Маленький пятистенный домик на кpaю одного из сибирских городков поменял хозяев. Дед Иван со своей старухой решили перебраться в деревню, из которой уехали в погоне за лучшей жизнью лет тридцать назад,
— К родне поближе прибиваться надо, к земле, — заключил он.
В городе на пенсию им стало трудно сводить концы с концами.
Купили домик тоже пенсионеры — северяне. Родом откуда-то из Европы, но после тридцати лет жизни за Полярным кругом возвращаться в теплый климат боялись — слишком много знакомых не выдерживало таких перемен. Так они объясняли причину выбора маленького сибирского городка.
— А что там? — спросил новый хозяин деда Ивана, показывая на бетонный забор напротив.
— Строительное управление было, теперь Митя хозяйничает да собачка Сильва, — охотно объяснил дед Иван.
— Охраняют?
— Там уж давно все растащили... Плотничает Митя.
О том, что Митя плотничает, Николаю Васильевичу пришлось вспомнить скоро. Домик, который они купили, хоть и был с первого взгляда крепкий, требовал ремонта. Этим и пришлось сразу заняться. Первым делом нужно было перестелить полы. Достал доски, ну, а поскольку строгать их вручную заня¬тие долгое и утомительное, решил заглянуть за бетонный забор.
Внутри творилась разруха. Кругом валялись останки от машин, тракторов, экскаваторов. Стекла в окнах выбиты, двери вырваны вместе с коробками, гаражи без ворот, труба котельной чудом держится на одной оттяжке. Только в углу базы, у небольшого кирпичного строения, двери были целыми, широко распахнутыми наружу. Внутри что-то гудело. Вероятно, там и работает Митя, предположил Николай Васильевич и, осторожно обходя зарычавшую на него плешивую собачонку, вошел внутрь строения. Несколько станков, большой верстак, высокие штабеля плах, теса, брусков. За одним из станков работал полноватый мужчина лет пятидесяти с сосредоточенно-угрюмым лицом.
Николай Васильевич подошел и стал ждать, когда мужчина обратит на него внимание. Однако никакого внимания на вошедшего Митя не обращал, даже не взглянул в его сторону. Постояв немного, Николай Васильевич подошел к верстаку, на котором лежали почти готовые филенчатые двери. Были они так славно, так тщательно обработаны, что вряд ли уступили бы тем, заграничным, какими завалены нынче все мебельные магазины.
Митя не перестал строгать до тех пор, пока заготовленная стопа досок не кончилась. Потом, не спеша, выключил станок, повернулся в сторону Николая Васильевича и раздраженно спросил:
— Чего тебе?
— Твоя работа? — показал Николай Васильевич на красивые двери.
— Плати, тебе сделаю.
— Отличные двери.
— Тебе что, поговорить не с кем? — не желая больше тратить время, грубовато спросил Митя.
— Доски построгать можешь? Пару кубов, — поняв, что отвлекает человека от работы, по-деловому спросил Николай Васильевич.
— Стольник, — не раздумывая, назвал цену Митя.
— Да ты что? Я за стольник воробья в чистом поле загоняю.
— Вот и гоняй, — не стал возражать Митя, отвернулся и включил станок.
Некоторое время Николай Васильевич стоял, не понимая создавшегося положения. Хотел поторговаться, а теперь что? Уходить? Неожиданно для себя он подошел к станку и выключил его.
Митя не привык к такому обращению и вопросительно уставился на Николая Васильевича, готовый вышвырнуть непрошеного гостя.
— Согласен.
— Неси.
К вечеру они были друзьями. Построгали доски, Митя взял две бутылки «паленки», так он называл любую водку, и предложил:
— Обмыть надо твой пол, дольше стоять будет.
Николай Васильевич трезвенником не был, но выпивать так вот, где попало, тоже не любил. Однако с Митиным предложением согласился.
— Откуда ты приехал-то? — спросил Митя, когда первые полстакана приятно улеглись в организме. — Ненашенский вроде.
— Невашенский — согласился Николай Васильевич. — Тридцать лет за Полярным кругом сопли морозил.
— Богатенький, значит, Буратино?
— Конечно. Видишь, какой терем отхватил.
