Полная медовая луна, словно настоявшаяся на луговом разнотравии, степенно висела над
вечерним городом. Ей не было особого дела то того что происходило там, внизу, она
привычно освещалала бульвары и маленькие улочки, мостовые и перекрестки, безымянные переулки и
глухие тупики. Она ровным светом падала в открытые настежь окна и просачивалась в
узкие щелочки плотных штор. Луна старалась не тревожить первую легкую людскую дрему и
долгожданный покой. Как старый ночной сторож, давно потерявший интерес к жизни, она
делала это по привычке, больше для порядка, подслеповато следя за вверенной ей
территорией.
После изнурительно жаркого дня Город стихал особенно быстро, жара спадала, а вместе с
ней затихала городская сутолока. Летняя ночь приходила откуда-то с запада, огромной
тучей, темно-синим звёздным покрывалом. Она на несколько часов накрывала город, принося с
собой тишину и желанную прохладу.Я без цели бродил по засыпающему городу.
Разогретый асфальт, остывая, легко продавливался под каблуком. Мягкая масса обещала
вот-вот сорваться с места и превратиться в широкую уличную реку, без разбору сметающую
все на своем пути. Прибитая поливальной машиной пыль моментально высыхала, так и не принося
обещанной свежести.Редкие ночные прохожие да одинокие влюбленные парочки спешили к
своему очагу, теряясь в густоте теплых сумерек. Одновременно вместе с ними появлялись
призрачные жители. Они выходили по каким-то своим, только им известным делам, шли с
опаской, настороженно, и затем также внезапно скрывались в подворотнях. Таких было
меньше.
Город погружался в ночь, краски притуплялись, становясь оттенками серого. Я
бродил по безлюдным желтым улицам, квартал за кварталом. Мои поздние вечерние
странствия пролегали по тихим сонным дворикам, с ухоженными клумбами и кустами сирени
у распахнутых подъездов, оставленными в покое качелями, дровяными сараями и голубятнями, концертной
площадкой с ракушкой над пустой сценой и ровными рядами деревянных скамеек. Я со скрипом
открывал тяжёлые кованные ворота в проходных арках домов и перепрыгивал старые глубокие
лужи. Прогретый за день воздух рассеивался и оседал в таких уютных двориках,
закрытых от уличных сквозняков,ещё долго оставаясь теплым. Редкие окна горели в столь
поздний час. Летняя ночь была нежна и безмятежна. Половина первого.
Я неспеша пересек пустой сквер с фонтаном и гипсовыми пионерами. Легкий ветерок,словно
запутавшись в ветвях, шелестел в цветах яблони. Умолкали последние птицы.
И тут в конце парка, за высоким беленым забором, я увидел слона! Ей Богу! Это
был гигантских размеров слон, слонище, слоняра!! Я протер глаза. Слон неподвижно стоял
на месте, возвышаясь над деревьями. Хобот, крупные уши – все было там, где должно было
быть. Деталей различить издалека я не мог, да это было и не так уж важно. Охваченный
азартом и не помня себя я бросился к нему. Мое молодое сердце готово было выпрыгнуть из
груди и умчаться вперед.
Брошенная и давно не охраняемая территория секретного завода, попросту почтовый
ящик такой то, обветшала, заросла бурьяном. Вчерашние робкие побеги превратились в
буйные заросли - кудрявые кроны зеленого леса свободно качались, никому не мешая.
Известное дело, природа не терпит пустоты, завод зарос быстро и плотно. Само
предприятие переехало в другое место, став закрытым городом и режимным объектом.
Оттянув остатки колючей проволоки я перелез через бетонный забор.
Хрустели ветки и царапали мне кожу, я то и дело получал по лицу жгучей крапивой, густые джунгли позади и вот он!!!!
Я замер… Это был не слон! Странный, вытянутый предмет был накрыт плотной брезентовой
тканью. Я подобрался ближе… Никаких надписей и отличительных знаков и … и рядом ни
души. Я умирал от любопытства. Завод брошен, людей тут нет и быть не может,
оборудование вывезли, пустые цеха и лаборатории разрушены... Я потянул на себя
брезентовую накидку.
Метр за метром стаскивал серую грубую ткань. Тряпка спала. Я застыл в изумлении.
Огромный дирижабль, летательный аппарат легче воздуха, свободно
парил всего лишь в метре над землей. В свете луны он казался совсем белым. С двумя
воздушными винтами по бокам, остекленной гондолой из блестящего алюминия, длинный,
сигарообразный дирижабль, был привязан носом к причальной мачте. В хвостовой части он
заканчивался мощным горизонтальным и вертикальным оперением. Сквозь матерчатую
оболочку проступали продольные ребра огромного исполина. Едва заметное бледно-
зеленое свечение исходило от корпуса, такие же зеленые ломаные разряды, сопровождаемые
сухим треском, уходили в землю по веревочным канатам.
