к Уралу. Личного ординарца В. И. Чапаева Петра Исаева (не менее легендарного «Петьку») пленили сразу, раненному же в руку комдиву в ночной суматохе удалось бежать из штаба. Далее во время боя Чапаев якобы получил тяжелое ранение и на досках был переправлен на бухарскую сторону Урала, где он и скончался. Венгры (отряд Чапаева был интернациональным) закопали тело руками прямо на берегу в песке и прикрыли могилу камышом, чтобы враги не нашли и не надругались над погибшим. Сейчас на месте предполагаемой могилы Чапаева плещутся волны: с тех пор река поменяла свое русло.
Современные историки пишут, что создатели легенды о гибели Чапаева лишили его даже права на собственную могилу. Не существовал и белогвардейский броневик, который комдив забрасывал в фильме гранатами, а плененный в начале боя Петька никак не мог отстреливаться до последнего патрона на берегу Урала, спасая раненого командира. Как же все происходило на самом деле? Похоже, нам уже никогда не узнать истины.
Казачья армия вновь отвоевала большую часть войсковой территории, но под натиском превосходящих сил Красной Армии казаки начали отступать к Каспию. Вместе с боевыми частями уходили тысячи беженцев.
Последний поход уральцев
3 января, 1920 год. После ожесточенного боя на подступах к Гурьеву в белогвардейском комитете обороны (в здании, где в 1938 году разместилось облоно) состоялось последнее заседание штаба генерала В. С. Толстова. Утром город покинули последние части белых. Толстов повел остатки уральской армии в Форт-Александровский (сейчас г. Форт-Шевченко). К уральцам присоединились остатки многих отрядов, отступавших из-под Астрахани: русско-сербский, енотаевский, оренбуржский, астраханские пластуны и представители английской миссии. В нелегкий путь вышло до 15 тысяч казаков. Многие взяли с собой свои семьи, так поступил и генерал Владимир Толстов.
Лютый холод, стужа, люди знали: многие не дойдут. Один из участников этого тяжелейшего похода прапорщик Л. Мясников в своих мемуарах «Гибель Уральского казачьего войска» писал: «Рассказывали про одну пулеметную команду из 60 человек. Бойцы остановились на ночлег прямо в снегу и померзли все насмерть. Один молодой офицер с отмороженными руками просил товарищей избавить его от страданий, но никто не решался этого сделать… Форт-Александровск, представлял собой маленькую крепость, построенную когда-то русскими как военную базу для покорения Туркестана. Поход длился два месяца. До Форта дошла лишь четвертая часть вышедших. Вокруг Форта жили оседлые киргизы и туркмены, сюда-то и дошли уцелевшие остатки Уральской армии. Русские рыбаки, жившие в станице, были почти все «большевизаны, сообщались с Россией через Астрахань, куда отправляли рыбу, получая взамен продукты питания и прочее…».
Атаман немедленно приступил к отправке раненых и больных на Кавказ. Эвакуация, которая проходила при помощи Каспийской флотилии, шла медленно. Тем временем красные отряды приближались, агитируя через своих лазутчиков и по радио о сдаче. Толстов принял решение идти дальше на юг, через степи Туркестана в Персию (Иран). Начался второй этап отступления, добровольный. Многие, устрашившись трудностей предстоящего пути, предпочли остаться в Форте, да и сама война так осточертела, ведь некоторые воевали без роздыху аж с 1914 года. Отец атамана Сергей Евлампиевич тоже не захотел эмигрировать: «Пусть мои кости зароют здесь», — сказал он решительно сыну. Позже стало известно, что 71-летнего старика и с ним еще одного генерала расстреляли в Москве.
На чужбине
Из Персии Толстов и часть казаков перебрались в Месопотамию (Ирак), где некоторое время жили в английском лагере в Басре — в те смутные времена там обосновалось много русских беженцев. Здесь атаман Толстов решил воспользоваться девятимесячным отдыхом, приводя в порядок свои путевые записи и дневники. Итогом его эпистолярных трудов стала книга «Из красных лап в неизвестную даль», вышедшая в 1921 году в Константинополе (Стамбуле). В Басре у Толстова родился сын, названный в честь расстрелянного деда — Сергеем.
В начале 1922 года «союзники» — англичане попросили всех русских покинуть колонию. Уральцы морем перебрались во Владивосток, где Толстов вошел в правительство генерала М. К. Дитерихса существовавшей тогда Дальневосточной республики (ДВР).
Спустя несколько месяцев, когда последний оплот Белой гвардии в России пал, казаки перебрались в Харбин — центр «белой эмиграции» в Китае. Оттуда в 1923 году семья Толстовых и еще 80 казаков эмигрировали в Австралию, где и нашли свой приют.
Уральцы работали на плантациях сахарного тростника — вопреки распространенному мнению, что они якобы увезли с собой всю войсковую казну. Поначалу небольшая казачья община держалась вместе, постепенно же все разъехались по разным местам, но связи не теряли. В Михайлов день — 21 ноября (считается, что Архангел Михаил покровительствует уральским казакам) все земляки собирались вместе, вспоминали родину, пели казачьи песни.
Владимир Сергеевич Толстов, последний атаман Уральского казачьего войска, умер в 1956 году в Брисбене (Австралия). До последней минуты старый атаман не терял надежды вернуться в родные места, к берегам Урала, в Гурьев. Но не судьба. Волю атамана исполнил его внук — Михаил Толстов. В 2000 году Михаил Сергеевич Толстов приезжал из Австралии в Уральск. Он также посетил Лбищенск и Гурьев.
2004
ЗАБЫТАЯ ДАТА — КАЗНЬ ГУРЬЕВСКОГО СОВДЕПА
Лев Гузиков, журналист-обозреватель
Местечко Пешное близ пригородного поселка Дамба. До 30-х годов прошлого века оно было настоящим островом, а вплоть до развала Союза — одним из маршрутов туристических походов юных краеведов, а также местом проведения митингов и траурных церемоний возложения венков на круглые даты Октября. «Сюда не зарастет народная тропа», — писали газеты про Пешное. Да, у этого места есть своя история, практически забытая в настоящее время.
…К 1917 году большевистские идеи о всеобщем равенстве добрались и до нашего провинциального Гурьева (Атырау). Скупые архивные данные и изыскания историков-краеведов установили ключевые даты того смутного периода свержения монархии и установления советской власти.
Так, в марте 1917 года в Гурьеве состоялся митинг трудящихся, приветствовавших февральскую буржуазно-демократическую революцию в Петрограде (ныне — г. Санкт-Петербург). Участники митинга потребовали ареста уездных и земских начальников и создали организацию под названием «Союз всех профессий». В тот же день взбунтовавшиеся солдаты местного гарнизона сместили своих командиров.
В апреле был организован Комитет мусульман города, поддерживающий падение царизма, во главе с Есболатом Зорбаевым. А 9-го мая по инициативе «Союза всех профессий» в Гурьеве прошла демонстрация, завершившаяся митингом трудящихся и солдат. Он состоялся на Стрелецкой площади, названной затем Митинговой, а позже ставшей первым городским парком.
Вечером в здании русско-казахской школы состоялось собрание рабочих и солдат, где избрали первый Гурьевский Совет рабочих и солдатских депутатов (совдеп) под председательством кузнеца Василия Тяжева. В его состав вошли: председатель «Союза всех профессий» шорник Григорий Николаев, унтер-офицер Тадашкин, маляры Степан Курдюков и Аким Евсеев, наборщик Иван Катков, учитель П. Червяков, отец и сын Хотющенко и даже дьякон Нил Внуков со священником А. Лоскутовым. Активное участие в деятельности совдепа приняли и ряд других горожан.
Первого ноября поступила радиограмма Владимира Ленина о переходе власти Советам. 25 ноября Василий Тяжев, побывавший в Петрограде на съезде большевиков, объявил на очередном городском митинге о падении Временного правительства. А 27 ноября в Гурьеве официально установили советскую власть с избранием городского исполнительного комитета.
Власти, однако ж, у большевиков как таковой не было, так как здесь по-прежнему существовало правление Уральского казачьего войска (УКВ), но и ярые антибольшевистские настроения еще не проявлялись.
Стоит отметить, что главные исторические события, влиявшие на политическую жизнь Гурьевского уезда, происходили в губернском центре — городе Уральске. Именно там, в марте уже 1918 года, казачий генерал Матвей Мартынов с группой офицеров сверг советскую власть. А 23 марта в Гурьеве аналогичный переворот возглавил генерал-лейтенант Владимир Толстов.
— Совдеповцы в этот день собрались на совещание. Организовать вооруженное сопротивление они уже не могли, так как местная рота разошлась по домам, и тогда приняли решение уйти в подполье, — рассказывает наш известный историк-краевед Вячеслав Афанасьев. — Участник событий Утегали Абиров, бывший в то время милиционером, на встрече со школьниками вспоминал: «Совещались допоздна. В комнате горела керосиновая лампа. Неожиданно на улице послышался конский топот, раздались крики, выстрелы. Не успели совдеповцы выскочить из-за стола, как в двери вломились белоказаки. Кто-то ударил по лампе, и в наступившей темноте завязалась борьба…».
Председателю Тяжеву и нескольким его товарищам удалось бежать из города, а часть членов и активистов первого совдепа взяли под стражу. Сначала совдеповцев повезли в Уральск. Расправа над ними началась уже в дороге. В поселках антисоветски настроенное население кидало в них камни, плевали в лицо, священнику Лоскутову с криками «антихрист-безбожник!» выдрали бороду. Но на полпути конвоиры получили приказ (в связи с наступлением на Уральск отрядов Рабоче-крестьянской Красной армии) вернуть пленных обратно в Гурьев, что и было сделано. Здесь совдеповцев посадили в подвал одного из жилых домов.
— Будучи молодым, я слышал рассказы, что арестованным готовили побег, из дома напротив велся подкоп. Но, по-видимому, не успели, — продолжает В. Афанасьев. — В ночь на 10 июля 1918 года совдеповцев посадили в трюм баржи и повезли вниз по Уралу на остров Пешной, где заставили вырыть себе могилу, после чего расстреляли.
Советская власть вернулась в Гурьев 5 января 1920 года, когда его заняли бойцы 25-ой Чапаевской дивизии под командованием Ивана Бубенца. Чуть позже по решению первого уездного съезда профсоюзов останки первых совдеповцев перенесли с острова Пешной и похоронили в центре города. А в декабре 1921 года рядом с ними погребли гурьевчан, погибших в уличных боях при штурме города отрядами повстанцами Серова и Киселева.
В 1922 году на братской могиле поставили первый памятник. Причем до наших дней сохранилась фотография закладки первого камня. В 30-х годах комсомольцы и пионеры посадили и взрастили вокруг могилы городской парк культуры и отдыха, названный именем украинского поэта и художника Тараса Григорьевича Шевченко. Затем здесь несколько десятилетий стоял обелиск, где школьников принимали в пионеры.
Впоследствии обелиск снесли, хотели поставить новый, но планам не суждено было сбыться. После развала СССР парк постепенно забросили и вырубили, о братской могиле свидетельствовала лишь изуродованная надгробная плита с фамилиями погребенных. А в начале 2000-х территорию горпарка продали прямо вместе с могилой частному застройщику. И только в 2005 году, благодаря стараниям Вячеслава Афанасьева, останки перезахоронили на современном христианском кладбище. На эту процедуру личные средства выделил Талгат Байтазиев, возглавлявший в то время Атырауский НПЗ.
Тогда удалось отыскать и перезахоронить останки 13 человек. Но позже, работая с архивными документами, Афанасьеву удалось выяснить, что похороненных было больше — на территории бывшего горпарка, возможно, покоятся останки еще как минимум 11 человек. Сейчас пустырь горпарка вновь принадлежит государству, и наличие захоронения стоит учесть его будущим застройщикам.
В 1974 году был установлен обелиск и на месте расстрела совдеповцев на Пешном. Когда-то там находился жилой поселок, стоял маяк, имелась метеорологическая станция. А сейчас это заросший камышом полуостров — территория браконьеров и заповедника «Акжайык». Туда ведет прямая, но разбитая дорога от поселка Дамба. Обелиск сохранился. Ржавеющий, покосившийся и никому не нужный. Бюджетных средств на его восстановление не предусмотрено.
Нет денег и на реставрацию старинного дома, расположенного на углу улиц Жарбосынова — Пушкина, где какое-то время заседали первые совдеповцы. Официально он носит статус памятника местного значения и находится под «охраной» государства, но при этом на данное время является бесхозным (!) и не находится на чьем-либо балансе.
Столь безобразное отношение властей к нашей общей истории наблюдается давно. И все это происходит на фоне глубокомысленных рассуждений (в ходе чиновничьих совещаний и круглых столов) о необходимости наладить внутренний туризм, а в школах развивать краеведение как отдельный учебный предмет.
В день же столетия трагических событий активисты русского этнокультурного общественного объединения «Былина» провели на местах захоронений первых совдеповцев скромные церемонии возложения цветов.
2018
ПО ЗАМЁРЗШЕЙ МЕЖЕ
В. Тарабрин: историк, член Союза журналистов России и российского Союза писателей.
Светлой памяти деда, уральского казака, Георгиевского кавалера Тарабрина Исакия Гавриловича посвящается…
«О, замерзшая межа,
По метели все кружа,
Я глазами провожал,
Слышал сердца стук».
А. Розенбаум («Вещая судьба»)
Ближе к полуночи в дверь громко постучались. Бледная ноябрьская луна перехватила встревожённый взгляд готовившихся почивать хозяев. Это был знакомый стук. И его давно ждали.
«Здесь живёт Исакий Тарабрин? Вот ордер на арест. Собирайтесь».
Обыск ничего не дал, и сержант с редкими, торчащими, как у хорька, усиками стал поторапливать молчаливого хозяина. Жена быстро собрала остатки ужина: картошку, лук, отрезала кусок балыка и полкаравая хлеба; аккуратно завернула шматок сала. Достала из шкафчика горсть сухарей. Затем вынула из комода чистую рубашку, сменное бельё, носовой платок и трофейную, ещё со времён империалистической, табакерку с содержимым. И, сунув всё это в мешок, перевела взгляд на мужа. Угрюмо и неторопливо, Исакий взял его у жены и перекинул через плечо поверх овечьего тулупа. Нахлобучив старую казачью папаху, широко ступая в потёртых бурках, направился к двери. На пороге он обернулся, обнял супругу и старшего сына, прошептал им: «Прощайте родные! Молитесь богу!» Затем перевёл тяжелый исподлобья взгляд на дверь, за которой спали младшие дети, и шагнул в ночь. Вслед за ним вышли вон непрошеные гости…
Шёл 1938 год. Люди часто исчезали по ночам. И только на следующий день, где-нибудь в подворотне или у сельмага, народ украдкой перешептывался о ночных арестах «врагов народа».
Посёлок спал мирным размеренным сном. Редко где мерцал огонёк задержавшихся на вечерне сельчан. Но долго ещё не гасили свет в небольшой комнатке только что осиротевшей наполовину семьи, пока он совсем не слился с наступающим рассветом.
Аккуратно сложив на столе крестом морщинистые ладони, сидела красивая, средних лет, женщина. Её женское чутьё подсказывало, что она надолго, если не навсегда, простилась с мужем. Василиса любила своего Исакия. Ей нравился этот твёрдый, с несгибаемым характером человек, любящий отец и муж; но она знала его непреклонную волю и в мыслях прощалась с ним, вспоминая вместе прожитые годы.
В 1912 году, Исакий приехал со службы в отпуск в родную станицу Яманхалинскую Гурьевского уезда Уральской губернии. А служил он в Петербурге в 1-ой Уральской сотне лейб-гвардии сводно-казачьего полка Его Императорского Величества. Служил исправно: за — веру, царя и отечество, как и подобает человеку его рода-племени. Она хорошо помнила, как впервые увидела, Исакия, в гурьевской церкви; подтянутого щеголеватого красавца в военной форме, с поблескивающими на груди знаками отличия. Ну как тут было устоять молодой барышне под искромётным взглядом бравого казака, и, после недолгого знакомства, она дала своё согласие выйти за него замуж. Она, Василиса Тудакова, родная племянница известного на всю округу купца-рыбопромышленника Федота Тудакова, на чьи деньги в дар благодарным землякам был построен Успенский собор в уездном Гурьеве в 1888 году.
Надо сказать, что поначалу купцы Тудаковы были против женитьбы своей Вассы на человеке из другого сословия, да и не богатым был род уральского казака. Однако после недолгих раздумий Федот Иванович благословил молодых, ибо был за отца Василисе. Отец Вассы Осип умер рано, и она воспитывалась в доме родного дяди Федота, поскольку дочерей у старшего Тудакова не было.
Потом были два года переписки между молодыми. В своих письмах он рассказывал ей про столицу, про царя-батюшку, про то, как проходит его доблестная казачья служба при дворе государя. А она всё больше писала про любовь к нему ненаглядному, про то, как ждёт его на родной сторонушке.
В начале лета 1914 года, Исакий вернулся в Гурьев, чтобы сыграть свадьбу. После венчания в фамильном храме и широкой свадьбы в купеческих апартаментах Тудаковых, казак, на шести подводах купеческого приданного, увёз молодую жену к себе в станицу Яманхалинскую, что была в сорока верстах от уездного города. В семье, Исакий был последышем, поэтому молодожёны разместились в доме отца, известного своей честностью и принципиальностью, мирового судьи Гаврилы Тарабрина.
В годы Первой Мировой войны, Исакий Тарабрин геройски сражался в рядах Российской императорской армии. Свою первую боевую награду — Георгиевскую медаль 4 ст. «За храбрость» — он получил в 1914 «за выдающиеся подвиги храбрости и самоотверженности против неприятеля в боях». Высокой наградой отметила Российская империя очередной подвиг уральского казака в летней военной компании 1916 года. В самый разгар войны с германцем, в боях под Марьяновкой на Западной Украине, Исакий «под огнём противника, будучи тяжело контужен, доставил в штаб посланное с ним срочное донесение». За волю и военную смекалку, проявленные в боях с неприятелем, Его Императорское Высочество Великий Князь Георгий Михайлович от имени Его Императорского Величества Николая II собственноручно вручил Исакию Гавриловичу Георгиевский крест 4-й ст.
Затем была революция, был военный коммунизм и, как апофеоз, гражданская война. Победа большевиков и последовавший вслед за ней сепаратный мир Советской Россией с Германией, в корне изменил путь страны и судьбы её граждан. Исакий вернулся в родные уральские степи к «батюшке» Яику-Уралу-Горынычу, где отчаянно сражался за «свою» Россию, но уже под знаменем Уральского казачьего войска.
Лютой зимой 1920 большевики одерживали одну победу за другой. Уходя из красных лап, небольшой отряд последнего казачьего атамана уральцев генерал-майора В. С. Толстова с боями прорывался из Гурьева на юг. Путь казаков лежал по восточному побережью Каспия до Форта-Александровск. Далее, через Туркестанские степи, в Персию и Месопотамию. А уже оттуда — морем, в Дальневосточную республику. Но за атаманом, Исакий не пошёл, вернулся в родную станицу к семье. «Шабаш, отвоевался!». Не было уже ни царя, ни того Отечества, да и вера была порушена. Сам же, Толстов, после полного разгрома белых на Дальнем Востоке в 1922 году, бежал с восьмьюдесятью казаками в Харбин. Чуть позже он и вовсе эмигрировал в далекую Австралию…
Трудно было всё начинать сначала. Кругом разруха, голод. Но Исакий Гаврилович привык к лихолетьям, и с присущим ему усердием стал помаленьку поднимать своё небольшое хозяйство. А тут и НЭП. Вздохнули. Дела понемногу пошли в гору; ровно и с расстановкой.
Крестьянин-середняк Исакий Тарабрин сажал бахчу, вместе с артельщиками промышлял курхайным и неводным рыболовством «щаврюгу» и «ощетра», а зимой в Урале ставил аханы на белугу. Не зря, ведь, казаки ещё называли свою реку Урал — кормилец, «золотое донышко». Кроме того, предприимчивый казак подрабатывал перевозкой грузов на личном тарантасе; организовал товарищество.
Курс на коллективизацию в конце 20-х нарушил ставший уже привычным ритм жизни в стране. Великий перелом сводил на нет политическую стабильность в обществе, подрывал экономическую основу жизни людей.
Вот тут-то и начались беды Исакия Гавриловича. Его сначала обвинили в развале товарищества, занимающегося мелкой торговлей, где он был председателем. Хотя, что там было разваливать, когда новая политика государства запрещала какую-либо частную и кооперативную деятельность?! Все разваливалось само собой.
Затем, как и все, он вступил в колхоз. Выходил с бригадой рыбаков на бударах в Каспийское море. Был знатным бригадиром, о чём не раз писала в 1931 году местная газета «Верный путь». Но из колхоза пришлось уйти. Уже позже, на следствии, Исакий Гаврилович покажет, что «вышел из колхоза, потому что советская власть ничего мне не дала, кроме налогов. Из заработанных за сезон 840 рублей, 160 рублей получил на руки, остальные ушли на уплату налогов».
Трудно было колхознику Тарабрину прокормить жену и четверых детей, и Исакий Гаврилович возвращается к личному хозяйству, то есть, по существу, становится единоличником. Именно это нежелание идти в одной упряжке со всеми, стремление самому определять свою собственную жизнь и жизнь своей семьи служили основанием для ареста. Положение Исакия усугубляла и его служба в гвардии последнего русского императора, а в Гражданскую — активное участие в Белом движении. Всё это прямехонько подводило уральского казака под 58-ю статью. Да и жил Исакий с семьёй покрепче, чем рядовой колхозник. Ну, а уж «доброхотов» до этого дела — завистников и доносчиков — тогда везде хватало.
Забирали Исакия 5 ноября 1938 года. Надо полагать, в строгом соответствии с определенным планом, который, как правило, спускали сверху в обкомы, крайкомы, райкомы. Тем более что был канун очередной годовщины Октябрьской революции. Ну а дальше — гурьевская тюрьма, изматывающие ночные допросы и долгие месяцы ожидания суда.
Многое пришлось переосмыслить автору этих строк, когда он перелистывал пожелтевшие от времени страницы пухлого «Дела №7008».
Вот Исакий Гаврилович, с присущей его характеру твёрдостью, чётко отвечает на вопросы следователя: «Да», «Нет», «Не знал», «Не занимался». И подпись внизу листа крупным выверенным почерком. А вот другой лист с его же подписью. Но видно, как уже дрожит рука храброго казака. Как непослушны его пальцы, сжимавшие когда-то «на удушку» рукоять сабли. Не стеснялись палачи-следователи никаких методов воздействия на подследственных. Мало кто не сгибался в застенках НКВД, и многие вступали на путь ложных признаний после угрозы репрессиями членам их семей.
В последний день лета 1939 года состоялся суд. Такой же недолгий и похожий на многие судебные процессы конца тридцатых годов. Исакий Гаврилович был обвинен в подготовке контрреволюционного заговора, создании террористических организаций, ведущих к подрыву советской власти и развалу колхозного строя. Все обвинения в свой адрес, Исакий Тарабрин отверг. Но приговор Гурьевского областного суда был неумолим: 15 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. Несколько позже, в 1940 году, выездная коллегия Верховного суда изменит ему меру пресечения, сократив срок каторжных работ до 10 лет. Ну, а дальше -длинный и тяжёлый этап на восток, в Караганду. И долгие годы забвения.
Никогда уже не узнает Исакий Гаврилович, что вскоре после вынесения ему приговора, его супруга Василиса Осиповна продаст за два мешка муки дом в Яманкеи вместе с младшими детьми и сестрой Исакия Александрой переедет на ближайший нефтепромысел Искине; от греха подальше. Ему не будет ведомо, что старший его сын Валентин падёт смертью храбрых под Сталинградом осенью 1942 года.
По-разному, но более удачливо сложится жизнь у остальных детей Исакия. Но в семье никогда не будут ни вспоминать, ни говорить о нём. Василиса Осиповна строго-настрого запретит это детям. Видно, сильным был страх за судьбу своих чад у этой маленькой гордой женщины. Таким сильным, что даже младшие её дети — дочь Вера и сын Владимир — будут носить отчество Ивановна и Иванович. И лишь фотографии, хранящиеся на дне старого чемодана, будут им единственным напоминанием об отце, а их детям — о деде…
Свежий ветер перемен развеял застоявшуюся пыль времён. Вначале девяностых семья младшего сына Исакия Владимира получит официальное уведомление о том, что их отец и дед невиновен и реабилитирован. В тот день сын и внук казака долго засидятся за столом. Впервые за долгие годы помянут, как положено, отца и деда. Тогда внук понял, почему его отец никогда не вспоминал деда; почему украдкой всматривался в портрет своего отца; почему именно так, а не иначе сложилась судьба его деда, судьба России.
Годы как птицы… Давно уже не стало на белом свете детей Исакия Гавриловича, так и не узнавших всей правды о своем отце, славном сыне, одного из самых преданных Российской императорской короне военных сословий, уральского казачества. Слава казакам-уральцам!
…По замёрзшей меже, припорошенной мелким ноябрьским снежком, медленно двигался конвой. Впереди, завернувшись в тулуп и чуть сгорбившись в плечах, шёл пятидесятилетний «старик». Легкий морозец щипал ноздри, из которых густо валил дым сухой самокрутки. Но старик этого не замечал. Молчаливо глядя под ноги, словно выбирая путь, шёл он неведомой ему дорогой. О чём думал этот, сполна понюхавший пороху, некогда лихой рубака? Может, о своих старших братьях — Алексее и Павле, сложивших свои буйные головушки на полях великой русской братоубийственной войны; один — за белых, другой — за красных? А, может, вспомнил он о своей сабельке? Эх… коль была б она, родимая! Резкий разворот — и, подобный вспышке молнии, взмах клинка. Вжик, вжик! И, как подкошенные голубки, лежали бы смирненько его конвоиры. А потом раздобыл бы коня, и айда на юг к своему атаману! Поздно. За спиной мерцал негасимый свет его родных окон.
Окинув острым ещё взглядом просторы родной уральской степи, и щурясь, будто искал кого-то, Исакий глубоко затянулся. Межа, по которой они шли, уходила куда-то за горизонт. Что ждало его там? Он ещё не знал. Как не знал и того, что в последний раз идет по родной земле. И никогда уже не будет ему суждено не только увидеть своих жену и детей, но и услышать о них. Его имя, как и имена многих его сограждан, по злому року судьбы надолго затеряется где-то там, среди промерзших бараков и угольных карьеров Карлага. И уж, конечно, не мог даже предполагать Исакий, что спустя почти восемьдесят лет, незримо, след в след, по той же меже, как по незаживающему рубцу нашего жестокого прошлого, пройдёт его внук и расскажет эту горькую повесть.
1997, окончен в ноябре 2016
ЛЕГЕНДЫ СТАРОГО ГУРЬЕВА
С. Киселев, уральский казак, краевед, собиратель казачьей старины
Коварный служка
Ну не привереды ли эти мусульмане? Даже воду для омовения с реки им должен приносить «обрезанный» мальчик, т. е. мусульманин. Хотя эта история давнишняя, еще в 30-х годах было дело. Но как ловко, почти как наши коммерсанты. Приноровились четверо гурьевских пацанов носить воду с Урала в ногайскую мечеть. Наверное, лень было служке с мечети самому по воду ходить, вот он мальчишек и привлек к богоугодному делу. А сорванцам что — до Урала рукой подать, сбегали туда-обратно, зато копейки на конфеты заработали.
Ребятишки в урочный день и час, когда у мусульман предстояло совершать омовение к намазу, являлись в мечеть, брали ведра и, сверкая пятками, стремглав неслись к реке и, расплескивая воду, бежали обратно.
Но в один далеко не прекрасный для них день лавочку прикрыли. Сам служка догадался, или кто из искушенных подсказал, но в тот момент благодетель пристал к ним: «А вы татары или кто»? Пацаны, а их в тот день было четверо, с энтузиазмом закивали: мол, татары мы, кто же еще — кому охота легких копеек лишаться? Наших русских казачат запросто можно было спутать с татарами, благо с казачьей кровью намешано всего — и башкирского, калмыцкого и многих других кровей. Но служка, будь не дурак, коварно потребовал, чтобы они приспустили штанишки… Тут уж, как говорится, крыть нечем — тот случай, когда козыри не стоит показывать. Вот двое хлопчиков, липовых татар, и ломанулись бежать со всех ног.
«До основания, а затем…»
Старики-казахи говорят, что вместо старого ДОСААФ давным-давно стояла ногайская мечеть. А Сергей Киселев, который постоянно помогает нам собирать информацию о старом городе, утверждает (ему вроде как старые казаки рассказывали), что с 1640 в Гурьеве обретались татары, они и построили мечеть, и затем она должна прозываться татарской. Бог с ними, для нас важнее другое.
Ну не дуроломы ли эти коммунисты! Была у наиболее светлых голов среди них мудрая искорка, говорили они, что хотя бы как музеи истории религии надо сохранять храмы. Ведь у ногайской, татарской ли, мечети был потрясающе мощный фундамент, глубокий просторный подвал, а само здание очень оригинальное для нашей местности строение. Его бы хранить умеючи, оно бы еще целый век людям послужило. И прозорливости у коммунистов не было — ведь и тогда были замаскированные коммунисты (вот у кого надо было штаны спускать!) — знать бы им, что ислам вернется, они бы точно сохранили мечеть.
Легенда эта или быль, но предположительно мечеть в Гурьеве построили в XIX веке. И утверждают, что она своим происхождением обязана двум братьям, гурьевским купцам, татарам Ахмировым. К вящему нашему сожалению, имена их все старики запямятовали.
Сергею Киселеву — добровольному хранителю гуьевской старины — удалось проведать единственный след Ахмировых.
Жил-поживал некогда в Гурьеве в годы Гражданской войны купец-меценат Валий Галиевич Ахмиров. Прославился купец тем, что помогал не только Уральской отдельной армии (естественно, не Красной) провиантом и деньгами, но и бедным жителям. За это его в пример и укор жадным мироедам ставил казачий атаман В. С. Толстов.
Когда белые бежали с Гурьева в сторону Форт-Александровского (теперь Форт-Шевченко), Валий примкнул к отступающим — большевики вряд ли бы уж пощадили покровителя толстовцев. Он одно время даже жил в одном доме с Толстовым в Форт-Александровском.
Но белоказаки и дальше бежали от всепобеждающей Красной армии. Морем Каспийским на пароходах, далее на Кавказ. Всего 214 казаков осталось у Толстова, всех, и мирных тоже, беженцев, эвакуировать не удалось. И толстовцы начали пробиваться в Персию. Там английские покровители помогли им добраться до Месопотамии (теперь Ирак), в город Басру, на военную базу.
Как тут не вспомнишь фильм «Бег». Спроецируйте теперь события этого фильма на гурьевскую реальность…
Валий Ахмиров с семьей остался в Баку. Из Басры атаман Толстов проведывался о своем старинном приятеле, даже хотел забрать его к себе. Но в то кошмарное время, даже близкие теряли след друг друга.
Так вот, Сергей Киселев предполагает, что гурьевскую мечеть построил отец Валия — Галлий Ахмиров вместе со своим братом (имя неизвестно).
Конечно, в Гурьеве должны быть потомки Ахмировых. Например, в свое время в гурьевском пединституте на химбиофаке училась Рая Ахмирова…
Старики вспоминают, что мечеть закрылась в 1939 или 1940 году. А после войны местные власти превратили ее… в ДОСААФ. Не каждый капремонт созидает, обновляет. Так, в 1949 году во время капитального ремонта снесли главу мечети — минарет. Вместо мулл появились — и смех и грех — водолазы, электромеханики-дизелисты морской школы ДОСААФ. Сегодня бывшая мечеть почти разрушена.
Казак без бороды, — что баба без юбки
Было время, когда область наша называлась Гурьевским уездом, аул Коктогай (еще недавно называвшийся Зеленым) был известен как поселок Зеленовский. Относился он к Орликовской станице.
Довольно скоро после Октябрьской революции, 27 ноября 1917 года, в Гурьеве была установлена светская власть. Но в то лихолетье власть менялась так же скоро, как в замечательной комедии нашего детства «Свадьба в Малиновке». Весной!918 года, сразу после жаворонков, а именно 23 марта, полковник Толстов сверг рабочее-крестьянскую власть в Прикаспийской низменности.
Поздним вечером рокового 17-го года казаки Зеленовского орестовали какую-то подозрительную личность и пригнали ее в поселок:
— Чтой-то он вынюхивает, можа, красный лазутчик из большевицкого Гурьева?
— Допросить бы яго, да поздно уж, успеем, утресь допросим.
Решили его запереть где-нибудь в амбарчике, а утречком вершить судьбу пленного. Благо рядышком был дом верного казака Давыда Клементьевича Скоробогатова. Кликнули его казаки через подвернувшегося малого и строжайше приказали запереть арестанта в собственном сарае, что стоял в глубине двора, и, не смыкая зенки, стеречь до утренней зорьки. А сами казаки разбрелись по хатам.
И как чуяли казаки — человек этот и впрямь был заслан совдеповцами из Гурьева в разведку: пошукать, какие настроения средь казаков в Зеленовском, вызнать, какое у местной дружины есть вооружение.
Лазутчик был татарин, родом из поселка Кулагинское и прозывался Ягофаром Кутляровичем Аллояровым.
Мирный поселянин Давыд Клементьевич, таким образом, поневоле стал караульщиком — а куды попрешь супротив приказу стариков, но, впрочем, казаку к караульной службе не привыкать. Обойдет сарайчик — и в избу, так час, другой, третий. Жена тоже не спит, коротает время у окошка — озадачили их, одним словом.
Понятное дело, и закрытому татарину не спится, какой уж тут сон. Правда, сарай не ахти какой — так себе, камышитовый, обмазанный глиной. Впрочем, куда уж бежать: если пуля скоробогатовская не настигнет, то конные посты, дремлющие кошачьим сном в это буйное время, сцапают.
Вот уже в который раз зашел казак в избу, присел на лавку, тут жена и бает ему:
— Убьют оне яго, утресь допросют — и на распыл. Грех на дом свой возьмем, Клементич…
Призадумался казак, и самого думка эта глодала, а баба-то в кон сказала. Если б в бою — не дрогнула б рука на нехристя-коммуняку, а так, получается, убивство.
«Э, была не была, где наша не пропадала!». Вышел казак из избы, взял пешню, зашел к сараю сзаду и несколькими ударами пробил дыру, чтобы в нее, зияющую, человек мог пролезть.
Татарин опешил:
— Ты че, несдобровать же от своих — та (говор басурманина «специфический», быстрый, к тому же скороговоркой, не враз поймешь, и по сей день многие татары так произносят русскую речь).
— Иди, иди уж. Не тебе печалиться. Беги на Пышкино, оттудова на разбойную старицу, потом по бухарскому (азиатскому) берегу на речку Орлик выйдешь. Ну а там и до Гурьева дойдешь.
Как кулагинскому уроженцу, татарину не надо было растолковывать подробности, знал он прекрасно маршрут, расписанный спасителем. Казак же, Скоробогатов, знал, где какие разъезды и пикеты казачьи могут быть…
Утром подошли казаки к дому Скоробогатова. Впереди вышагивает поселковый атаман, тут же любопытствующие, детвора крутится под ногами, старики чекиляют. Узнав, что красный сбег, атаман пришел в неописуемую ярость. Поостыв, он обратился к старикам, стоявшим поодаль кучкой:
— Господа старики, казак Давыд плохо стерег лазутчика, и тот удрал. Какое наказание по завету дедов заслуживает сей нерадивый служака?
— Отрезать яму бороду за ето!
Тотчас из столпившихся казаков вышел офицер, вынул шашку из ножен, ухватил окладистую бороду Климентьича и откромсал ее.
Ухватился Давыд за то место, где момент назад красовалась его борода, побелел весь и взвыл от позора.
Толпа залилась хохотом, а Давыд, обеспамятев, прикрыл лицо ладонями и рванулся к своей калитке…
Почти все уральские казаки еще до конца 20-х годов считали себя старообрядцами и обязательно должны были носить бороды. Хуже не было сраму для воина-казака, как лишиться бороды.
В конце Гражданской войны, как предполагают родные, казак Давыд Скоробогатов замерз во время свирепых морозов в январе 1920 года, когда вместе с толстовцами отступал из Гурьева на Форт-Александровский.
….А татарин оказался благодарным. Ягофар Аллояров, говорят, стал известным в Гурьевской области человеком, даже большим начальником. Впоследствии он даже написал книгу воспоминаний об установлении советской власти в Прикаспии.
Рассказывают, что он однажды даже специально заехал в Зеленовский и зашел к Скоробогатовым. Узнав, что его спасителя уже нет в живых, он сказал жене и сыну погибшего:
— Ваш батька мне жизнь спас и теперь я вам обязан. Если трудности какие возникнут, обращайтесь прямо ко мне.
Вернувшись с Великой Отечественной, сын Давыда Константин узнал от жены, что в его отсутствие милиционер Антазиев забрал охотничье ружье. Якобы во время войны нельзя держать в доме оружие. А до войны Константин сам нередко постреливал этим ружьем волков между Индером и Горы (сегодня Аккала). На индерские промыслы к приезжим рабочим женщины Зеленовского в 30-е годы зимой носили рыбу и прочую снедь на обмен. Расплодившиеся в войну волки пошаливали на этой дороге. Вот Константин и «защищал» от серых бандитов дорогу.
Константин не поленился съездить в Гурьев и пожаловаться новоиспеченному покровителю. Тот, не откладывая в долгий ящик, вызвал к себе мародера в милицейской форме и приказал ему вернуть ружье хозяину.
Не ожидал милиционер, что у какого-то сельского мужика может быть столь высокий заступник. «Конфискованное» ружье-то он давно загнал. Что делать? — Не лишаться же из-за этого мундира-кормильца. Вот и пришлось ему извиняться и покупать Константину новое ружье. Добро, как говорится, добром окупилось.
А Скоробогатовы после войны переехали из Зеленовского в Гурьев.
Плаха для души
Лет тому с десяток назад зачастил я захаживать к знакомцу своему Ивану Александровичу Серебрякову.
Тянуло, понимаешь, из душной двухэтажки глотнуть вольного воздуха окраины. Живет Иван Александрович на речке нашей Перетаске, и сад егов аккурат к берегу спускается. По нашим скромным меркам — довольно живописное местечко для полупустынного города. В особенности по весне, когда пышным цветом зацветут фруктовые деревья — и не поверишь, что в городе находишься. Будто в деревню какую-то перенесся чудесным образом!
Помнится, в 60-е годы бродил здесь с удочкой по бережку Перетаски. Гораздо глубже и шире она в ту пору была — даже суденышки небольшие по ней ходили. В самом центре сада расположена у Серебрякова беседка, частенько мы в ней сиживали, чаи гоняли за душевной беседой. Как-то я спросил у него: «А давно ли по речке этой люди заселились?». Насколько мне известно, город Гурьев был весь заселен, по меньшей мере до 1917 года, на самарском берегу.
Отвечал мне Иван Александрович:
— До 17-го года не знаю, может, и жил кто тут. Мои родители, царствие им небесное, переехали сюда из поселка Зеленовского еще в 30-х годах. Многие тады стали переезжать в Гурьев из поселков. Трудно стало людям на земле жить, после коллективизации. Слыхал, чай, — многие угодили в Сибирь, мало кто вернулся оттудова.
