Весна – предощущение каникул
И поворотов ветреных в судьбе,
Весёлый звон раскрашенных тестикул
Весною раздаётся при ходьбе…
Здравствуй, мой далеко не юный друг, мой старый товарищ, всё чаще сетующий на превратности бытия. Согласен, многое в этой жизни и мне представляется неправильным, а то и неправдоподобным. Например, совершенно нереальными кажутся выцветшие цифры в пожелтевшем и стёртом на сгибе Свидетельстве о рождении, выданном несуществующей ныне страной в расцвете прошлого века. Не менее фантастичными, чем полуистлевшие метрики, выглядят сейчас большинство честолюбивых планов по устройству мира и отдельно взятой судьбы. Всё так, но в мире помимо его несовершенства и щедро рассыпанной печали, существуют множество удивительных, по настоящему чудесных вещей, мест, явлений. Например, надвигающаяся Весна! Ты обратил внимание на незатейливый эпиграф, предваряющий это письмо.
Странное это время года – Весна. У кого-то с пробуждением природы от зимней спячки вырастают упругие невидимые крылья. Их влажные от весенней капели перья видимо обладают изрядным весом, так как расправляют плечи и грудь, особым образом натягивают кожу на лице, – иначе, чем объяснить внезапную стать и беспричинную улыбку обладателей крыльев?
Других же, раздражение от уличной слякоти и досада на грязь в подъезде загоняет в продолжительную демисезонную хандру. Липкая грязь, подсыхая, покрывает коркой небытия память о Юности и Первой Весне. По счастью, не у меня. Временами я вспоминаю свою Первую Весну, и память эта – лучшее средство от хандры и авитаминоза души…
Отложи, дружище, ненадолго эти каракули, плесни в любимую чашку из термоса памяти густой, с многолетней выдержкой напиток воспоминаний с терпким ароматом юности и послевкусием первого поцелуя. Налил? Красавчик! Пусть осядет пена, а я пока повспоминаю за своё…
По 1/6 части суши уверенно ковыляли ХХ век и март месяц, что же творилось за пределами Страны Победившего Социализма,- в мире Наживы и Чистогана, – было известно одному Богу, пожалуй, ещё Сенкевичу, и отдельным членам ЦК КПСС.
Итак, ранним мартовским утром, когда весь советский народ спешил к станкам, кульманам и руководящим креслам, я тоже, (правда, чуть моложе) торопился исполнить свой гражданский долг в 7 «Б» классе. С распухшим портфелем и остатками сна на лице я выпрыгнул в мир. Солнце, как и я, окончательно не проснулось, фонари рассеивали утренний полумрак, но не могли бороться с ароматом Весны, взвешенным в воздухе. За спиной глухо хлопнула дверь подъезда, я обернулся, чего раньше не делал… Вдруг, откуда-то свыше, гораздо выше фонарей и пробудившегося солнца, пришло пронзительное ЗНАНИЕ: там, в тёплом подъезде осталось Детство, осталось на-всег-да.
Юность, начавшаяся внезапно, передавалась через рукопожатие, воздушно – капельным путём, и даже взглядом. Немудрено, что эпидемия захлестнула все старшие классы. Средняя температура по школе поднялась, а вот успеваемость стремительно падала. За школьными окнами сочились весенним соком гроздья сосулек, ошалело гомонили птицы, растревоженные обманчивым мартовским солнцем. Гранит знаний выглядел особенно неаппетитно, грызть его решительно не хотелось.
На геометрии я мысленно спорил и с Эвклидом и Лобачевским одновременно. В фантазиях параллельные прямые не просто пересекались, а переплетались самым причудливым образом. С корифеями физики тоже были существенные разногласия: лично меня притягивало не всякое большое тело с массой, стремящейся к бесконечности…
Птичий гам за окном и монотонный бубнёж учителей едва перекрывал шелест записок, без счёта снующих по классу. Это броуновское движение линованных кусочков бумаги наэлектризовывало пространство и без того готовое к взрыву…
Предвижу вполне закономерный вопрос, мой любопытствующий друг. Да, отвечаю тебе, было. Конечно же были и сладкие муки неразделённого чувства, и ошеломление от разделённого. Было несколько позже…
Но почему- то, каждый год, едва апрельский снег начинает тяжелеть от влаги, теряя воздушность и белизну, я заново переживаю ни с чем не сравнимое по силе и чистоте предвкушение влюблённости, звенящее предощущение Чуда…
Приходят на ум и совсем другие события, связанные с тем временем. Поскольку весь советский народ жил тогда ожиданием невиданного доселе События – Московской Олимпиады, и бездумный, но внимательный взгляд олимпийского Мишки преследовал тебя повсюду, я не вправе малодушно обойти в своих воспоминаниях тему спорта. Благо есть что вспомнить…
Той же Весной, в апреле начался юношеский чемпионат области по волейболу, приуроченный к 35-летию Победы и надвигающейся Олимпиаде. Я уже много лет фанатично занимался этим видом спорта, был в сборной города.
Тренер наш, явно не лишённый спортивно- педагогических талантов, поддерживал свой боевой дух с помощью неиссякаемого народного кладезя пословиц, поговорок и прибауток, и такого же количества «Зубровки» и беленькой. Наш же боевой дух поднимался с помощью нехитрых, но действенных приёмов. Например, когда мы синхронно качали пресс, тренер не убеждал нас в пользе этого упражнения для растущих организмов и будущей спортивной карьеры, не мучил нас нравоучениями и скучными примерами, нет, он говорил просто: «кто первый сдохнет – не мужик!». Никакой допинг не действовал так безотказно.