Тем временем, ровно 50 лет назад, в этот же день на заводе случилось ЧП.
Пропал с территории вновь построенный сверхсекретный разведывательный дирижабль.
Новоиспеченный властелин неба растворился, пропал, исчез. На заводе стоял переполох.
Бешено ревела серена, ошарашенные сотрудники сбивались с ног. Разбивали телефоны
различные министерства и ведомства. Названивало министерство обороны, за ним опережая
друг друга, министерства легкой и средней промышленности. Со скрипом тормозов в ворота
ворвались два армейских грузовика, под завязку груженные солдатами с умными собаками.
Завод был трижды прочесан от чердака до подвала, включая окрестности. Дирижабля не
было. Собаки, поджав хвост, беспомощно скулили. Солдаты в расстегнутых гимнастерках
курили рядом. Прибыли высокие чины на черных лакированных лимузинах. До самого утра в
кабинетах руководства горел свет. В результате проверки было выяснено одно. Точнее
два. Два факта. Испытание генераторов сверхкоротких волн, спроектированных по
заказу этих же военных, создало мощнейшее электромагнитное поле. В результате
возникшего зеленого излучения произошла невиданная вспышка с дальнейшим исчезновением
дирижабля.
Экстренно созданная чрезвычайная комиссия не смогла придти к единому решению, что
же засекретить – пропажу нового дирижабля или неожиданный успех эксперимента.
В итоге решено было продолжить исследование, списав дирижабль со счетов.
…Сердце бешено стучало, отдаваясь в висках. Ладони вспотели. Во мне смешались
небывалый азарт, чувство почти детского восторга от увиденного вживую чуда и взрослый,
перехватывающий дыхание страх быть застигнутым врасплох, быть схваченным здесь и
сейчас. Через наклонные окна проникала Луна. Центральную часть кабины занимала плоская
панель с индикаторами бортового оборудования. Рычаги управления, слабые огоньки
подсветки приборов , красные и синие лампочки, барометрический высотомер,
спидометр, несколько тумблеров и как мне показалось кренометр – все было собрано вместе,
обеспечивая уверенное пилотирование в процессе полета. Дрожащей рукой я прикоснулся
к Т-образной рукояти... Положения «ход – нейтраль - реверс». Твердый холодный пластик.
Рукоять свободно ходит, фиксируясь в одном из трех положений.… Рычаги рулей высоты и
направления. Красная кнопка пуска. Кнопка предусмотрительно расположена в стороне и
выступает отдельно.. Я провел пальцами по ней. Она неожиданно мягко утонула и вылезла
обратно. Зарычали дизеля, закрутились четырехлопастные винты. Дирижабль резко дернулся
назад, напряглись и с треском лопнули удерживающие канаты. Было поздно. Корабль оторвался от
земли. Я едва удержался на ногах, чтобы не упасть. В порыве восторженных эмоций я не
заметил, как рычаг остался в положении «реверс». Вцепившись, одним махом перевел его на
«ход». Дирижабль снова дернулся, опасно клюнул носом, выровнялся и плавно пошел
вверх.
Территория завода осталась позади. Шоркая пузом о ветки деревьев, я добавил ходу и
поднялся выше. Огромный ленивый кит полетел навстречу небу. Это было невероятно!
Я висел над парком, рассматривая его сверху - залитые лунным светом вымощенные аллеи,
афишная тумба, статуя штангиста в рывке, остановившаяся карусель с белыми, в красное
яблоко, лошадьми - старый парк тихо дремал.
Пузатая сигара плыла по улице между домами. Она тихо скользила по воздуху мимо карнизов с нахохлившимися голубями,
мимо балконов с цветами, лыжами и велосипедами, мимо высоких пожарных лестниц и водосточных труб, отражаясь целиком в окнах всего дома сразу.
Какая-то дамочка, по пояс голая, выглянула в окно верхнего этажа, ахнула и начала
креститься. Мужчина этажом выше в доме напротив выронил из открытого рта сигарету, ошарашено замерев вдвоём с супружницей на балконе.
Мы неспешно пролетели размашистые неоновые вывески «Ресторан» и
«Спорттовары». Их роскошные вензеля задавали стиль всей улице, отдаваясь синими бликами
в стеклах гондолы. Я опасался задеть висящие провода или снести фонари освещения -
они были на расстоянии вытянутой руки. Веселая стая бродячих собак перебегала дорогу.