И Николай Васильевич рассказал о своей жизни. О том, как после института распределился на Север, тогда модно было, как там и прожил всю жизнь. Женился, детей завел. Рассказал, как за два года все сбережения, а с ними и мечты о спокойной жизни на старости лет где-нибудь на берегу теплого моря превратились в нули на денежных знаках. Митя слушал внимательно, понимал, о чем говорит новый сосед.
Они выпили еще. Покурили. Разговаривать, собственно, и не хотелось, оба сознавали: то, что есть, им не изменить. Бегала по базе плешивая Сильва, не допуская в свои владения посторонних собак. К людям относилась спокойнее — гавкнет пару раз и в конуру.
— Она у тебя не кусается? — кивнул Николай Васильевич на собаку.
— Раньше на цепи сидела, злая была, теперь охранять нечего. Да и сбилась она с толку — каждый день новые люди, попробуй, запомни. Ночью никого к столярке не подпускает, — похвалил Сильву Митя, задумчиво глядя на повисшее над горами ласковое весеннее солнце.
— А здесь что делать будешь? На пенсиюто нынче не сильно разбежишься.
— Да уж найду работу, я ведь инженер.
— Блажен, кто верует, — усмехнулся Митя. Слово «инженер» его неприятно задело.
— Ты чего? — уловил перемену Николай Васильевич.
— Наши инженеры из СМУ тоже искали работу — теперь половина в торговле, половина спились, — почему-то начал нервничать Митя.
— Придумаем что-нибудь, — примирительно проговорил Николай Васильевич.
— Придумает он! Я вот прорабом работал, по всей области мои бригады знали — где посерьезней объект, туда приглашают. Дмитрий Иванович был, теперь вот — Митя, доски строгаю...
— А отчего управление-то рассыпалось? — спросил Николай Васильевич.
— Управление-то? — задумался Митя. — Жить захотелось красиво, как Лене Голубкову... Акционировались, а госзаказов не стало. Нет работы — нет зарплаты. Люди стали увольняться да каждый свой пай требовать. Платить нечем — пришлось имущество с молотка пускать. Так и пошло: долги, налоги, пени, штрафы...
Нагрузились они в тот день хорошо, по домам разошлись при тусклом мерцании звезд.
С тех пор Николай Васильевич стал заглядывать к Мите. То доску построгать, то брусок распилить, а чаще просто про жизнь потолковать. Митя не кочевряжился, как вначале, помогал бесплатно. Ремонт дома подходил к концу, и Николай Васильевич принялся подыскивать работу, но с ней, как и предсказал Митя, ничего не получалось. А от этого появилось беспокойство — надвигались финансовые затруднения, к которым их семья не привыкла.
Митя столярничал — делал рамы, двери, косяки. Заказов было не так уж много, но одному ковыряться хватало. Прежней жадности к работе не испытывал, не отказывался, когда заказчики вместо задатка приносили водку.
Летом с Митей произошло несчастье — обрезал на циркулярке пальцы. Трезвый был, а вот умудрился подсунуть руку под бешено вращающийся металлический диск с зубьями — три штуки отлетело сразу, даже боли не почувствовал...
Почти месяц не работал, сидел дома. В столярку приходил только кормить Сильву. Постепенно пальцы стали зарастать, а деньги — кончаться, и Мите, хоть и остался страх перед станками, пришлось брать посильную работу. Привезут материал — окромит, построгает. Работать стал осторожно — задвинет доску на циркулярку или фуганок с одного конца до половины, перейдет на другую сторону и медленно вытягивает, Доходы, конечно, упали, а от этого становился Митя все более раздражительным. Тут еще налоговая стала донимать. Как-то зашел к нему Николай Васильевич. Митя не работает, на бутылку с водкой кивнул:
— Будешь?
— Да с утра-то ни к чему вроде, — удивился Николай Васильевич. — А ты чего не работаешь?
— Вот, посмотри, — достал Митя с верстака листок белой бумаги.
— «По имеющимся у нас данным, вы не задекларировали значительную часть доходов», — начал читать Николай Васильевич текст, отпечатанный на лазерном принтере. Дальше следовало перечисление работ Мити и сумма заработка.
— Тебя кто-то заложил, что ли?
— Да уж...
— Так хоть правда здесь написана? Это ведь все доказать нужно!
— Сработано четко, — усмехнулся Митя.
— Кому это надо? — ничего пока не понимал Николай Васильевич.