— Слыхал, как не слыхать. Вот и книгу Шолохова «Поднятая целина» читал, — ответил я, чтобы разогреть его интерес.
— В Гурьеве тады аккурат рыбокомбинат зачали строить, — продолжал мой собеседник, — рабочие руки понадобились, поселочные-то, как в Гурьев переедут, старались дома ставить рядышком со своими земляками. Зеленовские и в городе держались друг дружки, по праздникам, в гости семьями сходились. Когда, бывалыча, на праздник к нам гости придут, так дотемна сидят, песни поют. «На краю Руси обширной» у них самая любимая была — нынешняя молодежь, поди и не слыхала такой. Я пацаном тады был, взрослые разговаривают, а я, примостясь где-то в уголочке, и слушаю. Однажды отец мой рассказывал гостям один забавный случай. В полку, где он служил, это случилось. Хочешь послушать?
— Конечно, Иван Александрович, с превеликим моим удовольствием послушаю, — отвечал я, наливая ему и себе очередной стакан душистого чая.
Старый казак отпил чая и стал рассказывать.
— Отца моего, Александра Петровича, призвали на срочную службу в 1910 году. Попал он в полк казаков уральских, что по мирному времени стоял в Киеве. В 1911 году, когда министра Столыпина убили, полк по тревоге подняли — побаивались власти, что волнения какие будут — кто его знает…
Командиром сотни, в которой служил отец, был Владимир Сергеевич Толстов (последний атаман Уральского казачьего войска. — В. Т). Потом, в Гражданскую, его атаманом главным казаки наши выбрали. Слыхал, поди? Строгий он был, отец рассказывал, дисциплину и порядок во всем любил. И вот, поди ты, как-то пропал у них вестовой в полку. Как раз из той сотни, отцовской. Вестовой-то, знашь, назначался на время какое-то пакеты-макеты там разные доставлять в штаб округа и оттудова в полк. Через время какое другова назначают. И вот, пропал вестовой, нету его. Толстов отрядил казаков искать его по городу. Ищут ево, ищут — нигде нет — пропал, одним словом. День проходит, другой, третий — объявился. Приходит в полк, коня нет, ну беда! Оказывается, потом казаки прознали, у него какая-то женщина гулящая завелась. А угодило одново его попасть в эту компанию, гляди всякий шорт-морт, ну и напился казак, акал-разум потерял, и понесли его черти по кочкам, коня потерял. Молодой, неопытный в жизни, бес его и попутал с энтими эферистами. Куды деваться? Когда малость протрезвел — к своим в полк подался.
(Да, небывалый случай, подумалось мне, казак покинул расположение части, напился, да так, что коня пропил. Наказание за это полагается строжайшее, а главное — пятно на всю жизнь и позор на семью).
— Толстов-то строгий был, но справедливый, — продолжил И. Серебряков. — Тут, видимо, я так теперь кумекаю, вспоминая этот рассказ отца, упросил он, надо полагать, командира полка наказать этого казака по-своему, не доводить дело до трибуналу. Ну вот, построил, значитца, комполка всех, и Толстов вывел этого вестового к своей сотне.
Тот стоит весь из себя помятый, с похмелья еще не отошел, а бельмы опустил, ни жив ни мертв. Толстов своим зычным голосом и обращается к сотне: « Казаки, узнаете вы энту личность?». Сотня в голос, у кого-то рот до ушей: «Никак нет, ваш благородь!». Тут Толстов оборачивается к вестовому: «Вот видишь, до чего ты допился? Тебя даже свои казаки не узнают».
Тут командир полка обращается к казакам: «Казаки, этот человек уже умер для нас. Тело его еще живо, но душа умерла». И обращается к духовому оркестру: «Играйте похоронную по нему!». Оркестр заиграл похоронный марш, казаки лыбятся — во умора! Вестовой взвыл: «Братцы, простите, Христа ради!».
Ну а после того его на гауп вахту отправили, смотреть на него было страшно после этого. Сколь пробыл он на «губе» под арестом, не помню, когда уж отец рассказывал. Опосля пустили казаки папаху по кругу, как у нас водится, и купили горемычному коня. С той поры стал он как шелковый — спиртного в рот не брал, в молитву ударился — душу спасать пред Богом.
2004
УЖЕЛЬ НЕ СОХРАНИМ?
В. Костиайнен, старший инспектор областного комитета по культуре
Становлению Гурьева, который отмечает в этом году свой 350-летний юбилей, в немалой степени способствовала деятельность проживающего в нём уральского казачеств.
Оригинальная культура этой этнографической гpyппы, сформировавшейся в Приуралье, пока еще недостаточно исследована. Однако общее знакомство с сочинениями писателей, истоpиков и исследователей края позволяет говорить о ее несомненном богатстве и своеобразии.
Казачество складывалось на берегах Яика (Урала) из разных этнокультурных компонентов с преобладанием русского. Носителями различных культур были и создававшие с конца XV века яицкую вольницу свободолюбивые выходцы из закрепощающего свое население Русского государства, и удальцы-разбойники с Дона и Волги, и пополнявшие общину в первоначальный период полонянки из кочевий ногайцев Волго-Уральского междуречья и соседних тюрко-язычных племен. Здесь же находили защиту и покровительство невольники, бежавшие из ногайских кочевий и освобожденные из разгромленной в 1580 году ногайской столицы — Сарайчика.
Яик, с прилегающими к нему лесостепью, степью и полупустыней, определял быт населения, влиял на его материальную и духовную культуру. Казачье войско, привлеченное расширявшимся государством для охраны юго-восточной границы, продолжало увеличиваться за счет беглых холопов, крестьян, посадских и ратных людей, среди которых было немало раскольников-старобрядцев.
В 40-х годах XVII века казачество, объединённое интересами освоения этой запольной реки и сохранения своей автономии, длившейся вплоть до периода правления Петра I, столкнулось с представителями центральной власти в лице стрельцов и работных людей под началом сыновей рыбопромышленника Гурия Назарьева, основавших в дельте Яика крепость. Постоянные набеги на эту крепость, однако, прекратились, когда по ходатайству перед правительством оренбургского губернатора вся река в 1752 году была передана Яицкому казачьему войску. В 1770 году и Гурьев, находившийся в ведении астраханского воеводы, а затем оренбургского губернатора, перешел в ведение войсковой канцелярии.
Культура казачества испытывала и постоянное влияние незначительного числа вошедших в состав войска татар, калмыков и башкир. Вместе с оставшимися в Гурьеве потомками стрельцов, работных и торговых людей из городов Поволжья казаки составили ядро коренных жителей города, мало-помалу населявшегося выходцами из других регионов Российской империи и казахским населением. С конца XIX века развивающиеся капиталистические отношения наложили свой отпечаток на быт и культуру горожан и всего казачества понизовья.
Однако начавшиеся вскоре после революции процессы расказачивания и урбанизации, оседание беженцев военного лихолетья, ссылка сюда до 50-х годов представителей малых народов и этнографических групп, внесших в жизнь горожан элементы своих культур, привлечение населения для промышленного освоения края, внедрение в наши дни массовой культуры отнюдь не способствовали сохранению культурного наследия уральцев.
В настоящее время в городе и связанном с ним регионе ещё сохраняется основа этого складывавшегося веками культурного диалекта, питавшего некогда общерусскую культуру. Широко известны сегодня произведения Пушкина об уральцах и словарь В. И. Даля, содержащий неповторимые диалектизмы. Но мало кто знает, когда именно и при каких обстоятельствах Пушкин побывал в Гурьеве, упоминали ли о горожанах писавшие о Приуралье В. И. Жуковский, А. Н. Плещеев, Л. Н. Толстой (давший, кстати, обстоятельное описание быта и культуры терских казаков), В. Г. Короленко. А. Н. Толстой, Л. Н. Сейфуллина, братья Правдухины, что писал о гурьевчанах в своих путевых заметках Константин Паустовский. А ведь в этих местах были, вероятно, изестные русские композиторы и художники…
Под спудом забвения пребывает народное творчество казачества — бытовавшие здесь народная поэзия, музыкальный фольклор с характерным только для уральцев пением, инструментальные произведения, элементы народного театра, сохранившиеся в обрядах и ритуалах, характерная народная танцевальная культура с преобладающим мужским переплясом.
Современная архитектура, наступая на старый Гурьев, уничтожает заодно и созданные прежде архитектурные памятники, в том числе традиционные деревянные строения. Вместе с ними исчезает и неповторимая резьба на деревянных деталях дворов и домов. Время, деятельность различных ведомств, по-своему «реставрирующих» здания, в которых они располагаются, общая запущенность и бесхозяйственность довершают разрушение пока еще сохранившейся старой деловой части города и прилегающих к ней улиц. Навсегда утрачено уже много строений.
Между тем духовное наследие предшествующих поколений можно еще сохранить. Изучение творчества литераторов, композиторов и художников, создавших произведения о казачестве, сбор и обобщение образцов устного народного творчества, музыкального и танцевального фольклора уральцев, звукозаписи, кино- и фотосъёмки бытующих здесь обрядов и ритуалов, зарисовки деталей и композиций, которыми декорированы традиционные архитектурные сооружения, различных предметов утилитарного назначения, изготовленных умельцами, — все это по силам педагогическому институту, средним специальным учебным заведениям, школам, кружкам и студиям изобразительного и декоративно-прикладного искусства. Это позволило бы пополнить репертуар существующих самодеятельных художественных коллективов, создать историко- литературные, фольклорно-этнографические и другие любительские объединения на предприятиях, во внешкольных и культурно-просветительных учреждениях, в учебных заведениях, решить вопросы строительства памятника основателям города, реставрации старого города и создания в нем историко- культурного заповедника под открытым небом с этнографическим музеем.
Проблему восстановления полузабытой истории и частично утраченной культуры казачества уральского понизовья, в том числе и самого города Гурьева, возрождение eгo традиций, обычаев, обрядов и праздников необходимо решать незамедлительно, при непосредственном участии всех заинтересованных в ее решении горожан и особенно молодежи. Опыт такого рода имеется у Уральского казачьего историко-культурного общества, которое в преддверии исполняющегося в следующем году 400-летнего юбилея Яицкого казачьего войска с помощью предприятий-спонсоров восстанавливает былые традиции. Создание отделения этого общества в г. Гурьеве ускорило бы процесс возрождения истории и культуры местного казачества. А сделать это способны промышленные и другие предприятия города и располагающие опытом работы с национальными культурными объединениями и коллективами Дома культуры и клубы нефтеперерабатывающего завода, объединения «Эмбанефть» и «СМП-136».
Возрождение былой культуры всех народов, издавна населявших Прикаспий, — это дело чести всех работников культуры и всех патриотов своего края, независимо от их национальной принадлежности. Богатое духовное наследие прошлого во всем его многообразии должно лечь в основу формирования нового человека. Все ценное в истории, культуре каждого народа, каждой этнической группы должно стать всеобщим достоянием.
1990
ГЛАВА V. ГУРЬЕВ В ГОДЫ ВОВ 1941-1945 ГОДОВ
ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА — ВСЕ ДЛЯ ПОБЕДЫ
О. Карасаев, Р. Синцов
(фрагмент из книги «Столица Прикаспия», 1992)
Великая Отечественная война оборвала мирный созидательный труд советского народа. Трудящиеся Гурьева, как и все советские люди, с гневом и болью восприняли вероломное нападение гитлеровцев на свою Родину. На предприятиях и в учреждениях города проходили массовые митинги, участники которых единодушно выражали готовность в любую минуту встать на защиту Отечества. Юноши и девушки, вчерашние школьники, их сверстники и старшие товарищи требовали немедленно отправить их на фронт, в действующую Красную Армию…
За годы войны на фронт ушли добровольцами и по мобилизации из Гурьевской области 42 508 человек, в том числе из Гурьева 11 302 горожанина. Каждый шестой житель.
По всей области шел массовый сбор средств в Фонд обороны страны. Обсуждая обращение советских патриоток «Ко всем женщинам СССР, ко всем женщинам мира», жительницы пригородного совхоза «Алгабас» сдали в фонд обороны 52 серебряных кольца, на 4 рубля серебряных монет, 25 серебряных и золотых украшений общим весом 3,6 кг. Домохозяйки города Гурьева В. Шмелева и Г. Банускина сдали по золотому кольцу, домохозяйка Л. Молоткова собрала 150 кг металлолома, сдала 2 серебряные ложки и 2 золотые чайные ложки. А 65-летний пенсионер В. Носов сдал для нужд обороны свою шелковязальную машину. И таких примеров было немало.
По созданию Фонда обороны активно работали трудовые коллективы Гурьевского рыбокомбината, треста Урало-Каспийского госрыбтреста, Гурьевского рыбакколхозсоюза, треста «Казнефтестроя, конторы нефтекачки, хлебокомбината, Механического завода (им. Петровского), молкомбината, облпотребсоюза, конторы нефтепровода.
За три месяца 1941 года в Гурьеве в Фонд обороны поступило денег и ценностей на 941 707 рублей, сдано облигаций на 1 073 000 рублей, собрано на новогодние подарки войнам Красной Армии 17 156 рублей.
Работники связи решили собрать средства на строительство колонны танков «Связист» и на новогодние подарки бойцам Красной Армии. Они внесли 54 172 рубля, сдали облигаций на 16 370 рублей, приобрели на 300 тыс. рублей билетов денежно-вещевой лотереи.
Рабочие, служащие и инженерно-технические работники Гурьевского рыбоконсервного комбината внесли в Фонд обороны на строительство танковой колонны «Рыбник Казахстана» 30 366 рублей.
На собрании коллективов Гурьевского хлебокомбината, нефтекомбината было единогласно решено собрать средства на строительство колонны танков «Трудящиеся Гурьева». Эта идея нашла всеобщую поддержку у тружеников города Например, хирург городской больницы Ахмет Джумашев внес 1 400 рублей собственных сбережений, остальные работники больницы решили внести свою трехдневную заработную плату.
80 тысяч рублей сдали в Фонд участники художественной самодеятельности Дома культуры нефтяников. Из своей личной копилки изъяла на это всенародное дело 90 рублей ученица 3 класса Надя Петрицкая.
К Дню Советской Армии (23 февраля) гурьевчане отправили бойцам и командирам Волховского фронта 3 вагона подарков — продукты и товары культурно-бытового назначения.
В конце 1942 года на строительство колонны танков «Трудящиеся Гурьева» было сдано 413 131 рубль, а в следующем году на строительство самолетов гурьевчане внесли еще 454 270 рублей.
Начиная с 1943 года возникла другая важная задача — необходимо было оказывать всяческую помощь семьям войнов, инвалидам. С этой целью в области был проведен месячник, за время которого были отремонтированы сотни квартир, собрано 211 пар обуви, свыше 3 тысяч комплектов верхней одежды, 209 кг мыла, около 6 тонн продуктов. Было обследовано 15 206 семей, большинству из них оказана материальная помощь.
Труженики области взяли шефство по оказанию помощи в восстановлении хозяйства Орловской области. В освобожденных районах Орловщины восстанавливались жилые дома, школы, больницы, детские сады, предприятия. Гурьевчане делились с подшефными последним куском хлеба. Только 20 ноября 1943 года они отправили в Орловскую область 249 овец и коз, 74 голов крупного рогатого скота, 55 свиней, 983 пары валенок, 204 центнера рыбы, 6 тонн риса, много учебников, медицинского оборудования, кухонных наборов, нефтяных двигателей и т. д.
Но главным, в чем более всего нуждалась страна в годы лихолетья и что могли ей дать труженики Гурьевской области, являлась нефть. В сентябре 1941 года газета «Правда» писала: «Современная война — война моторов, она немыслема без нефти, без бензина, без масел. Нефть для фронта!» Фронту была необходима и гурьевская нефть.
22 октября 1942 года Государственный комитет обороны выносит постановление «Об увеличении добычи нефти в «Казахстаннефтекомбинате». В результате самоотверженной работы коллектива комбината добыча нефти в 1942 году выросла по сравнению с предыдущим годом на 46 729 тонн.
С выходом немецко-фашистких войск к Волге нефтяная промышленность страны оказалась в еще более тяжелом положении. ГКО принимает новое постановление о промыслах «Казахстаннефтекомбината». Общий объем добычи нефти в 1943 году должен возрасти еще на 55%. Предприятия комбината обеспечиваются оборудованием, специалистами, квалифицированными рабочими из Азербайджана, Грозного, Чечено-Ингушетии, Дагестана.
В апреле 1943 года начато строительство гурьевского нефтеперерабатывающего завода, который за рекордно короткий срок стал выпускать долгожданную продукцию. Вместе с тем, принимаются меры по строительству в Гурьеве других военно-стратегических объектов, в частности нефтепровода Гурьев — остров Пешной, морского порта.
В годы войны неизмеримо выросла роль железнодорожного транспорта. Наркомат путей сообщения 21 августа 1942 года издал приказ об увеличении пропускной способности линии Гурьев — Кандагач к 1 октября 1942 года, и построить в общей сложности дополнительно около 30 разъездов. Это задание было выполнено по-боевому в сжатые сроки.
В срочном порядке в октябре 1942 года было закончено строительство проволочной связи Гурьев — Астрахань (210 км), Гурьев — Уральск — Чкалов (395 км). Таким образом, в годы войны наш город Гурьев превратился в огромную строительную площадку военно-стратегических объектов, и это несмотря на близость фронта и налеты вражеской авиации.
Городской комитет Коммунистической партии оперативно руководил всем ходом работ строительных организаций, предприятий промышленности, транспорта, размещением эвакуированных и обеспечением их самым необходимым. Ему оказывали неоценимую помощь профсоюзные и комсомольские организации, рядовые коммунисты.
С первых дней войны в городе и области началась работа по подготовке населения к противовоздушной обороне, военное обучение.
На 1 сентября 1941 года было охвачено всеобщим военным обучением 25 668 человек. Работали курсы медсестер, телеграфистов, радистов, санинструкторов. Активно велась военно-физкультурная работа среди комсомольцев и молодежи. Многие курсанты вступали в ряды Красной Армии здесь же, в Гурьеве, где формировались многие воинские соединения. Только за первые годы войны в городе было подготовлено 2769 стрелков, 1156 сандружин, 127 истребителей танков, 356 пулеметчиков, 156 медсестер, 40 радистов…
Тяжелым испытанием стал 1942 год, когда в Гурьев начали прибывать эвакуированные. Обстановка все осложнялась: над городом часто летали немецкие самолеты, выбрасывали десант — переодетых в форму милиционеров, железнодорожников, моряков, красноармейцев; вся область была заполонена провокационными листовками. Но это не помогло врагу. Гурьевчане самозабвенно вели борьбу на всех участках и не поддавались на провокации.
Молодые женщины, девушки-комсомолки отправляли на передовую подарки — махорку, мыло, полотенца, вышитые носовые платки и другие вещи, напоминающие о доме, родных и близких, а также письма, теплые сердечные письма бойцам. Такие посылки и письма шли на все участки огромного фронта: наши земляки защищали Москву и Ленинград, Сталинград и Новороссийск, Одессу и Севастополь, Керчь и Тулу. Многие встретили свой первый час войны в Бресте, брали штурмом Берлин, освобождали Варшаву и Прагу, Белград и Вену, Будапешт и Кенигсберг (Калининград).
С фронта в тыл шли такие же теплые письма. Бойцы благодарили за подарки и обещали приблизить желанную победу.
Герой Советского Союза К. Исмагулов с фронта писал: «Товарищи транспортники! Быстрее доставляйте горючее и продукты питания для Красной Армии! Помните, товарищи гурьевчане, что победа завоевывается не только в боях, но и у станков, на буровых работах, нефтяных и рыбных промыслах, на колхозных полях».
А вот письмо кавалера ордена Славы 3-х степеней Г. П. Шамина: «… Я часто вспоминаю родной край, родной Урал, родные степи. Как хорошо было! Враг напал на нас. Он был у Волги, под Москвой, под Курском. Еще год назад он был у стен Ленинграда. Теперь все позади…
Вам, земляки, не придется краснеть за меня. Уезжая на фронт в 1941-м, я поклялся защищать свое Отечество до последнего дыхания. Свою клятву я держу. Мы видели пожарища Белоруссии, мы видели большое человеческое горе, мы разыщем немецких факельщиков и убийц, мы отомстим за все, мы будем в Берлине!»
Таких писем было множество, они цементировали тыл и фронт, укрепляли дух советских людей, что и предопределило исход самой страшной войны XX века.
Прикаспий дал родине 9 Героев Советского Союза и 5 кавалеров ордена Славы 3-х степеней, тысячи гурьевчан награждены различными боевыми наградами.
…За годы войны в Гурьеве находилось несколько эвакогоспиталей, в которых за время войны находилось на излечении свыше 9 тысяч раненых бойцов и командиров. 93 из них умерли от тяжелых ранений и похоронены на кладбище. В 1967 году их останки были перезахоронены в братской могиле в сквере, рядом с Домом культуры нефтяников, а позднее они нашли свой покой у священного огня в мемориальном комплексе в парке Победы.
Надо сказать, что труженикам Гурьева пришлось пережить и военное положение с жестким режимом и распорядком общественной жизни. Весной 1944 года, когда Советская Армия вела победоносное наступление на огромном пространстве от Полесья до Черного моря, продвинулась на 450 км, к западу и освободила Правобережную Украину, часть Западной Украины и северные районы Молдавии, а затем вышла на государственную границу с Румынией, агонизирующие фашисты еще пытались терроризировать население, засылали в глубокий тыл диверсантов и шпионов. Так, в ночь со 2 на 3 мая 1944 года дежурный аэропорта Степанов видел самолет противника в окрестностях Гурьева, а 6 мая неизвестный самолет обстрелял из крупнокалиберного пулемета пароходы, находящиеся на рейде в 40—50 километрах от Гурьева.
Появление немецких самолетов свидетельствовало о возможном десантировании вражеских парашютистов. В связи с этим партийным органам и оперативным службам НКВД-НКГБ было предписано принять жесткие меры по пресечению агрессоров. В результате умелых действий группа немецких диверсантов в количестве 14 человек была полностью ликвидирована….
1992
КРАХ ОПЕРАЦИИ «АЛАШ»
Лев Гузиков, журналист «АЖ»
В годы Великой Отечественной войны помимо ожесточённых боёв на всех фронтах, не прекращалась ни на минуту и другая война, скрытая и не менее масштабная. Абверу — военной разведке Германии, одной из самых сильных и опытных в мире, противостояла советская контрразведка «Смерш» («Смерть шпионам»). Когда пресловутый блицкриг захлебнулся у берегов Волги, а линия фронта фактически достигла рубежей современного Казахстана, гитлеровская разведка стала всё чаще забрасывать на территорию КазССР группы диверсантов, в том числе и в Гурьевскую область. В истории многочисленных войн есть факты, когда опытная разведывательно-диверсионная группа кардинально меняла ход всей войны, поэтому борьбе с диверсантами придавалось огромное значение.
Как и вся огромная страна
За годы войны на фронт ушли свыше 40 тысяч гурьевчан. Труженики тыла организовали массовый сбор средств на оборону страны. Наши земляки сражались на всех фронтах и в партизанских отрядах, участвовали в штурме Берлина. Прикаспий дал Родине девять Героев Советского Союза и 5 полных кавалеров медали «Солдатская слава». Об этих героях и других участниках войны написаны очерки, рассказы, воспоминания.
Статус прифронтовой зоны наложил отпечаток на жизнь Уральской и Гурьевской областей. В сентябре 1942 года на их территории было объявлено военное положение, образованы городские комитеты обороны, объединившие руководство государственных, партийных и военных органов. В Уральске был создан оперативный узел связи с линиями проводов на Гурьев, Астрахань, Куйбышев. В Гурьеве создана военно-морская база из кораблей Каспийской морской и Волжской речной флотилий, а также береговых частей и служб. В 1942 году в Гурьеве были сформированы военно-пехотное училище, несколько эвакогоспиталей, где на излечении находилось около десяти тысяч раненых бойцов и командиров Красной Армии.
В грозное лихолетье страна больше всего нуждалась в поставках нефти. 22 октября 1942 года Государственный комитет обороны принял постановление «Об увеличении добычи нефти в Гурьевском регионе», которым мобилизовал работу всех подразделений на максимальный подъём уровня добычи чёрного золота. В 1942 году она возросла на 47 тысяч тонн по сравнению с предыдущим годом. Макатская нефть была настолько качественна, что заливалась прямо в баки танков, и можно было воевать. Неизмеримо возросла роль железнодорожного транспорта. НКПС 21 августа 1942 года издал приказ об увеличении пропускной способности линии «Гурьев — Кандагач». В результате было построено 29 новых трёхпутных разъездов. Гурьев превратился в огромную строительную площадку военно-стратегических объектов. Что характерно — несмотря на близость фронта, налёты фашистских бомбардировщиков на западные районы Казахстана имели лишь эпизодический характер. Старожилы ещё помнят один из таких налётов на район Дамбы.
Диверсанты сдавались пачками
Но куда чаще под покровом ночи в глубокий тыл советской державы крылатые стервятники сбрасывали не бомбы, а группы парашютистов-диверсантов. К примеру, только в 1942 году абвер забросил на территорию СССР около 20 тысяч агентов! Однако ставка на тотальный шпионаж себя не оправдала. Из 150 разведывательных и диверсионных групп, подготовленных с октября 1942 по сентябрь 1943 года, из командировки вернулись только две, принесшие незначительную информацию.
Остальные либо были выловлены «Смершем», либо сами сразу после выброски явились в НКВД с повинной.
В архивах ДКНБ области хранится немало документов, с которых ещё не снят гриф секретности (и это спустя 60 лет!), связанных с поимкой, ликвидацией и перевербовкой фашистской агентуры. Так, в ночь на 3 июня 1944 года на территорию Уральской области абверовцы забросили пятерых диверсантов во главе с Кусаиновым — агенты ликвидированы опергруппой УНКГБ.
21 августа того же года из Мариуполя самолётом стартовала группа диверсантов из 6 человек, прошедшая подготовку в разведшколе города Бреслау. Ночью 22 августа они десантировались на территорию Новобогатинского района (ныне Исатайский) Гурьевской области. Днём весь отряд в полном составе прибыл на местный пункт связи, сообщив о намерении добровольно сдаться чекистам. Прибывшим оперативникам парашютисты сообщили о планах своего руководства забросить в Гурьевскую и Астраханскую области ещё две группы, прошедшие подготовку в той же Бреслауской разведшколе. Впрочем, и эти бойцы невидимого фронта уже летели с твёрдым желанием сдаться на милость властей, и 24 августа очередных несостоявшихся диверсантов задержали.
Ещё через два дня на территорию Московского сельсовета Курмангазинского района с самолёта была сброшена другая группа парашютистов, которая в тот же день явилась с повинной к председателю сельсовета и сдалась.
Все группы диверсантов состояли из жителей различных областей Казахстана, в том числе и Гурьевской. Диверсанты и их имущество были переданы сотрудникам отдела контрразведки «Смерш» Южно-Уральского военного округа для использования в оперативных играх с немецкой разведкой.
«Туркестанский легион» воевать не хотел
Уже в первые месяцы войны в гитлеровском плену оказались сотни тысяч советских солдат и офицеров, в том числе немало было и представителей среднеазиатских народов. Под видом борьбы за освобождение мусульман от ига Советов в 1942 году верховное командование немецкой армии сформировало 24 батальона из числа военнопленных, в январе 1944 года были сформированы дивизия СС «Новый Туркестан» и Восточно-мусульманский полк СС. Военные формирования получили общее название «Туркестанский легион». Этот эксперимент удался лишь частично, так как, пользуясь случаем, сотни легионеров спешили перейти на сторону Красной Армии, бежали к партизанам.
Гитлеровцы через свою агентуру планировали поднять восстание в Центральной Азии, возлагая большие надежды именно на солдат Туркестанского легиона. Вообще, в Германии и на оккупированных территориях были созданы 60 разведшкол по подготовке агентов, которых вербовали из пронемецки настроенного населения и среди военнопленных концлагерей.
Агроном в звании обер-лейтенанта
В ночь на 3 мая 1944 года окраины Гурьева не спеша проинспектировал немецкий самолёт. Дежурному аэропорта Степанову, которому не откажешь в бдительности, удалось вовремя заметить воздушного противника и сообщить в гурьевское НКГБ. А 6 мая в 40 километрах от города неизвестным самолётом были обстреляны пароходы «Пролетарская диктатура», «Калинин» и «Роза Люксембург». Эти самолёты также заметили милиционеры и охранники промышленных объектов Жилокосинского (ныне Жылыойского) района.
Чекисты забили тревогу, ведь появление самолётов противника свидетельствовало о возможной высадке вражеских парашютистов. В предполагаемый район высадки диверсантов направилась оперативно-следственная группа во главе с начальников УНКГБ Гончаровым. На особо важных объектах организована круглосуточная охрана, усиленная милицией, чекистами и вооружёнными добровольцами.
Как впоследствии выяснилось, 3 и 6 мая две группы общей численностью в 14 человек высадились в степях Жилокосинского района и соединились 7 мая. Диверсантами (абвер обозначил их группу казахским словом «Алаш») командовал обер-лейтенант немецкой армии Алихан Агаев (в действительности Амирхан Тлемагамбетов), бывший агроном Жилокосинского райземотдела. Все шпионы, состоявшие на службе в Туркестанском легионе, проходили обучение в немецкой разведшколе города Улькенвальда (60 км к югу от Берлина). Их основное задание — организация повстанческой деятельности и диверсии в глубоком тылу. Не дожидаясь подмоги из города, кульсаринские силовики организовали свой поисковый отряд из 16 человек.
Пал смертью Сусанина
Диверсанты рассчитывали, что местные жители поддержат их повстанческие призывы, но просчитались. В первые дни парашютисты, переодетые в форму бойцов Красной Армии, прощупывали настроение аульчан, попутно покупая продовольствие, на чём и прокололись. Бригадир колхоза имени Кирова Уялинского сельсовета Байжан Атугазиев первым предупредил чекистов о появлении в степи диверсантов, указав их дальнейший маршрут, благодаря чему опергруппе удалось задержать двух агентов. Чуть позже диверсанты увели Байжана в степь в качестве проводника, а он заманил их в непроходимые пески, за что и был расстрелян лично Агаевым. К этому времени отряды преследователей уже воссоединились, и группа Агаева была обречена.
Пленные сообщили, что Агаев, обескураженный неудачным стартом операции, намеревался изменить свой первоначальный маршрут и попасть в Гурьев, на явку по улице Самаркандской. Но их планам не суждено было сбыться. 19 мая в районе третьей нефтекачки отряд окружили чекисты, и после отказа добровольно сдаться диверсантов-неудачников разгромили. В бою был убит и обер-лейтенант Агаев. Последних двух парашютистов задержали 24 мая в Макатском районе на реке Кайнар.
Берлин глотал махровую «дезу»
В итоге пять человек из парашютного десанта погибли в бою, девятерых взяли живьём. Оставшийся в живых радист группы до окончания войны под диктовку «Смерша» передавал в немецкий разведцентр «дезу» о подвигах своего отряда и имеющихся трудностях. Кстати, однажды пришла ответная радиограмма: «Потерпите, помощь прибудет». И действительно, 9 июля 1944 года из Бухареста в окрестности Гурьева были переброшены ещё три шпиона с деньгами и радиодеталями. Это пополнение чекисты уже ждали.
Всего у диверсантов изъяли 29 единиц стрелкового оружия, три радиостанции, более трёх тысяч антисоветских листовок на казахском и русском языках, типографский станок, шрифты, краски, клише антисоветских карикатур, 130 чистых бланков, печати, штампы, а также 660 тысяч рублей.
Помимо архивных документов об этой истории свидетельствует и пещера горы Иманкара в Жылыойском районе — место паломничества местных жителей и любопытствующих исследователей, где врагам как-то пришлось заночевать. А в честь подвига Байжана Атугазиева благодарные жители поставили на его могиле памятник.
2004
ГЛАВА VI. ВДОЛЬ УРАЛА БЕРЕГОВ
ДЕКАБРИСТ В ПРИКАСПИИ
В. Афанасьев, краевед
Ранней весной 1826 года к Сарайчиковской крепости со стороны казахской степи медленно двигался большой, почти в тысячу человек, отряд, который возглавлял полковник квартирмейстерской части Ф. Ф. Берг. Еще не весь отряд вступил в крепость, а фельдъегерь из Оренбурга уже арестовал одного из офицеров. Это был офицер Генерального штаба капитан В. Д. Вольховский.
Но обратимся к арестанту, сидевшему в повозке и ежившемуся от прохладного весеннего ветра.
Родился он в 1798 году в Воронеже, в семье комиссионера. Получив неплохое домашнее начальное образование, Владимир был зачислен в Благородный пансион Московского университета.
В 1811 году В. Вольховский был допущен к экзаменам в только что открытый Царскосельский лицей. Успешно выдержав конкурс, он, как и юный Александр Пушкин, был зачислен в это учебное заведение.
По свидетельству лицеистов и учителей, Владимир Вольховский неутомимо упражнял свое тело, волю и разум. Поразительна была твердость его принципов. Среди однокашников В. Вольховский получил прозвище «Суворочка». Видимо, за то, что своим видом и ростом был похож на знаменитого русского полководца. Из составленного табеля об успехах лицеистов видно, что Владимир по всем предметам имел чрезвычайные успехи, был весьма прилежен и обладал редкими дарованиями. На эти замечательные качества и черты характера Вольховского много лет спустя указывал Александр Пушкин в своем стихотворении «19 октября».
«Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вольховский станет первым,
Последним я, иль Брогльо, иль Данзас».
…Еще в лицее В. Вольховский вступил в «Священную артель». Это была ранняя преддекабристская организация. Вскоре Вольховский шагнул в ряды участников тайных декабристских обществ — «Союза спасения и Союза благоденствия».
Осенью 1820 года Вольховский принял участие в дипломатической миссии в Бухару. Путь ее проходил через казахские степи и главной целью было «установление дружеских связей и распространение торговли».
В результате экспедиции В. Вольховский составил обзор наших степей, маршруты путей, общую генеральную карту дороги и определил места для будущих укреплений.
Однако этой миссией не исчерпывается знакомство поручика В. Вольховского с казахским краем. Спустя полтора года, в 1823 году, он в составе экспедиции Ф. Ф. Берга вновь совершил довольно далекий поход в глубь казахских степей. Достоверно известно, что в этот период он очень близко сошелся с Г. С. Карелиным — будущим исследователем Средней Азии и Казахстана, прадедом поэта А. Блока (около 20 лет прожившим в Гурьеве), с которым составил карту «Обозрение степи киргизкайсаков Меньшой орды». Дружба Карелина с Вольховским продолжалась и после описываемых событий.
И, наконец, в декабре 1825 года, незадолго до восстания на Сенатской площади, Владимир Вольховский, уже в звании капитана, совершает свои третий и последний поход в казахские степи. У Азиатского департамента давно возникло намерение отправить очередную экспедицию на перешеек между Каспийским и Аральским морями с целью произвести астрономические определения координат ряда пунктов на их берегах, а заодно и барометрическую нивелировку, которая выяснила бы разницу в уровнях морей. Руководство экспедицией было поручено полковнику Ф. Ф. Бергу.
Страх перед безводностью пространств между Каспийским и Аральским морями был так велик, что экспедицию было решено проводить зимой, когда нет жары и для водопоя можно пользоваться талым снегом.
Местом формирования экспедиции была выбрана крепость Сарайчиковская на правом берегу реки Урал, в 60 километрах от города Гурьева. В экспедицию было включено много военных и ученых. Квартирмейстером был назначен капитан Владимир Вольховский. «Ему же вверяются и все ученые части», отмечается в приказе Ф. Берга от 14 декабря 1825 года.
15 ноября 1825 года экспедиция вышла из крепости и последовала сначала вдоль берега Каспийского моря до восточной окраины залива Мертвый Култук и, перейдя Устюрт у Койконакты, приблизительно по широте 45 градусов направилась на восток к Аральскому морю. Вдоль западного берега последнего прошла около 75 км к северу по оврагу Курсай, оставив слева меловые горы Джиль-тау. Потом пересекла реку Эмбу в урочище Сарнияз, реку Сагиз и 5 марта 1826 года вернулась в крепость Сарайчиковскую.
До нас дошли три журнала этой экспедиции, которые различаются между собой не только описанием разных местностей, но, главное, качеством описания, во многом зависящим от индивидуальных особенностей их составителей. Лучшим образцом служит «Топографический журнал пространства киргизской (казахской) степи между Каспийским и Аральским морями», составленный В. Д. Вольховским и А. О. Дюгомелем. Поденное описание всего маршрута с 16 декабря 1825 года по 4 марта 1826 года насыщено топографическими данными, имеющими большое значение для историко-сравнительной топонимики и локализации местоположения конкретных географических объектов.
Результаты похода экспедиции Ф. Ф. Берга в «киргизскую степь» сразу же получили высокую оценку со стороны современников. По официальному отзыву Азиатского департамента, деятельность экспедиции увенчалась блестящим успехом. Участники ее были награждены очередными званиями, чинами и орденами.
Обойденным наградой оказался лишь капитан В. Д. Вольховский, в качестве арестанта направленный под конвоем на допрос из Оренбурга в Петербург.
Из следственных показаний становилось понятно, что
«В. Д. Вольховский состоял в сношениях с обществом декабристов и участвовал в совещаниях, бывших у Пущина и других членов».
После суда Владимир Вольховский, как и десятки других декабристов, был отправлен в действующую армию на Кавказ. Отличился в ряде боев во время русско-иранской войны. Затем Вольховский был направлен в Тегеран для передачи шаху предварительных условий мира и для получения денежной контрибуции. Своими наблюдениями, мыслями и соображениями он охотно делился с А. С. Грибоедовым, с которым его связывала большая дружба.
На Кавказе Владимир Вольховский на одной из военных дорог встретился со своим старым лицейским другом Александром Пушкиным. Вот как описывает в своем «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года» эту встречу сам поэт: «Здесь я увидел нашего Вольховского, запыленного с ног до головы, обросшего бородой, изнуренного заботами. Он нашел, однако, время побеседовать со мною как старый товарищ».
Последняя встреча лицейских друзей состоялась весной 1834 года в Петербурге:
«Я простился с Вольховским, который едет в Грузию», — записал Пушкин в своем дневнике.
И еще хочется упомянуть об одном весьма интересном факте. В конце 1834 года из печати выходит капитальный труд А. С. Пушкина «История Пугачевского восстания». Из трех тысяч экземпляров автор решил сделать несколько особых, так называемых подносных, в pocкошных переплетах. Один из таких экземпляров 29 июня 1835 года Пушкин переслал Владимиру Вольховскому на Кавказ. «Радуюсь случаю, — писал Александр Сергеевич, — издали напомнить тебе о старом лицейском товарище, искренне тебе преданном …Мнение твое, касательно моей книги, во всех отношениях было бы мне драгоценно».
Сам факт такого обращения и просьба об отзыве об этом труде свидетельствует о том, что Пушкин, безусловно, знал о пребывании Вольховского в тех местах, где развивались события крестьянской войны.