Псы перестали лаять, в недоумении вытянув морды в мою сторону. Синхронно моргали желтые
светофоры, блеснули нити трамвайных рельс. Фургон с надписью «Хлеб» прогремел по
мостовой и скрылся в темноте. Луна отразилась в реке. Я тенью прошел над мостом. В этот
момент с одного берега на другой колесило такси. Заметив огромный серебристый силуэт, машина
остановилась, выскочил шофёр, на ходу поправил фуражку и принялся махать мне руками. Я помахал ему в
ответ, - Извини дорогой, мест нет!
Я решил дать круг над стадионом, попробовать корабль на маневренность. С рулем
высоты я разобрался быстро, гораздо сложнее пришлось с рулем направления. Жесткая
аэростатическая конструкция при повороте давала крен, дирижабль скрипел и слегка
заваливался. Управление махиной было сравни плаванию на барже: для того чтобы
совершить маневр или сделать круговой поворот приходилось планировать заранее. Я
пролетел на уровне потухшего табло и устремился ввысь.
Мир менялся до неузнаваемости, он выглядел одинаковым и в тоже время непривычным. Я
терялся в лабиринтах родных улиц. Тругольные крыши домов лежали словно перевернутые
корабли, утонувшие в глубоких волнах дворовой и уличной зелени. Почти на горизонте
тускнели разрозненными пятнами далекие огни, мерцали красные огоньки высокой
радиобашни. С набором высоты город превращался в светящуюся паутину, в разветвленную
сеть переходящих друг в друга улиц. К залитым огнями проспектам примыкали темные
улочки, бульвары распахивались открытыми площадьми. Местами из привычного ритма
городской архитектуры выбивались строительные краны и купола храмов, кирпичные башенки
и остроконечные шпили старой дореволюционной застройки. Именно такие детали позволяли
ориентироваться и узнавать город.
В кабине похолодало. Температура воздушных слоев заметно различалась. Я примерил
найденный костюм бортмеханика, он пришелся мне в самую пору и как нельзя кстати.
Валявшийся на деревянном полу бортовой журнал так и не был начат, новая карта была не
распечатана. На перилах расположенных по бортам гондолы висели якорные канаты, сам
медный якорь и мешки с песком, используемые в качестве балласта.
Корабль парил в просторном воздушном океане, в своей родной стихии. Сверху висела
луна в россыпи серебряных звезд, внизу мирно спящий город видел сны. Ночь была
великолепна в своем волшебстве.
* * *
Город остался позади, догорели последние огни загородного шоссе. Судя по компасу,
овальный цилиндр уносил меня на восток. За панорамными окнами была непроглядная
тьма. У меня начало закладывать уши.
С высоты 1700 метров расчерченные поля выглядели одним большим лоскутным
одеялом, за ними шли леса, бежали мелкие безымянные речушки, кругляши озер покоились
в зарослях камыша. По полям, пересекая проселочные дороги, спешил ночной экспресс.Вот
уже более двух часов мы летели в неизвестность. В небе было безветренно и удивительно
тихо. Ровно шумели винты. Планета вращалась, а вместе с ней и я, где то в нижнем слое
атмосферы. На самом конце горизонта занимался розовый рассвет, начиная новый
день.
Внезапно заморгала красная контрольная лампа. Мое сердце дрогнуло в недобром
предчувствии. Поочередно заглох левый, за ним следом отключился правый двигатель.
Погасла подсветка контрольных приборов. Скорость упала. Все стихло.
Дирижабль некоторое время плыл по инерции и начал снижаться. Махина медленно теряла высоту,
почти вертикально. Земля приближалась, деревья укрупнялись, принимая свой привычный
вид. Предрассветный туман клочками стелился по земле. В надежде на чудо я выкинул
якорь и принялся ждать. Мы мягко сели в чистом поле, почти безупречно. Пахло туманом,
травами и утренней свежестью.
За молодой березовой рощицей
начиналось болото, я выбрал березу покрепче, натянул веревку и закрепил якорь.
Посреди поля стояла пустая картинная рама. Резная, тяжелая, с потемневшей позолотой, она
предназначалась для портрета в полный рост. От рамы исходило уже
знакомое мне лёгкое, едва заметное зеленое свечение. Я не придумал ничего лучше и попробовал пройти
сквозь нее.
