Фугую зло широкую тесину
Косую в белом снова принесло!..
Опять пришёл заказ на домовину -
Не по душе мне это ремесло...
Автор
По субботам Серёга ходил в баню.
День как день - декабрь, утро, лёгкий морозец приятно щекочет кожу, снег, недавно выпавший на стылую землю, лежит неглубоким белым поковром. Серёга сгрёб в ладонь этот белый пух - он не лип, а слегка подтаивал в руках. Настоящая русская зима, самое начало её - очищающее от ноябрьской грязи, обещающее новую жизнь, предвещающее Новый год!
Сруб, уже не новой бани, нагрелся не сразу, но уж когда нагрелся, блаженно запел, закряхтел, заблагоухал в это зимнее утро, придавая ему дополнительную прелесть и чистоту.
Наконец, когда банный пар дошёл до нужной точки, Серёга блаженно вытянулся на лавке и закурил. Любил он эту минуту: "Вот сейчас докурю, тогда уж помоюсь! Потом - домой, горячий чай с лимоном, тихий отдых и..."
Хлопнула банная дверь:
- Тебя там ждут. Срочное дело. Идёшь? - жена как всегда - "вовремя"! Собственно, она не виновата, - опять он кому-то понадобился!
- Помылся, мать вашу!.. - Серёга выругался вполголоса, наскоро вытерся полотенцем, сунул ноги в старые опорки и пошёл в дом.
В прихожей стоял Виктор Иванович Гречнев - мужик шестидесяти лет, родственник женин:
- Выручай, Сергей, - судя по хмурым бровям, дело у него было невесёлое, - сын-то мой, Витька, - помер! Надо бы домовину сладить. Суббота, понимаешь, где ж я её куплю-то? Сделай, не откажи - заплачу...
Да-а-а, дела-а-а! Субботняя баня, похоже, псу под хвост! Но...куда ж деваться-то - не отказывать же в таком деле?.. Да и родня женина, к тому же...
- Ладно, Иваныч, сейчас приду. Оденусь только.
Гречнев ушёл. Серёга взял свой складной метр, карандаш, блокнот, собрал инструмент. Пошёл. День-то какой! Солнышко такое замечательное, хоть и не греет, а глаз радует: яркое, уже не жёлтое, подёрнутое какое-то снежной белизной! Низкое - протяни руку и достанешь!
Он, Серёга-то, не гробовщик, в общем-то - плотник. Только частенько домовинки ладит. Мрёт народец, вот и идут к нему люди. Невесёлое это ремесло, однако...ремесло, оно и есть ремесло...
...Зелёный штакетник забора поддерживал тонкие ветви рябины, склонившиеся навстречу входящему под тяжестью ярко-красных ягод, покрытых белым-белым покровом. Серёга тронул ветку - та качнула в ответ головками кумачовых ягод: "Здравствуй и ты, гость понужденный..."
Зашёл в дом.
В прихожей скорбно притулилось несколько старушек в чёрных платочках - маленькие, шустрые, как мышки, - они сновали из угла в угол, беззвучно шевеля губами и ежесекундно находя применение своим сухоньким ручонкам.
Ещё не обряженный покойник лежал на столе, в "переднем углу". Серёга снял простыню и стал привычно обмерять тело: ширину плеч, длину с маковки до пят, обьём. В эту минуту перед ним был не покойный Витька Гречнев, а просто обьект, бревно, бывший человек! Он в очередной раз поймал себя на этой мысли.
"Неприятно думать так-то! - ему стало не по себе, - Ну а как иначе? Ладно, гробовщик хренов, делай своё дело, а то ведь, если что не так, осудит народ, да и т а м , у н и х - не примут. Тоже, наверное, блокпост есть - глядят привратники, в каком виде новичка прислали?! Вот, чёрт, мысли-то дикие!"
- Ну, что, Сергей,к вечеру управишься? - Гречнев-отец нервно курил на крыльце дома, когда гроботёс вышел на свежий воздух.