1990
В. И. ДАЛЬ В ГУРЬЕВЕ
И. Гатауов, инженер Гурьевского механического завода
В 1833 году в Оренбург приехал новый военный губернатор Василий Алексеевич Перовский. Чиновником особых поручений при себе перовский привез в Оренбург Владимира Ивановича Даля. Возможно, что Даля перовскому в свое время рекомендовал Александр Сергеевич Пушкин. Генералу Перовскому нужен был доктор. Даль значился «второй хирургической перчаткой России». Первой был великий Пирогов.
Восемь лет служил Даль в Оренбургской губернии. Можно было бы, как и некоторые другие чиновники, половину оренбургской жизни провести в поездках по краю, но в то же время ничего не увидеть и ничего не делать. И жизнь местных народов, чужая и загадочная, текла бы мимо. Можно было бы даже равнодушно наблюдать за ней со стороны. Восемь лет! Мало ли это или много? Для Даля с его умением обостренно вбирать в себя все окружающее эти годы были целой жизнью.
Уже к концу года он свободно говорил на казахском языке. Интерес его был ненасытен. Изучал степь со страстью историка, филолога, этнографа, археолога, юриста, ботаника, фольклориста, врача… и, конечно же, писателя. Прямо в степи он зачастую делал сложные по тем временам операции, давал советы, разрешал вековые споры. Зачастую предотвращал большие кровопролития. Закипала гневом степь, уже считалось невозможным обойтись без карательной экспедиции, но ехал Даль — и дело решалось мирно.
А сколько междоусобных споров благодаря ему не превращалось во взаимную кровавую резню! Недаром казахи называли его между собой Справедливым, и имя это было широко известно в степи. О многом говорит такой факт: когда в 1837 году в очередной раз заволновались казахи, «главный возмутитель» и «ослушник воли начальства» батыр Исатай Тайманов просил военного губернатора: «Просьбы и жалобы наши никем не принимаются. Мы живем в постоянном страхе. Пришлите к нам честных чиновников, чтобы провели всенародные расследования. Особенно желаем, чтобы жалобы наши попали к господину Далю. Пришлите справедливого Даля!».
Даль, в свою очередь, проникся глубокой симпатией к местному народу — казахам. Разве не знаменательно, что своего сына-первенца он назвал двойным именем Лев-Арыслан? Даль встречался в Орде с ханом Джангиром, под Орском — с Баймагамбетом Айшуваковым, правителем Малого Жуза. Он встречался и беседовал на казахском языке с Исатаем Таймановым, Махамбетом Утемисовым, а также Есетом Кутибаровым на верхнем течении реки Эмба. В гостях был у Срыма Датова-Казы. Там встречался со многими родоначальниками, казахской знатью. Владимир Иванович знал все 25 родов Младшего Жуза.
За восемь лет Даль несколько раз приезжал в Гурьев. Ему очень понравился хлебосольный город и богатое флорой и фауной побережье Каспийского моря. Здесь он написал повести «Майна», «Уральский казак», а также очерк «Полуношник». Здесь он очень красиво и правдиво описывает Кизилбашева и Сарайчик. Кстати, потомки Кизилбашева живут в Гурьеве. А «Уральский казак» начинается со слов: «Проклятов — Гурьевский казак…» В повестях В. И. Даля упоминаются названия местности, такие как Баксай, Тайсоган, Прорва, Каратон, Эмба, Калмыково, река Уил, Киил, Темир, Илек. В повести «Майна» на странице 152-й есть такие строки: «…Малой Орде, кочующей по южному и западному пространству степи, хотя пределы эти обозначить довольно трудно, Орда эта самая многочисленная. В ней считается три рода (уру) или поколения: Байнуллы (или Бай-улы — богатый сын), Алимулы и так называемые Семиродцы: роды эти делятся на отделения (тайфэ), дробятся на подотделения (джак), коих наберется в одной Малой Орде едва ли не до трехсот. Названия их иногда взяты от собственных имен каких-нибудь родоначальников…».
Нас глубоко восхищает тот факт, что Владимир Иванович изучал и составлял генеалогическое древо некоторых родоначальников, а также целых родов, таких как Маскар, Тана, Байбакты.
«Каждый казах знает свою родословную», — писал он позже в письме А. С. Пушкину. Повесть «Бикей и Муляна» была первой достоверной повестью о жизни казахов. Она сразу обратила на себя внимание не только российского читателя, и вскоре была издана в Париже. Повесть эта привлекла внимание не только необычностью материала, но и реалистичностью изображаемого, глубоким гуманизмом, уважением к казахскому народу, которому не чуждо многое: мудрость, мужество, доблесть и высокая любовь, достойная Ромео и Джульетты. О Муляне из рода Маскар Даль пишет так: «Свежее, дикое, яркое и смуглое лицо, в котором брови, ресницы, очи, губы и отборные знатного жемчуга зубы украсили бы любую из московских и питерских красавиц».
18 сентября 1833 года в Оренбург приехал Пушкин для сбора материалов о восстании Емельяна Пугачева. Вечером 10 сентября Пушкин был у Даля дома. Пушкин уезжал из Оренбурга утром 20 сентября. Владимир Иванович Даль провожал поэта до яицкого городка, переименованного по указу Екатерины в Уральск. Пушкину очень хотелось заехать в Гурьев, но сообщение о преследовании агентов тайной полиции заставило срочно отправиться в сторону Пензы. В Уральске они простились, и меньше чем через месяц Пушкин послал Далю свою «Сказку о рыбаке и золотой рыбке» с надписью: «Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому — сказочник Александр Пушкин». Письмо догнало Даля в Гурьеве-городке. Следующая встреча была в Петербурге. Даль еще не знал, что через несколько дней великий русский поэт будет смертельно ранен и он будет свидетелем его смерти.
Если бы не Даль, скорее всего не приехали бы в Оренбург Толстой и Чехов, многие другие русские писатели. Знаток молочных продуктов А. С. Кочкин писал: «Мало сейчас кто знает, с чего все началось. Кто первым для россиян открыл кумыс как лечебное средство?» И отвечает: «Владимир Иванович Даль». Конечно, о кумысе в России знали и до Даля. О чудодейственных свойствах степного напитка говорил известный врач, писатель, член-корреспондент Российской академии: «Кумыс составляет главнейшую пищу и наслаждение наших кочевых народов, которые без него едва ли могли существовать. Привыкнув к кумысу, поневоле предпочитаешь его всем другим напиткам, особенно в жаркое время. Он охлаждает, утоляет жажду, голод и придает особенную бодрость…».
И далее Владимир Иванович писал: «У казахов чахотка почти неизвестна. Особенные свойства кумыса обьяснить нелегко, но за которые я могу поручиться, состоят в том, что он никогда не переполняет желудок, его можно пить сколько угодно и во всякое время, не чувствуя отягощения». Именно на кумыс приезжал в казахские степи Лев Николаевич Толстой.
Прошло время. Минуло 150 лет, как был Даль в Гурьеве. Великий памятник, который возвел себе сам В. И. Даль, — «Толковый словарь живого великорусского языка», ставший настольной книгой уже не для одного поколения нашего народа. Надолго еще сохранится в памяти народа академик, инженер, хирург, писатель, географ, общественный деятель Владимир Иванович Даль.
1991
СОВЕТНИК ХАНА ДЖАНГИРА
У. Кадыралин, доцент Атырауского университета,
кандидат исторических наук
В 1828 году в ставке правителя Внутренней Букеевской Орды хана Джангира, расположившейся в Нарынских песках (междуречье Волги и Урала), поселяется новый советник — коллежский асессор Г. С. Карелин. И судьба связала его и хана. Пользуясь благоволением правителя, он пройдет по землям Орды, пополнит сотни топографических измерений, соберет множество экспонатов естественной истории, а в Москве, в Обществе испытателей природы, станут получать от натуралиста Карелина снабженные подробными аннотациями посылки с новыми видами растений, новыми интересными материалами, с обстоятельными описаниями флоры и фауны Букеевской Орды.
В 1826—28 годах, работая при ставке хана, Карелин составил подробную крупномасштабную карту Букеевской Орды и этнографическое описание ее населения. Позже эта карта была использована другими учеными. В эти годы исследователь познакомился со многими местами Западного Казахстана. Так, в 1827 году, сопровождая доктора Эверсмана в поездке по землям Уральского казачьего войска, он посетил многие станицы и города Уральск и Гурьев.
Во время одной из поездок по окрестностям Букеевской Орды с Карелиным ездил сам хан.
26 ноября 1828 года Карелин напишет письмо родным в Оренбург. Он сообщает, что едет с ханом, что хан обходителен: «Хан захотел непременно послать тебе (Александре Николаевне, жене ученого. — У. К.) гостинец и купил матери 12 аршин… Когда будешь писать мне, благодари его! Не знаю, понравится ли тебе, но здесь ни лучше, ни добротнее нет…».
В конце письма приписка от Джангира: «Посылаю Вам материи на платье, которую прошу принять. Всегда покорный слуга хан Джангир».
Г. С. Карелин в своих работах пишет и о семье хана, его супруге: «В 1830 году, состоя при хане Джангире, я как по собственным своим делам, так и по просьбе хана отправился на три месяца в Москву. На осуществлении поездки этой настаивала в особенности ханша Фатима, которой крепко хотелось возобновить и пополнить свои наряды новыми, изящными и богатыми приобретениями, к этому присовокупилась куча разных разностей и в том числе, конечно, возможно полный запас всяческой косметики, т. е. духов, помады, мыла, умываний, протираний и даже румян, хотя она имела счастье понравиться императрице Александре Федоровне. Впоследствии государыня неоднократно присылала ей богатые подарки».
Остроумие, проницательный взгляд на вещи, а также замечательный писательский дар, так свойственные Карелину, чувствуются в данной им портретной характеристике Фатимы: «Ханша фатима — татарка по происхождению, дочь муфтия, выросла в Уфе под надзором дуры-матери и на руках какой-то польской жидовки, которая выучила ее немножко говорить на ломаном подобии немецкого языка. Кроме того, она умела бренчать на фортепьяно несколько танцев и русских песен, частенько, однако же, то конец, то начало. Ханша была женщина очень неглупая, энергичная и до неистовства ревнивая. Кроме сплетен, ее не занимали ни политические, и никакие другие новости, она умела только кроить платья да рожать детей…».
Ханша Фатима предпочла мятные капли всем ароматам Франции, Англии и Италии. Точно так же, как гурьевские крепостные, помимо всяких благовоний отдают преимущество вонючим василькам. Дух, мол, крепше.
Дружба с ханом Джангиром, как и с другими представителями казахской степи, помогла Г. С. Карелину и В. И. Далю в организации Оренбургского краеведческого музея. Хан Джангир прислал музею великое количество предметов казахского быта и 4400 рублей ассигнациями.
В 1832 году Г. С. Карелин получил распоряжение готовиться к другой экспедиции и покинул ханскую ставку.
Начался его путь к Каспию, который принес русскому путешественнику счастье великих открытий и любовь к казахскому краю. И именно эта любовь вернет его к концу жизни туда, откуда началась его слава, — ближе к Каспию, в Гурьев.
1996
ПРАДЕД А. А. БЛОКА В ГУРЬЕВЕ
Н. Щербанов, кандидат филологических наук
В письмах, дневниках, автобиографических заметках Александра Блока видна глубокая и всесторонняя осведомленность поэта о своих предках, особенно по материнской линии, которыми он всегда гордился. Без сомнения, поэта интересовала не генеалогия в чистом виде, а то духовное наследство, которое могло быть получено им от его предков.
В юности А. Блок слышал от родственников много рассказов о своем прадеде Григории Силыче Карелине (1801—1872). В «Автобиографии», написанной в 1915 году, поэт называет его «известным путешественником и исследователем Средней Азии».
У Карелиных было три дочери: Софья, Александра и Елизавета. …Елизавета Григорьевна, вышедшая замуж за ботаника А. Н. Бекетова, стала бабушкой Александра Блока.
Мать поэта, Александра Андреевна, как писал о ней А. Блок, так же, как и две его тетки, «от дедов унаследовали любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении». Одна из них, а именно Мария Андреевна Бекетова, оставила после себя большое сочинение «Шахматово. Семейная хроника», названное Вл. Солоухиным «замечательным документом», в котором многие страницы посвящены прадеду поэта — Г. С. Карелину. Это был талантливый ученый-натуралист, прославившийся своими путешествиями по казахским степям, по восточному побережью Каспийского моря, по Торбагатаю,
Семиреченскому краю, Алтаю и Сибири, а также исследованиями в области географии, зоологии, ботаники, палеонтологии, этнографии и фольклора.
Г. С. Карелин родился в 1801 году. Окончил Петербургский кадетский корпус, вышел оттуда прапорщиком и «за отличные способности и прекрасный почерк» был зачислен в «собственную канцелярию» всесильного тогда Аракчеева. Однако военная карьера его неожиданно быстро оборвалась: Г. С. Карелин неосторожно посмеялся над своим шефом. Он сочинил колыбельную песенку на Аракчеева и пропел ее в канцелярии перед товарищами. «Веселого» поручика посадили в фельдъегерскую тележку и увезли в Оренбург, где он был зачислен в одну из артиллерийских рот тамошнего гарнизона, под секретный надзор полиции. Эта ссылка стала исходным пунктом в дальнейшей судьбе Карелина. В Оренбурге он прожил 30 лет, постоянно занимаясь естественными науками и собиранием коллекций для Оренбургского музея.
В 1823 году Карелин в качестве топографа при экспедиции полковника Берга впервые попадает в казахскую степь. С этого времени начинается отсчет его многочисленных научных путешествий по Казахстану. Особенно плодотворной была экспедиция к юго-восточным берегам Каспийского моря, проведенная в мае — августе 1832 года. Ее результаты были обобщены в его трудах. В 1834 году Карелин на мысе Кызыл Таш основал крепость, которая была названа Ново-Александровская. Место для крепости было выбрано удачно: высокий утес с прекрасными ключами пресной воды, рядом — глубоководный залив, поблизости — город Гурьев.
Образ Г. С. Карелина, человека «бесконечно умного», художественно воссоздан в повести К. Г. Паустовского «Кара-Бугаз», в которой он изображен «кряжистым и мудреным старцем», несколько «строптивым и чудаковатым». Но неизменно в повести подчеркивается неистощимая энергия «отважного путешественника» Г. С. Карелина, его непонятное для окружающих людей пристрастие к неизведанным землям — «девственной пустыне».
Летом 1852 года Карелин поселяется в г. Гурьеве, в котором и прожил 20 лет, изучая флору и фауну степного края, тщательно исследуя Индерское озеро. Вместе с тем сведения о последних годах его жизни очень скудны. Известно только, что Гурьев был для Карелина постоянным местом жительства, куда он неизменно возвращался после своих уже не столь длительных экспедиций. В Гурьеве ему хорошо работалось: здесь он приводил в порядок свои коллекции и дневники, готовил к печати многочисленные записки, которые составили 12 томов.
К сожалению, эти богатейшие материалы так и не увидели свет: они сгорели во время большого пожара в Гурьеве в 1872 году. «Сам он, — пишет М. А. Бекетова, — был в то время в параличе, без ног, его вынесли на руках из горящего дома друзья его — казаки, вскоре он скончался». Как предполагается, многие из рукописей были посвящены Западному Казахстану: «Естественная история Уральской области», «Уралки-казачки в их домашнем и общественном быту», «Путешествие пo Киргизии» (3 тома), «Уральская казачья фауна» и другие.
Однако если научных работ Г. С. Карелина дошло до нас немного, то количество коллекций, доставленных им центральным и местным научным учреждениям и обществам, огромно. Так, в одном из своих писем он перечисляет отосланные им экземпляры за период 1840 -1845 гг.: зверей — 240, птиц -1669, насекомых — 9766, рыб — 8, змеи — 34, ящериц — 169, семян — 142, минералов — 474, растений — 90142.
В течение почти полувека Карелин был бессменным действительным членом Московского общества испытателей природы. Есть основание говорить о том, что ученый был одним из организаторов Уральского историко-краеведческого музея. Просматривая однажды газету «Уралец» за 1897 год, хранящуюся в газетном фонде библиотеки имени В. И. Ленина, я случайно натолкнулся на обширную публикацию с довольно длинным названием: «Из материалов, оставленных М. К. Курилиным. Переписка с Г. С. Карелиным (известным естествоиспытателем). Возникновение войскового естественно-исторического музея».
«Взгляд на вещи, здравый ум, быстрый и проницательный до конца. Уважение и любовь к науке безграничны», — писала о Карелине его дочь С. Г. Карелина. Прежде всего от нее слышал А. Д. Блок о своем прадеде, его «остроумии, веселости нрава, разносторонней учености», о Баратынских, Дельвигах, Аксаковых, Бакуниных, Тютчевых, с которыми были знакомы Карелины. Все эти рассказы тети Сони (С. Г. Карелиной), которую часто видел и любил с детства Блок, очень важны для характеристики культурного окружения поэта, для его идейно-эстетических и творческих воззрений.
Правнук замечательного ученого Г. С. Карелина, великий русский поэт Александр Блок, до конца своих дней гордился «нравственными ценностями», полученными им в наследство. «Чем более пробуждается во мне, — писал он, — сознание себя как гражданина своей родины, тем громче говорит во мне кровь».
1990
ОН ПОЛЮБИЛ ПРИКАСПИЙ
Ш. Дауэнов, член Союза журналистов СССР
Имя одного из знаменитых путешественников и ученых XIX века Григория Силыча Карелина (1801—1872 гг.) связано с Прикаспием и с Гурьевом. За эпиграмму на Аракчеева высланный в 1822 году из Петербурга в Оренбург, он (особенно с 1831 по 1845 годы) прославился своими путешествиями по казахским степям, по восточному побережью Каспийского моря до персидской границы, Тарбогатаю и Семиреченскому Алатау. Ряд его трудов, такие как «Путешествие по Каспийскому морю», «Журнал экспедиции для осмотра северо-восточного берега Каспийского моря», «О тюленьем промысле в северной части Каспия и особенность выгод, какие могли проистечь от оного для войска Уральского» и др., опубликованы в «Записках Русского географического общества». Несколько исследовательских статей о фауне Прикаспия были напечатаны в «Уральских войсковых ведомостях» и в других изданиях.
С 1849 года по 1872 год Григорий Силыч провел почти безвыездно в Гурьеве. Живя здесь, он проводил систематическое наблюдение за животным миром низовья р. Урал и особенно за птицами, что помогло ему описать «Урало-казачью фауну», содержащую достаточно полные сведения о животном мире реки Урал того времени. Он посвятил всю жизнь изучению Урало -Каспийского края. По списку Г. С. Карелина только в тогдашней уральской области (Гурьев входил в ее состав) значилось 345 видов птиц, почти все они были и в низовьях Урала, под Гурьевом. Ученый весной и осенью с любовью наблюдал перелет и вылет птиц в устье реки.
В мае 1872 года в Гурьеве случился большой пожар, который захватил и одноэтажный домик Карелина на высоком правом берегу Урала. Огорченный потерей трудов всей своей жизни ученый вскоре скончался. Сейчас едва ли найдется его могила.
В книге «Валиханов» (Москва, 1983 г. Серия «Жизнь замечательных людей») есть такие строки: «Андрей Николаевич Бекетов — ботаник, ректор Петербургского университета — редактировал опубликованные в „Записках Русского географического общества“ отрывки из Кашгарского отчета Валиханова. Бывая у него дома, Чокан познакомился с женой Андрея Николаевича елизаветой Григорьевной, и она охотно слушала его рассказы о местах, где когда-то побывал ее отец, знаменитый путешественник Григорий Силыч Карелин, в то время живший в Оренбургской губернии…»
«В 1882 году ректор Петербургского университета
А. Н. Бекетов принял участие в судьбе студента-казаха Б. Кулманова, оставленного без стипендии…»
«В 1880 году 16 ноября Александра Николаевна Карелина -вдова путешественника, современница декабристов, близкая подруга жены поэта — Дельвига, находилась в квартире ректора Петербургского университета Андрея Николаевича Бекетова, когда появился на свет ее правнук, внук Андрея николаевича, будущий поэт Александр Блок. А. Н. Карелина учила его читать… Пройдут годы, А. Блок женится на Любови Менделеевой, племяннице Екатерины Ивановны Капустиной». Вот родственная связь знаменитых людей.
К великому сожалению, в нашем городе не сохранилась память о талантливейшем путешественнике и ученом Г. С. Карелине, связавшем судьбу с нашим краем, много сделавшем для исследования животного мира Прикаспия и Каспийского моря.
В эти предпраздничные дни 350-летия со дня основания Гурьева необходимо подумать об увековечении памяти этого выдающегося человека: установить мемориальную доску в областном историко-краеведческом музее (дома, в котором он жил, конечно, сейчас уже нет) и назвать одну из улиц города именем Г. С. Карелина.
1990
Г. С. КАРЕЛИН О ГУРЬЕВСКИХ САДАХ
У. Кадыралин, доцент Атырауского университета, кандидат исторических наук
Многие сады вокруг города и в самом городе нынче гибнут. Ведь за последние три года затопило каждую вторую дачу. Больно и жалко, но — это стихийное бедствие. А вот некоторые сады увядают и в черте города, как например, Сутягинский сад. Это от бесхозяйственности, от безразличия. А ведь, несмотря на тяжелый климат, Гурьев, ныне Атырау, издавна славится садами. И свидетельство тому — работа «Разбор статьи Рябинина «Естественные произведения земель уральского казачьего войска» (1866 г.) Г. С. Карелина о гурьевских фруктовых садах. Гурьевские сады давно и хорошо были известны Карелину: исследователь имел возможность наблюдать за ними на протяжении двадцати лет своей жизни в нашем городе. Григорий Силыч и сам развел возле своего домика небольшой сад. Интерес Карелина к садам объясняется тем, что был бессменным действительным членом Московского общества испытателей природы с 1828 года до конца жизни.
В примерах, приводимых ученым-натуралистом в статье, между строк читается: в процветающих, изобильных садах, в их ухоженности чувствуется забота и любовь хозяина — варварское же отношение к зеленым насаждениям отличает людей невежественных.
«У покойного хана Букеевской орды, Джангира, был разведен порядочный сад, который преуспевал. Когда же хан умер, то тщательно охраняемые дотоле на барханах (песчаных холмах) кусты и деревья беспутно были вырублены, и сад погиб, засыпанный песками.
В Гурьевском саду Смороговых — Купряхиных было несколько деревьев пшата до самых вершков в отрубе толщиною с хозяина. Люди практичные, вовсе не сочувствующие красотам природы, безжалостно их вырубили, за исключением одного или двух стволов. Поводом к данному варварскому поступку было, извольте видеть, то обстоятельство, что эти милые красивые деревья отнимали свет у капусты и огурцов! Однако же хозяева были наказаны: ночью в их сад забрались воришки и начисто обобрали восемь лучших яблонь. Грешный человек, порадовался я горю этих хозяев.
Ученый писал, что в окрестностях Гурьева, по обеим сторонам реки Урал, число садов и виноградников ежегодно быстро увеличивалось. Он назвал шесть сортов винограда, выращиваемого в Гурьеве: «толстокожий — продолговатый, Рыш-баба, Сафьянный, Мускатный, Изабелла и Донской, разных цветов». Рассказал он и о людях-умельцах: «В нынешнем году почтенный старик- казак Маркьян (здесь его называют Мартемьяном) Иванович Шелоков изготовил две сороковые бочки вина. Это полезное начинание — новое для уральцев».
И опять же Г. С. Карелин подчеркивает, что многое зависит от того, в каких руках находится сад: «Войсковой имел свою эпоху процветания во время начальствования в Гурьеве полковника П. Б. Хорошхина, при нем не только сад, но и огород и цветник находились в более нежели удовлетворительном положении. С кончиной его все начало увядать. В минувшем 1866 году начальник Гурьевского городка И. М. Серов сдал в мае месяце преемнику своему А. И. Акутину жалкие остатки сада: виноградники неполитые, фруктовые деревья посохшие или искривленные, об огороде и цветнике не было и помину. К счастью, новый начальник Акутин сам любитель садоводства. Усердно, со знанием дела принялся исправлять и возобновлять погибшее. Приобрел и посадил множество новых яблонь, завел питомник, оживил виноградники, умножив их не имевшимися прежде лозами, каковы, например, персидская сабза (порода крупного кишмиша) и другие сорта».
По наблюдениям Григория Силыча, гурьевские яблони не разнообразны, но некоторые сорта своей доброкачественностью превосходят астраханские.
Автор перечислил все известные в здешних садах сорта груш: «французская дуля, поддулька, бессемянка, долголетка; из сливовых пород: венгерка или чернослив отличного качества, абрикос, называемый урюком, очень вкусный».
Крупный терн или торн, имеющийся в гурьевских садах, по замечанию Карелина, «употребляется более маринованным».
О вишне ученый писал, что она здесь посредственного вкуса, а в «некоторых садах, на более солонцеватой почве, мелкая и кислая». Лишь в саду упоминавшегося уже Хорошхина «именно в 1860 году вишни были лучше, росли здесь все породы вишен: шпанская и морель, последняя — отличительное видоизменение черешни. Ныне ни в одном саду не имеется ни одной, ни другой».
«Сады в Сарайчике, Сорочинке и Редути не процветают, — писал, заканчивая разговор о гурьевских садах, Карелин, — о разведении садов в других местах мне ничего не известно».
Какой любовью к зеленому другу, заботой проникнуты эти строки! Всем бы нам такое отношение к садам, зелени в нашем городе.
1999
СУТЯГИН САД
Е. Леонова, пенсионерка
Семен Григорьевич Сутягин — очень интересной и нелёгкой судьбы человек. Может быть, это красивая легенда, а может быть, реальная действительность, но я слышала от своего деда, что отец Семена Григорьевича — уральский казак Абрамчев — был пленен одним из казахских баев и превращен в батрака. Байская дочь и молодой казак полюбили друг друга. Узнав о том, что дочь ждет ребенка, бай приказал жестоко избить молодого человека, проклял дочь и изгнал из своих владений. Абрамчев со своей беременной женой вернулся в Гурьев (здесь у него родился сын Семен). Абрамчев вскоре тяжело заболел и умер. Маленький Семен остался с матерью, которая, не пережив смерть мужа, вскоре скончалась.
Мальчика усыновил уральский казак Григорий Сутягин. Как потом оказалось, не из-за милосердных побуждений. В то время каждая казацкая семья, имеющая сыновей, должна была поставить одного из них на военную службу. Г. Сутягин имел несколько родных сыновей, но служить пошёл Семен. Попал он в Петербург в гвардейский полк, куда отбирали рослых, смекалистых и проворных. Отслужив свой срок, Семен стал наниматься к богатым казакам: служить за их сыновей.
Так прошло несколько лет. У него родились три дочери. Но эпидемия какой-то болезни унесла из той семьи двух дочерей и жену. Семен Григорьевич остался с младшей — Анной.
Будущий садовод своего хозяйства не имел. Нанимался на работу к богатым казакам, тем и жил. Видя, что случайными заработками не прокормиться, он попросил у казачьего атамана кусок земли подальше от города, где и решил осуществить свою давнишнюю мечту: посадить сад, попробовать вырастить его на солончаковой почве.
В первые годы Семен Григорьевич посадил бахчевые и огородные культуры. Это был самый первый шаг, проба человека, который рискнул приспособить соленую землю к выращиванию огородных культур. Видимо, первый же результат заразил экспериментатора. Занимаясь земледелием, Семен Григорьевич скопил немного денег и из Астрахани, из Уральска, из Средней Азии привез саженцы фруктовых деревьев…
По всей вероятности, этот человек любил землю и чувствовал, что работа на ней не только увлечение, но и призвание. По рассказам, он ещё с детства питал любовь к растениям, наблюдал за ними, присматривался, какое как растет, на какой почве. И уже став настоящим садоводом, поставил перед собой задачу: что можно сделать хотя бы для частичного опреснения почвы, как повысить её плодородие?
Его живо интересовали вопросы селекции. В результате нескончаемого поиска чуть ниже тогдашнего города поднялся сад. В нем росли и плодоносили яблони, груши, айва, сливы, вишня, черешня, абрикосы, персики, барбарис, орехи, виноград, тутовник и даже ежевика. Перед домом буйно цвели клумбы цветов.
Хозяин сада был грамотным человеком. Но о своих опытах первопроходца ничего не публиковал. Вполне возможно, он вел какие-то записи, ведь все, что он делал, в памяти не удержишь. Но записи эти до нас не дошли. Жаль, конечно, они бы пригодились, наверное, и сейчас. Ведь за свой труд он был награжден в то время Большой серебряной медалью Министерства земледелия.
Тот, кто любит землю, растения — а они являются живыми организмами природы, — не может иметь черствое сердце, равнодушную душу. Сутягин был добрым, милосердным человеком. Видимо, здесь сыграло свою роль и то, что он рос сиротой и испытал всю горечь одиночества. Поэтому Семен Григорьевич широко открывал ворота своего сада для всех, кто желает в нем отдохнуть и поесть фруктов и ягод. Привечал он и нищих. Для них в саду было построено специальное помещение, где они могли переночевать.
По существующим тогда законам, рыбной ловлей и земельными угодьями имели право пользоваться только уральские казаки. Дочь Семена Григорьевича, Анна, была замужем за иногородним и не имела права получить сад в наследство. Поэтому Семен Григорьевич завещал его приходу Успенской церкви, той самой, которая и сейчас украшает наш город. В завещании была оговорка: после смерти жены.
Почему именно церкви? Прадед вместе с другими вложил в её строительство некоторую сумму своих сбережений и был избран первым церковным старостой. При поднятии колокола Семен Григорьевич был травмирован и вскоре умер. Похоронен он за оградой Успенской церкви.
Дочь С. Г. Сутягина — моя бабушка Анна Семеновна Сухарева — имела семерых детей, одним из которых был мой отец Георгий Иванович. Он хорошо помнил и рассказывал, как они проводили лето в саду у деда.
Вот такой добрый след оставил на гурьевской земле Семен Григорьевич Сутягин. И народ не забывает его до сих пор. Ведь район города, где расположен сад, никто официально не называл его именем. Оно приросло к нему вместе с деревьями, посаженными Семеном Григорьевичем Сутягиным.
1990
ГУРЬЕВСКИЕ ВИНА
А. Цыганов, местный винодел-любитель
Виноделие в Гурьевском войсковом саду
Виноделие в Гурьевском войсковом саду хотя и в младенческом состоянии, но служит хорошим примером для частных гурьевских садоводов, и, судя по началу, можно сказать наперед, что в Гурьеве в недалеком будущем разовьется новая отрасль промышленности, именно виноделие.
Года нет, как заведен в войсковом саду пресс и показан способ выжимания винограда, как уже один из садоводов, именно казак Зеленцов, завел свой пресс и занимается ныне выжимкою виноградного сока для выделки вина. Хотя, он ныне делает это в виде опыта из винограда такого, какой у него в натуральном его виде не сходит с рук, но сознает, судя по вину, выделанному в войсковом саду в прошлом году, что виноград гораздо выгоднее употреблять на вино, чем продавать в натуральном его виде по 2 руб. за пуд. В войсковом саду ныне для пробы взято винограду 10 пудов, из него вышло соку 7 ; ведер, который спустя год, по мнению винодела, должен дать не в каком случае не менее 6 ведер вина, т. е. 120 бутылок; если это вино продать по 40 к. за бутылку, то выручка составит 48 р. Между тем как за весь этот виноград заплачено 17 р. 50 к., т. е. по 1 р. 75 к. за пуд. Не явная ли выгода выделывать вино, чем продавать виноград в натуральном его виде?
Относительно качества выделенного в Гурьеве вина можно судить по следующему опыту: белое вино, выделанное в прошлом году, было опробовано и оказалось в 24% по тралессу, когда как купленный в Гурьеве сотерн, в 1 р. 25 к. за бутылку, оказался всего в 20%, на вкус же, полагаю, что едва ли не всякий предпочтет белое вино войскового сада дешевому сотерну, продаваемому в гурьевских лавках.
О результатах виноделия в Гурьеве
С целью испытать на месте эту отрасль хозяйства, ознакомить с ней местных садоводов и вместе с этим поощрить их к более обширному разведению виноградников, в 1872 году, в Гурьевском войсковом саду, были проделаны первые опыты виноделия из местного винограда. На первый раз вино выделывалось только из белого астраханского винограда и выделано было 8 ведер, или 120 бут. Так как Войсковой сад не имел для этой цели никаких удобств и приспособлений, не было даже сколько-нибудь приспособленного подвала, то вино пришлось несколько раз перемещать с места на место, из холода в тепло и наоборот. Понятно, что благодаря этому вино должно утратить значительную долю своих достоинств.
Несмотря на все неудобства так называемой выдержки, вино в апреле месяце 1874 года было очищено, розлито в бутылки и пущено в продажу. Как первая местная новинка оно было распродано быстро и по хорошей цене, именно по 50 коп. за бутылку, хотя справедливости требует сказать, что по достоинству оно не стоило 25 коп. Вкусом это вино походило на легкий сотерн, но вовсе не имело букета. Из этого вина было оставлено в подвале 10 бут., чтобы убедиться на опыте, какие перемены произойдут в нем с течением времени. Опыт показал, что вино постепенно делалось менее водянистым и грубым на вкус. К сожалению суровая зима 1875/6 г. отняла возможность продолжить этот опыт: подвал, в котором хранилось вино, не соответствовало этому назначению, вино замерзло и бутылки полопались.
В 1873 году вино было приготовлено двух сортов: 206 бут. розового из белорозового местного винограда и 171 бут. белого, из дербентского белого винограда. Так как оба сорта вина оказались слабыми, то их пришлось очистить в сентябре 1874 года. Эти вина оказались еще более водянистыми и кислыми, чем вино 1872 года, а поэтому и проданы были дешевле.
В 1874 году было выделано вино трех сортов: 140 бут. розового, 120 белого и 30 бут. красного. Первые два выделывались из того же сорта винограда, как и в предыдущем году, а красное — из черного кахетинского винограда. Эти вина оказались такими же кислыми и водянистыми, как и в 1873 году.
Во все эти три года я, к улучшению виноделия, применял все известные мне способы и делал все опыты, какие только возможны при помощи аппаратов, бывших в моем распоряжении. Но несмотря на все мои старания, мне не удалось сколько-нибудь заметно улучшить вино: оно упорно сохраняло все недостатки, которые сообщают местному винограду почва, климат и самый уход за виноградниками. С целью сделать вино менее водянистым, я, например, пробовал вымораживать виноград, тем кислее выходит вино. Чтобы уменьшить кислоту я пробовал также прибавлять сахару. Впрочем, в этот опыт я заранее не верил и делал его затем только, чтоб испытать все средства. Мне было известно, что виноградный сахар совершенно переходит в алкоголь при втором брожении вина, тогда как прибавочный или искусственный сахар, не превращаясь в алкоголь одновременно с ним, возбуждает в вине особое брожение. В жаркое же летнее время спиртовое брожение легко переходит в уксусное: вино приобретает уксусную кислоту, которая способствует развитию в жидкости уксусной матки или гнезда и вино, таким образом, обращается в уксус.
Из моих трех летних опытов, я пришел к заключению, что при настоящих средствах, при настоящем не рациональном уходе за виноградниками, при недоброкачественности винограда и вообще при настоящих условиях в ближайшем будущем успехи виноделия едва ли возможны в Гурьеве.
Правда, виноделие здесь может в известной степени улучшиться, если улучшится качество местного винограда, если брать для этого только известный сорт винограда и не смешивать его с другим и при том брать одни зрелые ягоды, а зеленые отбрасывать. Мне же, при выделке вина, строго соблюсти всех этих условий не представлялось возможности. Сорт винограда может улучшиться в известной степени тогда, когда садоводы будут, например, вырезывать виноград и когда у них на первом плане будет не количество, а качество плодов; гурьевские же садоводы, сколько я заметил, далеки от этой цели. При этом для виноделия мною употреблялось такое количество винограда, что не представлялось возможным делать выбор. Брали этот виноград у Е. В. Хо-ва с тем, чтобы его плоды были, работа наша, а выделанное вино разделить пополам. Какое вино могло выйти из такого винограда, это, кажется, ясно само собой.
Помимо всего этого, успехи виноделия в Гурьеве в желаемой степени едва ли возможны, как по климатическим, так и по почвенным условиям. В подтверждении этой мысли я укажу на следующий факт: здесь виноградники поливаются не менее 6-ти раз в лето, а по этому какой сорт винограда не посади на здешней почве, плод, впоследствии избытка влаги, будет также водянист, как настоящий. Без полива же, или даже при уменьшенной, разведение винограда здесь не возможно. Опыт доказал, что если уменьшить полив, виноград выходи мелкий, тощий и жесткий. Вредное влияние почвы возможно еще до некоторой степени смягчить или уменьшить, но если при этом не благоприятствуют и климатические условия, то одновременная борьба с этими двумя факторами является делом трудным, да не всегда и возможным, потому что климат составляет здесь условие первостепенной важности.
Знаем, что кизлярские вина хуже бессарабских, а бессарабские в свою очередь хуже крымских, а из последних славятся воронцовские, и славятся, замечу, вовсе не потому, чтобы их с особым искусством выделывали, а потому, что виноградники, из которых они добываются, разведены на самых благоприятных местах из всего южного берега Крыма. Как не стараются например, в Бессарабии, а стараются уже много лет, улучшить виноделие, но старания эти, сколько мне известно, доселе не увенчались успехом. Как велико влияние климата на виноград, яснее всего доказывают наши крымские виноградники. Там замечено, что два виноградных куста, совершенно одинакового сорта, при одинаковом уходе, но посаженные один, например, на южном, а другой — на восточном склоне, дают вино совершенно разное. Гурьевский же климат, судя по качеству винограда, я не могу признать благоприятным. Наконец и с экономической точки зрения виноделие в Гурьеве, по крайней мере в настоящее время, вовсе не представляет выгод. Здесь, как бы не был велик урожай винограда, в нем никогда не бывает избытка, а скорее чувствуется недостаток.
Рядом с виноделием мною производилась и выгонка из чернослива, арбузов и дынь, разумеется в виде опыта и вовсе не для продажи.
В 1873 г. в Гурьевском саду уродилось много чернослива, вследствие этого цена ему была, сравнительно, дешева, почему заведующий садом признал возможным употребить его на производство опыта. Плод был обращен в желе и предоставлен брожению, которое совершенно окончилось в 12 дней. При первой перегонке получилось 2 ; ведер водки в 23 градуса, а при второй, которая, при принятом мною способе, служит вместе и очисткой, получилось 1 ; ведра в 47 градусов. Водка вышла хорошего качества, со вкусом сливовых косточек. В 1874 г., также благодаря тому, что в окрестностях Гурьева уродилось большое количество арбузов и дынь, была сделана проба гнать водку из этих продуктов. При первой перегонке из 50 арбузов получилось ; ведра водки в 39 градусов и из такого же количества дынь 6/20 ведра в 41 градус. Водка имела: первая вкус арбузов, а вторая — дынь.
«Уральские войсковые ведомости», 1873 и 1877 соотв.
