Золотая осень - поджигательница
Плюнуло лето прощальной неделей бабьего тепла, пришло время для осенних баталий. Проснулся город грязным рингом, стиснул зубы в боевом оскале и под гонг церковных колоколов, развязал хорошенькую драку. Победителю почет зарплатой, проигравшему увольнение.
Бьется на ринге листва с прутьями метлы, кружит боксерским смерчем. Она непобедима, вся в золоте, уже чемпион. Правил не соблюдает, в кронах прячется, обходит с флангов. Липнет к дворнику со всех сторон, превращает в разъяренного лешего. На плечах погоны дубовые, в волосах березовая грусть, в бороде канадские флаги.
Плачет дворник воинственными слезами, выигрывает сражение, проигрывает войну. Танцует очистительным маневром, все лицо в гематомах. Страдает мучительно за чудесные сны и падший гербарий. Устал за целый день, хочется ему перемирия и объятий с подушкой. Да и лиственный враг не против отдохнуть. Лукаво ветками кивает, отпускает дворника в ночные грезы. Там железная дорога, золотой локомотив и домашние тапочки соседской жены.
Но нет предела ботаническому коварству. Спит дворник, а хитрые деревья объединяются в шаманском стриптизе. Трясутся всю ночь, высаживают десант. Сбрасывают с себя сухое бремя, демонстрируют брошенные гнезда и Петины автографы. А Петя он такой, он был везде.
Выйдешь утром на улицу, будто на золотое кладбище попадешь. Посмотришь кругом, все припаркованные лошадиные силы в лиственных склепах. Рядом сердобольные старушки - бродят в трауре разбитой дорогой, зажигают свечи за упокой. Обволакивают огонь лиственным хрустом, провоцируют автомобильно-пожарную сигнализацию. Вспыхивают яркие костры, гонят босых авто-владельцев бить проспавшего дворника. Дворник в слезы, за старушками с лопатой, а тех уже не достать. Развеялись дымом, достигли небесных дворцов.
Золотая осень – разлучница
Приготовила пляжная пора курортные романы по особому рецепту. Морской солью натёрла, в песке вываляла, в пену прибоя окунула. Обжарила до подгоревшей корки и на съедение осени отдала. Осень угощение надвое перекусила, заскрипела зубами с ревнивым ожесточением, переварила романтические встречи. В них целая непрожитая жизнь. Уместилась в часе уединения на безлюдном пляже, где под луной, застыла видением белых интимных отметин на соблазнительных женских телах и осталась забытым ворохом сброшенных с плеч купальников.
Не вернутся романы осенними воспоминаниями, не отыщутся в шифре выброшенных телефонных номеров. Окончательно растворились они в мимолетном чувстве вины и бархатном хвосте внушительной очереди у вендиспансера.
И только луна довольно щурится от пикантных сцен с блестящими ягодицами. Хватит ей признаний в любви на долгую зиму. Подмигивает как заговорщик, хранит молчание. Немая от рождения и в качестве свидетеля не пригодна. А на нет, как говорится, и бракоразводного суда нет…
Золотая осень - милосердная
Рассыпалась осень картофелем, упала набитыми мешками в закрома подвалов. Там узкая тропинка в сытом благополучии и стеклянные вакуумы на полках. Выстроились рядами доморощенной кунсткамеры, законсервировались натюрмортами в огуречно-помидорном рассоле. Скоро ночные гости нагрянут, а мы наготове. Хлеб и соль в наших мыслях, квашеная капуста в дубовых бочках.
Вот они, идут осенними оборотнями, расползаются по теплотрассам загоревшими бомжами. Садятся за накрытые ящики с яблочным искушением, отворяют соления, выпивают за здоровье хозяев. Пусть пользуются, нам не жалко. Они внизу, мы наверху. И это нас высокомерно радует. А если вдруг накатит волна жадности брезгливой агрессией, мы все равно не придем. У нас ослепли вечера осенним мраком и удлинилась ночь до неприличия. Стучится звездами в окна, ломится в спальни супружеским долгом. Должникам не скрыться, все двери на замке.
Заголосил по осени охотничий сезон криком убегающих птиц, потребовал трофеев. Выпустил бравых охотников хаотичными рядами, окружил их мифом о мужской кровожадности. Ружья со стен снял, заставил исполнить драматический закон об обязательном выстреле.
Плетутся охотники еле- еле, желают повернуть назад. Еще не остыло на спинах нежное прикосновение дивана, еще не выветрился из головы телевизионный сериал со счастливым концом. Колени уже в искупительной грязи, в руках меткие намерения . Гремят маскировкой, трещат ногами, матерно путаются на развилках. Все мишени врассыпную, а пальцы не жмутся, примерзли к куркам. Не будет сегодня убийств. Вот уже и границы смертельной лицензии уткнулись в асфальт, дальше стрельба только по человеку. Встали охотники на самом краю, закону подчинились, выстрелили в небо. Пора домой…
Но обратной дороги нет. Идут следом таксидермисты заградотрядом, отрезают пути к отступлению. Они художники, им нужны жертвы. С ними не договоришься. На них броня чучельного цинизма, гордое величие набитое ватой и стеклянные глаза. Признают только сраженного наповал зверя и неиспорченную шкуру. В затылок дышат тренерской настойчивостью, указывают на пушистые цели.
Не останемся в квартирной стороне. Заполним лес навязчивыми зрителями, оттесним таксидермистов. Зашумим группой поддержки, пожелаем охотникам твердой руки, громкой стрельбы и тихих промахов. Пусть они войдут в прицельный взгляд незапланированной добротой.
P.S. Люблю я золото осени как стоматолог и ювелир. Стою на улице, смотрю на драгоценное великолепие, алчно жажду унести с собой. За плечами вместительный рюкзак и десяток карманов. Немного влезет в кепку, кое-что в сапоги. Дождусь благоприятного момента, набьюсь под завязку, скроюсь как вор.