- Я постараюсь, Иваныч, - он тоже закурил, натягивая шапку на глаза.
- Постарайся, мастер, не обижу...
- Да ладно...
Гробы Серёга ладил на базе у Николаича. Там всегда имелся запас сухого, широкого тёса. Смерть человека - беда, а в беде Николаич помогал чем мог - такой человек...
...У В.И.Даля, гроб - "ящик в меру человека, для похоронения трупа его, "домовина или домовище"; "деревянный тулуп".
В лохматые, дремучие года были гробы-долблёнки из цельного бревна. И как-то так повелось на Руси, что ремесло это обросло поговорками да приметами. Они, приметы те, передавались из поколения в поколение, и Серёга чтил их, да и как не чтить-то, например: "Если гроб не в меру велик, то быть ещё покойнику в доме". Вот и думай: не выдержишь размеры домовины - беду накличишь! Или того проще: "Красный(красивый т.е) гроб не для покойника хорош". Здесь-то уж прямой указ - делай хорошо, чтоб людям нестыдно было за себя и твоё ремесло!
Делает мастер своё дело, а мысли сами собой текут: "Принесло е ё , заразу косую(а тесинку-то фугует, зло так фугует - с надрывом), вот ведь работёнку-то задала, сволочь(а красный креп ложится на крышку гроба, молоток "двадцатку"-то - гвоздь - клюёт: стук-стук-стук, стук-стук-стук!). Эх, Витька, вот и ты туда же, и ты...
Витьку-то Гречнева он знал давно, ещё с детства, - иаленько помладше тот был. Парень неплохой, да шебутной уж больно, порой. Как-то постепенно-постепенно запил парень. Ну, женился - думали остепенится - да куда там! Жена его, Любка, как раз на базе здесь и работала, в конторе. Молодая, симпатичная женщина. Только не заладилось у них там что-то, от пьянки его, что ли? Однажды нашли её на берегу речки мёртвую - ногти поломаны в кровь о землю, пена изо рта... Говорили, отравилась... Он, Витька-то, ещё пуще запил. И помер. Печень, вроде...ага...
Делает мастер своё дело, текут мысли: "А интересно, прах меня дери, посмотреть на того, кто мне-то тулупчик деревянный сообразит. Уж небось родился он на свет-то? Да уж, точно, ходит по земле-матушке! Сказал бы я ему: ты брат, мастер, особо-то не старайся, - не надо дорогих рюшек, крепа, простыней особых, а только разругай-ка своё ремесло, расплюйся с этой обязанностью нашей проклятой! Вот так! А больше ничего мне не надо... А когда понесут т у д а , на "новую квартиру", пусть старые сосны проворчат что-нибудь, вороны проорут простуженными голосами, нагоняя тоску на всех гробовщиков земли русской! И друзья пусть придут, хоть немного, а много-то их не бывает! Пусть выпьют крепко и споют негромко...".
Ну, вот - размечтался! Мысли мыслями, а руки-то своё сделали - готово домовище!
Собрал Серёга инструмент, закрл цех, ключ сторожу занёс, да и пошёл домой, точнее - брёл-побрёл. Она, работа-то, нетяжёлая вовсе, да уж невесёлая больно...
Дома долго сидел на крылечке, курил.
Собрался было снова в баньку, ан нет - звонок по телефону:
- Слушай, Сергей, это я, Иваныч. Мы гроб-то взяли, привезли, покойника обрядили честь честью, положили на место. Но, ты понимаешь: стали крышку примерять, а она в ногах не закрывается! Что делать-то?
- Да ты что, Иваныч, - Серёгу аж пот прошиб, - быть того не может! Я все размеры выдержал!
- Ну, вот как хочешь, а не закрывается в ногах и всё тут! Ты бы пришёл, глянул, а?
- Ладно, иду...
...Возле гроба, стоящего посреди комнаты, уже вовсю причитали старушки в чёрных платочках. Серёгу встретили настороженно:
- Как же так, кормилец, крышка-то неплотно подходит? Непорядок это, - маленькая старушонка с вострыми глазками, так и сверлила гроботёса, - куды ж его, покойного, в таком-то гробе?!