(Орфография, стилистика и пунктуация сохранена)
СТАРИНА НАРУШАЕТСЯ
Ночью на 25 сего апр;ля мирно спящiе до сего времени берега кривого Яикушки-Горыныча, противъ гор. Гурьева, были нарушены первымъ свисткомъ появившагося перваго коммерческаго парохода, принадлежащаго бр. Лайхiа, заключившимъ договоръ съ войсковымъ начальствомъ совершать правильные рейсы по р. Уралу отъ Уральска до Оренбурга. Несмотря на полуночное время прибытiя парохода изъ устьевъ къ Гурьеву, нашлось немало любопытныхъ посмотр;ть на эту диковинку въ лиц; небольшого пароходика, кстати сказать, не представляющаго ничего интереснаго по своему виду. Простой буксирный пароходикъ, совершенно еще не приготовленный для перевозки пассажировъ, разочаровалъ обывателей Гурьева, чаявшихъ увид;ть совс;мъ противоположное. Вм;сто ожидаемаго чистенькаго пассажирскаго парохода на Урал; появился простой буксирный пароходишко съ поломанными плицами въ колесахъ, съ ежеминутно рвущимся рулевымъ штуръ-тросомъ и наскоро пристроенными на кожухахъ каютами для людей, находящихся на его палуб;. Челов;къ пять плотниковъ, взятыхъ пароходовлад;льцами изъ Саратова, сп;шно сколачиваютъ верхнiя надстройки на пароход; и за время пути отъ Саратова до Гурьева усп;ли изъ готоваго л;са сд;лать начерно главное основанiе надстроекъ въ носовой и кормовой части парохода, чуть-чуть преобразивъ его.
По словамъ пароходовлад;льцевъ (ихъ на пароход; два брата), они пришли на Уралъ на пароход; въ такомъ неприглядномъ вид; потому, что поздно, во первыхъ, получили разр;шенiе идти на Уралъ и, во вторыхъ, ихъ ограничили срокомъ 6 мая, къ которому они должно быть въ Уральск;, вотъ по этой причин; имъ и пришлось торопиться, не усп;въ на м;ст; облагообразить пароходъ «Уралецъ», а итти на немъ въ томъ вид;, въ какомъ онъ остался посл; черной буксирной работы во время ледохода. Оставляя въ сторон; показную сторону парохода, какъ не им;ющую существеннаго значенiя для войска, хочется представить себ; — какое впечатл;нiе произведетъ первое появленiе этого парохода на жителей станицъ и поселковъ, расположенныхъ по берегамъ Урала, гд; долженъ пройти этотъ «антихристъ», отдувающiйся и пыхтящiй отъ крестныхъ «ос;ненiй» его нашими истыми яицкими казаками и казачками, в;рными стариковскимъ зав;тамъ старины, каковыхъ, думается, еще немало найдется въ нашихъ поселкахъ. Зд;сь, въ Гурьев;, и то нашлось немало стариковъ и старухъ, не видавшихъ парохода со дня своего рожденiя, а въ поселкахъ т;мъ паче. За время стоянки парохода на Урал; съ полуночи 24 по утро 26 апр;ля набережная Урала была засыпана любопытными, а когда съ парохода давались свистки къ отходу, то немало людей повскакивали съ постелей и б;жали на берегъ сломя голову.
Фактъ появленiя на Урал; коммерческаго парохода до того былъ нев;роятнымъ, что многiе немало вид;вшiе пароходы всевозможныхъ типовъ не преминули пополнить кадръ любопытныхъ и явились погляд;ть на свершившееся на Урал; чудо. Это первое нарушенiе старины, въ ломк; и попиранiи устоевъ казачьей жизни, в;роятно, будетъ занесено въ исторiю Уральскаго казачества. Оно и естественно, ибо н;сколько сотенъ л;тъ в;рные своимъ зав;тамъ истинные яицкiе, а зат;мъ уже уральскiе казаки, чутко оберегавшiе стариковскiе порядки и зав;ты, не допускавшiе никакихъ новшествъ въ свою жизнь, вдругъ сдались подъ непосильнымъ давленiемъ времени, допустивъ бороздить колесами пароходовъ мутныя воды старика-Яикушки. Будетъ-ли это лучше — покажетъ будущее. Н;которые изъ казаковъ уже приходятъ къ заключенiю, что едва-ли будетъ вреднымъ для входа рыбы въ Уралъ, если во время весенняго водоразлитiя — прим;рно до 1 iюня разр;шить пустить пароходство по Уралу отъ Уральска до Гурьева, ибо въ это время, какъ думаютъ, шумъ отъ парохода повлiять на входъ рыбы не можетъ. Все это можетъ быть истинная правда, но пока это вопросъ будущаго. Поживемъ — увидимъ, а сейчасъ скажемъ: «прощай, с;дая, в;ками хранимая старина, тебя, старинушка, мы, внуки, не щадимъ и не ц;нимъ, а начинаемъ нарушать, хотя, впрочемъ, пока частями. Будь, старая, на сторож;! Недалеко то время, когда съ тобой, родненькой, считатья едва-ли будутъ. В;дь, старая хл;бъ-соль забывается. Что же под;лаешь? Таковъ уже духъ времени, а съ нимъ приходится считаться.
Уральские Войсковые Ведомости, 4 мая 1914
(Орфография, стилистика и пунктуация сохранена)
КТО ПОСТРОИЛ ХРАМ?
С. Новак, журналист «ПК»
В «Прикаспийской коммуне» от 29 августа 1992 года, в субботнем выпуске «Панорамы», была помещена коротенькая заметка «Имя на храме». В ней говорилось, что «на здании русской православной церкви в скором времени появится доска, извещающая, что этот храм на свои средства построил Федот Тудаков».
Памятную доску изготовили на Атырауском машиностроительном заводе им. Петровского и передали Успенской церкви безвозмездно.
Наверное, многим жителям области, кто прочитал тогда эти строки, захотелось узнать хоть какие-то подробности о жизни купца Тудакова. Меня тоже заинтересовала его личность, судьба. Кто он? Почему на мемориальной доске даже его отчество не упомянуто? Неужели все ушло в прошлое, все забыто и никаких сведений больше найти не удастся?
Решила начать поиски.
Побывала в Успенской церкви. На дверях табличка: «Храм построен в 1888 году купцом Тудаковым Федотом с супругой Ириной».
Телефонный справочник подсказал: в городе Атырау несколько семей носят эту фамилию. Кто они? Просто однофамильцы или потомки Федота Тудакова?
От старожилов города услышала такую легенду.
Недалеко от с. Яманка (нынче с. Махамбет) было удивительно красивое место: росла высокая, чуть ли не в рост человека, сочная трава, поблизости — голубое озерцо. Однажды кто-то из местных жителей проходил здесь, и в небо поднялась вспугнутая им стая дудаков. Он приметил, откуда вылетела одна птица, и отправился туда. Подошел — и глазам не поверил: на примятой траве лежал мальчик. Принес его в свою семью, вырастил. Отсюда и начало рода Тудаковых (от названия птицы — дудак).
Что ж, легенда есть легенда. Их много, каждый народ придумывал свои. А в этой, может быть, ценно то, что указывается место, где когда-то, давным давно, обосновались и жили Тудаковы?
Вот что мне рассказал Владимир Яковлевич Тудаков, бывший железнодорожник, ныне пенсионер (мой дядя. — В. Т.)
— Было пять братьев Тудаковых, старший — Федот (местные аксакалы звали его Шадот). За ним шли: Василий, Осип, Павел и Григорий. Один из них — Федот Иванович Тудаков — стал купцом. Он торговал рыбой, имел много коров, лошадей, овец, даже верблюдов держал. Рыбу и всю эту живность сбывал в г. Уральске, а оттуда привозил разные товары, продукты. Знатным был человеком и авторитетом пользовался. А когда решил построить церковь, братья тоже поддержали. Наняли артельных рабочих-каменщиков, хорошо им платили. И кормили, как это водилось. Обед готовила жена Федота — Ирина. Строили церковь в общей сложности десять лет (зимой работы не вели).
Эти скупые сведения сообщил мне Владимир Яковлевич
(он считает себя потомком Тудаковых по линии Василия Ивановича).
Еще несколько штрихов к портрету Тудакова-купца добавила бывшая работница нефтеперерабатывающего завода, ныне пенсионерка Нина Михайловна Морозова (тоже из рода Тудаковых — по линии Осипа Ивановича).
— По рассказам, в делах он был очень хваткий, с твердым характером, но человеком добрым. Крепко держал слово: пообещал — значит, сделает. Он строил не только церковь. Бывшее здание тюрьмы (где нынче расположено ГАИ) тоже построено за его деньги, Федота Ивановича.
Вот и все, что я смогла узнать от старожилов о человеке, чье имя осталось на храме в нашем городе. Ни у кого, с кем встречалась, нет никаких документов, фотографий или портретов, чтобы узнать достоверно о купце и его добрых делах. И все же не верится, что это имя всеми забыто. Ведь он оставил память о себе — Храм.
Может, кто-нибудь из читателей дополнит этот коротенький рассказ о Федоте Ивановиче Тудакове?
1992
КАМНИ МОЛЧАТ, А ЛЮДИ РАССКАЖУТ
С. Новак, журналист «ПК»
Как только в «Прикаспийской коммуне» появилась заметка «Кто построил храм?» (она была опубликована 29 мая этого года), в редакцию газеты позвонила пенсионерка, бывшая работница санатория «Гурьевский» Лидия Георгиевна Зарщикова. (Напомним читателям, что речь в этой заметке шла о строительстве местной церкви Успенья и купце Федоте Тудакове, который «построил храм в 1888 году» — так гласит памятная табличка).
Мы попросили Лидию Георгиевну зайти в редакцию и рассказать о том, что ей известно о строительстве церкви (она прямой потомок другого гурьевского купца — Сутягина).
— От своей матери, Марьи Петровны Сухаревой, я слышала, что все купцы в нашем городе с уважением относились друг к другу. Многие дела делали сообща. И когда Федот Иванович Тудаков со своими братьями вынес на обсуждение купеческого собрания вопрос о строительстве церковного прихода, то практически все его поддержали: Ильин, Култузов, Зубов, Чампалов… И не только «на словах» — каждый выделил немалые суммы денег. А особенно по душе пришлась эта мысль Тудакова купцу Семену Григорьевичу Сутягину. Он и стал «правой рукой» Федота Ивановича при подготовке и строительстве храма. Фактически всеми собранными деньгами распоряжался он, расходовал их расчетливо, каждая копейка — только на главное дело. Честность и усердие не остались незамеченными: Семен Григорьевич стал первым старостой только что построенной церкви.
Божий храм строился из привозных материалов, в ход шел только высокопрочный кирпич: строили-то на века!
А вот еще интересный факт. Л. Зарщикова тоже запомнила его из рассказов матери:
— Федот Иванович вложил в строительство немало золота. Откуда оно появилось у него?
Отец Федота Тудакова участвовал в русско-турецкой войне. В водах Черного моря утонуло немало кораблей, на одном из них (об этом знали) было золото. Матросы — натренированные пловцы — ныряли и «выуживали» слитки. Война окончилась, и «свою» долю золотишка он привез домой. Сын же распорядился им по своему усмотрению.
Это все, что мне удалось узнать из рассказа Лидии Георгиевной Зарщиковой. Но к портрету Федота Ивановича можно добавить еще несколько штрихов, то есть то, о чем иногда вспоминают старожилы города. Было это или просто красивая легенда — судить не берусь. Записала то, что удалось услышать.
Главный строитель нашей церкви имел рыбные промыслы, много рыбаков- рабочих. Случился в России неурожай, с продуктами — мукой, крупами — стало трудно. И вот Федот Иванович дал распоряжение своим приказчикам развозить продукты из склада работникам на дом. Мол, надо поддержать людей, а за муку, крупу и прочее потом отработают.
Другой же купец — его фамилии никто не называет — наоборот, продукты придерживал, чтобы потом подороже продать. Когда пережили голод, весть о благородном поступке Тудакова дошла и до властей. Узнали, конечно же, и о купце-жмоте.
В один прекрасный день на очередном собрании купцов Федоту Ивановичу вручили дорогие подарки и благодарственную бумагу, а тому, кто решил нажиться в час общей беды — отлитые на одном из уральских заводов чугунные галоши с надписью-пожеланием: что-то вроде «носить — не износить».
Если это всего лишь людская молва, то, как бы то ни было, она разошлась по городам и весям в защиту благородства и приписана не кому-то, а именно купцу Тудакову. Значит, и в самом деле он был купец — не скупец.
Жизнь первого помощника Тудакова — Семена Григорьевича Сутягина — оборвалась трагически. Он столько энергии, сил отдал строительству церкви! Но получилось так, что, можно сказать, здесь он и погиб. Когда храм был построен, а Семен Григорьевич стал старостой, решили установить на храме колокол. И вот во время подъема тяжеленного колокола веревки, с помощью которых выполнялась эта операция, не выдержали. Он упал на землю. Все разбежались, а Сутягин не успел. После этого он прожил недолго, только неделю. За оградой церкви сохранилась памятная табличка, напоминает она всем нам, что Семен Сутягин был первым старостой.
Ну а колокол подняли на свое место позднее.
Моя собеседница еще вспомнила, (что ей посчастливилось услышать от родных и знакомых) некоторые детали из жизни Ф. Тудакова.
Было у Федота Ивановича три дочери. Все они получили хорошее воспитание, унаследовали от отца доброе отношение к людям. Правда, с замужеством у них не сложилось. В годы Гражданской войны три дочери Тудакова работали сестрами милосердия. О дальнейшей же их судьбе ничего не известно.
Сохранилась в нашем городе с давней, самобытной историей и добрая память о жене купца — Ирине. Имя — на памятной табличке храма, где сказано, что он построен купцом «с супругой Ириной». А старожилы помнят из рассказов своих отцов, дедов, что во время строительства церкви Успенья она готовила обеды рабочим. Жена купца, оказывается, была отличным поваром и не считала позорным для себя возиться у плиты (церковь строили десять лет).
Таким предстает перед нами один из российских купцов и его семья.
А теперь вернемся к личным воспоминаниям Лидии Георгиевны Зарщиковой.
В годы Великой Отечественной войны церковь использовалась как складское помещение, не обошлось и без разрушений. В пятидесятых годах реставраторы из Алма-Аты восстановили все так, как было прежде. И теперь каждый из нас,
горожан, и наши гости могут полюбоваться неброской красотой Успенской церкви. Она не кричит о себе, о своем величии, но притягивает к себе и верующих, и неверующих. Она — наша память.
1993
РОДИНА МОИХ ПРЕДКОВ
Л. Фёдорова, пенсионерка
Я коренная гурьевчанка, моя мать, Н. Точилина, родилась здесь же в 1897 году, моя бабушка, А. Ильина, — в 1868 году, и я сама уже пенсионного возраста. Почему решила написать? Частенько слышишь от людей, особенно приезжих, недоброжелательные отклики о городе. Обидно становится. И не только потому, что это моя родина, родина моих предков. Наш Гурьев во время войны сколько приютил и накормил эвакуированных евреев, чеченцев, корейцев, болгар и представителей других национальностей.
Мы жили на ул. Пушкина и видели их во дворе зимнего кинотеатра (ныне горпромторг), потом их быстро размещали по квартирам.
А во время войны всех спасала рыба, я помню, часто ловилась сельдь залом (т. е. крупная), её жарили. А сколько было раков! Это ведь тоже деликатес. А сейчас нигде ничего нет. Понятно, что природные запасы истощаются. Но как же мы многое губим безжалостно сами. Где-то в 1947 году стали продавать хлеб. Он был круглый, белый, размольный и ржаной. Правда, очереди занимали в полночь, считались, но было не страшно, так как нас охраняла конная милиция. И вообще народ был неплохой, мы учились, дружили с людьми разных национальностей, и наши дети тоже учились все вместе и считали, да и сейчас считают, что это очень хорошо.
Мой отец А. Осипов знал прекрасно разговорный казахский язык. Он работал в сельской местности, и ему это было необходимо. Его знакомые казахи приезжали во время войны к нам, делили с ребятишками сарсу, примчук, курт.
И вообще дело не в том, как относится казах к русскому или наоборот, а в том, как человек относится к человеку. Национальность здесь ни при чем.
В Гурьеве, когда мы были детьми, зимой ездили сани, запряженные лошадьми (был спуск на реку недалеко от управления связи), и как интересно было прокатиться на них. Катались очень многие на лыжах, на коньках, под Новый год поставили ёлку, она светилась огоньками, звучала музыка, и до позднего вечера можно было кататься. Ходили на стадион (он был рядом с больницей нефтяников). Так что раньше было веселее жить. Может, это только кажется так. И всё-таки обидно, когда гурьевчане, вместо того чтобы взяться за свой город, поддакивают приезжим, что нет в нем ничего хорошего.
1990
ОДИССЕЯ СЕМЬИ ТУДАКОВЫХ
Зульфия Искалиева, журналист АЖ
Купеческое слово
Правнучки купца Людмила Ренар и Ирина Шеп отправили организаторам выставки душевное письмо, в котором рассказали, что хотя никогда не бывали в Атырау, могли бы пройти по старой части города с закрытыми глазами — благодаря рассказам родных им знаком здесь каждый уголок. Сестры родились уже в эмиграции, но прекрасно владеют русским языком и даже неоднократно приезжали в Советский Союз, правда, побывать в родном для них Гурьеве им не разрешили. К счастью, интернет сегодня позволяет общаться людям через разделяющие их огромные расстояния. Воспользовавшись этим, я попросила сестер рассказать, как семья Тудаковых оказалась во Франции, как сложилась их судьба. Людмила и Ирина — дети Веры Тудаковой, внучки Федота Тудакова. Людмила родилась в 1937 году, Ирина — три года спустя. О событиях бурных революционных лет, об истории семьи они ещё детьми слышали от взрослых. Все собираемые по крохам сведения они бережно хранят и живо интересуются всем, что касается истории Тудаковых.
По рассказам Людмилы Ренар, их предок прибыл в Россию из Персии. Чтобы остаться в России и как-то ассимилироваться, ему нужно было более «русское» имя. Понравилась ему большая птица тудак — отсюда и начало рода Тудаковых. Предки их были казаками и имели право на землю. Во время Крестьянской войны 1773—75 годов Тудаковы были уже в Гурьеве. Отец Федота Ивановича Тудакова — Иван Тудаков (прапрадед наших героинь) участвовал в русско-турецкой войне. В водах Чёрного моря утонуло немало кораблей, на одном из них было золото. Матросы ныряли и доставали слитки. Война закончилась, и свою долю золота Иван привёз домой.
Федот Иванович Тудаков (прадед) — старший сын Ивана Тудакова, за ним шли Василий, Осип, Павел, Георгий. Общались ли они — Людмила не знает. Известно лишь, что Федот стал купцом, торговал рыбой, у него было много коров, лошадей, овец, держал и верблюдов. Рыбу и скот сбывал в Уральск, а оттуда привозил разные товары. Был он знатным человеком и пользовался авторитетом. Имел деловую хватку, среди партнеров по делу славился твердым характером, но человеком был добрым. Крепко держал слово: пообещал — значит сделает. Эта черта характера передалась и его потомкам.
В 1888-м году он построил в Гурьеве Храм Успения Божией Матери. Ирина Эмельяновна, жена его, как это водилось, готовила строителям обед. Возводили церковь долгие десять лет, так как зимой строительство приостанавливалось. На свои средства он также построил бывшее здание тюрьмы (ныне учреждение полиции) и здание главной почты.
У Федотa Ивановичa Тудаковa и Ирины Эмельяновны было двое детей — Анфиса и Иван. Анфиса Федотовна была замужем за сотником Михаилом Поликарповым. Иван Федотович (дед Людмилы и Ирины) был женат на Марии Ивановне Шабаевой (бабушка) — дочери Ольги Семёновны Субботиной-Шабаевой. А Субботины были дворянского рода из Самары. Ольга Семёновна Субботина (прабабушка) была фрейлиной царицы Марии Александровны при дворе Александра II. Шабаевы же — богатые самарские купцы. У Ивана Федотовича Тудаковa и Марии Ивановны Шабаевой-Тудаковой было семеро детей: Федот, Татьяна, Елена, Елизавета, Вера (мать Людмилы и Ирины), Ольга, Александр. Сёстры Тудаковы учились в гимназии в Самаре. Семья Ивана Федотовича Тудаковa жила в доме, где теперь располагается ресторан «Урал» (часть его снесли — дом выходил на улицу Пугачёва). Напротив, в доме, где впоследствии одно время находились лаборатории института КазНИГРИ, жили Анфиса Федотовна и Михаил Поликарпов, затем следовал дом Федотa Ивановичa Тудаковa и Ирины Эмельяновны, затем дом Богуцких (в 1915 году Елена Тудакова вышла замуж за Ф. А. Богуцкого). Весь этот квартал принадлежал Тудаковым. Татьяна Тудакова-Брысинa жила недалеко, на Астраханской улице.
Во время революции один из домов семьи был занят милицией. Федот Иванович Тудаков, прадед, умер в 1914 году, Иринa Эмельяновнa, его жена — в 1917-м. Иван Федотович Тудаков, дедушка, умер еще в 1908 году в больнице в Москве. Ольга Семёновна Субботина, прабабушка, скончалась в 1918-м. Она похоронена в Ставрополе, в Раковском монастыре, где была благотворительницей. Федот Иванович, дядя Людмилы и Ирины (сын Ивана Федотовича Тудакова), был арестован в начале 30-х, всё его имущество было конфисковано. Oн оторвался от родственников, лишился гражданских прав, но впоследствии был освобождён из-под стражи. С этого времени больше никаких сведений семья за границей о нём не имела. Известно лишь, что он служил счетоводом в городской поликлинике в Гурьеве. В 1937-м его вновь арестовали и осудили к 10-ти годам заключения в исправительно-трудовом лагере «Севураллаг» (Северо-Уральский лагерь). Там он и умер в 1938 году.
Побег из России
В 1919—20 годах вся семья Тудаковых, кроме Федота Ивановича, выехала из Гурьева. Сначала город покинула Мария Ивановна Шабаева-Тудакова, с собой она увезла няню Евдокию Максимовну Чижову, затем Александр Тудаков, Ольга Тудакова, Вера Тудакова, Елизавета Тудакова-Кирилова с мужем. Ехали они по маршруту Астрахань — Тихорецк — Ростов — Екатеринодар — Новороссийск. В Тихорецке Ольга Тудакова познакомилась с будущим мужем — Георгием Ломакиным, адъютантом генерала Хорохшина. Венчалась она с условием, что вся семья переберётся в Турцию. Венчал их отец Геогргий Щавельский — главный военный священник Русской Армии и Флота.
Следом выехали из Гурьева Татьяна Тудакова-Брысинa с мужем и детьми, Елена Тудакова (её муж Богуцкий остался в Гурьеве). Поехали они поездом.
— В Краснозаводске «красная конница» заставила всех выйти из вагонов, расстреляли всех мужчин — дальше поехали одни женщины и дети… Соединилась вся семья на Кавказе. В Турцию через Чёрное море перебрались на лодке. В это время поднялся шторм. Помог им французский военный корабль, — рассказывает Людмила.
С 1920 по 1922 год семья жила в Константинополе. Поддерживал их, как и других русских эмигрантов, «Земгор» (главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов — созданная в Российской империи в 1915 году на базе земств структура по распределению государственных оборонных заказов. Была тесно связана с деятелями Февральской революции 1917 года. В белой эмиграции восстановленный Земгор стал посредником в распределении помощи для русских беженцев. — Прим. З.И.). Эта организация помогала в переселении из Константинополя в Сербию, Болгарию, Чехословакию, которые готовы были принять значительное количество русских эмигрантов. Дети учились в школах, открытых «Земгором». Взрослые устраивались на работу как могли. Вера Тудакова (мама) была тапёром в кинотеатре. Вскоре Тудаковы уехали в Болгарию и 4 года прожили в Софии, в русском общежитии. Чтобы поступить на работу в гимназию, Вере Тудаковой пришлось сфальсифицировать год рождения, иначе её не приняли бы преподавательницей французского языка. Константин Петрович Кирилов — муж Елизаветы Тудаковой — играл в оркестре в дорогом ресторане (манжеты и пластрон держались на верёвочке под пиджаком).
Франция
В 1925 году семья выехала из Болгарии во Францию. Мария Ивановна Шабаева-Тудакова, Александр Тудаков, Вера Тудакова с первым мужем Фёдором Самойловым, Ольга Тудакова с мужем и дочерью Татьяной, Елена Тудакова перебрались в Париж.
Немного времени спустя, утрясши все формальности, смогли выехать Елизавета Тудакова-Кирилова с мужем и детьми Марианной и Ксенией, Татьяна Тудакова-Брысинa с сыновьями и няня Евдокия Максимовна Чижова. Семья обосновалась во Франции. В том же 1925 году Мария Ивановна Шабаева-Тудакова заболела и скончалась в Париже. Она похоронена на русском кладбище в Sainte Genevi;ve des Bois, под Парижем, где впоследствии нашли упокой многие члены семьи.
Началась новая жизнь. И вновь устраивались кто как мог. Работали на заводах, в мастерских, плели тапочки. Вера Тудакова устроилась в канцелярию парижского универмага «Бон Марше». Дети поступили в русскую гимназию, образованную группой известных российских преподавателей. При гимназии еще в 1920 году была создана дружина русских скаутов в Париже — НОРС (национальная организация русских скаутов). Париж в то время был культурным центром русской эмиграции. Открывались различные учебные учреждения, например, русская консерватория. Ксения Кирилова (дочь Елизаветы Тудаковой) играла на рояле. Закончив музыкальную учёбу, давала концерты в престижном парижском концертном зале Гаво. Издавались русские газеты: «Русская Мысль», «Русские Новости», «Возрождение». Развились четверговые школы при приходах. Жизнь продолжалась со своими горестями и радостями. Жить было тяжело, но никогда они не жаловались: «Never complain, never explain!» Смотрели только вперёд.
— Время было тяжелое, но интересное. Александр Тудаков, наш дядя, был знаком со знаменитым танцором и хореографом Сергеем Лифарем. Благодаря этому знакомству Вера и Ольга Тудаковы участвовали в опере «Иван Сусанин» в театре «Ch;telet», где пел Шаляпин. Они были фигурантами — воинами. По пути домой они зашли в кафе, все на них почему-то смотрели, оказалось, мама с тетей забыли смыть грим с лица, — рассказывает Людмила.
В 1937 году, закончив учение, дети Татьяны Тудаковой-Брысиной вместе с ней переселились в Марокко (тогда ещё французский протекторат). Георгий стал геологом, составил почвенную карту Марокко, Пётр — агрономом, Валерий — топографом. После Второй Мировой войны Александр Тудаков, окончив высшую инженерную школу электротехников (Supelec), тоже поехал с женой в Рабат и работал там по специальности. Вернулись все во Францию уже после того, когда вышли на пенсию. Дети их и внуки стали медиками, инженерами, профессорами, преподают в университете… Они, к сожалению, не говорят по-русски.
«Учитесь! Будьте лучше всех!»
В начале войны для большинства русских семей главным стало воспитание детей как граждан страны, в которой они проживают, однако, они не забывали свое русское прошлое. «Учитесь! Стойте на первом месте! Будьте лучше всех!» — таков был их девиз.
— Мы дети Веры Тудаковой и ее второго мужа Владимира Никоновича Букановского — донского казака, бывшего офицера. Первый муж Веры Ф. Самойлов и малолетний сын умерли в 1928 году. Родились мы перед самой войной. Война! Для всех опять настали тяжёлые времена. Безработица. Папу отправили работать в Германию. Недостаток питания надорвал мамино здоровье, она умерла совсем молодой в 1948 году. А нас отправили в католический пансион, где было отделение для русских детей «Институт Святой Ольги», — вспоминают свое детство сестры.
Возглавляла институт замечательный педагог Мария Михайловна Осоргина, которая сумела создать русскую атмосферу в пансионе. Обучение велось, конечно, на французском языке, а после занятий в русском отделении начинались музыка, литература, чтение, стихотворения, песни, игры. Еженедельно ходили в приходскую четверговую школу. Два года Людмила с Ириной учились в этом пансионе, после чего вернулись домой. Жили они в русской среде, соблюдали русские обычаи и, хотя учились вo французских школах, дома говорили по-русски. Часто собирались всей дружной семьёй: играли на скрипке, гитаре, балалайке, банджо, пели русские песни, веселились. Праздновали Рождество, Святую Пасху, ходили к русским скаутам, летом выезжали с ними на каникулы в лагерь на берег Атлантического океана.
Отец Владимир Букановский работал на заводе и, хотя получал немного, на обучении дочерей не экономил. Он ознакомил их с достопримечательностями Парижа, водил в музеи, на разные выставки, спектакли.
— Обыкновенное детство, но с двойной культурой. Какое богатство! — отдают дань уважения своему отцу сестры.
Это богатство, в свою очередь, они старались передать своим детям. Православие, русский язык…
Людмила стала ответственной церковно-приходской школы и директором детского летнего лагеря в Нормандии. Её муж француз был торговым представителем, умер в 2013 году. Сын Павел стал предпринимателем, работает в сфере строительства.
Ирина окончила Информационный институт поисковых служб. Работала в фирме, которая производила вычислительные системы. Она тоже вышла замуж за француза, инженера. У неё двое детей, старшая, Наталья, преподаёт английский язык в лицее, сын Пётр — студент, он говорит по-русски. А вот внуки свободно говорят по-французски, по-английски, а по-русски знают несколько слов. Правда, обожают блины, пирожки, пирог с капустой, рубленые котлеты…
А почему их в советское время не пускали в Гурьев? Этого сестры не знают до сих пор. Не давали путёвку и всё.
2016
ЛЕГЕНДЫ СЕМЬИ ТУДАКОВЫХ
В. Тарабрин: историк, писатель, журналист.
Послесловие к статье «Одиссея семьи Тудаковых», интервью к которой дали сестры Шеп и Ренар (Тудаковы) из Парижа корреспонденту газеты «Ак Жайык» в 2016 г.
По рассказам моей родной бабушки Василисы Осиповны Тарабриной (урожденная Тудакова) — её отец Осип скончался довольно рано, поэтому детство и юность маленькой Василисы проходили под бдительным вниманием её дяди Федота Ивановича.
По её словам у Федота Ивановича и его жены Ирины Емельяновны было двое детей: сын Иван и дочь Анфиса. Сам же Федот Иванович Тудаков умер, где-то накануне или вначале Первой Мировой войны. А его ближайшие родственники эмигрировали во Францию.
По легенде о Тудаковых известно, что родоначальник династии Тудаковых — яманхалинский станичный казак Иван — оставил после себя пятерых сыновей — Георгия, Федота, Василия, Осипа и Павла. Поэтому и род Тудаковых как в Гурьеве, так и во всей округе (уезде, области) был, и до сих пор является достаточно многочисленным. К примеру, моя бабка Васса в 1914 году вышла замуж за уральского казака Исакия Тарабрина, которому родила четверых детей — Полину, Валентина, Веру и Владимира (мой отец). Бабка Васёна (как её называли) была главой всей тудаковской родни в Яманке (пос. Махамбет) вплоть до ареста её супруга энкавэдэшниками в 1938 году и переезда семьи на нефтепромысел Искине…
Сейчас уже нельзя с точностью определить всё генеалогическое древо самой известной и богатой в старом Гурьеве купеческой семьи Тудаковых. Да и не столь это важно. Но до сих пор остаётся непонятным факт самого появления Тудаковых в низовьях Яика (Урала). И всё то, что высказывали по этому поводу мои парижские родственники весьма сомнительно. По крайней мере в их рассказе есть взаимоисключающие события и факты…
На местном кладбище в Махамбете (бывший Яманхалинский форпост Уральского казачьего войска), моя тудаковская родня указала мне на предполагаемую могилу родоначальника династии Тудаковых — Ивана. На добротном камне, какой в подобных случаях использовали при захоронении именитых гурьевских купцов или торговых казаков, высечена надпись: «Тудаковъ сконч. 2 ноября 1859. Жития его было 73 г.». То есть, родился погребённый в 1786 году. Запомним эту дату.
Если предположить, что это действительно могила родоначальника династии Ивана Тудакова, — а, судя по годам, это очень даже может быть, — то в этом случае ближе к истине не рассказ наших Ирины Шеп и Людмил Ренар о происхождении династии Тудаковых, а местная легенда.
Из «французской» версии следует, что однажды, некий персидский поданный (скорее всего это был «кызылбаш»), пришедший на Яик (Урал), очевидно, с караваном по Шелковому пути, решил обосноваться в Российской империи, и для этого взял себе русскую фамилию по названию местной камышовой птицы дудак (дрофа) Тудаков.
Местная же легенда гласит о мальчике тюркского или персидского происхождения, которого, якобы, уральские казаки нашли на бухарской стороне против станицы Яманхалиской во второй половине XVIII века, и, соответственно, воспитали его в духе казачьего сословия. В качестве подтверждения — может свидетельствовать запись в Книге переписи населения Оренбургского ведомства (Уральского казачьего войска) от 1834 года. Из неё явствует, что на момент переписи главе казачьего семейства Ивану Тудакову, проживающему в Яманхалинском форпосте было 45 лет, а его сыну Федоту — 3 года. Стало быть, Иван Тудаков — 1789 года рождения, а Федот — 1831, соответственно.
Если две эти даты принять за исходные родоначальников династии, то получается небольшое расхождение в годах рождения Ивана Тудакова — 1786 и 1789. Но такая погрешность вполне допустима для того времени. Зато очень даже логичной видится цепочка: Федот Тудаков родился в 1831, а достроил свой храм в Гурьеве в 1888, когда ему было 57 лет. Вполне подходящий возраст для созидательной работы и благотворительной деятельности.
Что же касается упоминания фамилии Тудаковых кандидатом исторический наук Гурьевского пединститута Валентином Дариенко в статье «Последняя надежда Пугачёва» («ПК» 1972 г.), где рассказывается о событиях пугачевского бунта 1773—1775 годов на Яике, то можно сказать предположить, что это были другие Тудаковы, и в то время на Яике Тудаковы уже жили. А стало быть, обе версии, о якобы персидском мальчике и вольном «кочевнике-казаке-кызылбаше» как родоначальниках династии Тудаковых на Яике — это всего лишь легенды.
Однако, справедливости ради, вернёмся ещё раз к истокам этих двух легенд, поскольку в них тоже кроется своя толика правды.
Великий Шёлковый путь, который проходил из Китая в Европу, минуя Персию, восточное побережье Каспия и Яик — в столицу Ногайской Орды Сарайджук (Сарайчик), и далее к главному городу Золотой Орды Сараю на Волге — даёт нам право на «франзускую» и «гурьевскую» версии как изначальные. Да и то правда, что в рядах вольного яицкого казачества, да и волжского тоже, было немало так называемых «кызылбашей», то есть выходцев из тюркоязычных или персидских кочевых племён. Но вне всякого сомнения можно констатировать: непосредственного прямого отношения к восстанию Пугачева на Яике — о чём рассказали корреспонденту «АЖ» всё те же дальние французские родственники — гурьевские (яманхалинские) Тудаковы не имели. Причем, всё по той же именитой дате на махамбетском кладбище (в то время «наш Иван Тудаков» попросту ещё не родился). В этом случае речь идёт о совершенно разных ветвях знаменитой династии.
Не соответствует действительности и предоставленное сёстрами Шеп и Ренар фотографии Федота Ивановича Тудакова, датированная 1839 годом. Судя по возрасту — на фотографии изображён мужчина средних (40—50) лет. Если следовать логике сестёр Ирины и Людмилы и отталкиваться от даты на фото, то выходит, что свой храм Федот Иванович достроит, когда ему будет почти 100 лет. Что не может быть в принципе! Уже не говоря о том, что на момент смерти в 1914 году — по версии всё тех же сестер, — ему должно было быть глубоко за 100. То есть, «французская» дата на фото не верна по определению; она не соответствует логике.
Федот Иванович Тудаков, предположительно 1889
Таким образом, на фотографии изображён либо 53-летний Иван Тудаков в 1839 году (как это следует из даты на фотографии), либо на ней — его 58-летний сын Федот, но в 1889 году (при условии, что на фото изменена третья цифра с «3» на «8). Эта погрешность тоже весьма вероятна. И в этом нетрудно убедиться, читая нижеследующее.
Гости из Франции абсолютно верно указывают на некие сокровища, привезённые Иваном Тудаковым после русско-турецкой войны 1828—1829 или 1834—1839 годов. Нечто подобное, а именно о не ком большом кладе, послужившим первоначальным капиталом семьи Тудаковых рассказывала и моя бабка Василиса Осиповна.
Допустим, что на фото Иван Тудаков после своих «турецких походов». Но эта версия отпадает сразу. Ибо первым в мире снимком с человеком в кадре была фотография француза Луи Дагера «Бульвар Тампль», сделанная также в 1839 году в Париже, а цветные фотографии так вообще появились в 60-х годах XIX века. К тому же вряд ли вояка-казак наденет купеческий сюртук. Поэтому вполне вероятно, что на снимке сестер из Франции — именитый гурьевский купец-рыбопромышленник Федот Иванович Тудаков. Но снимок этот сделан не в 1839, как указано на фотографии, а в конце XIX века, возможно, что и в 1889 году.
А то, что на фотографии может быть совсем не Тудаков, а кто-нибудь другой, — так это вряд ли. Насколько мне известно, Тудаковы именно такого физического склада. Да и похож Федот Иванович на самого себя, на тудаковскую породу стало быть. Один только цепкий взгляд чего стоит! По крайней мере его сходство со своей родной племянницей — моей бабкой — очевидно.
Не оставляет тайны и ответ на вопрос: почему могила торгового казака Ивана Тудакова — отца известных гурьевских купцов — находится не в Атырау (Гурьеве), а в Махамбете (станица Яманхалинская, пос. Яманка)? Гипотетически можно предположить, что разбогатевшие дети Ивана Тудакова перезахоронили тело отца на его «новой» исторической родине в станице Яманхалинской. Или же: Иван Тудаков на самом деле скончался в станице, а уж памятник ему дети поставили чуть позже.
Характерно отметить, что кроме захоронения казака Тудакова на махамбетском кладбище больше казачьих могил нет. Местные жители утверждают, что это, мол, последствия частых наводнений Урала в распутицу. Маловероятно. Казаки всегда хоронили своих предков на высоком погосте. Да и сохранившаяся могила Тудакова в центре поселкового кладбища да ещё датированная серединой XIX века тоже говорит о многом…
Так или иначе, а всей правды об истоках самого известного рода гурьевских купцов Тудаковых, разумеется, за исключением разве что основателей города — купеческой династии Гурьевых, — мы уже вряд ли узнаем. Тем не менее, факт остается фактом: изучение истории родного края невозможно без знания деятельности его именитых граждан, какими в нашем городе являются родоначальники фамильных династий Гурьевых, Тудаковых, Чампаловых, Морозовых, Поликарповых, Пономаревых, Толстовых, Сутягиных, Канцевых…
Ну а легенды — они ведь тоже часть нашей народной истории.
И последнее: Храм Успения Божией Матери в нынешнем Атырау (Гурьеве) построен из красного кирпича моим прадедом Федотом Тудаковым (гл. пайщик) совместно с общинами яманских и гурьевских купцов в 1888 году, а не Феодором Тудаковым в 1886 как это указано при входе в церковь.
Август, 2017
ТУДАКОВЫ НА ЯИКЕ (УРАЛЕ): ИСТОКИ, ЛЕГЕНДЫ, ФАКТЫ
В. Тарабрин: историк, поэт, прозаик, журналист
Публикация очерка «Легенды семьи Тудаковых» в журнале «Уральские войсковые ведомости» за 2018 год вызвала определенный резонанс, который заставил автора этих строк более углубленно взглянуть на историю своей родословной — легендарного гурьевского семейства Тудаковых.