Это было непостижимо - я отскочил назад, ударившись сам о себя. Рама оставалась
все также пуста. Потирая шишку на лбу,я
стоял и рассматривал загадочную раму, соображая, как же так получилось. Сзади тихо подошел мужчина
и положил руку на мое плечо.
-Ты пришел, - он смотрел на прозрачную раму вместе со мной.
-Пришел, точнее …прилетел. Прилетел на дирижабле. Это была вынужденная посадка, -
зачем то начал оправдываться я.
-У зеркала два лица. Это не ты отскочил. Ты попал сюда.
-Куда попал? Что значит, попал сюда?
- Не беспокойся за свой корабль. Давай прогуляемся. Мы побрели вдвоем по
свежескошенной траве, по бескрайнему полю. Мужчина был одет с иголочки и по-своему элегантно, хотя на мой взгляд выглядел
несколько чудаковато - бархатный костюм цвета спелой вишни был застёгнут на крупных
золоченых пуговицах, ноги были обуты в кожаные обтягивающие сапоги по колено, и что
было самое удивительное в его одеянии – белая рубашка с кружевным жабо.
- Весь этот мир... все что есть на свете, что окружает тебя каждый день – это чьи-то
мысли. Ведь кто-то однажды создал мир. Но перед тем как его создать, он долго думал,
как лучше сделать это. Ты представляешь, - мужчина растянул мысль, - у него это
получилось! Получилось создать целый мир!
Рядом с нами кто-то протяжно зевнул, хлопнула дверь автомобиля. Болотной уткой
крякнул клаксон, завелся
мотор. Двигатель работал неровно, троил и кашлял. Прочихался, рыкнул и вышел на
устойчивые обороты. Судя по звуку, автомобиль проехал сквозь нас и скрылся восвояси.
- Но это же невозможно… Это противоречит законам физики и, в конце концов, здравому
смыслу? По мне пробежала легкая, почти незаметная дрожь, то ли от утренней прохлады то
ли от изумления. Автомобиля не было, но он был!
-Кто тебя уверил, что ваши законы физики единственно верные? Что ты знаешь о невозможности и здравом смысле?
Вот смотри, - он ткнул пальцем в воздух. Тут же образовалсь трещина. Я обошел ее с другой
стороны. Трещина слегка колебалась, искажая пространство. Из центра трещины паутиной исходили
натянутые прозрачные нити и тонкие окружности. Моя рука осторожно, по локоть,насквозь
прошла дрожащую сетку. Я вытащил руку. Она была прежней, я не почувствовал ничего
особенного.
Справа от меня раскачивалось кресло-качалка. Атмосфера абсурда усугублялась тем, что
оно качалось само по себе. Со всех сторон началось необычное движение. Над нашими головами поднялся
плакат с каким - то лозунгом и тут же порвался на мелкие клочки. Затем в воздухе начало
прорисовываться женское лицо, выполненное графитным карандашом. Несколько линий здесь,
несколько следов там, еще пара-тройка штрихов, обозначились контуры головы и наконец, с
поражающей простотой и четкостью получился портрет красивой молодой женщины.
Мгновение спустя из берёзовой рощи, со стороны дирижабля, вылетела шаровая молния. Словно заколдованная,
она принялась схематично чертить окружности и оси, прописывать размеры, расставила
цифры и углы наклона зубцов. Технический рисунок зубчатого колеса был готов. Нарисовалось второе, третье и четвертое колесо разных размеров.Колеса щёлкнули на нарисованных осях, сцепились зубами и механизм закрутился. Еще
мгновение и невидимые деревянные молоточки ударили по струнам. Заиграло фортепиано.
Игра была яркой, сочной и чистой. Неизвестный каждый раз начинал играть одну и ту же мелодию, с каждой попыткой заходя все дальше. Я не знал в какую сторону мне смотреть - вокруг все крутилось, играло и приходило в движение. Вдруг плавно, в легкой
дымке, каллиграфическим почерком проступило имя «Людмила» и первые строчки стиха:
Серебро твоих глаз мне дороже алмазов,
Ярче солнца, нежнее зари…
Имя Людмила было зачеркнуто и исправлено на Татьяну. Буква «Т» треснула, за ней
повалились другие буквы и строчки рассыпались. По полю летел большой дрожащий мыльный
пузырь. Внутри него мерцала сложная формула с константами и множеством переменных,
заключенных в скобки. Цифры рябили и перебиралась. Уравнение было приведено к
равенству, лопнуло и незамедлительно исчезло. Шумел и ускорялся механизм парового
двигателя. От фантома пахло углем и свежим машинным маслом. Апофеозом действия стала
проекция многоэтажного дома, искрящаяся электрическими разрядами.