Вот и сейчас, на тренировке сэнсей хитро щурил глаз, чаще обычного прикладывался к фляжке и сыпал поговорками: «За одного битого – двух небитых дают; не в свои сани – садись; тяжело в ученье…; без труда не вытащишь…;» Причину столь хорошего настроения мы вскоре поняли. На построении в конце тренировки учитель торжественно объявил, что благодаря своему недюжинному таланту и обширным связям, ему удалось включить нашу команду в предстоящий турнир вне конкурса. Фишка в том, что средний возраст участников превышал наш на три года. Краткий, но бодрый спич разъяснил, что будем биты, но биты с пользой: этот турнир сплотит нашу команду и даст неоценимый соревновательный опыт…
Ты, мой друг, видимо тихо недоумеваешь, почему вдруг жёлтый лист моих воспоминаний закружило и бросило к пропахшим потом стадионам моей юности? Ну, во–первых, что хочу, то и вспоминаю. А во-вторых, немного терпения, и ты узнаешь, из-за чего собственно весь этот сыр-бор-волейбол!
Итак, середина турнира, рядовой утренний матч, немногочисленные вялые зрители, превозмогающие зевоту судьи, дремлющий тренер, оживившийся лишь при объявлении минутного перерыва при счёте 4 : 12. Именно столько тогда стоила бутылка беленькой… В общем, мы достойно сливали вторую партию. Команда соперника была сильней, и, напомню, старше…
Вскоре после тайм – аута белоснежный чехословацкий мяч «завис». Если не в курсе, – это когда он упорно не желает соприкасаться с площадкой, десятки раз безрезультатно минует сетку, изматывая силы и нервы сторон. Выиграть такой мяч особенно почётно и тактически сильно…
Наконец, пробив наш блок, коварный кожаный баллон новогодней шутихой полетел на трибуны…. С криком облегчения и радости команда противника сгрудилась в победный круг, не дожидаясь свистка. И никто не заметил, как юркая рыжеволосая фигурка, в потных подпалинах на красной футболке, ринулась на трибуны и в сумашедше-красивом прыжке достала мяч! Я начал разбег. Прыжок! С каким же удовольствием со всей дури я влепил по диагонали!..
- «Чппок!» – сказал мяч.
- «Фью-у-утрь» – ответил ему свисток.
- « А-А-А-А » - взревели трибуны.
- «У-у-у-у-у-у…» – огорчённо подумали пацаны за сеткой.
И только рыжий Тишка ничего не говорил, нелепо разлёгшись в трибунном проходе. Мы подбежали одновременно с врачом. Тишка тихо постанывал, когда неулыбчивые санитары грузили его на носилки. -«Кисть – растяжение и вывих, бедро и предплечье – ушиб, плюс два ребра и сотрясение под вопросом.» – констатировал врач и хмуро пошутил про свадьбу.
-Забили?- спросил Тишка, и улыбнулся после дружных утвердительных кивков.
-Бинтуйся, Рыжий, а мы пока поиграем, – успокоил Тишку кто-то из наших.
Наши рослые соперники пока не поняли, как профукали « висяк », тем более невдомёк им было, что на площадку вернулась команда, лишь внешне похожая на тех, кто минутами раньше метнулся на трибуну… Мы превратились в металлически холодный, отлаженный механизм с туго закрученной пружиной. Например, часы с «боем». «И грянул « бой!»
Так некрупный волк, внезапно развернувшись к погоне, скупыми, выверенными ударами рвёт заполошных, откормленных псов, до последней секунды ошибочно полагавших себя охотниками…
Проснувшиеся зрители, явно прибавившие в количестве, одобрительно ревели и хлопали: – Там-тАм, та-та-тАм, та-та-та-тА, та-тАм,- казалось эти хлопки не просто задают темп, а, резонируя, трамбуют воздух на нашей половине площадки. Мяч плавно ложился точно в руки, игроки первой линии зависали над сеткой столько, сколько требовал игровой момент, окончательно деморализуя соперника. Сложнейшие подачи, расстановки, комбинации, даже то, что нечасто выходило на тренировках, теперь получалось «играючи»…
Растревоженный тренер с отчего-то повлажневшими глазами, то вскрикивал, то сбивался на хриплый шёпот: - Давай, ребятушки, делай их….- и ещё что-то неразборчивое и нецензурное. Боже мой, как мы «давали», шо мы «делали»!…
Вечернюю встречу мы, кстати, тоже выиграли.
Много талой воды утекло с той Весны, но когда жизнь подбрасывает неразрешимые на первый, да и на второй взгляд проблемы, я, как старую застиранную футболку примеряю на себя то самое состояние расчётливого куража и холодной иррациональной уверенности в Победе.
Утомлённый от собственной мудрости Кастанеда наверняка назвал бы ту Весну – Местом Силы. И был бы прав, пожалуй! Во-первых, потому что старик вообще редко ошибался. А во-вторых, мысленно обращаясь в далёкую Юность, я действительно становлюсь сильнее. Сильнее и сентиментальнее…