Итак, фамилия Тудаковы была хорошо известная до революции 1917 года. До создания УКВ (Уральское казачье войско) — эта фамилия была широко распространена в Верхнем и Среднем Поволжье. А по одной из версий и вовсе имеет финно-угорские (волжские) корни. Поэтому связывать происхождение этой фамилии только с птицей дудак (тудак) будет не совсем верно.
Вначале небольшого исторического экскурса в поисках истоков родословной династии Тудаковых на Яике, необходимо сразу внести ясность: имена в многодетных, как правило, казачьих семьях давались по имени предков — отцов, дедов, прадедов, дядей, тетей и т. д. Отсюда и много повторов имён в родословных. Ну а теперь факты и предположения:
Начнём с переписи населения по УКВ за 1817 год.
В Яманхалинском форпосте проживал некий казак Тудаков Михаил 40 лет и его жена Аграфена 35 лет. Проживали здесь также мать Михаила Марфа — 60 лет и его братья: Иван 25 лет и Федот — 20 лет.
По данным же последней переписи по УКВ за 1834 год, то есть спустя 17 лет, в том же форпосте по Тудаковскому роду числились:
1. глава семейства: Тудаков Иван Иванов сын, 45 лет;
Тудакова Агафья — Ивана жена, 40 лет;
Тудаков Егор (Георгий) — Ивана сын, 13 лет;
Тудаков Федот — Ивана сын, 3 лет;
Тудакова Екатерина — Ивана дочь, 17 лет;
Тудакова Марья — Ивана дочь, 16 лет;
Тудакова Анна — Ивана дочь, 9 лет;
Тудакова Наталья — Ивана дочь, 1 лет.
2. глава семейства: Тудаков Федот Иванов сын, 36 лет;
Тудакова Меланья — Федота жена, 36 лет.
Тудаков Лев — Федота сын, 17 лет;
Тудаков Кирила — Федота сын, 13 лет;
Тудаков Тимофей — Федота сын, 3 лет;
Тудаков Григорий — Федота сын, 2 лет;
3. глава семейства: Тудаков Михайла Иванов сын, 55 лет;
Тудакова Пелагея — Михайлы жена, 25 лет.
Если сопоставить возраст почившего и дату его смерти в очерке «Легенды семьи Тудаковых», то, скорее всего, на кладбище в Махамбете находится уцелевшая могила яманхалинского торгового казака Ивана Ивановича Тудакова (род. 1789), скончавшегося 1859 в возрасте 73 года, как это следует из надписи на надгробном камне (соотв. почивший род. в 1786). Погрешность в датах рождения — 1786 и 1789 — вполне допустима для того времени, особенно в страробрядческих семьях яицких уральских казаков, где больше доверяли Богу, а не казенным книгам. Ну а то, что погребённый был родоначальником династии Тудаковых на Яике — это не более чем легенда местных жителей.
И мы в этом убедимся, читая нижеследующее.
Далее, судя по переписям 1817 и 1734 гг, можно установить, что старший из братьев Тудаковых Михаил Иванович родился в период 1777—1779 гг. А его мать Марфа Тудакова, соответственно, в 1757.
Более ранняя перепись по Яицкому войску за 1773 год свидетельствует о том, что в 10-м десятке 2-й сотни 3-ей тысячи был записан казак Тудаков Иван Еремеевич, 26 годов, определённый в службу «на форпосте казаком».
Сравнив все вышеперечисленные данные переписей, можно предположить, что этот самый Иван Тудаков Еремеев сын оказался единственным казаком, который мог жениться на девятнадцатилетней Марфе после бунта Емельяна Пугачева (1773—1775), и иметь от неё трёх сыновей — Михайлу, Иван и Федота.
Также согласно переписи по УКВ установлено, что в 1773 году значится казак Тудаков Еремей Иванович, возрастом от 43 до 50 лет, у которого был сын Иван (первый сын Василий умер 4-недель отроду). Однако однозначно утверждать, что Тудаков Еремей Иванович — это и есть отец Тудакова Ивана Еремеевича, было бы неверно. И вот почему.
Ну, во-первых, разница в возрасте у предполагаемых отца и сына составляла всего 17 лет. А, как известно, казаки женились уже в зрелом возрасте. Во-вторых, существующая гурьевская легенда гласит, что некий казак нашел в степи мальчика-«дудака», и был он, этот мальчик, то ли из персов, то ли из тюрков; словом, — «кызылбаш».
Если опять эту легенду взять за основу родовой Тудаковых на Яике, то, скорее всего, именно казак Еремей Иванович Тудаков стал крёстным отцом для юноши — кызылбаша. А когда тот решил принять православную веру и стать яицким казаком, то ново-крещённому, по существующему тогдашнему обычаю, дали христианское имя «Иван», и, соответственно, отчество и фамилию крёстного отца. Так он и стал Иваном Еремеичем Тудаковым.
Подытожим: Еремей Иванович, то есть Иванов сын, дал имя отца своему крестнику, после чего юного казачка-кызылбаша стали называть не иначе как Иваном Еремеевичем Тудаковым.
Когда это случилось точно — неизвестно. Зато со всей определенностью можно сказать, что это было задолго до 1765 года, иначе бы в генеральном списке переписи по УКВ обязательно была бы запись: «новокрещен из кызылбашей».
По существующему тогда казачьему обычаю пленников (в нашем случае -мальчик-кызылбаш) сначала заставляли работать у себя в хозяйстве, а уже потом, после добровольного крещения, их могли принять в казаки. Например, «Иван» Тудаков родился в 1740 году, а в 1748 году уже существовал Яманхалинский форпост, в окрестностях которого его мог найти молодой казак Еремей Тудаков, взявший мальчика к себе в семью работником. Позже мальчика окрестили Иваном, а в 17—19 лет приняли в Яицкое Войско служить «казаком при форпосте». Согласно этой легенде — именно от него и пошли внуки — Георгий, Федот, Василий, Осип и Павел.
Вот, собственно, и весь сказ о родоначальнике легендарной гурьевской семьи.
Ну а если, уж, и вовсе идти к истокам, то Тудаковы имели на Яике (Урале) одного общего предка — казака Фёдора Тудакова, прибывшего на Яик из Алатырского уезда Симбирской губернии.
Об этом гласит запись под №1147 все того же УКВ, что, мол, есть в войске казак Тудаков Иван Федорович — 36 лет, у которого был сын Пётр — 1 году. Как видим, в 1723 году сын Еремей у Ивана ещё не родился. Поэтому можно утверждать, что возраст Ивана в 1773 году был менее 50 лет.
Это лишний раз доказывает о невозможности быть биологическим отцом Ивана Еремеевича Тудакова. Что, собственно, подтверждает версию о не русском происхождения Ивана Еремеича — деда братьев Тудаковых — Георгия, Федота, Василия, Осипа и Павла.
Кстати, следующим в списке под №1148 по УКВ записан Тудаков Пётр Фёдорович (возраст не указан), который был родным (по крови) братом Тудакова Ивана Фёдоровича.
Следует сказать, что после восстания Степана Разина (1667—1671) началось массовое переселение казаков на новую юго-восточную границу России, которая проходила по Яику. По данным переписи 1723 года, более 500 «алаторцев» пересилились на Яик. Это была самая крупная партия служилых переселенцев.
Таким образом, версия о том, что фамилия Тудаков происходит от финно-угорских племён, к которым относятся марийцы и мордва, также вполне обоснована.
В итоге родословная Тудаковых на Яике (Урале) по мужской линии выглядит примерно так:
1. Федор Тудаков (глава рода на Яике) — сыновья — Иван Федорович и Петр Федорович;
2. Иван Федорович — сыновья: Петр Иванович, Еремей Иванович;
3. Еремей Иванович — сыновья: Василий Еремеич (умер в детстве), Иван Еремеич (кызылбаш), предполож. 1740 г.р.;
4. Иван Еремеич и Марфа — сыновья: Михаил (1977—1779), Иван (1786—1789), Федот (1798—1799);
5. Иван Иванович — сыновья: Георгий (1821, Федот (1831)… (Василий, Осип, Павел)
Заметим, что ни в одной приведенной переписи по Яманхалинскому форпосту УКВ в первой половине XIX века, имена родных братьев — Георгия, Федота, Василия, Осипа и Павла — вместе не упоминаются. Это означает, что младшие — Осип, Василий и Павел родились позднее последней переписи по УКВ 1934 г. (Далее были только Всероссийские переписи; архивы в Алматы). Например, дочь Осипа Ивановича Василиса Осиповна (моя бабка) родилась в 1886 году в Гурьеве.
Теперь что удалось отыскать уже о яманхалинских-гурьевских Тудаковым на период конца XIX века:
«В 1887 году богатый торговый казак Егор (Георгий) Иванович Тудаков оспаривал в суде свои законные права на выкупленные у нескольких лиц закладные. После смерти Георгия Тудакова денежные средства, а также недвижимость в Уральске и Гурьеве, досталось наследникам, в том числе младшему брату Федоту Ивановичу Тудакову».
Георгий Иванович Тудаков (1921—1989) похоронен на Православном кладбище в г. Атырау (Гурьев).
Осип Иванович Тудаков скончался в молодом возрасте от тяжелого недуга (Автор очерка и книги «Старый добрый Гурьев»» — его правнук — В.Т,) Потомки Осипа проживают в Атырау (Гурьев) и Иванове (Россия), Риге (Латвия).
Оставил после себя известное потомство и Василий Иванович Тудаков. Его родственники ныне проживают в Гурьеве, Махамбете, Ташкенте, Анапе, Киржаче (Владимирская обл.).
«Фёдор Тудаков потомственный почетный гражданин г. Гурьева преподано благословение Святейшего Синода с выдачей установленных грамот 12 ноября 1899 года».
Вне всякого сомнения, речь здесь идет о Федоте Ивановиче Тудакове (1831—1914), ибо статус Почетного гражданина г. Гурьева и Грамоту от Святейшего Синода, — мог получить в 1889 году только он, — и, естественно, за возведение Успенского храма в Гурьеве в 1888 г.
Известно также, что летом 1881 г., Федот Иванович Тудаков входил в состав депутации Уральских казаков к царю Александру III. Вместе с ним был полковник УКВ Лев Иванович Акутин.
Его потомками являются сестры Ирина Шеп и Людмила Ренар, проживающие сегодня в Париже (Франция).
Нынешние родственники по линии Федота, Осипа и Василия — а это уже четвертое поколение — общаются между собой в основном при помощи интернета и мобильной связи. Они надеются на скорую встречу на мероприятии посвященному 130-летию основания Успенского храма, которая пройдет в августе этого года.
В заключение хочется сказать, что вполне естественным является то, что в публикуемых очерках о семье Тудаковых, есть взаимоисключающие факты и противоречия. Это объясняется многими причинами: разветвленным (многодетным) родом Тудаковых, хронологической неточностью в казенных переписях, повторяющимися именами родственников, смутным и военным временем, бытом старообрядцев. Поэтому неудивительно, что загадки (белые пятна) в родословной этой одной из самых богатых и влиятельных семейств на Нижнем Яике (Урале) и в Гурьеве в частности, порой, обрастают слухами и легендами.
Что же касается богатств семьи Тудаковых, то существует версия о том, что свои сокровища средний сын Ивана Еремеича Иван Иванович Тудаков привез не с русско-турецкой войны, а семья заполучила их от самого Еремея Ивановича еще в «смутные» времена Пугачёвского бунта (1773—1775).
Григорьевич Сутягин; справа — известный яманхалинский-гурьевский купец Чампалов.
Есть также предположение, что предприимчивые Тудаковы сумели скрыть эти сокровища до поры до времени. Когда же «страсти» по Пугачёвскому бунту поутихли, а дети выросли, то отправил Иван своих сыновей — Георгия, Федота, Василия, Осипа и Павла — каждого со своей долей подальше от родных мест, где их мало кто знал. Тогда же, вероятно, и была придумана история про «затонувшие корабли» и найденное на них золото.
Так или иначе, но немалая часть тех богатств семьи Тудаковых была впоследствии вложена в строительство Успенского храма в Гурьеве. Но это уже не легенда. Это исторический факт.
Нынешние родственники по линии Федота, Осипа и Василия — а это уже четвертое поколение — общаются между собой в основном при помощи интернета и мобильной связи. Они надеются на скорую встречу на мероприятии посвященному 130-летию основания Успенского храма, которая пройдет в августе этого года. К сожалению, многие из них живут далеко от родины и не все смогут приехать на торжество, да родственников по линии Павла Ивановича и Георгия Ивановича найти пока не удалось. Может эта встреча поможет?
В заключение хочется сказать, что вполне естественным является то, что в публикуемых очерках о семье Тудаковых, есть взаимоисключающие факты и противоречия. Это объясняется многими причинами: разветвленным (многодетным) родом Тудаковых, хронологической неточностью в казенных переписях, повторяющимися именами родственников, смутным и военным временем, бытом старообрядцев. Поэтому неудивительно, что загадки (белые пятна) в родословной этой одной из самых богатых и влиятельных семейств на Нижнем Яике (Урале) и в Гурьеве в частности, порой, обрастают слухами и легендами.
Что же касается богатств семьи Тудаковых, то существует версия о том, что свои сокровища средний сын Ивана Еремеича Иван Иванович Тудаков привез не с русско-турецкой войны (1828—1829), а семья заполучила их от самого Еремея Ивановича еще в «смутные» времена Пугачёвского бунта (1773—1775).
Есть также предположение, что предприимчивые Тудаковы сумели скрыть эти сокровища до поры до времени. Когда же «страсти» по Пугачёвскому бунту поутихли, а дети выросли, то отправил Иван своих сыновей — Георгия, Федота, Василия, Осипа и Павла — каждого со своей долей подальше от родных мест, где их мало кто знал. Тогда же, вероятно, и была придумана история про «затонувшие корабли» и найденное на них золото. Так или иначе, но немалая часть тех богатств семьи Тудаковых была впоследствии вложена в строительство Успенского храма в Гурьеве. Но это уже не легенда. Это исторический факт.
Май, 2018
ХРАМЫ СТАРОГО ГУРЬЕВА
Л. Гузиков: журналист, филолог, краевед
Незадолго до православного праздника Успения Пресвятой Богородицы (28 августа 2018 года), в честь которой в конце XIX столетия в захолустном уездном городе Гурьеве был построен Успенский собор, автор этих строк задался целью описать историю храмов Гурьевского уезда. Именно к этому дню в Атырау (так называется город после переименования в 1992 году) приурочили празднование 130-летие Успенского собора, который, как считалось ранее, был построен в 1888 году.
О церквях, которых уже нет
Целенаправленным поиском и обобщением такой информации ранее почти никто не занимался. Разрозненные сведения о церквях пришлось собирать по крупицам в течение нескольких месяцев, изучая труды путешественников и исследователей прошлых столетий, работы историков и краеведов Атырау, Уральска, а также обращаясь в государственные архивы и опираясь на свидетельства старожилов.
Итогом работы стала небольшая брошюра, выпуск которой профинансировал председатель русского этнокультурного общественного объединения «Былина» Андрей Кораблев. В ней, не претендуя на фундаментальное научное исследование истории православия в нашей области, я постарался изложить то, что известно из различных источников, повествующих о событиях прошлых столетий и до нынешних времен.
Надо сказать, что Успенский собор больше века назад был не единственной церковью в Гурьеве тех лет и на территории Гурьевского уезда в целом. Практически в каждом населенном пункте имелся один и даже два храма.
Самое первое же официальное упоминание о первой гурьевской церкви можно встретить в наказе Московского царя Михаила Феодоровича от 1645 года, адресованного купцу Михаилу Гурьеву — о постройке в устье Яика (р. Урал) каменной крепости: «А на той проезжей башне Яика-города сделать церковь шатрову во имя Спаса Нерукотворного да в верхних приделах апостола Петра и Павла, а башни наугольные сделать круглые».
Со временем Гурьевская крепость сильно обветшала, и оренбургское губернаторство, к которой относилась тогда территория современной Атырауской области, решило обновить крепостные стены. При этом остатки надвратной каменной церкви во имя Нерукотворного Спаса снесли. Вместо нее построили деревянный храм во имя Святителя и Чудотворца Николая.
Этот деревянный храм сгорел в 1809 году во время сильного пожара, когда наш город был практически полностью уничтожен огнем. Вместо него временно построили часовню, которая просуществовала два десятка лет, а потом на ее месте возвели новый каменный Никольский собор.
Документальное упоминание об этой церкви относится к середине XIX века, когда Гурьев посетил русский ученый, путешественник Козьма Федорович Спасский-Автономов: «Улицы Гурьева расположены правильно. В середине города — значительная площадь. На площади, без ее стеснения, воздвигнута новая, очень хорошей архитектуры, церковь…».
В 1866 году о каменном Никольском соборе пишет Фосс в своей книге «Гурьев-городок»: «Церковь в Гурьеве одна — единоверческая, Собор св. Николая Чудотворца, каменный семиглавый с колокольнею и каменною оградою, вокруг этой ограды стоят чугунные пушки».
Протокол заседания Президиума Гурьевского городского Совета Р.К.К.К.Д. о сносе Никольской церкви. Гурьев, 13 мая 1935
Сохранилась и дореволюционная фотография Никольского собора, отпечатанная на почтовой открытке. Судя по надписи на обороте, на снимке запечатлен момент похорон гурьевчанина С. И. Докина. Стоит отметить, что Николай Чудотворец был одним из самых почитаемых святых у уральских казаков, и Никольский собор в его честь был в Гурьеве главным войсковым храмом.
А Старообрядческая церковь, название которой неизвестно, появилась в Гурьеве чуть позже — в конце XIX — начале XX века.
К этому же периоду относится строительство церквей и во многих поселках Гурьевского уезда:
— в поселке Кондаурово (сейчас это поселок Алмалы) — храм Во Имя Святой Троицы;
— пос. Редут (ныне пос. Талдыколь) — храм Николая Чудотворца, а также церковь Успения Пресвятой Богородицы;
— Сорочинка (пос. Аккайын) — храм Скорбящей Божьей Матери, а также храм Христа Спасителя;
— Сарайчик — церковь Покрова Пресвятыя Богородицы;
— Яманхала (Махамбет) — храм Успения Пресвятой Богородицы;
— Карманово (Кенорис) — Спасо-Преображенская церковь;
— Тополи (Атамбаева) — храм Николая Чудотворца;
— Зеленый (Коктогай) — храм Введения Пресвятыя Богородицы (Введенская церковь);
— Орлов (Орлик) — храм Николая Чудотворца;
— Кулагино (Есбол) — церковь иконы Знамения Пресвятыя Богородицы (Новгородския).
Также в несуществующих ныне приморских рыбацких поселках Прорва и Ракуша стояли храмы Николая Чудотворца. В еще одном приморском поселке — Жилая коса — просуществовавшем до 30-х годов ХХ века, была церковь иконы Пресвятыя Богородицы (Казанско-Богородицкая) с двумя престолами, снимок которой, сделанный в 1904 году, тоже сохранился до наших дней.
Все эти церкви были закрыты и постепенно уничтожены с приходом к власти большевиков. От них сейчас не осталось даже фундамента. Например, в церкви поселка Жилая коса в середине 30-х годов открыли клуб, где демонстрировали кино, проводили собрания, выступали там приезжие артисты и циркачи. Эта церковь разрушилась, равно как и все другие строения поселка, когда в конце 30-х годов его жители переселились в другие населенные пункты.
Кроме того, по рассказам стариков, когда-то в Гурьеве при входе на христианское кладбище стояла небольшая деревянная церквушка, где отпевали усопших. Были в нашем городе и две часовенки. Одна — на Стрелецкой площади (это территория будущего горпарка на углу современных улиц Пушкина — Жарбосынова), а о второй, к сожалению, сведений не сохранилось.
Также, в 1911 году в районе старого колхозного рынка Гурьева заложили кирпичную Пророко-Ильинскую церковь, однако то, что успели построить, было снесено в 20-х годах.
В 1939 году в Гурьеве со Старообрядческой церкви сняли колокольню и три купола, а впоследствии пустующие помещения заняли экспонаты краеведческого музея. Музей (многие старожилы, наверняка, хорошо его помнят) просуществовал там до конца 90-х годов, пока не переехал. Брошенное здание — на углу ул. Орджоникидзе (Айтеке би) — Червякова (Досымова) — пришло в упадок и разрушилось.
Никольский собор в 30-х годах полностью разобрали по кирпичику, из которых построили рядом баню. Собор стоял на улице Чапаева (Кулманова). Сейчас на его месте, возле областного акимата, высится жилой комплекс «Grand Atyrau».
Церковь поселка Кордуан, 2018
Стоит упомянуть и о еще одном храме, построенном в рыбацком поселке Кордуан в конце XIX — начале XX вв. по инициативе купца по фамилии Бурлин. Освятив, храм назвали Утоли моя печали — именем чудотворной Иконы Божьей Матери, прославленной помощью больным, нуждающимся и страждущим. Сейчас это территория Курмангазинского района Атырауской области, а в те годы эти земли относились к Астраханской губернии.
В 2006 году мне посчастливилось поговорить с жительницей Кордуана Варварой Васильевной Давыденко. Выйдя замуж, она поселилась в Кордуане в 1935 году, когда церковь уже была закрыта, а в 38-м власти организовали в ней клуб, вывезя всю церковную утварь.
«Я-то молодая была и со всеми в клуб пошла, интересно ведь. А потом меня свекровь встретила дома со словами: „Где была? Чертей тешила? Только пойди еще — ноги переломаю!“ — рассказывала Давыденко. — Вскоре клуб прикрыли, а в 40-м году заарканили и со страшным гулом свалили купол. Руководитель работ, Леонтий Николаич, потом всю войну прощения просил у Всевышнего за это. В боях был — ни царапины, а в последний день войны осколком глаз выбило, да другой повредило. А когда мой муж с войны вернулся, мы в 1946 году в город перебрались».
В 50-х годах, с обмелением Кигача и сокращением рыбного промысла, поселок Кордуан опустел полностью и теперь его не существует. А вот храм до сих пор стоит. Вернее, его изуродованные остатки высятся на полупустынном берегу речушки Кигач — немой укор безжалостным вандалам.
Храм Успения Пресвятой Богородицы
Центральное место в буклете отведено, конечно же, Успенскому собору, которому посчастливилось пережить разгул атеизма и устоять. Идея его постройки, как известно, принадлежит гурьевскому купцу-рыбопромышленнику Федоту Ивановичу Тудакову. Строили храм всем миром на капиталовложения местных предпринимателей, из коих лично сам Тудаков потратил 80 тысяч рублей. За эти и другие заслуги перед духовным ведомством в июне 1896 года он был награждён золотой медалью «За усердие».
О Федоте Ивановиче, в отличие от большинства других гурьевских купцов, до наших дней сохранилось немало сведений, благодаря его потомкам, проживающим, в том числе, и в дальнем зарубежье.
Вот, что еще удалось выяснить: «известный ревнитель церкви», меценат Ф. И. Тудаков скончался в декабре 1913 — январе 1914 гг. и похоронен в ограде построенной им Успенской церкви. Так пишет газета «Уральские войсковые ведомости» в 1914 году. Помните могилку позади церкви? — Не исключено, что это и есть могила Тудакова. Впрочем, нынешняя администрация
Успенского собора это не подтверждает. В 2000 году во время реставрации храма комиссия решила вскрыть захоронение, но там якобы было пусто…
История Успенского собора после 1917 года аналогична судьбе остальных храмов. Большевики закрыли его в 1924 году, утварь и иконостас были разграблены и лишь часть икон прихожане успели разобрать и спрятать по домам. Позже здание церкви приспособили под склад и конюшню.
Церковь открыли только в 1947 году, когда руководство СССР начало проводить политику частичного возрождения религии. В те годы о реставрации открытого Успенского собора не могло быть и речи. Прихожане как могли своими силами приводили храм в порядок. Побелили и покрасили стены, сколотили кое-какую мебель, собрали по домам и вернули часть икон первого иконостаса. В весьма убогом и неприглядном виде он и просуществовал до конца ХХ века, пока не начал разваливаться.
Служители Успенского собора обратили внимание на состояние храма тогдашнего акима Атырауской области И. Н. Тасмагамбетова, стараниями которого и было обеспечено финансирование исследовательских работ с последующей реставрацией церкви, к восстановлению которой приступили в 2000 году.
Успенский собор, август 2018
Фото из архива Успенского собора
Надо сказать, собор накануне реставрации находился в ужасном состоянии: стены пронизали множество трещин, кирпичную кладку во многих местах разъела соль, вместо колоколов (их отливали в России и привезли в Гурьев из Астрахани по Каспию) на звоннице висели металлические диски от автомобильных колес. Кроме того, геодезическая съемка показала, что собор (высота 36,7 метров) отклонился от своей оси на 40 сантиметров, то есть, фактически начал падать!
В первую очередь рабочие занялись укреплением фундамента. Вернее, того, что им называлось, поскольку фундамента как такового у здания не было. Его роль выполняли камышитовые маты, пропитанные мазутом — одна из конструктивных особенностей строительства тех лет. В итоге, для укрепления основания храма было забито 99 буронабивных свай по внешнему и внутреннему периметру.
Специалисты провели большую работу: проложили коммуникации, заменили крышу, купола и разрушающуюся кирпичную кладку. Установили семь колоколов. Внутри храма были одни лишь голые стены, и мастера создали внутреннее убранство фактически с нуля. В это же время была расширена и благоустроена прилегающая к собору территория.
В целом, реставрационные и другие работы длились пять месяцев, завершившись 17 ноября 2000 года торжественном открытием спасенной и восстановленной церкви. Чуть позже рядом с Успенским собором построили и небольшой каменный храм — Никольскую церковь. Ранее она там тоже существовала в виде деревянного домика, где крестили детей. Тогда, еще в советское время, его построили по многочисленным просьбам прихожан и на их пожертвования, в память разрушенного в 30-е годы войскового храма.
И в настоящее время Успенский собор — одно из самых величественных и красивых сооружений, архитектурная «жемчужина» города Атырау, а также памятник истории и культуры, находящийся под охраной государства.
Это лишь часть интересных фактов из истории родного края, изложенных в брошюре, презентация которого состоялась накануне празднования 130-летия Успенского собора. Однако самая интересная новость была получена буквально за неделю до этой круглой даты, и ее было решено специально не включать в брошюру, дабы не портить мероприятия, к которому организаторы столь долго готовились. Почему? — Да потому что собор оказался на два года старше.
Сомнения в правильности празднования даты возникли у меня сразу, поскольку в разных источниках указывались самые разные годы, причем без ссылок на конкретные архивные документы или исторические хроники. Начались поиски достоверных источников информации, и они нашлись.
Архиепископ Уральский и Актюбинский Антоний и правнучатый племянник Ф. И. Тудакова В. В. Тарабрин на юбилейном мероприятии в честь 130-летия Успенского храма. Атырау (Гурьев) Дворце культуры. 26 августа, 2018
Так, в журнале «Оренбургские епархиальные ведомости» №21 за 1901 год говорится, что строительство окончено в 1886 году. Та же газета (№23 за 1895 год) пишет, что приход Успенской церкви был создан также в 1886 году. Приходом в православной церкви называется общество православных христиан, состоящее из клира и мирян, пребывающих на определенной местности и объединенных при храме. Далее, этнокультурным объединением «Былина» был направлен запрос в Центральный государственный архив Казахстана, чей ответ, с приложением копий старинных документов устранил все сомнения.
Церковная ведомость 1910 года на четырех листах, написанная через «ять», в частности, гласит, что собор «построен в 1886 году тщанием и на средства Потомственнаго Почетнаго Гражданина г. Гурьева Феодота Тудакова и на общественную сумму местных благотворителей».
В ведомости отмечен еще один важный факт, что престол церкви освящен тоже в 1886 году, 30 июля. Это обряд, являющийся необходимым условием возможности дальнейшего проведения богослужения.
Так было установлено «день рождения» Успенского собора — ярчайшего архитектурного памятника XIX века, который, таким образом, является старейшим зданием в Атырау, что теперь подтверждено документально.
2018
ГУРЬЕВ — ГОРОД РЫБНЫЙ
Р. Ольшанский, член Союза журналистов СССР
На улице медленно и спокойно проплыл верблюд. Посмотрел он по сторонам с высоты своего двухметрового роста, усмехнулся лениво. По-своему, по- верблюжьи. Потом презрительно оттопырил бархатную губу и, не обращая внимания на голоса прохожих и гудки автомобилей, свернул за угол нового четырехэтажного дома. А через некоторое время овцы просеменили по асфальту центральной улицы, как раз в том месте, где расположен указатель «Переход». Овцы торопились и всем своим видом удивительно напоминали опаздывающих на занятия школьников. Такая же невозмутимость и сосредоточенность. А рядом грохот грузовиков. Зеркальные стекла витрин. Яркие пятна афиш. Небольшая очередь на автобусной остановке.
Над городом в безоблачном небе проплыл самолет. Сделал круг и пошел на посадку. А на мостовой остановился еще один верблюд. Лохматый, двугорбый, хмурый. Он и ухом не повел на моторный грохот. Он задумчиво жевал свою жвачку и лишь временами отвлекался. Верблюд усмехался.
МАЗ чуть не врезался в него. «Волга» застряла рядом. Подскочили автобус, два небольших грузовика.
Крики, гудки, грохот… На улице образовалась пробка…
Я стою у разноцветной витрины универмага и удивляюсь. Вот уж никогда не думал, что верблюды и овцы по улицам современных городов расхаживать могут.
Я удивляюсь, а вот остальные прохожие на это представление и внимания не обращают, как будто все так и должно быть. Уж на что милиционер-регулировщик…
«Невидаль, — читаю я на спокойном и строгом милиционерском лице. — Подумаешь, верблюд — нарушитель или какие -то овцы».
Ничего особенного в этом городе нет. Город как город. Столбы с лампами дневного освещения. Зелень парков. Набережная. Прекрасный современный мост. Река.
Наверное, в каждом городе, стоящем на берегу реки, ее медленные или быстрые воды составляют одну из особенностей, чуть ли не главную достопримечательность. Вот и Гурьев, областной центр Западного Казахстана, запомнился мне прежде всего Уралом, удивительной и необыкновенной рекой. Урал…. Его истоки где то там, на севере, в таежных лесах, а здесь, возле Гурьева, это уже типично степная река. И мели, и острова… Урал змеится, поворачивает вспять, медлит в своем извечном стремлении к морю. Кажется, еще немного, и река затеряется в соленых песках полупустынь, так же как ее южный сосед, Эмба. Но нет, есть еще порох в пороховницах, особенно весной…
Весеннее убранство земли… В солончаках, точнее чуточку в стороне от них, там, где земля еще не успела потерять влагу, вспыхивают тюльпаны. Их неправдоподобно много, так много, что невольно замедляешь шаги и ищешь место, куда бы поставить ногу.
А тюльпаны свежи, тяжелы, особенно после первых весенних дождей, которые редко, но нет-нет да и прольются на степь. И потекут дороги тогда желтой глиной, и машины встанут, завязнув в грязи…
И откуда сила такая у этих ковров? Ведь если вспомнить эти места летом, то только жалкие кустики верблюжьей колючки были здесь. А это такая травка, что не каждая корова решается жевать ее.
Разные города по-разному одеваются к весне.
Весенний Гурьев в гирляндах. На окнах, карнизах, балконах современных домов — связки рыбы, потому что Гурьев — город рыбный, пахнущий водой, пахнущий сыростью.
Правило, которое нарушается
У рыбаков-любителей есть правило: «Улов больше пяти килограммов считать вне закона. Это вредительство. Рыбу нужно беречь». Правило как правило, но…
Когда я впервые его услышал, я долго смеялся:
— Да разве можно за один раз поймать столько рыбы?
— Можно, — уверял меня мой сосед по квартире. — Я это правило всегда нарушаю. Помнишь трёх щук, которых недавно поймал? Каждая килограмма по четыре будет.
Я, конечно, великолепно помнил тот знаменитый улов. Хороши были щучки! Но такое с моим соседом приключалось раз в три года, а кроме того, я совсем не был уверен, что правило о весе улова было нарушено в тот знаменитый день.
Но вот в Гурьеве…
Понурая поза. Шляпа на самые глаза надвинута. Три удочки у ног, три донки…
— Как дела, Степан? — окликают рыболова.
Степан радуется возможности поговорить со знающим человеком. Поворачивается, улыбается бородатому старичку в зимней шапке и в ватнике.
— Плохи дела, дядя Андрей! — говорит Степан. — Клёва нет.
— Чего нет — того нет, — соглашается дед и устраивается на камешке по соседству. — Колхозники сети ставят. Всю реку перегородили. Иван вчера и на Ширине был. Пустой вернулся. Сто штук за день — разве это улов? — И приятели начинают говорить о былом. О том, как весло стоймя стоит, когда вобла на нерест идёт. О том, как обеднел нынче Урал рыбой.
Я из личного опыта знаю: чужие уловы обязательно приуменьшаются, особенно если они у друга-соперника.
— Из-за ста штук и ехать никуда не надо. Иди на городской пляж и вытаскивай. А я так и снасть мочить не хочу. Не идёт ещё вобла.
Под боком у Степана продуктовая сумка из клеёнки. Она наполовину полна, но Степан продолжает хмуриться, хотя каждые десять — пятнадцать минут вытаскивает по рыбине.
— Не идёт вобла, — говорит Степан.
— Не идёт, — вторит дед Андрей.
— Вода не та… — говорит Степан.
— Мелко… — соглашается дядя Андрей
Редкие баржи плывут по реке. Катера нагоняют волны на берег. Солнце над головой. Ветерок…
Через неделю Урал неожиданно вздыбился. Там, где ещё вчера был пляж, сегодня — волны. Уровень воды поднялся метра на два, на три. Вода землиста по цвету, и на ум невольно приходит пословица: «В мутной водичке рыбку ловить».
И вот в мутной водичке ловят рыбку. Берега Урала заполнены рыбаками. Идёт лов на уду. Ловят все, кто хочет, и желающих так много, они так плотно разместились на берегу, что издали кажутся забором, отделяющим воду от берегов.
Наконец-то пошла вобла. Это значит — не ленись, рыболов. Это значит, что через минуту-другую после заброса лесы на берегу затрепещется несколько рыбин.
Идёт вобла. Густо идёт. Так густо, что спортивный азарт хорошей поклёвки переходит в какую-то необъяснимую жадность стяжателя. Больше… Больше… Быстрее… Быстрее…
И вот улов идёт в четыре руки. Один человек насаживает крючки и забрасывает снасть, другой снимает пойманную рыбу. И хищный блеск появляется в глазах, и пальцы плохо слушаются и скрючились от воды, и спина не разгибается и болит.
Час-другой — и у рыбаков сумки, продуктовые сетки, чемоданчики наполняются до краёв рыбой.
— Вобла идёт!
— Как же так! — удивлялся я. — А как же правило?
— А кто тут взвешивать будет… Какое такое правило? Вобла идёт!
Путина
Отборная крупная рыба продаётся на рынке — жерех, судак, сазан. А на прилавках магазинов — свежая осетрина. С давних пор и по сей день лов рыбы в районах Гурьева и Астрахани приурочивался к коротким срокам путины. С незапамятных времён из года в год весною и осенью поднимаются из Каспия в реки рыбные косяки. Рыбы заготавливают на целый год в неделю, потому что огромные стаи заполняют реки в это время. Рыба, прорываясь сквозь хитроумные преграды, придуманные человеком, поднимается вверх по течению, чтобы завершить круг бытия, произвести на свет потомство и погибнуть.
Вобла как бы открывает это шествие, а следом за ней идут на нерест лещ, сазан, осетровые. Сельдь, вобла и другая мелкая «частиковая» рыба признавалась никчёмным товаром.
Никчёмный товар… Хорош никчёмный товар!..
Золотые сазаны, пудовые щуки и судаки, нежнейший жерех — одна двадцатая часть на прилавках рыбных магазинов страны — это и есть никчёмный товар рек Каспийского бассейна. Просто раньше не умели да и не могли правильно использовать эти богатства. Каждый ловил сам по себе, и поэтому лов часто носил хищнический характер. Ведь не случайно убыль осетровых была замечена много лет назад. Ещё в царское время государственным надзором были установлены сроки лова, обозначены запретные зоны, строго-настрого определён размер неводной ячеи. Но несмотря на строгие правила и запреты, поголовье осетровых уменьшалось. Промышленники-купцы умело обходили буквы закона: «После нас хоть потоп». Вот и грабили. Потом революция. Прослышав о безвластии (Нижнее Поволжье и Урал часто переходили из рук в руки), несознательная часть рыбаков бросилась ловить рыбу в запретных зонах. Жажда легкой добычи нанесла громадный ущерб рыбным богатствам — много молоди ценнейшей рыбы погибло в эти годы.
Сегодня поголовье осетровых почти восстановлено. Лов красной рыбы ведётся строго по плану. Вот, например, на Урале во время хода осетровых рыбаки два дня ловят, а три пропускают рыбу, большая часть которой спокойно поднимается вверх по течению к естественным нерестилищам.
А наши знаменитые рыбные инкубаторы? В увеличении поголовья осетровых им принадлежит львиная доля. Ежегодно миллионы маленьких севрюг, осетровых, белуг выпускаются в море. Человек взял под контроль и под защиту свои богатства. Мне вспоминается одна телевизионная передача из Волгограда. В «Эстафете новостей» было объявлено о том, что в сети к рыбакам попалось пять экземпляров белорыбицы. «Ничего особенного», — скажете вы. Нет, случай знаменательный. Дело в том, что белорыбица исчезла из списка обитателей вод нашей страны лет двадцать тому назад, и рыбоводы успешно начали заниматься восстановлением этой ценнейшей промысловой породы.
Могло ли это быть раньше? Безусловно, нет.
А вы слышали о рыбаках-спасателях? Я знаю одного такого в Гурьеве. Иван Данилович Кротов — в особой артели рыбаков: он и его друзья отправляются на лов только после получения сигнала бедствия. Это значит, что косяк рыбы случайно потерял направление и его занесло на отмель, а потом отрезало от моря. Ветер, течение — мало ли какие происшествия могут быть в подводной жизни.
И вот уже самолёты спешат к месту трагедии. Грузовики мчатся на помощь. Тысячи тонн ценнейшей рыбы спасают от гибели рыбаки.
Жизнь рыбаков удивительно напоминает крестьянскую жизнь. Землю и хлеб заменяют рыбакам река да синее море. Им также приходится заниматься урожаем, кормами, а жизнь идёт нерушимым кругом, следуя кругу солнца.
Лов красной рыбы
Осетровые — это гордость, слава и богатство Каспия. Бывало так: поймает ловец осетра, и на мачте баркасика появляется сигнал: «Поймана рыба!». Купец за бесценок покупает её. Теперь же лов производится артелью, и каждая артель сдаёт рыбу государству.
Вот участок земли, отведённый артели. Несколько моторных лодок, сети, механическая лебёдка в сарайчике на берегу — пожалуй, и всё.
— Поехали! — командует бригадир.
Моторный баркас поднимается вверх по течению, за километр-полтора от лебёдки. Два рыбака ловко соскакивают на берег и укрепляют конец невода.