- Ты еще веришь в невозможность?
Мне нечего было ответить. О существовании подобных вещей я даже не подозревал.
- Эти образы не большие и не маленькие – они такие, какие есть. Изначально они
создаются человеком в его голове, и только после получают материальное воплощение. Они
в своем первозданном виде – такие, какими пришли в голову.
Ноги набрались росы, начинало светать.
- Ты находишься за пределами слов, ты попал в мир идей. И, конечно же, тебя интересует
кто я. Мужчина улыбнулся. Знакомься – я, Хранитель Идей. А теперь пошли дальше.
Мир вокруг продолжал преображаться. У меня возникло чувство, что мы оказались на
складе театральных реквизитов, какие используются во снах. Бутафорские произведения
подобранные талантливым мастером-декоратором были расставлены прямо в поле,стихийно, без
обдуманности и какой-либо связи друг с другом. Обрывки тумана добавляли
происходящему ощущение легкого сюрреализма. Воткнутый в землю уличный
фонарь середины 19 века, с мутными закопчеными
стёклами, был покрыт слоем жирной пыли. Беспорядочно стоящие римские цифры выше
человеческого роста, латунный китайский чайник с длинным узким носиком. Терракотовый воин
охранял свои невидимые владения, хмуря брови на каменном лице. Шомпольный мушкет
привезенный трофеем то ли из Ост-Индии то ли из Вест-Индии, ряд тяжеленных утюгов на
углях, старинный велосипед с большим передним колесом.
- Идеи рождаются, воплощаются, живут и уходят, становясь частью прошлого. Люди не
замечают их ухода, предметы исчезают тихо и незаметно. Их объединяет одно общее -
Старость, - он повертел в руках серебряные щипцы для сахара. - Старость это возраст,
который не проходит. Отжившие идеи, навсегда остаются тут. Наглядное отражение духа в
материи.
Зачарованный, за все время я так не проронил и слова. Я молча рассматривал музейные
экспонаты, исчезнувшие из привычного обихода. Ведро под шампанское, облицованное
фальшивыми монетами из латуни. Ламповая радиола «Ригонда Моно», с таинственными и
притягательными городами на огромной шкале радиочастот. Богатый купеческий обеденный стол,
обитый красным сукном.
- В начале 1910-х подслеповатая домработница Груня пролила чернила, оставив некрасивое пятно. К
сожалению, на большинстве вещей присутствие следов времени неизбежно. Мужчина поставил
чернильницу на место. Пятно исчезло. Как видишь, жизнь кругом полна интересностей.
И вправду, я не переставал удивляться. Потрепанный деревянный зонт с загнутой
рукоятью, старинная масляная лампа, кажется, такая была еще у Алладина. Ажурная
венецианская маска, украшенная золотым орнаментом, перьями и хрусталём, болталась на
рогатой вешалке рядом с кожаными летными очками. Игрушечная детская коляска с тонкими
спицевыми колесами – такими играли дети в довоенной Германии. Дальномерный фотоаппарат
мастерской точной оптики Карла Цайсса, оперся на коренастую треногу. Вылетевшая
птичка застряла в нутре дерматиновой гармошки. Китайский сосуд для курения опиума из
чеканного серебра. Расписная шарманка, изготовленная органным мастером из города
Геттингена. Немецкий мастер делал её, вкладывая душу, чтобы дарить людям радость. Мой проводник в этом таинственном мире - Хранитель Идей, плавно крутанул вороток шарманки.
Цепляясь внутри за крючечки, шарманка неохотно заскрипела. Вдруг вместо прерывистого и
дрожащего голоса заиграла волшебная мелодия. Она обволакивала все вокруг , разбивая тишину уходящей ночи.
В один момент реальность смазалась и поплыла. Она начала сворачиваться воронкой в одну точку. Деревья, трава со стылой росой, седые облака, мой огромный дирижабль на фоне восходящей зари, странные декорации по всему полю - все стало жидким и теряло форму на глазах. Словно кто то пролил воду на краски и они потекли, изменяя контуры мира.
Этот таинственный Хранитель Идей со своей мелодией, он явно что то скрывал. Он начал сматывать, да - да, сматывать окружающую реальность в эту старинную шарманку, просто крутя её вороток.
Я открыл глаза. Я сидел один в чистом поле, прижавшись к стогу сена. Солнце давно встало, туман рассеялся.
Дирижабля не было, рамки тоже. Бесследно исчез Хранитель Идей. По пыльной дороге я побрел вдоль
полей в сторону города. В руке у меня лежал маленький фарфоровый слоник.