— Бухгалтерша у нас в СМУ работала, все завидовала, что мои ребята денег много получают. Сейчас на пенсию убралась, а живет вон в том доме, — и Митя показал на невзрачный домишко метрах в трехстах от базы. — Я у ней как на ладони, все подмечает, записывает — подрабатывать взялась.
— Как подрабатывать?
— Налоговая платит доносчику десять процентов от скрытой недоимки.
— Дожились, однако, — только и сказал Николай Васильевич, подошел к столу, на котором стояла бутылка, налил полстакана и выпил.
— Когда в СМУ работали, она со мной на «вы» разговаривала, — с грустью добавил Митя.
Они бы и допили бутылку, сбегали бы, наверно, за второй, не появись на базе старенький "жигуленок". Машина резко затормозила у дверей столярки, из нее вышли двое мужчин. Перепуганная Сильва тут же забралась в конуру и принялась рычать.
— Спасайте, парни, — взволнованно проговорил один из появившихся мужчин.
— Чего? — как всегда неприветливо, пробурчал Митя.
— Гроб надо сделать.
— Это не к нам.
— Да все уже объехали, выручайте... Мы хорошо заплатим.
Мите один раз приходилось делать гроб. Для Веньки. Был у него на участке парень, сварной. Дело свое знал туго: на консервной банке электродом шов накладывал. Выпить, правда, любил, но работал исправно. Рассыпалось СМУ, не смог определиться. Где-то электриком потерся — выгнали, сторожить пошел — не получилось. Жена, понятное дело, ворчит — детей кормить нужно. Ушел из дома. Митя изредка встречал его в городе — обросшего, оборванного, с неизменной сумкой пустых бутылок. Звал к себе в столярку. Не пошел, стеснялся. Через полгода, зимой, нашли Веню в теплотрассе... Тут уж деваться некуда — гроб пришлось делать. А вот чтобы на заказ да за деньги — такого не приходилось. Но, то ли чем-то понравились парни, то ли вовремя вспомнил жену: ворчит, что не хватает денег. Митя согласился. Тут же, правда, взглянув на забинтованную руку, спросил Николая Васильевича:
— Поможешь?
— Раз такое дело... Горе же у мужиков.
— Везите для начала литровку, — подвел итог переговорам Митя.
Мужики, оставив размеры, быстро уехали. Сухие доски у Мити были, он их много запас — работать собирался. Через несколько часов гроб был готов. Мужики привязали его на багажник "жигуленка", отдали деньги и уехали. Честно заработанная литровка пошла по назначению, а у Мити в столярке первый раз прозвучала песня:
«Степь да степь кругом...»
Кто запел первым — теперь не вспомнить, только пришлась она по душе обоим.
Дома Николай Васильевич получил от жены очередной нагоняй, но когда отдал деньги (Митя поделил их поровну), отношение немного изменилось.
— Устроился бы на работу, — не давала покоя жена.
Николай Васильевич обошел множество организаций, но инженеры нигде не требовались. Городу не хватало «экономистов со стажем работы не менее пяти лет», «охранников в банки — демобилизованных воинов» и, пожалуй, все. Так и жил он без работы, с каждым днем все больше осознавая бедственность своего положения.
Дня через два, после того как они сделали гроб, Митя постучал в их дом и спросил:
— Василич, поможешь?
— Чего?
— Да снова гроб, будь он неладен.
Поморщился Николай Васильевич, но согласился. А вечером снова — «Степь да степь кругом...»
И пошло. Вроде и городишко маленький, а людей помирало отчего-то много. Весть о том, что в старом СМУ делают гробы, по городу разнеслась быстро. Иногда приходилось работать «сверхурочно». Цену не заламывали. Вернее, вообще не говорили о деньгах — сколько давали, столько и брали. Единственное условие: за каждый гроб аванс — литровка.
Николай Васильевич пьянел раньше, и очень часто Мите приходилось провожать его по вечерам домой. Садились они на крыльцо и пели:
«Степь да степь кругом,
Путь далек лежит»...
Как им казалось, хорошо пели. Из-за бетонного забора наладилась подвывать Сильва. После того как Митя обрезал пальцы и стал реже бывать на базе, он посадил собаку на цепь. Кому это понравится после вольной-то жизни? Очень часто, особенно ночами, Сильва усаживалась у своей конуры, протяжно и жалобно выла, пугая редких прохожих и изводя соседей.
На доходы от гробов бывшая бухгалтерша донос писать стеснялась.