— Трави!
И опять стучит мотор баркаса. Теперь он спускается вниз по реке, а следом за ним — ровная дорожка поплавков. Поплавки добегают до середины реки и ползут. Ползут параллельно берегу.
Баркас мягко врезается в берег. Всё. Заброс сделан. Остаётся собрать улов.
Теперь заработала лебёдка. Отцепляется укрепленный конец невода и ползёт по мелководью. Подтянули. Теперь другой конец пополз, его аккуратно укладывают на корму лодки. Вся бригада выстроилась вдоль невода, люди помогают машине, расправляют и подтягивают снасть.
А вот и первая рыбина. Остроносая, пёстрая… Она послушно идёт к берегу, лениво изгибается и совсем не бьётся.
— Хороша севрюжка! — восхищённо говорю я.
Ближайший ко мне рыбак удивленно оглядывается. Он держит рыбину за хвост, и она послушно вытягивается вдоль волны.
— Что делаешь? Ай, что делаешь!.. — кричу я.
Я вижу, как эта севрюжка махнула хвостом, цокнула — и ушла.
А рыбаки смеются:
— Недомерок! Пусть подрастёт!
Хорош недомерок! Рыбина длиной больше метра!
А вот ещё один недомерок метровой длины уходит в воду, и ещё.
Наконец-то первая полноценная рыба. Два метра длиной. Острый нос, маленькие подслеповатые глаза. Такую громадину трудно держать. Я вижу, как пыжится человек, бросая эту красавицу в лодку-прорезь. А следующая тупоносая рыбина ещё больше.
— Хитёр осётр, а попался.
Сорок рыбин — и прорезь полным-полна, а ещё не вся сеть на берегу. Рыбаки ловко сортируют рыбу на икряную и яловую, выпускают её из сетей. Каждая не меньше двадцати — тридцати килограммов весом.
— Эта с молокой. Из неё особенно хороши балыки…
— А сколько икры в рыбине? — спрашиваю.
— Приблизительно одна треть веса…
И уже на рыбокомбинате длинные, извивающиеся змеями рыбины, покрытые панцирем — шипами, отдают человеку самое ценное. Лиловые икряные мешки вываливаются на решето. На окрашенных в белую краску столах в удивительном порядке расставлены чистые тазы, разложены блестящие инструменты из нержавеющей стали. Что это: производство или операционная?
Несколько человек в белоснежных халатах священнодействуют над тазами. мастер-икрянщик всыпает в таз точную порцию химически чистой соли и консервирующий порошок. Мгновение — и посол икры завершён. По цвету, по вкусу, по каким-то совсем незначительным изменениям определена готовность икры. Теперь ею осталось заполнить банки, склянки, жестянки — и можно отправлять в магазины.
В других цехах гурьевского рыбокомбината — свои таинства и другие секреты.
Вяленая вобла, копчёный жерех, сотни различных рыбных консервов, килька — всё это отправляется по городам Союза отсюда, из Гурьева.
Один мой приятель, коренной житель Гурьева, как-то сказал:
— Счастлив город, который расположен на такой реке, как Урал. Если Ленинград, да и вся страна испытывала острый недостаток продуктов во время Великой Отечественной войны, то Гурьеву было легче. Каждый житель мог перейти на подводный корм. Я, будучи мальчишкой, два года кормил семью рыбой. Рыба стоила дешевле хлеба. Могу, не хвастаясь, сказать, добавил он: — Каждый гурьевчанин — прирожденный рыбак. Нельзя жить в этом городе и быть равнодушным к его природным богатствам. Лишь Волга и Астрахань — конкуренты нам.
Граница
С пятого класса и на всю жизнь запомнил слова: «Граница между Европой и Азией проходит по Уральским горам, реке Урал, Кавказскому хребту…».
Было это довольно давно. Учительская указка послушно скользила по карте, разделяя зелёную сушу на две непохожие друг на друга части света.
Город Гурьев перепутал все мои представления. Не будь верблюдов — и я бы подумал, что это Молдавия. Позабудь о резных балкончиках, воротах и наличниках окон на фасадов деревянных домов — и ты уже побывал на родине янычар. Не обрати внимания на стекло, бетон и асфальт — и это очень напоминает иллюстрацию из похождений Ходжи Насреддина.
Город разделён пограничной рекой, и эта река, Урал, путает всё. Европейская часть, самая что ни на есть современная, вдруг оказалась в Азии, с географической точки зрения, а более древняя — азиатская по планировке и домам — в Европе, там, где базар.
Линия, прорезающая леса, горы, болота, степи. Линия, которая появляется среди волн морей, озёр и рек… «Граница между Европой и Азией».
Вполне современный аэропорт. Новейшие модели автомашин. Скорые поезда. Суда-рефрижераторы. Глинобитные мазанки. Верблюды, разгуливающие по площадям. Но удивительно: путаницы веков, смеси Запада и Востока нет. Город, переживающий возрождение.
Строятся театр, новый вокзал, громадные корпуса нефтеперерабатывающего завода, целые кварталы самых современных, модерных домов.
Рыбный промысел купца М. Гурьева перерос в крупнейший промышленный центр Западного Казахстана, и лишь старинная краснокирпичная церковь высится на правом берегу Урала последним напоминанием о далёком прошлом, об истории города.
Я читаю вывески гастрономического магазина, вывески на двух языках, русском и казахском. «сут — молоко», «нан — хлеб», «ет — мясо». А не отсюда ли пошло по Руси — балык? Что в переводе означает рыба. Должно быть, наши предки переняли у казахов один из их национальных способов приготовления рыбы, и пошло это слово гулять от Каспия до Белого моря, от Прибалтики до Дальнего Востока. (?)
«Граница между Европой и Азией…»
Вот мост через Урал. Меня, ленинградца, мостами не удивишь. А этот, гурьевский… Широкая бетонная полоса взметнулась в небо, и по ней, как по радуге, спешат автобусы, пешеходы. Спешат из Европы в Азию, из Азии в Европу.
Жить на границе двух частей света… Казалось бы, ничего удивительного, а между тем: обедаешь — в Европе, работаешь — в Азии.
Каждый день — и по нескольку раз! — делаешь это путешествие и внимания на всю значимость его не обращаешь.
Азия и Европа.
Теперь это все в порядке вещей. Остановишься на мосту, как раз на месте границы, смотришь вниз — зеленоватая вода… И никакой такой границы нет, и не знаешь, не помнишь: куда течение, где левый, а где правый берег, который из них Европа, а который Азия?
Яркое солнце, редкие тучи…
И понимаешь, что деление земли на Европу и Азию существует только в школьных учебниках.
1971
ВДОЛЬ УРАЛА БЕРЕГОВ
И. Свербихин, ветеран войны и труда, член Союза журналистов СССР
Мне бы хотелось, с позволения редакции, дополнить картины прошлого Гурьева воспоминаниями известных людей. Думается, это позволит не только обогатить нашу память новыми знаниями, удовлетворить естественный интерес, но и лучше познать окружающий нас мир, наше сегодняшнее бытие. Ибо все познается в сравнении.
Пробуждая интерес, мы должны прежде всего заботиться о воспитании патриотических чувств у наших горожан, о любви к родному городу, его истории, к своим предкам, людям, которые строили город и приумножали славу его. Привязанность к месту — одно из проявлений патриотизма. Оно в первую очередь зависит от знания и понимания своих корней. Об этом очень умно сказал А. С. Пушкин: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно: не уважать оной есть малодушие».
…Мне хочется представить нашим читателям отрывки из книги русского геолога А. Замятина «По Уральской области», 1914 год. Автор два летних сезона — в 1912 и 1913 гг. — работал в Уральской области по поручению геологического комитета, исследуя геологию края и условия залегания нефти.
«…Самый удобный, вернее, наименее неудобный путь в этот район по Каспийскому морю из Астрахани в Гурьев на пароходе.
В прошлом (1912) году ходило два парохода — «Эмба» и «Тамара» и к концу сезона «Гурьевец» Гурьевского купеческого общества. В этом году пустили два парохода — «Самарканд» и «Араг» Восточное о-во, «Эмба» сдана в аренду одному из нефтепромышленных о-в и совершает рейсы лишь между Жилой Косой и Большой Ракушей.
…Преодолев все бесконечные пересадки, пассажир в лучшем случае лишь мокрый, а то и забрызганный грязью добирается до берега — Плотовинский базар, и садится на извозчика-киргиза и едет по очень пыльной и тряской дороге в город.
Наконец, он в городе Гурьеве, где есть трактир 3-го разряда с 5-ю номерами, если последние заняты, ему приходится искать пристанища на частных квартирах.
Население (10600 чел.) этого города состоит из казаков — хозяев города и «иногородних» — купцов.
В городе есть аптека, почтово-телеграфное отделение, отделение Русско-Азиатского банка, метеорологическая станция, открывается женская гимназия Общества распространения среднего образования.
Почта возится по почтовому тракту в г. Уральск. Письмо от Петербурга до Гурьева идет 6 дней.
На левой стороне р. Урал сады, где есть виноградники, но все это в поразительно запущенном состоянии. Главным промыслом казаков служит рыбная ловля. Монополия ее и охрана вод доведены до абсурда. Не только не позволяют иногороднему ловить рыбу (даже удочкой), но в запретное время никто не смеет поехать по Уралу на лодке.
Странное удручающее впечатление производит эта большая красивая река своею мертвенностью на протяжении от г. Уральска до г. Гурьева. Рассказывают, как анекдот, но в нем чудится столько возможного, что, пожив в Гурьеве, перестанешь считать это анекдотом. Когда купавшийся доктор стал тонуть и звать на помощь, стоявшие на берегу казаки побежали… к уездному начальнику, чтобы спросить, можно ли им спустить лодку для утопающего.
Главным (а в старину единственным) средством существования казачьего населения служит рыбная ловля, причем охрана казачьих вод отличается большой строгостью.
Лов рыбы происходит весной, осенью и зимой. С июня по 20-е сентября существует запрет не только на ловлю рыбы, но также и езду по реке Урал на лодках. Этими же заботами о рыбе объясняется и запрещение нефтепромышленникам построить мост через р. Урал в г. Гурьеве, почему первое время грузы шли через паром, действовавший лишь днем: грузам иногда приходилось ждать очереди неделями.
С весны этого года существует понтонный мост, этот шаг вперед можно лишь приветствовать.
После летнего сезона, когда р. Урал поражает своим безлюдием, осень, когда Уральское казачье войско двинется на рыбный лов на лодках из Уральска в Гурьев, река неузнаваема. Река покрывается обилием казацких бударок (лодки), и невольно вспоминается далекое историческое прошлое казацкой вольницы. Земледелием казаки занимаются сравнительно мало, но понемногу, вместе с упадом рыболовства, переходят к земледелию и садоводству.
Уменьшение рыбных уловов казаки объясняют засорением и обмелением устья р. Урал…»
В заключительной главе книги «Возможные перспективы развития края» А. Замятин утверждает, что обширный край, мало кому до этого времени известный, большая часть которого мало чем отличается от безводной пустыни, привлек в настоящее время внимание кругов общества своим быстро развившимся нефтяным делом…
Вот мы и совершили, дорогой читатель, небольшой экскурс в наше прошлое под руководством гида-геолога А. Замятина. Не знаю, как вы, а я преклоняюсь пред пытливым и дальновидным умом этого человека.
Скважина №3 на промысле Доссор, из которой ударил фонтан нефти 27 апреля 1911 года и о которой геолог А. Замятин писал как о родоначальнице, возвестила о рождении нефтяной промышленности области и Казахстана. Геологоразведка, которая велась в то время в районе казачьей станицы Новобогатино, послужила истоком для открытия нефтеносного района в междуречье Урал — Волга. Город Гурьев стал подлинным штабом нефтяной промышленности республики, откуда отряды геологов и буровиков направлялись в Узень и Жетыбай, Прорву и Тенгиз, Мартыши и Ганюшкино.
Гурьев стал столицей крупного индустриального и аграрного региона нашей республики и страны, кузницей технических и педагогических кадров, культурным центром Прикаспия. Думается, об этом еще будет рассказано на страницах газеты.
Но вот о рыбе — особый разговор. Наш город своим рождением обязан рыбе, точнее богатому рыбному промыслу в устье реки Урал. Здесь поселились свободолюбивые, гордые люди, давшие начало казачьей общине. Для них река была святыней, давшей им саму жизнь.
Но если в ту далекую пору, считай, около века назад, казаки жаловались на уменьшение улова рыбы, то что говорить нам, неблагодарным эгоистичным потомкам, живущим сиюминутными выгодами во имя всемогущего «народно-хозяйственного» плана? Исчез знаменитый каспийский залом, чехонь, катастрофически подорваны запасы крупного частика — сазана, судака, жереха, падает численность стада осетровых пород.
Чему же удивляться? Богу надо молиться, что после стольких лет тотального и систематического ограбления реки и моря рыба все еще водится в них. Но сколько же можно черпать, не пополняя запасов?
Что мы оставляем в наследство потомкам? Труды ученых мужей о повороте сибирских рек и рытье каналов?
Наш областной комитет об охране природы пока только бьет тревогу да подшивает в тома объяснительные записки от нерадивых руководителей хозяйств, нарушающих водоохранительные законы. Комитет увещает, а между тем совхоз «Новобогатинский», перекачав на лиман почти 2 млн кубометров воды, умудрился получить по 2 центнера сена с гектара. Если облицевать все крупные земляные оросительно-обводные системы и теряющие при транспортировке почти половину объема воды, которую потребляют хозяйства, можно, как утверждают специалисты, ежегодно экономить до 50 млн кубометров воды только по Махамбетскому району.
Вот куда бы устремить свое бдительное око нашему охранно-природному комитету. Я прихожу к убеждению, что нам в недалеком будущем придется сделать выбор между осетром и овцой. Овцу, которой природой предопределены степные пастбища, мы привязали к реке, к расточительным каналам, а между прочим, осетр не может жить без воды.
Нам нужно всем повернуться лицом к проблемам реки и моря, рыбным делам, жизни рыбаков Урало-Каспия. В этом патриотическом деле большую роль могла бы сыграть «Прикаспийская коммуна», подняв интерес и заботу общественности и должностных лиц к этой важной теме.
…В день празднования 350-летия Гурьева я взойду на самую высокую точку моста, перекинувшего свои пролеты с одного материка на другой — из Европы в Азию. Буду стоять на самой границе, смотреть на реку, ее величавый бег, на берега, на раскинувшийся на них родной город. Вспоминать своих хороших добрых друзей, с которыми жил и живу здесь. Буду думать о новой жизни, которая пришла на берега нашего седого Урала-батюшки, нашего поильца и кормильца. Я буду думать: каково ему будет в новые грядущие времена?
1990
ВОСТОЧНАЯ ПЕСНЯ
В. Тарабрин, член Союза журналистов России
Как-то, прогуливаясь вечером по Жилгородку, я случайно забрёл на дискотеку в ДК ГНПЗ. Молодой диск-жокей ловко манипулировал за «музыкальным центром», из колонок которого лилась филигранная импровизация одной из западных популярных групп.
Современная, без комплексов, молодёжь плюс высокие музыкальные технологии. Вот, пожалуй, две основные составляющие вечернего «музобоза» 90-х годов в Гурьеве, сделал я вывод.
В «наше» время, о котором я хочу рассказать, а это 70-е годы, музыкальными центрами, собирающими не одну сотню любителей музыки, были городские танцплощадки. Главными героями музыкальных вечеров тогда были ребята из вокально-инструментальных ансамблей (ВИА).
«Живьём», через громоздкие старенькие усилители, они пытались искренне и самозабвенно передать тот охвативший тогда всю страну первый музыкальный «бум», что пришёл к нам с радиоволн, писаных-переписанных магнитофонных катушек и студий звукозаписи, где музыка записывалась на рентгеновские плёнки.
То было время, когда Запад уже лихорадило от рока. И «музыка века» искала своих новых поклонников в Восточной Европе и Советском Союзе. Помню, как мы за полночь просиживали с транзисторами на лавочке в центре Жилгородка, чтобы, там, любуясь сверкающими в лучах прожекторов брызгами фонтана, насладиться музыкальными концертами на радиоволнах «Голоса Америки», «Немецкой волны», «Радио Европы». На этих запрещённых волнах звучали западные гранды рок-музыки — «Битлз», «Ролинг стоунз», «Дип пёрпл», «Лед Цепелин», «Криденс», «Шокин блю», «Юрай хип», «Слейд», «Пинк Флойд» и другие. Советские «идеологи» того периода очень болезненно, если не враждебно, относились ко всем нововведениям, просачивающимся сквозь «железный занавес». И поэтому первые музыкальные коллективы, возникшие в СССР в конце 60-х — начале 70-х годов, назывались у нас не рок-группами, как уже отмечалось выше, а ВИА.
В те годы телевидение исключало какие-либо грандиозные музыкальные шоу. Да и вообще телеэфир не был столь насыщенным по вечерам, поэтому именно танцплощадки служили главными музыкальными центрами, куда устремлялась молодёжь после очередного трудового дня или в выходные. Надо отметить, что танцы в Жилгородке, да и вообще в Гурьеве были целым событием. Без преувеличения скажу, что мы только и «жили» в ожидании танцевальных вечеров, которые, заметим, проходили 4—5 раз в неделю.
Как правило на танцы ходили большими компаниями. У каждой компании на танцплощадке был «свой круг». Тогда в городе не было многочисленных баров, кафе и различных «бистро», как сейчас. Поэтому все встречи, свидания назначались на танцах. Там же, на танцах ты мог запросто познакомиться с хорошенькой девушкой и встретить своего приятеля, с которым давно не виделся.
Характерной особенностью танцевальных вечеров в Гурьеве 70-х было и то, что каждая танцплощадка была своего рода сферой влияния. Так, например, жилгородская молодёжь свободнее, чем другие, дефилировала у себя в районе во время танцев. В горпарке «хозяевами» были ребята из так называемого района «кит-край». А в парке имени Орджоникидзе — все «уважали» ребят с первого участка и района «Юность».
Среди множества ВИА, игравших тогда в городе, наибольшую популярность имели, пожалуй, четыре ансамбля. Это «Новинка-71» ДК ГНПЗ, «Ноктюрн», «поливавший» в городском парке, ВИА Гурьевской филармонии — «Ритмы Времени» и блистательные «Сыны Урала» — самая профессиональная из групп.
Репертуар наших ВИА был самым разнообразным: от лучших западных «хитов» до популярных песен советской эстрады. К тому же многие ребята писали и исполняли свои песни. Их фанатизм доходил до того, что они даже шили сами себе костюмы для выступлений. Пошиты они были, как правило, по стилю концертных одежд популярных в 70-е годы ВИА Советского Союза — «Песняров», «Синей птицы», «Самоцветов», «Весёлых ребят», «Лейся, песня». А также по стилю грузинской «Орэры», казахстанского «Досмукасана», узбекской «Яллы», украинской «Червоны руты» и многих других, подчёркивая, тем самым, национальный колорит союзных республик. Тогдашняя молодёжь тоже старалась одеваться по моде. Конечно же, популярные джинсы Levis, Lee, Wrangler (а именно они были в ходу) в то время носили немногие, по той причине, что в массовой продаже их попросту не было. К тому же «штаны», по мнению наших партийных боссов, являлись антисоветским атрибутом. Но мы находили выход. Джинсы можно было приобрести «с рук» у фарцовщиков за 250 рублей. Их цена была равна двум среднемесячным зарплатам среднестатистического гражданина СССР. Поэтому большинству молодёжи это было не по карману…
Приталенные разноцветные рубашки, брюки клёш, или «колокола», туфли на «платформе», носки (обязательно красного или жёлтого цвета), ну и, разумеется, патлы — длинные волосы под «уходящих» битлов, — так, вообщем-то, выглядел заурядный гурьевский парень солнечных 70-х. А вот наши девчонки, как мне кажется, одевались ещё более проще: коротенькие юбки, простенькие блузки, заурядные кофточки и… босоножки! Босоножки — эта нехитрая, но модная и удобная на все времена женская обувь, к тому же относящаяся к самой эффектной части тела, подчеркивала грациозность походки и придавала уверенность их владелице.
…Мы своих «эстрадников», как их все называли, уважали, и всегда восхищались их творчеством. Среди них: братья Олег и Павел Тюрины, Роберт Иорданиди, Гера Ли, Сергей Неледов, Сергей Тен; братья Гапас, Гинаят (Коньяк) и Хамидулла (Камошка) Тынынбаевы, Павел Чаков, Владимир Цой, Юрий Чесноков, Валерий Ульчёнков, Геннадий Йодко, братья Умбетовы, Юрий Шеврикуко. К этой плеяде гурьевских музыкантов, без сомнения, относятся и замечательные местные исполнители популярных советских и зарубежных песен — Владимир Лобиков и Виктор Маврин. Все они не раз выступали на различных сценах города, области, республики, Союза.
Сегодня многие из них, к сожалению, ушли из жизни. А те, кто остался, в большинстве своём не могут заниматься любимым делом по ряду причин. Но, сдаётся мне, что, будь у них хоть малейшая возможность, то бывшие «звёзды», объединившись, сыграли бы «на бис» свои лучшие песни.
И ещё: в то время, о котором идёт речь, в городе хорошо приживались — джида, тутовник, сирень и акация; росли цветы. По реке ходили прогулочные «трамвайчики», за которыми увивались целые стаи белоснежных чаек. Наши девчонки не были такими разборчивыми в косметике. Над вечерними танцплощадками лёгкий ветерок с Урала удачно вплетался в пряный запах зелени, дешёвеньких духов и человеческого пота…
И, может быть, только поэтому, стоя сейчас в просторном, сверкающем цветомузыкой зале ДК ГНПЗ, среди «кожано-замшевой» молодёжи, и, вкушая «чистоган» музыкального центра, я всё же отдаю предпочтение «живому» оркестру, горящим глазам моих сверстников и не стареющему хиту Валерия Ободзинского:
…По ночам в тиши, я пишу стихи,
Пусть твердят, что пишет каждый в 19 лет,
В каждой строчке только точки после буквы «Л»,
Ты поймёшь, конечно всё, что я сказать хотел…
Сказать хотел, но не сумел…
Но тает снег весной всегда.
Быть может, мне ты скажешь «Да».
Май 1998; изменен 2008
ЖИЛГОРОДСКОЙ ПАРК
В. Тарабрин, член Союза журналистов России
Так начиналась легенда
Шёл тяжёлый, но переломный 1943 год. Это был «перевал» Великой Отечественной войны. Уже позади остались доблестный Сталинград и огненная Курская дуга, а советское командование приступило к разработке операции по освобождению всей территории страны и последующим выходом наших войск на границу с Польшей. Это было время преддверия освобождения Европы от фашизма.
В этот не лёгкий для экономики Советского Союза час, в «высоких» московских кабинетах ставится вопрос о строительстве в низовьях Урал, в Казахстанском Гурьеве нефтеперерабатывающего завода. Эмбинская нефть давала большие перспективы не только как будущая военно-стратегическая база страны, но и для развитие города Гурьева и региона в целом.
Строительство завода №441 и жилого городка под грифом «Совершенно Секретно» осуществляло УС ГУАС НКВД СССР во главе с начальником строительства — инженером-архитектором из Ленинграда И. М. Романовским и главным архитектором, тоже ленинградцем, С. В. Васильковским.
Но стране нужно было не только топливо, а в первую очередь люди. Наши крепкие и здоровые люди, умевшие не только воевать, но и строить. Строить добротно и хорошо. Строить на века. Чтобы достойно жить и трудиться на благо себе и последующим поколениям. Поэтому строительство заводского рабочего городка — будущего Жилгородка — велось на небольшом полуострове (изгиб реки Урал) в 2-х километрах северо-западнее строящегося завода.
Генеральный план разбивки жилого массива и прилегающей к нему садово-парковой зоны было поручено разработать молодому архитектору из Москвы А. Арефьеву (впоследствии главному архитектору Севастополя). Необходимо было спланировать так, чтобы защитить будущее жильё и людей от пыльных бурь, резко-континентального климата Западного Казахстана, отделить жилой микрорайон живой изгородью от пустынных степей Прикаспия; наконец, создать на отвоёванном у степи участке земли свой микроклимат, благоприятный для жизни и отдыха заводчан. Но сажать деревья, да ещё в таких сложных климатических условиях, на солончаковой почве — это целая наука! Специально для этого дела была приглашена опытный агроном, с более чем двадцатилетним стажем подобной работы в районах Средней Азии и Казахстана, Е. Ф. Серова.
Исследовав почву на полуострове, на котором росла тогда лишь верблюжья колючка, прораб-озеленитель Елена Серова пришла к выводу, что для начала необходимо отделить высоким валом разливающийся по весне Урал от предполагаемой парковой зоны. Затем по мере опреснения почвы водами реки сажать сначала крупные деревья по всему периметру вала, который, как подкова, вслед за Уралом огибал рабочий городок. Далее, двигаясь к центру, сажать кустарники, а уже в самом сердце микрорайона устраивать клумбы. Таким образом, здесь была применена абсолютно новая технология озеленения, привязанная к местным условиям. И это давало все основания считать, что будущий парк, безусловно, состоится. Этому способствовали три главных аргумента: река, охватывающая почти кольцом данный участок земли, опыт архитекторов и агронома и, конечно же, неуёмная жажда созидания строителей-«гуасовцев», первых заводчан.
Посадка первых тридцати пяти тысяч саженцев, в которой принимали участие несколько сотен человек, состоялась 30 апреля 1944 года в 8 часов утра, а уже в 12 пополудни агроном Е. Серова докладывала Романовскому о завершении работ! Такое вот было время! Такой порядок! Такие люди!
…Сажали те саженцы, которые хорошо приживались в здешних условиях: вяз, карагач, тополь, клён, тут, лох, сирень, акацию, смородину и другие. Из цветов: розы, астры, каллы, полевые васильки, ромашки. Сажали густо (про запас) с последующим прореживанием. Первый полив состоялся 1 мая со старой насосной станции. Вода подавалась в вал, а уже оттуда по специальным канавкам доставлялась к своим «подопечным». В первое лето саженцы поднялись на 1,5 метра. Они мужественно перенесли суровую зиму. А в победную весну 1945 года в парке было высажено ещё 50 тысяч саженцев. Тогда же построили и заводскую теплицу, цветочную оранжерею. Занялись разведением цветов, овощей. Высадили фруктовые деревья.
Зацвёл новый сад. Расцвела земля, пропитывая сухой степной воздух душистым прозрачным запахом поднимающейся новой жизни, как бы символизируя победу труда и оружия…
На службе людям
С 1945 года парк находился в ведомстве ЖКО ГНПЗ. Уже пущены заводская ТЭЦ, водозабор, и вода по трубопроводу поступает в вал. Всю черновую работу по уходу за садово-парковой зоной выполняет специальная бригада из 18—20 человек под руководством знаменитого в те годы бригадира-озеленителя М. Умаева, бывшего нефтяника из Баку. Именно его бригада вырастила парк таким, каким он ещё сохранился до наших дней.
50—60-е годы — начало пышного расцвета парка. В нём появляются и его первые жители: воробьи, дятлы, кукушки. А в постоянно наполненном водой валу уже давно поселились головастики и другая живность. Всё больше людей прогуливается по кривым замысловатым аллеям ухоженного парка, спасаясь от палящих лучей знойного южного солнца. Вечернее время — время молодёжи. Всё таинственнее становятся диалоги влюблённых, приглушённые живыми облаками наступающей зелени.
Вместе с парком растёт и развивается инфраструктура отдыха заводчан. Уже открыт Дворец культуры, работают детские аттракционы, спортплощадки, летняя библиотека, танцплощадка; позже — тир, летний кинотеатр. Любителей пивка и шашлычков ненавязчиво приглашает «зелёный» буфет заводского УРСа. Там среди разросшихся кустов смородины можно не торопясь поговорить о своих делах, посасывая из пузатых гранёных кружек любимое «жигулёвское». «Заводчане любят свой микрорайон, красив зимой и летом он» — так пишет о своём «Белом городе», о Жилгородке местный поэт и художник Юрий Ульчёнков. А другой не менее известный и тоже местный бард Юрий Пастухов в своей песне сравнивает Жилгородок с подковой, подаренной судьбой его жителям на счастье.
Лето — самое любимое время отдыха горожан. Именно сюда, в Жилгородок, на только что выстроенный рядом с парковой зоной — пляж (детище бывшего гл. инженера завода А. Маврина) — устремляются любители натуральных водных процедур и закаливания. Красивые грибки, лежанки, навесы, лодочная станция, детский бассейн с вышкой, а также сверкающий золотом горячий песок пляжа — всё это для людей, для их отдыха и здоровья.
Помимо своей эстетической и оздоровительной направленности, садово-парковая зона несёт и учебно-практическую нагрузку. Здесь для учеников школы проводятся уроки природоведения, действует клуб любителей живой природы. В теплице и на специально выделенном школьном участке проходят уроки ботаники. Своими руками юннаты выращивают овощи: помидоры, огурцы, лук, редис; сажают фруктовые деревья. Старый добрый парк ещё помнит запах пионерских костров, весёлый шум городских фестивалей. Ну и, конечно же, незабываемые, волнующие звуки духового оркестра — гордости завода. Со всех концов города приезжают сюда целыми семьями, чтобы послушать музыку отдохнуть, воочию убедиться в гениальности творения человеческих рук и сердца.
На протяжении пятидесяти лет парк исправно служит людям. За ним следят работники ЖКО ГНПЗ, сами заводчане. Много труда и энергии, а лучше сказать, частицу своего сердца отдали любимому парку старожилы Жилгородка — начальники ЖКО ГНПЗ Константин Сладков и Борис Бычков; ветераны завода — Сергей Горбунов, Ибрагим Сулейманов, Махмуд Бердиев, Евгений Приданов.
В начале 90-х бригада зеленстроевцев, руководимая замдиректора Дворца культуры Ю. Зверевым, подсаживала в стареющем парке новые деревца. Свыше двух тысяч молодых деревьев и кустов было высажено на территории парка. Многие из них, к сожалению, уже погибли. Но об этом — в следующей главе.
Конец парку, или парадоксы времени?
Сегодня гибнет старый парк. Не слышно там привычного смеха детсадовской ребятни. Уже давно нет теплицы, фруктового сада. Лишь старые карагачи — молчаливые свидетели славной былой истории — устало покачивают своими сухими, «поседевшими» ветками, как бы взирая с высоты прожитых лет, кто с грустью, а кто с надеждой, на нынешнее поколение.
Бездарность чиновников, их метания из крайности в крайность лишили парк его подлинного хозяина, — завода.
В 1997 году парк был передан жилкомхозу города, который, естественно, не смог «обласкать» чужого дитятю, поскольку не имел средств на его содержание. А уже в 1998 году, без ведома самого жилкомхоза, нашего сироту, как изгоя, продают некой фирме «Александр и компания». Но, как видно, «компанейщина» не пошла на пользу — ни парку, ни самой «компании». Слава богу, хоть пляж удалось привести к середине лета в надлежащий, по нашим беспредельно-предельным меркам, вид.
Ну а что же парк? А парк опять в одиночестве: без воды, без заботливых человеческих рук.
Первыми тревогу забили, как всегда, пенсионеры. Спасая свои садово-огородные участки от засухи (в Жилгородке — единая поливная система), они, тем самым, пытались навести чиновников на мысль о гибнущем парке. Увы. Вода в парк не поступает. Точнее, некому поливать. Сегодня «хозяином» в парке является скот, беспрепятственно пожирающий всё и вся. А по вечерам влетают в парковую зону, как в свой «зелёный» гараж, на авто — любители повеселиться и отдохнуть. Так и хочется им сказать: «Да отдыхайте, вы, ради Бога, парк для того и создан! Но не уподобляйтесь скоту, не делайте из парка помойку! Подумайте о тех, кто полвека назад, не разгибая спины, ласкал хрупкие, совсем ещё тонюсенькие веточки только-только поднимающегося с колен надежного «зелёного друга!»
1998
ГУРЬЕВСКИЙ «ПРИКАСПИЕЦ»
В. Тарабрин, член Союза журналистов России
Жилгородской стадион «Нефтяник» был построен в 1951 году. Его первым директором был К. Дмитриев. Стадион являлся физкультурно-спортивной базой ГНПЗ. Но поскольку в Гурьеве тогда не было сколько-нибудь серьёзных спортивных баз и сооружений, то здесь проходили все массовые мероприятия. Это заводские олимпиады, различные городские и областные первенства по игровым видам спорта и единоборству, а также фестивали, праздники, конкурсы. На стадионе работали секции по футболу, хоккею, волейболу, баскетболу, теннису, борьбе, шашкам, шахматам. Многие мальчишки и девчонки начинали свои первые шаги в спорте именно здесь, под руководством замечательных наставников. Таких, например, как, — М. Буянов, Ю. Саберьзьянов, С. Козонов, Р. Ли, Н. Воробьев, Ю. Закерьяев. Г. Аллояров, В. Слабельников, Ю. Зверев, Е. Ухов и др.
В 70-х стадион всё чаще становится ареной для показательных выступлений советских спортсменов по авторалли и мотоболу. А на протяжении 80-х и начале 90-х годов — он радушно принимает выступления звёзд советской эстрады. Однако самыми зрелищными здесь всегда оставались футбольные баталии…
Cамая массовая, самая доступная и чрезвычайно популярная игра миллионов людей на планете — футбол — не могла не оставить свой памятный след на древней земле Прикаспия, в жизни и судьбе её жителей.
Становление футбола в Гурьевской области уходит своими корнями в первые послевоенные годы. С пуском нефтеперерабатывающего завода №441 (ГНПЗ) и последовавшим вслед за этим строительством заводского стадиона «Нефтяник», футбол становится неотъемлемой частью жизни гурьевчан. Именно сюда, на стадион, после трудового дня и в выходные устремлялись любители этой замечательной игры, чтобы посмотреть, как играют футбольные кумиры — футболисты «первой волны» — рабочие парни, такие как Р. Балтачиев, А. Бакшутов, Н. Ульчёнков, Земляков, Шапошников, братья Калмыковы и другие. Они не раз демонстрировали перед своими земляками высокое мастерство и волю к победе. Именно это поколение футболистов впервые и всерьёз заявило о себе на республиканской арене, когда в составе местного «Енбека» в 1960 году выиграло звание чемпионов республики!
Им на смену пришло новое поколение мастеров кожаного мяча. В 60—70-е гг. в городе складывается целая группа сильнейших команд: «ГНПЗ», «Локомотив», «Химик», «Строитель» (АТК ГНХС), «Аэропорт», — готовых побороться за звание лучшей команды области. На футбольном небосклоне появляются новые «звёзды» — В. Власов, Г. Хохлачёв, Б. Кужиев, Р. Усеинов, А. Зелетдинов, Н. Беляев, А. Карпов, К. Галямов, В. Бычков Г. Яблочков, В. Васильев, Ю. Закерьяев, Б. Иралиев и другие. В те времена на первенстве республики в классе «Б» особенно ярко показала себя дружная команда «Строитель» (АТК ГНХС) во главе с её легендарным капитаном Владимиром Власовым.
Со второй половины 70-х гурьевский футбол переживает своеобразный застой. Но уже в 1978 году в республиканской федерации ставится вопрос об участии команды нашей области в первенстве республики. И тогда же по направлению той же федерации, в Гурьев приезжает молодой тренер, наш земляк, в прошлом замечательный вратарь одной из местных команд А. Ш. Амиров.
Нелегко было молодому тренеру поднимать футбольное «хозяйство». Зато было главное — огромное желание работать. А также наша молодёжь, наши ребята — бывшие выпускники ДЮСШ города, — желающие продолжить славную биографию местного футбола.
По этому поводу на стадионе «Нефтяник» были организованы сборы для отбора игроков в главную команду области. В неё вошли самые лучшие на тот период гурьевские футболисты. И уже спустя месяц-другой наш «Прикаспиец» — так было решено назвать команду, — принимал своих первых гостей из Караганды. Приятно было увидеть на футбольном поле своих сверстников, бывших товарищей по школе и по любимой игре — В. Севостьянова Д. Златьева, Ю. Рахманкулова, А. Цыганова, Б. Кужакова, Х. Джамалетдинова, П. Сутягина, Р. Куркутова, В. Абакумова, Ю. Федорова, В. Мартынова. И рядом с ними — уже опытных В. Гладова, Ю. Закерьяева, Б. Иралиева. Вновь забурлила футбольная жизнь города. Самоотверженная «Прикаспийца» вернула на стадион начинающих уже скучать по «большому» футболу болельщиков.
Надо признаться, нелегкой была жизнь у наших футболистов. Постоянные утомительные разъезды, изнурительные, требующие полной самоотдачи игры на первенство, а между ними — упорные тренировки. И радость побед, и слёзы поражений — через всё это предстояло пройти нашим ребятам.
В 1980 году, после реорганизации Федерации футбола СССР, «Прикаспиец» представляет нашу область на чемпионате страны по футболу среди команд мастеров II лиги класса «А» в 7-й зоне. Последовавшая «модернизация» союзного футбола вызвала повышение статуса областного футбола и поставило перед руководством команды, города и области необходимость внести соответствующие коррективы в решение учебно-тренировочных и организационных задач.
Конечно, совершенно новая постановка вопроса о статусе команды «Прикаспиец» требовала ещё больших финансовых вливаний в команду, расширения её материально-технической базы. В этом сложном узле, где должна была работать целая футбольная индустрия, были завязаны вопросы приёма гостей и судейского корпуса, питания и гостиничного проживания команд, транспорта и медицинского обслуживания, а также совершенно новый подход в части информационного обеспечения. То есть — телевидения, рекламы, продажи билетов, контрамарок и т. д. Словом, большое дело требовало и больших расходов. Но ведь речь шла о престиже области!
— Иначе было нельзя, — вспоминает бывший игрок «Прикаспийца», а позднее начальник этой команды Б. Т. Иралиев. — Ведь о нас, о нашей команде знали в Советском Союзе. О выступлениях «Прикаспийца» можно было проследить по еженедельнику «Футбол-Хоккей», прочесть в «Советском спорте», увидеть по телевидению. И надо отдать должное руководству города, которое услышало нас.
— И в первую очередь, — продолжает Берик Тасырович, — команда была благодарна тогдашнему первому секретарю горкома партии, а в последствии акиму области Р. Т. Чердабаеву. Именно с его помощью был наконец решен вопрос о замене земляного грунта на футбольном поле стадиона «Нефтяник» на травяной; с дальнейшей реконструкцией этого стадиона, и строительства нового, запасного, каким позже стал стадион «Буревестник». А ведь это требовало колоссальных финансовых затрат.
— Или, например, то, что было связано с вопросами чисто житейского плана, — продолжает Б. Иралиев. — Это экипировка команды, улучшенное питание; вопросы жилья для игроков, и, если хотите, даже вопросы отдыха и досуга. На всё это нужны были деньги, и деньги немалые. И если бы не Равиль Тажигараевич, не его, по-отцовски, дружеское отношение к нуждам команды и футболистам, а также умелый подход к руководителям промышленных предприятий, отношение к ним как к болельщикам, думаю, вряд ли гурьевчане и гости областного центра смогли бы увидеть «большой» футбол в Гурьеве.