Серёга снова всё перемерил, сверил со своими записями утренними - всё правильно! И припуск дал нормальный, как положено, уж куда больше! Вспомнилось: "Если гроб не в меру велик..."
"Ничего не понимаю, мистика какая-то!"
- Вы под него что-нибудь ложили?
- Да нет, - вострая старушка замотала головой, - была там твоя стружка, накрыли её простынёй и всё.
"И всё, - повторил про себя Серёга, - и всё, и всё, м всё...стоп! А чего это у него ступни торчат так, какой же размер ноги-то?"
Он одёрнул покрывало...мать честная, вот это ботинки! Новенькие, тупоносые ботинищи! Серёга аж закашлялся:
- Бабушка, это кто ж додумался ему такую обувь-то напялить? Он же по-кой-ник! Ну, обули бы тапочки, и ладно, а тут ведь... Да ведь это же зимние полусапожки на меху, с рантом сантиметра два с половиной! Да вы что, дорогие?
- Ну и что, что зимние,- не унималась старая, - чай на дворе не лето, глянь в окно-то, родимый!
- Так ведь я не рассчитывал на такую обувку, когда мерил его да гроб ладил, вы б хоть предупредили. Вот он в ногах и не закрывается.
Но бабушка стояла на своём:
- Он ведь, новопреставленный, ни разу обувку эту и одеть не успел. Пусть хоть т а м в ней походит! А ты уж, кормилец, изделай чаво-нито, уж исхитрись!
Делать было нечего, не до спору тут. Взыл Серёга крышку гроба, вышес на веранду. Вспорол обшивку, затесал несколько тесинок на клин, приладил не спеша, обшивочку красненькую увеличил, рюшку на место поставил - как и было!
Примерили. Крышка оказалась впору. Страсти улеглись.
Поклонился мастер этому дому и пошёл восвояси...
...А в бане-то Серёга помылся в эту субботу. Поздно, правда, в доме у него все уж спали.Попарился, потом чайку хлебнул. Лёг, а сон всё не шёл. Вот так всегда после этих похоронных дел: ночь-полночь, а не спится, хоть глаз коли!
Однако, пришло забытьё. И сниться Серёге сон: идёт он лесом густым, похоже ёлку новогоднюю выбирает себе, глядь - мужик из зарослей выходи и прямо к нему! Кто же это? Так Витька ж Гречнев, во как! Подходит и громко так, во весь лес, басит:
- Что ж ты не мог, Серёга, старухам про ботинки доказать? Умаялся я в них совсем, - тяжёлые, собаки, - как кандалы! Случись у нас, т а м , в кино сходить, на дискотеке, или к примеру, в бар - пивка попить - так пока дойдёшь, семь потов сойдёт!
- Так у вас т а м что же, и бары и дискотеки?!
- А как же - всё как у людей! Так ты вот что: на-ка. забери да скажи, чтоб в ближайшую "троицу" прислали мне другую обквку, полегче. Ну, там тапочки, аль кроссовки что ли?!
С этими словами Витёк с трудом стащил с ног здоровенные полусапожки на рантах, да и бросил их Серёге под ноги.
- Да как же они пришлют-то тебе, ведь до в а с и почта небось не ходит? - закричал Серёга, но бывший Витёк его уже не слышал, скрывшись в тех же зарослях, откуда и появился. Взялся было Серёга его догонять, да куда там - ноги как ватные вдруг стали, не бежится совсем.
С тем и проснулся. Глядь, а на полу в комнате его те ботинки стоят! Закрыл глаза, помотал головой...уф-ф-ф! Нет ботинок!
- Приснится же чертовщина такая, - вслух подумал он и вышел во двор, покурить. Неспешно зашагал за ворота - на уличной дороге, меж домов, лежал свежий рубленный можжевельник - путём торным и прямо к церкви.
В Туме опять кого-то хоронили...