И, действительно, все мы были свидетелями настоящих футбольных праздников. К нам приезжали футбольные коллективы республики и Союза, и даже сборные ветеранов СССР. Трибуны старенького стадиона «Нефтяник» еще помнят шквал аплодисментов, звучавших в адрес грандов мирового и отечественного футбола — А. Шестернёва, Э. Стрельцова, И. Нетто, В. Серебренникова, А. Кавазашвили и других. Да и в активе нашего «Прикаспийца» были громкие победы над чимкентским «Мелиоратором» (5:2), «Фосфоритом» из Каратау (3:0), «Шахтостроем» из Караганды (5:0).
Многие наши ребята, такие как В. Гладов, В. Севостьянов, И. Азовских, А. Цыганов, получили приглашение в другие футбольные клубы республики. Не это ли главный показатель возросшего мастерства наших земляков-футболистов и в целом любимой команды области?!
Говоря о том времени, нельзя не сказать добрых слов и в адрес судейского корпуса, обслуживавшего игры первенства и, наверное, в какой-то степени «помогавшего» нашим ребятам. Это судьи республиканской категории К. Имангазиев, Р. Балтачиев, Н. Воробьёв, Р. Ли, П. Александров. Слова благодарности заслуживают и бывший председатель Федерации футбола области П. П. Селиванов, бывший председатель горспорткомитета У. Ульжабаев, другие ответственные работники, а также болельщики «Прикаспийца».
Но всесоюзный режим работы требовал дальнейшего совершенствования не только чисто функциональных обязанностей самих игроков, но и развития и укрепления всей инфраструктуры, связанной с выступлением «Прикаспийца» на союзном уровне. Продержавшаяся более четырёх лет команда и вся материально-финансовая система, созданная вокруг неё, постепенно начали давать сбои.
1981 год стал последним годом выступления «Прикаспийца» на чемпионате СССР.
Тогда ещё никто не знал, что спустя более полутора десятков лет после распада «Прикаспийца», наш местный футбол так и не поднимется до уровня 60—70-х годов. Нельзя сказать, что его вовсе нет или остыла любовь к нему. Он есть. По-прежнему проходят первенства города и области. По-прежнему в строю ветераны футбола. Но это, скорее, «домашний» футбол. Он как бы варится в собственном соку. И, конечно, обидно, что самый богатый по природным ресурсам регион в республике, являющийся донором нескольких областей Казахстана, до сих пор не представлен своей командой на республиканском первенстве.
— Мне не верится, — говорит в заключение нашей беседы директор стадиона «Нефтяник» Б. Т. Иралиев, — что наш «Прикаспиец» был последней командой области республиканского и даже всесоюзного (международного) масштаба. У нас ведь есть молодые ребята, есть опыт предшествующих поколений, да и деньги при желании всегда можно найти.
— Хватит нам уже забивать голы в свои ворота! «Большой» футбол должен вернуться в Прикаспий! — в сердцах воскликнул мой собеседник. — А пока, пользуясь случаем, хотелось бы поздравить всех своих бывших друзей по команде с юбилеем. Нашему «Прикаспийцу» в этом году исполнилось бы 20 лет. И нам есть о чём вспомнить и рассказать молодёжи. Ведь все мы когда-то были молодыми и играли в одной команде. В команде нашей молодости.
1998
ЛУЧ В СТЕПИ
В. Тарабрин, член Союза журналистов России
Транспортировка нефти и газа на магистральных трубопроводах во многом зависит от качественной их эксплуатации. Во избежание потерь дорогого топлива в нефтегазовых компаниях созданы специальные службы, ведущие контроль качества сварочных швов на многокилометровой трассе. Одной из первых таких служб в Гурьевской области стал участок Надёжности, созданный в 1980 году при отделе эксплуатации Управления Западно-Казахстанскими магистральными нефтепродуктопроводами (УЗКМН). Но речь пойдёт не только об этом.
Даёшь добро
Инициатором создания такого участка был тогдашний начальник УЗКМН В. Я. Швабауэр. Дело было новое. Специалистов в этой области в Гурьеве крайне не хватало, поэтому руководство Управления решило сделать ставку на молодёжь. Сформировать участок Надежности было поручено начальнику отдела эксплуатации А. А. Блюдёнову. Меня, тогда работавшего инженером в производственном отделе Управления (начальник Вельтер В. А.) в срочном порядке перевели в эксплуатационный отдел. А спустя ещё неделю я уже отправился в Татарскую ССР, в Лениногорский институт нефти и газа для прохождения там двухмесячных курсов по специальности оператор-дефектоскопист.
Перед новым 1980 годом служба Надёжности была сформирована. В неё вошли: начальник участка Пётр Попов, инженер Минас Аведьян, переведённый к нам из подобной службы ГНПЗ, водитель Серик Баритов и автор этих строк. Сначала мы ютились при Управлении, которое находилось на втором этаже здания, больше известного как Гурьевэнерго. Но вскоре переехали на свою постоянную базу — БПО УЗКМН, что была на первом участке. В нашем распоряжении имелось всё самое необходимое для работы: 2 комплекта дефектоскопической аппаратуры (МИРА-2Д), УАЗ-69 со стационарным энергоблоком и небольшая лаборатория. Ну а главное, конечно, было стремление поскорее выйти на трассу, чтобы уже, непосредственно, на деле доказать важность своего участия в строительстве и эксплуатации трубопроводов. Ну и, вполне естественно, чтобы оправдать вывеску своей новоиспеченной конторы.
В Западном Казахстане наше Управление имело достаточно разветвленную сеть своих магистральных нефтепродуктопроводов. Поэтому объём работ был неисчерпаем. Еженедельные командировки по Гурьевской, Уральской и Актюбинской областям, причём, в любое время года и порой по бездорожью, изматывали нас, но все мы тогда были молоды и старались этого не замечать.
Спидометр нашего уважаемого уазика, которым мастерски управлял самый молодой из нас Серик Баритов, лихорадочно отматывал километры от промысла к промыслу, от нефтекачки до нефтекачки по трассам: Гурьев — Карабатан — Искине — Досор — Макат –Кульсары — Каратон — Косчагыл; Гурьев — Досор — Макат — Мукур — Жамансор — Сагиз — Караул Кельды — Шубар Кудук — Жаксымай — Темир-мост — Кенкияк; Гурьев — Мартыши….
Наложить манжет с плёнкой и прижать его жгутом к трубе — дело нехитрое. Главное — точно направить рентгеновский луч дефектоскопического аппарата на шов. Причём, делать это надо так, чтобы луч в целях безопасности, шёл прямо по ветру «в чистое поле».
Сварные швы светили выборочно, по нескольку десятков за день, на трубе 375 мм. Затем, уже у себя в лаборатории проявляли снимки и давали заключение в отдел эксплуатации. Только после этого «сверху» давалась команда строителям вести укладку определённого участка трубопровода с одновременной его изоляцией и последующей укладкой трубы в траншею.
Напомню: дело было новое, поэтому, когда мы работали на трассе строители с любопытством (а кто и с опаской) наблюдали за нашими действиями. Приезжало на трассу, чтобы воочию посмотреть на нашу работу, и руководство УЗКМН. Например, наш куратор — ст. инженер отдела эксплуатации Айтула Мукашев, заместитель управляющего по общим вопросам Тарас Касымов и даже главный инженер Управления Байкадам Джумагалиев.
В родной степи
Но не только трудовыми буднями сопровождались наши командировки. Мы ведь колесили по просторам родной степи, а там есть на что посмотреть.
Мы частенько встречались с местным населением, не раз попадали в непредвиденные ситуации. А бывало, что и наш уазик давал сбой, и нам, порой, не светило добираться на нём до ближайшей гостиницы или населённого пункта, а приходилось ночевать прямо под открытым небом.
Нашими главными спутниками в степи были сайгаки. Что греха таить, гоняли мы их по-чёрному, если они стаей выходили на грунтовую дорогу. Бывало, несётся сайгак впереди машины со скоростью 60 км/час с пеной у рта, и думаешь, что вот-вот попадёт под колёса, жалко становится животное. Но не тут-то было. В самый критический момент возьмёт сайгак, да и свернёт с дороги, и в степь, догонять сородичей. Ну а мы едем дальше, восхищаясь мудростью рогача, показавшего своим соплеменникам, как надо выходить из подобной ситуации. И только сидящие на телеграфных столбах степные орлы оставались невозмутимыми свидетелями разыгравшейся драмы.
Или вот ещё момент. Ловили мы как-то рыбу на речке Сагиз. Не потому, что уж так нам хотелось её откушать взамен уральской, а, так, для порядку, чтобы время унять. У нас по такому случаю всегда была припасена мелкая сеть. Раз пять пройдёшься бреднем по неглубокой речушке — и гляди с десяток рыбёшек уже варятся котелке. Рыбка-то в речке Сагиз, не очень вкусная, пахнет нефтью или соляркой. Но так, для разнообразия, почему бы её не отведать, да ещё вдали от городской суеты, на лоне родной природы.
В одну из командировок в Кенкияк попали мы на казахскую свадьбу. Свадебный эскорт встретил нас по дороге в посёлок. Родственники жениха и невесты остановили уазик. После законных жуз грамм, которые мы без уговоров выпили за счастье и любовь молодых, последовало вполне логичное приглашение на свадьбу. Ну разве откажется командированный от такого соблазна, чтобы поесть и выпить на халяву. Не помню где, но цветы для невесты мы тогда всё же достали. Ну а потом отрывались вместе с местной молодёжью под популярные в то время песни ансамбля «Досмукасан» — «Свадебную», «Тумарыл» и другие. Кстати, именно эти две полюбившиеся песни я знал наизусть, поэтому отрабатывал за себя и моих коллег, как говорится, по полной программе, чем приятно удивил гостей.
Ещё немало приятных (и не очень) встреч произошли с нами за годы работы на нефтепроводе. Вот, например, в Шубаре вместе с выпускниками местного сельхозтехникума обмывали их дипломы. А в соседнем Жаксымае поминали усопшего там священника…
Неприятный случай произошёл с нами, когда мы возвращались из Джембиту в Гурьев. Мы заблудились в пути. Чтобы выехать на грунтовку, стали петлять по степи в поисках высоковольтных столбов в надежде, что хоть они нас выведут на дорогу или, по крайней мере, укажут направление. Лучшим же вариантом было выйти на левобережье Урала, а уже оттуда, через аулы до Гурьева рукой подать. Но в итоге мы так запутались в уральской степи, что оказались зажатыми с трёх сторон каким-то водоразделом или каналом. Измучившись, приняли решение проскочить на всей скорости эту водную преграду. Серик дал газ, и уазик на полном ходу рванул в неизвестное. Как и следовало ожидать, наш «работяга» вошёл «по пузо» в воду… и заглох. Встал надолго. Не помню, сколько мы там провели часов, удрученно вглядываясь в безмолвную степь, пока не заметили проходившего в километре от нас погонщика верблюдов. Через час по команде своего хозяина «двугорбый» помощник, с третьего захода всё-таки вытянул уазик на твердую землю.
Если нас заставала в дороге ночь, то мы разбивали палатку и останавливались на ночлег прямо в степи. И вот здесь наступал Час-Серика. Он, не переставая рассказывал нам про шайтана, который бродит в ночной мгле по степи и пугает задержавшихся путников. Какие только небылицы он нам не плёл! Он рассказывал так увлечённо, что, порой, казалось, и сам страстно верил в них. Вот, к примеру, прокричит ночная птица или застрекочет насекомое, а он нам всерьёз толкует, что, это, мол, шайтан в их облике к нам подступает. Жди беды. Сидит всю ночь сосредоточенный, прислушивается — и до самого рассвета костёр жжёт, — отпугивает нечистую силу. На все наши аргументы: завязывай, мол, ложись спать, все черти в аду давно сгорели. Он отвечал как истинный адепт:
— Шайтан есть! — так бабушка рассказывала. А если его нет, то откуда тогда люди плохие берутся: жадные, злые? Это шайтан в них сидит и ими же управляет.
Признаться, в бесов мы, конечно, не верили, но ночью в степи жутко, сплошная мгла, хоть глаз коли. В это время всё может привидится. И лишь только звёзды, сверкающие высоко в небе, возвращали нас в реальность.
Поутру, собираясь в дорогу, мы насилу будили нашего водилу. Но Серик, потом ещё долго — с опухшими от бессонной ночи глазами, — пил чай, и только водительская баранка приводила его в чувства от ночного кошмара Вот тогда уже чётко было видно, что бес окончательно покинул его молодое, стройное тело.
Конечно же, в своих странствиях по родной казахской степи, мы нередко гостили у многочисленной родни Серика Баритова. Его родственники принимали нас всегда тепло. Так было — и во 2 ауле, и в 17 ауле, и в Каратоне, и в Кульсарах. Ну а как же иначе! Друзья Серика — почётные гости в домах его сородичей. А там тебе — и бесшбармак, и куырдак, и каймак, и шужук, и казы, и всё остальное, включая водочку и чай с баурсаками вместо десерта. Ну а уж сколько за время путешествий нам пришлось выпить айрана, куже, шубата, кумыса, — это одному Аллаху известно! Таков обычай. Таков закон степи и народного казахского гостеприимства.
А как красива наша степь! Зимой она вся белая, как парное молоко кобылицы. Осенью — рыжая и задумчивая в ожидании холодов и распутицы. Весной, наоборот, играет всеми красками жизни, и сладко пахнет: то ли — от смеси тюльпанов и джингила, то ли — от всего живого, что на ней растёт и водится. Ну а летом степь тихо спит, утомлённая палящим в зените южным солнцем. Словом, смотри, дыши и наслаждайся… Радуйся жизнью!
Распахнись, душа! Воли хочется!
Разгуляться бы во степи,
Где безбрежным морем стелются
Серебристые ковыли.
Там простор небес синим куполом,
А под сферой сей солнца блеск.
Ароматы трав: полыни с вереском,
Песнь цикад, сверчков на окрест.
Вольный ветер там, как джигит лихой,
Целиною мчит без дорог.
И куда ни глянь, степь да степь кругом,
Распростёртая за горизонт.
…С момента нашей последней совместной экспедиции прошло почти четверть века. Петр Попов давно вышел на пенсию и живёт, где-то в Астрахани, или в Краснодаре. В начале 90-х трагически погиб Серик Баритов. Сегодня лишь Минас Аведьян продолжает начатое нами дело…
Но почему об этом эпизоде моей жизни, о тех добрых старых временах, я решил рассказать именно сейчас? Может это в память о нашей дружбе, о моей причастности к работе на нефтепроводе, о любви к родному краю, который знаю не понаслышке? Или же это леденящий душу рёв электропилы, доносящийся из жилгородского парка не даёт мне покоя даже здесь, — в тишине стройных берёзок Золотого Кольца России?
2008
ЭПИЗОДЫ ОСЕННЕЙ ОХОТЫ
Гурьев знаменит не только нефтяниками и рыбаками. Родной Прикаспий давно известен своей неповторимой флорой и фауной. Здесь на берегах светлой реки выросла целая плеяда местных охотников-любителей… (В.Т.)
С. Костин, кандидат технических наук
Вот и закружил осенний листопад в садах и парках, покрывая красно-желтым ковром влажную и уже чуть прихваченную первыми ночными заморозками землю. Серо-соломенного цвета приморская степь подкрасилась ярко-коричневыми сурановыми низинами, периодически заливаемыми приливами во время морян. Бугры, словно хлопковые поля, окутались белыми покрывалами белоголовника. По свинцовому небу потянулись вереницы гусей и огромных стай кряковых уток. Да — это началось время настоящей осенней охоты.
У нас в Прикаспии время наибольшей концентрации перелётной птицы приходится на ноябрь месяц. В эту пору мелководная северная часть моря превращается в огромную кормушку. Ночные заморозки ускоряют созревание сурановых семян — любимого лакомства кряковой утки и её многочисленные котлы вместе с охотниками с нетерпением ждут, когда моряна подтопит созревшие поля. Время торопит, ведь грядущие морозы скоро скуют крепким льдом чуть солоноватую воду на плесах и заливах природной столовой. А торопиться надо — впереди долгий и дальний перелёт на юг в Иран и Индию. Обычно за время нахождения в северной части Каспийского моря, гуси достигают веса до четырёх килограммов, кряковые утки до двух с половиной, а то и трёх килограммов. Но кормиться они могут только до тех пор, пока в местах кормёжки будет вода, ведь дикая утка заглатывает семена, личинки и планктон только с водой. Поэтому, когда моряна подтапливает сурановые поля, вместе с водой в прибрежную часть летят тысячами утки и гуси. Вот и понятно, почему также торопятся в это время на настоящий праздник охоты истинные поклонники этой привычки.
Сборы у бывалых охотников обычно бывают недолгими и проходят по уже годами отточенной схеме. Охотничье братство многочисленно, но в большинстве случаях во время сезонов охоты они объединяются компаниями от трёх до шести человек. Такую практику применяем и мы. В нашем постоянном кругу много хороших бывалых охотников, таких как Капуов Набидулла, братья Калмыковы — Петр и Михаил, Матвеев Виктор Иванович, Нигметов Валерий, Бараков Олег Степанович, Дюсенов Досмухан, Гаврилов Павел и его сын Александр, Голубев Николай, Поздняк Володя, Жеребятьев Павел, Мишкин Юрий, Аничкин Евгений и многие другие. В этот раз ветер задул среди рабочей недели, и собраться удалось только четверым — тем, кто был в отпуске и на заслуженном отдыхе.
Решено было ехать на машине Валерия. О ней надо сказать отдельно, так как с этой машиной связано много интереснейших охотничьих историй. Сама машина представляет собой маленький охотничий домик на колёсах — это УАЗ 452 с аккуратной деревянной будкой. Эта машина была хороша тем, что постоянно была готова к выезду и частично была уже укомплектована и загружена необходимым охотничьим снаряжением. Ещё одно неоспоримое её преимущество заключалось в том, что приступать к охоте можно было в любом месте, сразу с подъезда не разбивая стана с палаткой и прочими атрибутами — всё это было оборудовано в машине. И поэтому на сборы и выезд не надо было тратить много драгоценного времени, а лишь аккуратно загрузить всё заранее приготовленное снаряжение в машину. В переднюю часть, где меньше трясёт, складывались продукты, патроны, оружие и как это положено по традициям национальной охоты стеклянная тара с горячительными напитками. Затем вдоль боковых стенок укладывались стульчики, охотничьи палки, складной столик, ёмкости с питьевой водой и прочий охотничий скарб. После этого, уложенное снаряжение покрывалось толстой кошмой, на которую уже укладывались спальные мешки и резиновые болотные сапоги. Вот и всё готово, можно выезжать.
С маршрутом тоже долго определяться не приходится, мы едем на наши проверенные, можно сказать родные охотничьи угодья в районе «Ракуши». Как обычно принято за рулём Набидулла, Валерий за штурмана находится рядом, ну а мы с Досмуханом, надеясь на опыт и интуицию наших товарищей, спокойно ложимся спать в тёплой и уютной охотничьей будке, ведь впереди не менее трёх часов пути по приморской дороге. На выезде из города последняя остановка на бензозаправке и с Богом в путь.
Набидулла ведёт машину по нижней морской дороге, по пути заезжая на «Вагончик» и «Трактор» — так условно называются наши постоянные охотничьи места по пути к основному нашему месту «Ёлочке» и «Кошаре». «Ёлочкой» был назван огромный саксауловый куст, на ветках которого охотники навешали порожние пивные банки и стеклянные бутылки. Днём на солнце, и ночью при полнолунии, этот куст светился и сверкал как настоящая новогодняя ёлка. Первым это название ввёл в обиход Завьялов Николай, рассказывая Набидулле о месте удачной охоты, где он со своим отцом и братом Александром удачно добыли за один день около сотни отборных кряковых уток. Так вот по пути к этому месту Набидулла несколько раз останавливался, ловко взбирался на будку и просматривал в бинокль места скопления дичи и направление её перемещения. В этот раз результаты остановок и наблюдений говорили, что охота на «Кошаре» должна быть хорошей. Со временем между «Ёлочкой» и «Кошарой» появился ещё один пункт — «Аккумулятор», названный так Матвейчиком Виктором Ивановичем, большим любителем сбора аккумуляторов для дальнейшей переплавки свинца и литья дроби, но это совершенно другая история и о ней будет доложено в другом рассказе.
Ну вот наш УАЗ натужно урча, преодолевая влажную трясину глубокой колеи, доставляет нас к конечному пункту — большому сухому бугру около старой разрушенной кошары. Как и принято, по охотничьей традиции, прежде чем выйти на вечерянку, положено отметить приезд, что мы с удовольствием, и собираемся сделать. Переодевание, сборка ружей происходит одновременно с подготовкой походного столика, установкой газовки, на которой уже через несколько минут после приезда в нашем огромном походном чайнике начинает закипать вода. Из сумок на складной столик быстро выкладываются закуски, хлеб, бутылочка «белой» и набор складных стопочек, который Набидулла возит в своей походной сумке уже не один год. Досмухан нетерпеливо раскупоривает поллитровку, разливает по стопкам и первый тост «за приезд» открывает нашу очередную охоту. На вечерянку нам остаётся не более полутора часов, поэтому рассиживаться долго не приходится, и мы быстро надеваем, сидя на стульчиках, сапоги и налегке уходим на выход. Каждый берёт лишь по одному патронташу, с надеждой непременно добыть для шулюма хотя бы по две три утки. Быстрым шагом мы направляемся по пробитой далобе к ближайшим заветным колкам и уже через пол часа интенсивной ходьбы мы распределяемся по номерам, перекрывая предположительный маршрут пролёта дичи на ночной отдых. На плёсах возле колок, второпях размещаются подсадные макеты уток и вот уже слышен свист крыльев подлетающей партии свиязи. Неудержимое желание непременно убить, заставляет преждевременно нажать на курки, и поэтому первые выстрелы не всегда бывают такими успешными, как того хотелось. После первых неудачных выстрелов мы успокаиваемся, и со второй партии на воду падают с громким всплеском два крупных селезня. Быстро перезаряжаемся, и следующий залп приходится по двум партиям чирков, проносившихся, словно истребители между нашими колками, и вот уже на воде между подсадок, чуть подрагивая, лежат ещё четыре утки. Между тем, солнце стремительно катится за горизонт, и дело идёт к, так называемой, «пяти минутке». В это время, в считанные минуты, наступают сумерки, и дичь буквально непрерывным потоком начинает пикировать, с шумным плеском рассаживаясь по плёсам между густых колок ещё жёлто-зелёных камышей. В эти минуты выстрелы звучат практически непрерывно. Убитую и подраненную дичь не собираем, потому что дороги не то, что минуты, но и секунды. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и сумерки резко превратились в тёмную осеннюю ночь. Одновременно с наступлением темноты как по команде прекратился лёт дичи. Всё вокруг успокоилось, стрельба прекратилась, и в ночной тишине слышалось лишь самодовольное покрякивание расположившихся для ночного отдыха уток. Вечерянка удалась и мы довольные результатами вечерней стрельбы, собираем трофеи. К сожалению всех подранков, найти не удалось, но общее число добытой дичи перевалило за два десятка. Усталые и удовлетворённые мы, уже не торопясь, возвращаемся к машине. Ориентиры высматривать не приходится по тому, что идём на маяк, который мигает на крыше нашего УАЗа. За беспрерывными разговорами об эпизодах вечерней охоты не замечаем, как доходим до нашей машины. Ружья разряжаем и сразу складываем в кабину. Снимаем сапоги и верхнюю камуфляжную одежду, а Досмухан, не теряя времени, опять наполняет наши походные рюмки и сходу звучит тост «за первый десяток». Остыв от ходьбы и чуточку отдохнув, начинаем ощипывать дичь для шулюма. Шулюм — это особое и я бы сказал ритуальное блюдо охотников. Готовится это блюдо просто, но вкус шулюма, приготовленного на море, не возможно повторить в городе даже повару высшей квалификации. На охоте для приготовления шулюма в первую очередь идут чирки. Мясо этой птицы очень нежное и вкусное, хотя сами чирки малы по размеру по сравнению с другими породами уток. Вот и мы на этот раз отложили для приготовления восемь чирков, две серушки, одну шилохвость и одну крякву, а оставшиеся восемь отборных кряковых селезней аккуратно заняли своё место на крыше нашего охотничьего домика, подальше от непрошенных ночных гостей — лис и енотов. Мы с Валерием с усердием начинаем ощипывать дичь, Досмухан настраивает паяльную лампу и сразу приступает опаливать уже ощипанных уток. Главный наш повар — Набидулла, на одном из стульчиков начинает разделывать опаленных уток. Поздняя дичь щипается хорошо, «пеньков» почти нет, поэтому мы с Валерием быстро заканчиваем свою операцию и приступаем мыть разделанных Набидуллой уток. Проходит пол часа после возвращения с вечерянки, а у нас в кастрюле уже вариться двенадцать жирных тушек осенней дичи. Дичь в это время действительно до того жирная, что у некоторых уток при падении и ударе о воду лопается шкурка на грудине, под которой виднеется сантиметровый слой жира. Зобы и желудки забиты кормом и сама дичь налитая и увесистая, словно её специально откормили в инкубаторе. До полной готовности шулюма ещё полтора часа и поэтому Досмухан в очередной раз наполняет походные рюмки и опять звучит тост «за первый десяток и за наше здоровье». Разгорячённые крепкой «Путинкой», мы наперебой рассказываем, друг другу уже не раз слышанные охотничьи истории и байки, чистим картошку и лук, не забывая при этом следить за процессом приготовления нашего главного блюда. Набидулла, посматривая на часы, чётко по времени отправляет в кастрюлю основные компоненты готовящегося блюда, и так не заметно за разговорами, мы приступаем главной процедуре охотничьего ритуала — поеданию шулюма. В центр стола на крышку от кастрюли выкладываются парящие куски дичи, а в тарелки наливается ароматная сорпа, запах которой невозможно передать или спутать с запахом любого другого блюда. Пир продолжается до полуночи и завершается составлением плана охоты на завтрашний день. Быстро убираем стол, расправляем спальные мешки и уже через пятнадцать минут в будке вместо шумных весёлых разговоров слышится равномерный разнотембровый храп, а с далёких бугров со стороны моря доносится протяжный вой волков и шакалов.
Утром просыпаемся от громкой команды Набидуллы. Всем не хочется, не только вставать, но и даже высовывать головы из тёплых спальных мешков. На улице ещё темно и судя по замёрзшим окнам холодно, хотя всю ночь продолжал дуть слабенький южный ветер. «Вставай старый хрыч» — кричит Набидулла Досу по дружески без всякой злобы и тот, что то ворча, нехотя поднимается и идёт на улицу, что бы открыть баллон с газом и поставить разогреваться наш большой походный чайник. Пока чуть слышно пыхтит, разогреваясь на газовке чайник, мы нехотя встаём и начинаем складывать спальные мешки, готовить к завтраку наш складной столик. Утром тосты уже не планируются, так как впереди целый день серьёзной охоты. За завтраком оговариваем маршрут движения к месту утрянки, и решаем провести её чуть дальше вчерашнего места вечерней охоты, а затем уже, по результатам движения дичи, выдвигаться на дальний кордон. Решение одобряется всеми без лишних споров, и мы приступаем к подготовке на выход. В дневной выход планируем забрать все имеющиеся патроны, что бы потом не жалеть о том, что они кончились в самый не подходящий момент. В рюкзаки берём лёгкий сухой паёк, воду, удавки для дичи, профиля, подсадные утки и другую мелочь охотничьего снаряжения. Опять кряхтя, надеваем сапоги, накидываем за плечи рюкзаки, стульчики и ружья. Всё вроде бы готово. Набидулла подключает к аккумулятору наш маяк, берём охотничьи палки и вперёд с Богом.
С утра идти по влажному грунту хорошо, его чуть подморозило за ночь, и поэтому ноги не проваливаются, а на сапоги не налипает клейкая тяжёлая глина. Идём молча, время от времени оборачиваясь на мигающий сзади маяк, что бы держать правильный курс строго на юг. Вот уже за горизонтом появляются первые признаки утренней зари, но всё равно еще темно и трудно разглядеть в практически чёрном небе первые партии уток, со свистом пролетающих над нами. При каждом их пролёте машинально присаживаемся и хватаемся за ружья, но всё бесполезно — кроме свиста крыльев ничего разглядеть не возможно. Дойдя до первых плёсов, видим, что вода в них по краям покрылась тонкой корочкой льда — это первые признаки того, что охотиться осталось совсем немного. С хрустом, ломая тонкий ледок, начинаем расходиться в разные стороны, чтобы с рассветом встретить утрянку в своих колках. Размещаемся в облюбованных колках и сразу же расставляем на плёсах перед ними профиля и подсадные утки. Солнце ещё не вылезло из за серой полосы восточного горизонта, но его лучи уже чуть чуть разбавили чёрную мглу утреннего осеннего неба. Уже отчётливо видны тёмные силуэты пролетающих уток и этот факт начинает нас бодрить, прибавляя андриналина в крови. Предвкушая хорошую охоту быстро обустраеваемся в своих колках, предварительно обломав верхушки камышей вокруг сектора обстрела, чтобы ничего не мешало во время стрельбы. На воткнутые в воде палки вешаем рюкзаки и патронташи, высоту стульчиков подгоняем так, чтобы сидя на них и особо не пригибаясь, оставаться незаметными для налетающей дичи, а самим видеть все её перемещения. Долго ждать не приходиться, потому что летевшие в темноте транзитом утки, теперь сами начинаю видеть на воде подсадки, и реагировать на них, сворачивая к нам со своего курса. Первые же выстрелы приносят успех и то и дело после них слышаться смачные шлепки от падающей на воду дичи. Какое то время стоит непрерывная канонада, но это продолжается не долго, потому что основная масса отдыхающей ночью в прибрежной части дичи, ещё затемно, улетела на море и теперь нам надо идти вслед за нею. Утрянка закончилась, и огромное красно-жёлтое колесо утреннего солнца уже повисло над седыми волнами моря, освещая всю округу своими слабо греющими лучами. Смотрим в бинокли по направлению канала, откуда слышится разноголосье птичьей ярмарки, и инстинктивно понимаем, что нам необходимо быстро идти в том направлении. Особенно гипнотически действует на нас гусиный гогот, хотя осенние вереницы тяжеловатых гусей ещё не полетели над кромками дальних камышей. Перекрикиваясь между собой, решаем не тянуть время, а собираться и идти дальше к каналу. У каждого уже висит на удавке по три четыре утки — не плохое начало охотничьего дня.
Идти до канала предстоит по открытому участку моря около трёх километров. Это не трудно сделать, когда мало воды и нет сильного ветра. Но сегодня с утра южный ветер усилился, уровень воды поднялся, и встречная волна начала захлёстывать сапоги. Пройдя с пол километра, рассаживаемся в небольших колках и опять начинаем наблюдать в бинокли за ситуацией на море. Старый и опытный Досмухан предлагает не идти до канала, а ждать дичь на этом месте по тому, что, по его мнению, через некоторое время вода в море затопит места кормёжки и дичь полетит опять к берегу на мелководье. Мы соглашаемся с его предложением и начинаем готовить свои колки к предстоящей охоте. Немного погодя, как и предполагал Досмухан, вереницы утиных стай полетав вдоль камышовых зарослей, около канала, начали менять свой маршрут в направление берега. Такой ход событий нас устраивал, ведь в случае удачной охоты, нам легче было бы возвращаться к машине.
Солнце неумолимо карабкалось вверх, всё ярче освещая панораму осеннего моря. Погода стояла ясная, и поэтому, даже без бинокля, мы за два три километра могли видеть летевшую в нашем направлении дичь. Огорчало лишь то, что пролетавшие над нами утки не хотели снижаться ниже пятидесяти метров и почему-то слабо реагировали на подсадки. Как впоследствии выяснилось, основной целью их перемещения были густые подтопленные сурановые поляны на открытом прибрежном пространстве, где невозможно было спрятаться охотникам. Немного посетовав, мы всё-таки начали стрелять, делая соответствующие поправки на высоту и ветер. После нескольких неудачных выстрелов нам удалось приспособиться, и вот уже несколько уток стали нашей очередной добычей. Не стрелял только Досмухан, полагая, что высота большая, и он только зря будет жечь патроны. «Ты чего сачок не стреляешь?» — снова без злобы кричит ему Набидулла, но Досмухан, наверное, ничего не расслышав из за ветра, продолжает неподвижно сидеть в своей колке. К обеду ветер немного стих и попадать стало легче, правда утка летала не так интенсивно как утром. Гусь в этот день вообще не желал лететь на берег, хотя огромный его котёл в районе канала по-прежнему не давал нам покоя своим гоготом. Я с надеждой постоянно поглядывал в сторону канала и ждал когда же всё-таки, медленно барражирующие, вязанки тяжеловатых гусей повернут в мою сторону. Время уже шло к вечеру, а гуся так и не было, хотя среди подсадных искусственных уток красовалось больше десятка крупных уток, насаженных клювами на камышинки. Я уже потерял надежду в этот день добыть гуся к новогоднему столу, как вдруг с порывом ветра до меня донёсся знакомый звук гусиной переклички. Такими короткими сигналами они обычно обмениваются в стае во время полёта. По звуку я понял, что гуси летели с юго-восточной стороны, но из за большой высоты камышей с этой стороны, мне ещё было плохо видно их. Ружьё было заряжено патронами с мелкой дробью и перезаряжать его другими, уже не было времени. Гуси стремительно приближались, и я в уме машинально просчитывал, какое опережение выбрать и в какой момент начинать стрельбу. В доли секунды гуси были уже около моей колки, и я не мешкая, встав в полный рост, выстрелил в налетевшего гуся. Отчётливо послышался хлёсткий звук дроби по крепкому, словно броня гусиному перу. Второй выстрел пришелся уже в улёт, под перо, и «серый» сложив крылья, под острым углом начал пикировать вниз. Я незамедлительно бросился в сторону падения гуся, на ходу перезаряжая ружьё, уже патронами с крупной дробью. Вторично стрелять не пришлось, так как по мере приближения к раненому гусю, его попытки взлететь или уплыть, стали настолько вялыми, что мне не составило большого труда в несколько шагов настичь его и принести в свою колку. Гусь оказался увесистым и крупным с действительно бронебойным одеянием из пуха и перьев.
Тем временем дело уже шло к вечеру, все подустали и проголодались, хотя взятые с собой сухие пайки позволили немного сбить голод. Перелёты уток прекратились совсем и мы, уставшие и замерзшие за целый день на ветру, решили завершить нашу охоту и возвращаться к машине. Возвращались ещё засветло по проторенному нами маршруту, неся на себе помимо снаряжения удавки с увесистой крупной осенней дичью. В основном это была кряковая утка, свиязь и шилохвость. У меня помимо уток на удавке красовался ещё и крупный серый гусь. Выйдя ближе к берегу, я поспешил запечатлеть результат приятной охоты для истории, и подошедший ко мне Набидулла с удовольствием помог мне это сделать. Возвращались к машине медленно и молча, все были настолько уставшими, что не было сил даже делиться впечатлениями. Сумерки опускались вслед за нами, но оставаться на вечерянку никто не хотел, все уже сильно устали и получили от дневной охоты всё, что хотели. К машине вышли уже в темноте голодными и усталыми, но удовлетворёнными. По пути мы решили не оставаться на вторую ночёвку, а ехать домой, потому, что Набидулле на следующий день надо было заступать на дежурство. Не смотря на усталость, мы не падаем навзничь, а начинаем готовиться к отъезду. Пока на походной газовке разогреваются остатки вчерашнего шулюма, и закипает вода в чайнике, мы с Досмуханом и Набидуллой освобождаем дичь из удавок, распределяем её по породам и раскидываем на четыре равные доли. После этого один из нас отворачивается, а Досмухан указывая охотничьей палкой на одну из кучек с дичью, спрашивает, кому она достанется. Валерий в это время готовит машину к обратной дороге. Ну, вот все ритуалы завершены, дичь поделена, и мы садимся за столик на заключительный ужин. Усталость уже отошла, и мы опять с удовольствием обсуждаем приятные моменты прошедшей охоты. Сборы к отъезду не занимают много времени, и вот уже наш УАЗ мчит по знакомой дороге в сторону города. Не проехав и километра, я засыпаю с приятными воспоминаниями обо всём увиденном и сделанном за эти два прекрасных дня.
2008
НЕ НУЖЕН МНЕ БЕРЕГ ТУРЕЦКИЙ…
(возвращение домой)
Путешествовать поездом Москва — Астрахань одно удовольствие. Новый модернизированный состав производства Тверского вагонного завода, оборудованный кондиционерами, электроникой, биотуалетами, а также наличие ресторана и прочего сервиса сделают 32-часовое путешествие комфортным и непринужденным.
94-й скорый спешит по Великой России, на юг, мимо до боли знакомых городов и станций с тюркским названием — Узуново… Аткарск… Саратов… Харабалинское… Баскунчак… Аксарайск… Астрахань. И думается: населению, живущему здесь, и в голову, наверное, не приходило менять их изначальное название на русский лад…
Диаметрально противоположный сервис предоставляет поезд Атырау — Астрахань — Атырау. Те, кто ездил этим сообщением, хорошо знают эту «голубую душегубку». Старые совдеповские вагоны, на стоянках — не выходить, туалетом — не пользоваться. Здесь таможня, там таможня. Словом, пьёшь воду и обливаешься потом вплоть до с. Ганюшкино. Но и дальше не все ладно. Поддуставшая, но обаятельная проводница Роза, как бы, между прочим, сообщает, что в вагоне функционирует всего один туалет, поскольку во втором, цитирую: «педал не работает». Что тут скажешь: Восток дело тонкое.
Столица казахстанского Прикаспия встретила тёплой, немного душноватой погодой. Однако на эти мелочи внимания не обращаешь: ты на родине. Один из моих друзей, Иван Другов — замдиректора филиала АО НГСК «КазСтройСервис», — прокатил меня по еще спящему городу. «Огней маловато», — помню, приметил я. Для такого нефтегазового центра республики, где работает немало иностранных компаний с мировым именем, света в ночное время на улицах явно не хватает.
Коль уж начал говорить о недостатках, то коснусь наперед лишь тех, что бросились в глаза.
Во-первых, удивила цена на копчёную красную рыбу. В этом году в августе она была в два с лишним раза выше, чем мясная продукция (если сравнивать с тем же месяцем прошлого года) — 1500—1700 тенге за кило. Об икре даже не заикаюсь, поскольку здесь о ней уже никто не говорит. Во-вторых, поразило отсутствие всякой безопасности на пассажирских перевозках в набитых битком «маршрутках». Некоторым людям приходится на полусогнутых добираться до места назначения. То ли сказывается недостаток культуры у горожан, неуважение к себе как к потребителю, то ли автоинспекция на это закрывает глаза, то ли это кому-то выгодно. И, наконец, при оформлении регистрации в миграционной службе при горотделе милиции, чтобы сделать ксерокопию паспорта, приходится идти в офис, расположенный на противоположной стороне проспекта им. Сатпаева. Зачем, спрашивается?
Атырау (Гурьев) лучше всего выглядит утром и в вечернее время, когда тебя не достает сорокаградусная жара… Пробивающийся сквозь утреннюю дымку солнечный свет мягко озаряет жилые комплексы и новостройки, проникает через стекло и бетон в офисы компаний, банков, в торговые центры и нотариальные конторы, поблескивая, струится на гладкой поверхности старого Урала. Но не камни и не зеркальные стекла зданий динамично развивающегося города притягивают меня сюда, а прежде всего — люди, мои земляки, друзья, бывшие коллеги, однокашники, соседи.
Каждый день утром отправляюсь вдоль побережья Жилгородка, чтобы узнать, каков сегодня клёв. И, надо признать, известия меня не очень-то радуют. Сомы и бершата (годовалый судачок) — главные трофеи нынешних рыболовов-любителей. Так, добираюсь до пляжа, где и провожу время до полудня.
Пляж. Конечно, это место отдыха, несмотря на заметные положительные изменения по сравнению с прошлым годом, по-прежнему оставляет желать лучшего. Но мне-то, по большому счету, нужны лишь вода и солнце, и я их здесь получаю в полном объёме. Но в Гурьеве я не просто отдыхаю, я наслаждаюсь лучами южного солнца, полной грудью вдыхаю аромат свежести родной реки, утомлённой запахами шашлыков и жаркими буднями индустриального города. А душевный комфорт всегда наводит на воспоминания. Жаль, что они порой бывают не очень приятные.
Парк. Мне было очень больно смотреть на умирающий, всеми забытый заводской парк. Уходящая натура полувековой гордости гурьевчан вначале была просто расстреляна бетонной стрелой нового пешеходного моста. Сейчас же парк терпит унижение от хищнически вгрызающихся в него коттеджей городской элиты. Словом, напрочь задыхается от наступающей новой архитектурной эры…
Поскольку в этот раз я приехал всего на 10 дней, то важно чётко распределить время для заранее запланированных встреч. А его остается не так много после обеденного отдыха. Сразу скажу, что питание мое было отменным. За все дни отдыха, я на обед съел лишь одну тарелку борща, в остальные же дни моя хозяйка готовила уху, знаменитую гурьевскую казачью «селянку», пельмени, котлеты и жарко -е и всё это исключительно из красной рыбы. За тем и ехал!
Встречи с бывшими одноклассниками всегда трогательны. И если в этот раз нас собралось всего трое, это ничуть не повлияло на характер наших бесед, воспоминаний об удивительных школьных годах, добрых пожеланий в адрес наших родных и близких.
На следующий день, мы с Иваном Друговым провели весь вечер в боулинг-клубе, где я, разумеется, выиграл у него. Но, скорее всего, он мне подыграл. Друг как-никак! А потом, уже ночью, мы решили с ним прогуляться по ночному городу Надо заметить, ночная жизнь кипит здесь не менее, чем днем: всё крутится, вертится, «шашлычится». Кстати, секс-услуги здесь одни из самых дорогих в республике: один час в объятиях ночной феи обойдется в 5 тысяч тенге (1000 рублей). Да, что ни говори, а едут, едут сюда на заработки жрицы любви со всей республики, и не только. Это, как правило, вчерашние школьницы, сегодняшние студентки. А то и просто — приезжают заработать. Богатому городу и комфорт и жертва — все едино…
А через день, мы с Иваном на его «мерсе» поехали снимать на видеокамеру наш расцветающий город, не забыв при этом пройтись с объективом по увядающему Жилгородку — запущенному парку, дворам и улицам родного района. Не обошлось в этот день и без шашлыков на берегу Урала, сердобольно приготовленных моим одноклассником Сергеем Костиным — главным энергетиком западного филиала АО «КазТрансОйл». А ещё через день-другой мы с ним ездили в Сарайчик (Сарайджук), где директор сарайчиковского музея Молдаш Бердимуратов любезно познакомил нас с самой идеей создания здесь историко-мемориального комплекса, подробно рассказал о жизни и нравах бывшей столицы ногайской орды.
С недавних пор одним из излюбленных мест отдыха для горожан стало так называемое солёное озеро, расположенное недалеко от аэропорта. К нему и привлёк мое внимание Сергей Георгиевич. Сидя на камнях, мы с ним просто молчали, наслаждаясь тишиной оазиса, затерянного среди безмолвной степи. Ну а после «солёных» процедур, как и положено, отправились отмываться в сауну при гостинице «Ак Жайык». Там же и отобедали.
Домашнюю заготовку для бывшего сокурсника по институту приготовил для меня мой старый друг-аксакал Косжан Калмуратов и его жена Консулу. Отличный бесшбармак из говядины, жирнющая сурпа, курдак, каймак, курт, другие национальные закуски и, конечно же, бесконечный казакпайский чай весьма порадовали российского друга.
Настал черед встречи со старыми друзьями, или, как тогда было принято называть, кентами. С ними всегда проще: всё, как и в прошлое время, общение без тормозов. Сначала Нурлан Байбусынов, известный в городе предпринимател, на своём новом «лексуса» провёл для всех нас экскурсию по городу, с обязательной фотосессией. Он всё не мог нахвастаться красотой родного Атырау. На что — я не без иронии посоветовал ему заглянуть в свой паспорт, где чёрным по белому написано: Родился в Гурьеве; учился в Гурьеве; женился в Гурьеве. И даже развёлся, и снова женился тоже в Гурьеве. Так что, насчёт «родного Атырау» — токта паровоз, братан!
Закончилась наша дружеская вечеринка в одном из уютных кафе. Нурлан, на правах гостеприимного хозяина, тем более, что был День Конституции республики, распорядился подать чай, филе из баранины, осетрину, куры-гриль, различные восточные салаты и десерт. И всё это, искусно приправленное остротами и шутками, которые потоком, без обиняков, отпускались в адрес каждого из сидящих за столиком, сделали встречу старых друзей лёгкой и душевной.
Конечно же, я не мог не проведать старшего брата своего закадычного друга детства Хамидуллы (Камошки). Мы долго сидели с Гинаятом (Коньяком) у него дома за дастарханом, всё вспоминали, вспоминали, вспоминали…
За время отпуска было ещё много деловых, приятных и полезных встреч. Например, с родственниками, бывшими соседями и просто знакомыми, коллегами по перу в «Прикаспийской коммуне» и председателем русского национального культурного центра В. Завёрткиным, с краеведами — В. Афанасьевым и Ю. Пастуховым, поэтом и художником Ю. Ульчёнковым, футболистами бывшего клуба «Урал», а также с моей первой учительницей В. И. Кокоревой и моим учителем русского языка и литературы, а ныне просто приятельницей Е. К. Коноваловой.
Заключительным аккордом моей отпускной эпопеи была встреча с бывшими коллегами и партнерами по футбольному мячу.
В первый день осени стадион «Мунайши» («Нефтяник») собрал много любителей футбола. Ещё бы! Ведь местная команда принимала «Кайрат» из Алматы. Последний раз игру «Кайрата» я смотрел в 1972 году, когда он в рамках первенства СССР по футболу принимал в Алма-Ате московский «Спартак» (0:0). И вот долгожданная встреча с некогда первой командой республики. Увы! Кроме результата 3:0 в пользу наших, игра обеих команд в целом разочаровала. Грубые действия соперников, обилие «жёлтых» карточек — лучший показатель отсутствия мастерства у футболистов. И это было не только моё личное мнение.
Я был рад встречи на стадионе со своими бывшими коллегами. Это ветераны гурьевского футбола: Р. Ли, Н. Воробьёв, Б. Иралиев, Ю. Закерьяев, Х. Джамалетдинов, А. Шибалаев, А. Каражанов, Р. Куркутов, В. Мартынов, У. Имангалиев. А. Шибалаев. А также со старейшим болельщиком, отцом моего друга Михаилом Акоповичем Христокьянц.
Ну как тут не вспомнить легендарный «Прикаспиец»! Тогда на старенький стадион «Нефтяник» приходили «болеть» не как сейчас за полумифический «Атырау», в составе которого сплошь варяги из других городов и даже стран СНГ, а за наш, родной футбольный клуб «Прикаспиец», где играли воспитанники гурьевского футбола, наши друзья и коллеги, соседи и родственники. «Прикаспиец» всегда боролся за победу самоотверженно, до конца футбольного свиста, потому что защищал честь области, города и даже отдельно взятого двора. Футболисты и тренеры не боялись проигрывать на родном стадионе. Они знали, что всегда найдут здесь понимание и поддержку болельщиков…
После матча зашёл по пути к давнишнему приятелю Аскару Базарову. Попили с ним чайку с баурсаками, поговорили за жизнь и распрощались до следующей встречи.
В день отъезда — с утра почтил память близких на святых местах православного кладбища. Затем отправился в Успенскую церковь: поставил свечи за упокой, за здравие, как и положено, подал милостыню — и с чистым сердцем, с чувством выполненного дола, поехал собираться в обратную дорогу. Вечерком заехали друзья, привезли копчёностей для родных и моих нынешних коллег. Гостинцы из Гурьева хорошо знакомы ивановским журналистам…
До скорой встречи, любимый город! До свидания, друзья, одноклассники, коллеги! Спасибо всем вам!
2007
ПОСЛЕСЛОВИЕ
КУПЦЫ НАЗАРЬЕВЫ-ГУРЬЕВЫ
А. Кораблёв: председатель Общественного объединения «Русское Этнокультурное Объединение «Былина», член Ассамблеи народа Казахстана Атыраусской области.
Как принято было в древности, народ складывал сказания-былины о подвигах богатырей. Приведу отрывок одной из них, под названием «Садко»:
Садко-купец, богатый гость,
Зазвал к себе на почестен пир
Мужиков новогородскиих
И настоятелей новогородскиих:
Фому Назарьева и Луку Зиновьева.
А теперь пришло время пояснить: почему мы обратились к сказаниям народным? А все потому что в былине упомянут Фома Назарьев — купец новгородский, из рода Назарьевых, один из основателей рода Нзарьевых-Гурьевых.
Во второй половине XVI в. Произошло два события, которые сыграли определённую роль в судьбе нашего города.
Первое — открытие англичанами в 1553 торгового пути вокруг Скандинавии через Архангельск по Волге в Каспийское море и далее в Азию. Европейские предприниматели и азиатские купцы открывают в Ярославле склады, используя город как перевалочный пункт на пути в азиатские страны. Ярославль становится ключевым региональным центром в торговле между Европой и Азией. Из Азии, через Каспий вверх по Волге, по кратчайшему пути товары поставляются на склады Ярославля и Архангельска для доставки в Европу. Происходит увеличение товарооборота.
Второе событие. В 1569 году, подозревая новгородскую знать в соучастии в «заговоре» и одновременно в намерении передаться польскому королю Сигизмунду II Августу, царь Иван Грозный в сопровождении большого войска опричников выступил против Новгорода и устроил там жесточайшие погромы и казни. После погрома Новгорода слугами Ивана Грозного в Ярославль были переселены многие купцы, в том числе и Назарьевы. Переселение именитых и опытных в торговле, известных иностранцам, купцов новгородских в Ярославль стало знаковым событием. Назарьевы прочно поставили торговое дело на новом месте.
Но не только торговыми делами славились Назарьевы. Во времена Смуты на Руси (1598—1613) они активно защищали Ярославль от нашествия поляков.
Весной 1609 года Ярославль был освобожден вологодским ополчением под предводительством воеводы Никиты Вышеславцева. Попытка поляков вновь захватить город закончилась неудачно. В числе ратников, защищавших Ярославль особо отличился брат Гурия-Анкиндин Назарьев, который за мужество и героизм, проявленные при отражении нападения поляков, получил прозвище Дружина, который «памятуя Бога и святую нашу православную Христианскую веру и душу свою, стоял против их крепко и непоколебимо в твердости ума своего без всякого сомнения и ни к каким воровским советам не приставал, и Московскому Государству во всем помогал, и малодушных людей от всякого дурна отговаривал».
В 1612 году братья Назарьевы активно поддержали ополчение К. Минина и Д. Пожарского, когда оно в течение 4-х месяцев стояло в Ярославле, а город стал временной столицей освобожденных от поляков территорий Русского государства. Молодой царь Михаил Федорович Романов наградил за заслуги перед государством Назарьевых званием «гостей». Это подтверждала и данная им грамота, где говорилось, что «они и неотделимые члены их семьи подлежат только царскому суду или особому лицу, назначенного государевым указом».
В соответствии со статусом, «гости» освобождались от общинных служб, имели право получать поместье, могли выезжать за границу с товарами и т. д. «Гости» по назначению царя несли финансовую службу и должны были иметь в обороте 20 000 и более рублей. Заняв это место, Назарьевы оказались среди именитых московских купцов. Богатство их выросло на торговле с Сибирью, Астраханью, Казанью. Именно их активность и привела братьев в наши края. Не ограничиваясь только торговыми предприятиями, братья активно стали вкладывать деньги в эксплуатацию природных богатств далеких окраин Московского государства.
В 1640 году братья основали близ реки Яик (Урал) крупные рыбные промыслы, на которых трудилось несколько сотен работных людей. Заботясь о сохранении и воспроизводстве речного богатства, они одними из первых организовали что-то вроде нынешнего рыбнадзора или природоохраны, охранявшей реку от вырубки береговых кустарников и хищнического лова рыбы. Для охраны промысла и имущества от калмыцких и казачьих погромов Назарьевы сами построили деревянный острог (крепость). Но их утверждение на Яике нарушало интересы вольных казаков, которые неоднократно пытались разрушить городок и убить купцов. В ответ на просьбы братьев правительство, заинтересованное в дальнейшей колонизации Прикаспийского края, выдало им приказ, где говорилось о том, что оно разрешает построить на Яике каменный городок и освобождает на 7 лет промыслы от оброка. Строительство каменного городка, начатое в 1645—46 году сыном Гурия-Михаилом, затянулось на несколько лет и завершилось только в 1662 году. Вот как описываются эти события в жалованной грамоте царя Фёдора Алексеевича купцу Михаилу Гурьеву:
«Гурий с детьми своими, с Михаилом да с Андреем, да Иваном, радея Нам, Великим Государем, и ища Нашей Государевой казне во всем прибыли, в прошлом во 148 (1640) году, завели вновь и устроили за морем на реке Яике своими деньгами городе каменной и для рыбной ловли сделали учуг; и в то городовое строение и учужные заводы пожитки свои все истощили и одолжали; а в строенье тот каменной город стал им со всяким разореньем двести восемьдесят девять тысяч девятьсот сорок два рубли, один алтын, пять денег» (огромная для того времени суммы).
Кстати, именно дети Гурия дали начало новой фамильной династии, и с тех пор стали именоваться Гурьевыми.
Казаки, недовольные ущемлением своих «вольных интересов», регулярно разоряли городок и промыслы. Их постоянные набеги затрудняли Гурьевым выполнять взятые перед правительством Москвы обязательства по выплате налогов, что в конечном итоге привело к упадку предприятия Гурьевых-Назарьевых.
В начале 1670-х годов правительство передало промыслы и городок в Государственное управление — в ведение приказа Большого Дворца, по причине неплатёжеспособности рыбопромышленников…
У себя на родине в городе Ярославле, купцы Гурий и Анкиндин Назарьевы оставили о себе историческую память, сохранившуюся до наших дней.
В 1636 году они начали строительство удивительной Церкви Рождества Христова.
Закончили строительство церкви в 1644 году уже сыновья Гурия-Михаил, Андрей и Иван, внесшие в проект изменения в сторону его масштабности. Окончательное оформление храма началось в мае 1682 года. Иван Гурьев и его сыновья Михаил и Петр стали заказчиками росписей. Работы завершились только в 1684 году.
Таким образом, на протяжении почти полувека, несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на Гурьевых-Назарьевых, дружная ярославская купеческая семья отстраивала и украшала свою домовую церковь. Чем же она была удивительна и интересна?
Интересна она была тем, что это был второй храм, выстроенный в Ярославле из камня (после церкви Николы Надеина). А удивительна тем, что при создании декора стен храма, впервые в ярославском зодчестве были применены поливные изразцы (изразцовые вставки) на наружных стенах.
Поливная керамика — ярчайшее и характернейшее проявление цивилизации и культуры золотоордынского города, каким вне всяких сомнений был Сарайджук (именно находки предметов быта из поливной керамике стали его визитной карточкой).
Во многих источниках упоминается о том, что купцы Гурьевы-Назарьевы принялись за строительство острога только после того, как уплатили дань Ногайскому бию. И в этом смысле визит в Сарайджук купцами представляется вполне возможным. В любом случае, ярославские купцы столкнулись с восточной цивилизацией и остались под впечатлением. Они попытались привнести её элементы при строительстве своей фамильной церкви в Ярославле. Скорее всего, для них это было неким напоминанием о том сказочном восточном городе, о той далёкой степной стороне и той крепости, где они вложили не только свои капиталы, но и часть души русской.
Это было особым и редким для того времени украшением. Изразцовая надпись из поливных керамических плит, была очень дорогостоящим декором, так как создавалась с помощью отдельного клише для каждого слога, а таких потребовалось немало. Затем изразцы покрывались масляными красками, чтобы обеспечить буквам большую читабельность. Несмотря на свою древность и определенную обветшалость, цветные изразцы на белом фоне по-прежнему прекрасны.
По мнению специалистов, такое решение могло быть подсказано строителями восточной архитектуры, с которой, по-видимому, купцы познакомились во время своих торговых путешествий в города Средней Азии. Подтверждением этому могут быть округлые резные завершения, украшающих парные столбики, и по форме удивительно напоминающие минареты мечетей.
После смерти родоначальников — Гурия и Дружины — слава рода Гурьевых не пресеклась. Их потомки продолжили фамильную традицию служения Отечеству. Нынешнее фамильное древо Гурьевых способно поразить воображение любого из новоиспеченных «графов» и «баронов». Среди них — военачальники и политики, губернаторы и тайные советники, ученые и композиторы, участники заграничных походов XVIII — XIX веков, герои Отечественной войны и Турецкой кампании. Породниться с представителями бывшего купеческого рода почитали за честь самые родовитые представители русского дворянства — Салтыковы и Голицыны, Нарышкины и Оболенские. Вот лишь два примера из жизни потомков ярославских купцов:
Александр Гурьев. Секунд-майор лейб-гвардии Семеновского полка. Он жил в середине XVIII века и был владельцем Нижне-Синячихинского, Нижне-Сусанского и Верхне-Сусанского заводов. Слыл среди собратьев-дворян «старым, выжившим из ума дурнем», поскольку строил для своих работников бесплатные больницы и учил их детишек грамоте.
Николай Дмитриевич Гурьев. Участник войны 1812 года, русский дипломат. Писал Государю письма с предложениями о введении льгот для заводских крестьян.
Судя по историческим источникам, главное фамильное качество рода Гурьевых — патриотизм, благодаря которому они пользовались уважением современников и потомков.
Долгое время наш город носил имя своих основателей. Сейчас в честь Гурьевых названа лишь небольшая улица в центре города.
2017
РЕКВИЕМ СТАРОМУ ГОРОДУ
Алексей Надымов, публицист
Немногие знают назубок историю родного края, родного города. Практически не осталось и тех, кто еще помнит величие купеческих домов старого Гурьева.
Нынче в одном из самых богатых, древнейших и динамически развивающихся уголков Казахстана сложилось весьма странное отношение к культурному наследию. Старый город, архитектурные памятники планомерно стирают с лица земли, предавая забвению собственную историю.
Строили еще 400 лет назад
Официальную историю Усть-Яицкого казачьего городка ведут с 1640 года. Но первое ли это было поселение? Конечно, нет. Еще в 1595 году неудачей закончилась попытка царских воевод построить здесь небольшой российский городок. По требованию ногайских мурз, возроптавших из-за осквернения мусульманских святынь, укрепление пришлось снести. Вообще, в XV — XVII вв. эти края принадлежали Ногайскому ханству, ставка которого располагалась недалеко от современного Атырау, где сейчас находится пос. Сарайчик (в те времена — Сарайджук). Это было до тех пор, пока казаки с боем не заняли ослабевший ногайский городок. Казаки-старообрядцы, не желавшие подчиняться царю, шли как с моря, так и сверху по Яику в поисках новых земель без оседлого населения. Свободной же земли в прямом смысле этого слова не было, на ней всегда кто-то жил, кочевал. К этому времени Ногайская орда уже не могла бороться против продвижения других народов, и самое первое поселение яицких казаков, по воспоминаниям их потомков, основалось на острове Каменный — за аэропортом, недалече от пос. Еркин-кала. Сказывают, была там и первая белокаменная церквушка.
А в целом честь основания города принадлежит богатому ярославскому купцу Гурию, сыну Назарьеву (по некоторым данным имевшему кипчакские корни), а вернее, его сыну Михаилу. Семью Гурьевых, при поддержке царского правительства, привлекла возможность в самом устье реки наладить выгодный промысел красной рыбы. Уплатив дань Ногайскому ханству в Сарайджуке, рыбопромышленники возвели у реки Жайык (Яик) деревянный острог. Спустя несколько лет хозяйство окрепло, и они отказались от уплаты дани ногаям.
А в 1647 году начато строительство каменной крепости при упорном противодействии казаков и коренных жителей. Гурьевы перегородили Урал огромными учугами, деревянный или камышитовый забор поперек русла реки для задержания красной рыбы. Это, естественно, вызывало возмущение других рыбаков. Возможно, в это время поселение прозвали Уйшук (учуг). Характерно и то, что, когда царь дал добро на постройку, он рекомендовал установить крепостные пушки так, чтобы они простреливали улицы. Нижнеяицкий каменный городок и рыбные промыслы постоянно подвергались нападениям, но, несмотря на все препоны, в 1662 году строительство завершилось.
Спустя 30 лет из-за неплатежеспособности Гурьевых рыбные промыслы были переданы в ведение Приказа Большого Двора. Вся история тех лет прошла в непрерывной борьбе — за владение промыслами и землями для скотоводства. Когда город Гурьев передали в административное подчинение Уральскому казачьему войску, казаки собственноручно сравняли крепостные стены с землей, до того им была ненавистна царская рука, которую олицетворял Михаил Гурьев — основатель крепости. Теперь Россия была заинтересована в казачьем правлении, используя казаков в качестве охраны южных рубежей, атаманской верхушке начали платить.
Когда-то здесь шумел казачий круг
Во многих источниках упоминается то, что город основан между устьем Урала и ее рукавами Платовой и Быковкой. Возможно, Платовая — это и есть современный Ерик-мостовой, а Быковка текла где-то в районе старого госбанка, причем по этой речке рыболовы выходили в море.
Гурьев был островком среди камышитовых зарослей, но и это не постоянные границы. Каспий отступал очень далеко, аж до Мангышлака! В эпоху бронзы из Мангышлака и Баутино в Астрахань ходили пешие караваны. Так что многие самые древнейшие поселения, а стало быть, самые интересные находки и ответы на многие вопросы могут быть погребены на дне Каспийского моря.
И, если знакомиться со старым городом, то начинать нужно с его центральной части, то есть с бывшего городского парка, расположенного на углу ул. Пушкина (бывш. Кубанская) — Жарбосынова (бывш. улица имени I-го Совдепа). Если приглядеться, можно заметить, что ряд здешних домов изначально построен полукругом. И это не случайно. Тут была северная часть гурьевской крепости, в середине которой, в низине, вязко дремало небольшое болото, поэтому дома и пошли полукругом. Городской парк (точнее, его жалкие современные останки), конечно же, не всегда был парком. Эта площадь когда-то была центром казачьих сходок, здесь бурлила политическая жизнь города, а в годы становления советской власти площадь красноречиво именовалась Митинговой. Стояла тут и небольшая часовенка.
У каждого дома — своя история
История города заключена не только в немногочисленных архивных документах, но и в архитектуре. К сожалению, по-настоящему старинных построек уже практически не осталось. В старых купеческих домах, от которых остались одни развалины, была шикарная обстановка: ажурные потолки, мягкая мебель, хрустальные люстры, богатые библиотеки. Практически все они принадлежали богатым рыбопромышленникам из числа казаков, которые, помимо всего прочего, занимались скотоводством и бахчеводством. После Октябрьского переворота большей части зажиточного населения пришлось спасаться бегством. Как и в сотнях других городов, победе большевизма предшествовала ожесточенная борьба сторон.
Любопытна была история этого покосившегося от времени домика на набережной Урала рядом с облакиматом (конец XIX века). В его комнатах казачий генерал В. С. Толстов, чья армия 23-го марта 1918 года захватила Гурьев, принимал английского контр-адмирала Норриса. Английское правительство в войнах ХХ века тщательно берегло свой народ, не жалея денежных вливаний в бойню меж другими государствами, таская каштаны из огня чужими руками. Англичане имели свои виды на прикаспийскую нефть, и адмирал не мог не помочь казакам в борьбе с зарождающейся советской властью оружием и, разумеется, деньгами. Этот дом два года назад снесли в связи со строительством жилой многоэтажки. Снесли и старинное добротное здание облоно, где когда-то располагался штаб Толстова.
Когда в январе 1920 года чапаевцы выбили белоказаков из города, по Гурьевскому уезду ещё долго кружили мелкие отряды повстанцев. И сейчас, кстати, мало кто из горожан знает, что в 1921 году в Гурьеве дважды вспыхивали казачьи восстания, на улицах шли ожесточённые бои.
В казармах отплясывают казачка
Буквально несколько лет назад список исторических памятников насчитывал пару сотен строений. Сейчас он сократился до двух с небольшим десятков домов, действительно, на взгляд специально созданной комиссии, достойных реставрации. Но из-за отсутствия на это средств государство ограничивается «виртуальной» охраной. Такая «забота» на руку всем тем, кто задумал переписать историю, начав с уничтожения архитектурных памятников, поскольку лет через пять охранять станет нечего.
Режиссёр нашумевшего «Ночного дозора» Тимур Бекмамбетов, заглянувший в родной город пару лет назад, попенял нам за неуважение к истории. «В Европе, — сказал голливудский теперь режиссёр, — с такой архитектуры пылинки бы сдували и деньги на них зарабатывали».
Он прав. Достаточно взглянуть на ресторан «Дольче вита», какими-то путями выкупленный итальянцами у государства. Предполагается, что здесь когда-то было Уральское казачье войсковое училище. Иностранцы взялись за реставрацию дома и скрупулезно вывели каждый его камешек. Да, при таком отношении можно и весь старый Гурьев восстановить! Однако практика передачи исторических памятников в частные руки не прижилась.
Гибель Белого города
Печально сложилась судьба и Жилого городка нефтепереработчиков — целого архитектурного комплекса, построенного в годы Великой Отечественной войны. В комплексе, расположенном на берегу седого Урала, было запроектировано буквально всё: больница, ясли, детский сад, аптека, школа, Дом культуры, почта, магазины. Двухэтажные жилые дома с большим количеством айванов, открытых лоджий, пролётов являлись самым оптимальным жильём в условиях климата Прикаспийской низменности с песчаными бурями и постоянными ветрами. За этот проект первого в СССР микрорайона, где были учтены все необходимые для жизнедеятельности человека условия, архитекторы получили Сталинскую премию.
В 1944 году из Актюбинска в Жилгородок привезли 35 тысяч саженцев различных деревьев и кустарников. Все заводчане вышли на благоустройство своего района, горы навоза удобрили бесплодную землю. Была проведена гигантская, уникальная работа! Архитектурные застройки и большая парковая зона, по замыслу создателей, было единым архитектурным комплексом.
Парк стал центром культурного отдыха горожан (каток, аттракционы, танцы, летние турниры по шахматам и шашкам). До конца 80-х годов это было единственным местом отдыха и гордостью гурьевчан перед приезжими. Именно здесь в середине 80-х в ДК ГНПЗ проводилась акция «Тенгиз встречает друзей».
А в 1982 году комплексу Жилгородок был придан статус исторического памятника республиканского значения, и до сих пор этот статус никто не отменял! «Белый город» — любовно называли его жители.
С начала 2002 года на памятник началась массированная атака. За это время 50-летние деревья были варварски вырублены, снесена часть зданий, выросли коттеджи толстосумов. Одно время прокуратура даже опротестовывала незаконные решения о выдаче земельных участков, но вскоре и надзорный орган скромно потупил очи, а чиновники по сей день спекулируют землёй в этом престижном районе.
Ни разоблачительные публикации в местных СМИ, ни открытые обращения общественности на имя главы государства не помогли спасти Жилгородок. Глядя на действия местных «отцов города», вспоминаешь меткую фразу одного киношного циника: «По личному опыту скажу вам: без прошлого можно построить замечательное будущее, особенно если не оборачиваться!»
2006
ГУРИЙ И ЕГО СЫНОВЬЯ
К. Пронин, уроженец с. Ракуша Макатского р-на
Ознакомившись с информационным сообщением и материалами VIII сессии городского Совета народных депутатов («Прикаспийская коммуна» №127), хочу высказать свое и многих сограждан мнение по поводу выступления тов. Давлетова на ней. «Нечего нашему городу носить имя какого-то купца, ничего не сделавшего для города», — говорит он, да еще коммунистов обвиняет, что они держатся за это название. По-видимому, он плохо знаком с историей. А если заглянуть в советскую энциклопедию, то можно узнать, что глава семьи Гурий Назарьев из не последних людей города Ярославля. Разбогатевшие на торговле сибирской пушниной, солью, рыбой, в начале XVII века Гурьевы уже занимали самые высокие места в финансовой и торговой администрации в Москве, Архангельске и Астрахани. Старший сын Гурия — Михаил по Указу правительства положил начало строительству города, который и назван именем их семьи.
Из материалов истории мы также знаем, что Гурьевы, в частности Михаил, помогали материально народному ополчению, выступавшему под предводительством К. Минина и Д. Пожарского. Другой сын Гурия — Дружина принимал непосредственное и весьма активное участие в борьбе против польских захватчиков.
Вот кто они — Гурьевы, которые положили основание нашему городу. Это имена достойных людей, таких бы купцов больше в наше время. Ярославия до сих пор называет их расторопными мужиками. Наш город, находящийся на земле Казахстана, назван именем россиянина. На мой взгляд, это символ дружбы между национальностями, этим надо дорожить. На территории России многие города, населенные пункты носят названия тюркского происхождения. Например, города Астрахань, Саратов, станция Баскунчак — таких примеров можно привести много. В них проживает большинство русского населения, и оно не ставит вопрос о переименовании, понимая, что символ дружбы народов рушить нельзя.
1993
ЗАДУМЫВАЛОСЬ НА ВЕКА
Р. Доскалиев, ветеран войны и труда
Хотел бы высказать свое мнение по вопросу о переименовании города.
Считаю, что мы совершим большой грех, стерев имя Гурьева с названия города. Бог, дети, внуки нам не простят.
Давайте оглянемся: какое хорошее место для города выбрал этот человек. Река дает пищу и воду, зелень и прохладу. Задумывалось, чтобы люди здесь жили долго, имели достаток. И река кормит людей. Спасаясь от голода 1923—1932 годов, многие приезжали в Гурьев. И во время Отечественной войны гурьевчане за счет рыбы легче переносили голод. И сейчас кто не знает город под названием Гурьев! Вкус черной икры приманивает и заморских гостей.
А что значит предлагаемое некоторыми новое название «Атырау»? В переводе — это широкая степь между Уралом и Волгой. Но не город.
Не сторонник я и того, чтобы городу дать имя Исатая или Махамбета. И не потому, что недостаточно чту эти имена. Вместе с народом я воздаю им должное. Но зачем переименовывать город, если именами прославленных батыра и поэта уже названы два района области? Можно назвать их именами новые школы, улицы. Считаю, мы не так хорошо живем, чтобы тратить огромные средства на переименование города. Другое дело, если бы в этом была острая необходимость, но ее нет. Лучше эти деньги отдать дому малютки: дети — наше будущее.
Недавно мы отметили 350-летие Гурьева. Были предложения построить памятник Михаилу Гурьеву на Самарской стороне напротив моста. На это я первым внесу свой взнос.
1993
ВОССТАНОВИТЬ ИСТОРИЧЕСКУЮ ПРАВДУ!
В. Тарабрин, член Союза журналистов России
«Правда — это то, что нравственно. К правде всегда относились по-разному. Ее могли не публиковать, но читать правду — всегда вызывало желание».
Год 1997-й объявлен в Республике Казахстан годом памяти жертв политических репрессий и межнационального согласия.
Восстановление исторической правды — похвальное и благородное дело. Мой дед тоже был репрессирован в 1938 году, осужден на 15 лет и выслан в Карлаг, где и скончался, когда уже шла война (реабилитирован в 1991 году). Но речь пойдет не о нем. Таких как он, с похожей судьбой, — тысячи, миллионы. Но вот об одном человеке, вернее, его памяти, репрессированной уже в наше «демократическое» время, хотелось бы сказать особо.
Сегодня за красивыми лозунгами и великими, как нам порой кажется, начинаниями мы еще продолжаем страдать хроническим беспамятством, прикрываясь лживой моралью и конъюнктурными соображениями. Нельзя же, в конце концов, благословляя одной рукой на святое дело, другую держать с фигой в кармане.
Михаил Гурьев — основатель нашего города — личность, бесспорно, историческая. Именно благодаря его предпринимательской деятельности стало возможным строительство в низовьях Яика, ныне Урала, военно-политического, экономического и культурного центра. Это не подлежит сомнению. Это факт, который подтвердит любой уважающий себя историк.
Да, политика самодержавной Москвы в то далекое время (XVII в.) носила колониальный, захватнический характер. И это тоже факт, с которым никто не собирается спорить. Но в мировой истории тысячи примеров, когда именно колониальная политика являлась чуть ли не единственной доминантой на пути прогресса и цивилизации, то есть была не только позитивной, но и во многом оправданной. К слову, добавлю, что территории ныне существующих государств есть не что иное, как следствие больших и малых войн, захватов и грабежей между нациями и народами. Исключение составляют лишь немногие государства, в том числе и бывшие республики СССР, где территориальный раздел прошел мирно, по-братски, по принципу «каждому свое».
Однако вернемся к вышесказанному. Приведем лишь несколько примеров сохранения имени личности в топонимике. Имена великих колонистов — Америго Веспуччи, Колумба, Писсаро, Кортеса, Боливара, Вашингтона, в большей степени «огнем и мечом» прокладывавших путь цивилизации и прогресса в коренных землях инков, ацтеков, майя, а позже и других индейских племен, — навсегда вошли в сокровищницу мировой культуры. Сегодня в их честь в Новом Свете стоят памятники, названы материки, страны и столица самой богатой и свободной страны. А ведь в принципе Америка — сплошная европейская колония. Мудро поступили и англичане в своей далекой колонии — Австралии. Превратив землю аборигенов в процветающую демократическую страну, они в то же время не забыли назвать столицу Австралии именем одного из местных племен — Канберра. Вполне уютно чувствуют себя жители самой развитой африканской страны — ЮАР в «своем» голландском Иоханнесбурге. Цивилизованно решен вопрос и в Российской Федерации (Ленинградская и Свердловская области) с губернскими городами Санкт-Петербург и Екатеринбург соответственно.
Не пора ли и нам исправить историческую ошибку местных депутатов первой «демократической» волны и вернуть городу его первородное имя — Гурьев, а вместе с тем и установить памятник его основателю.
Национальное самосознание — гордое и прекрасное чувство, если оно развивается естественно, устремлено в будущее и не мешает в развитии другим. И потому интересы мировой культуры — наднациональные, — и они не должны зависеть от групповщины.
Таковы условия сосуществования мирового сообщества (ООН), в котором Казахстан имеет честь находиться.
Исторический опыт учит не повторять ошибок, которые уже совершило человечество. Ведь рано или поздно, как свидетельствует та же история, за все приходится платить, порой, дорогой ценой.
Немецкий поэт XVIII века Ф. Шиллер удачно подметил: «Всемирная история — Всемирный суд». Так давайте же на этом вселенском следствии оставлять лишь отпечатки созидания. Тогда и на древней Атырауской земле (читай — области) будет и добрая память, и согласие.
1997
ГУРЬЕВ-350
(подражение Джамбулу)
Ю. Ульченков, поэт, художник, публицист
Триста лет стоял и еще полста,
Ему имя дал Гурий неспроста.
Ни велик, ни мал — со свои лицом,
В жизни многих стал — он вторым отцом.
Гурьев — град речной от Руси пошел,
Славы с той поры много он нашел.
И кляли его, словно славили,
И в пример другим градам ставили.
Нефтью, рыбой славился добрый Гурьев-град,
Жил и русский в нем и казах как брат.
Лихолетье видели, были на войне,
От того дороже стал город наш вдвойне.
Чем обижен ты — мне скажи казах?
Отчего чужим вдруг стал русский и казак?
Может оттого, что знаешь мой язык?
Или, что к оседлости ты теперь привык?
Нет не ты казах клин в сердца забил,
Нет, не ты, мой брат, город осквернил.
Новым баем нужен был этот «триумфал»,
Этот бай урочищем город обозвал.
1997
МОЙ ГОРОД У СВЕТЛОЙ РЕКИ
В. Тарабрин: историк, писатель, журналист
Мой город у светлой реки…
Когда-то рыбачий поселок,
А ныне в сиянье зари
Блестишь нефтяным ореолом.
Алмаз Прикаспийской земли!
Ты старый, ты новый, ты разный.
Твоя драгоценность — мои земляки,
И этот момент — самый важный.
Здесь крест полумесяцу брат,
Народ здесь живет благодушный,
Духовною силой и верой богат,
Творец, созидатель радушный!
Будь счастлив, рыбак и строитель,
Нефтяник, учитель и врач!
Казахской земли устроитель
Земляк мой, бедняк и богач!
Домбра здесь звучит над рекою
Иль русский баян запоет…
Здесь мы повстречались с тобою,
И эта любовь не умрет!
Для тех, кто родился и вырос
В уютном твоем уголке, —
Тому не подвластно и Время,
И тот благодарен Судьбе.
Тоску заглушите, морозы,
Уймись, мое сердце, не плачь.
Родней белоствольной березы
Мне старый, седой карагач.
Стряхнув перламутровый иней,
Ты зимний примеришь наряд.
В осенне-весеннем разливе
Накинешь волшебный халат.
Под солнцем твоим обожженный,
Дымится горячий асфальт.
Ты заново будто рожденный,
Мерцаешь как горный базальт.
Ты Дервиш уральской глубинки!
И Хан современной степи!
Пегас европейской начинки!
И Барс азиатской крови!
Цвети ж, хорошей и не старься,
Мой город у светлой реки!
Об этом поют в моем сердце
Российских равнин соловьи.
Приеду к тебе. Будь уверен!
Я — сын твой, родная земля!
За все я тебе благодарен,
Восточная песня моя!
2010
МОЯ РОДИНА - ГУРЬЕВ!
В. Тарабрин: историк, поэт, писатель, журналист.
Я в России - будто на чужбине
Средь берёзок Средней полосы…
От того, что снятся мне поныне
Дорогого Гурьева огни…
Батюшка Урал мой хлебосольный
Светлой лентой вьётся во степи.
Здесь мне дышится - легко, привольно
На просторах у родной реки.
Скоро вновь тебя, мой край, увижу:
С думой по земле родной пройдусь,
Песнь домбры знакомую услышу,
И родным могилам поклонюсь.
Здесь мне хорошо, до боли - мило;
Здесь родился, и учился я;
Здесь любил я; помню, сердце ныло...
И сегодня здесь живут мои друзья.
Вот такая выпала мне доля:
На Святой Руси поэтом быть,
Но была судьбы Господня воля -
Сторону родную не забыть.
Не устанет сердце надрываться,
От того, что родину люблю.
Хоть сто раз готов в неё влюбляться…
Надышаться ею не могу.
3 августа 2017