Вкус осени, I глава

Ан Артуа
I глава


– Андрюх, у меня к тебе дело есть.
– У тебя всегда ко мне дело есть.
Смолкин улыбнулся уголками губ и поправил очки – зрение в этом году заметно село. Теперь документы приходилось читать только в очках, иначе даже стандартный двенадцатый кегль не разобрать. Он поставил очередную подпись внизу страницы и отложил последний на сегодня отчет.
Настенные часы тактично молчали о полночи. Секретарь Маша давно отключила звуковое сопровождение каждого нового часа – после нервного срыва владельца банка. Никто, кроме Маши, не знал, что на стене под поющими часами в один из вечеров растеклось пятно от дорогого бренди. Смолкин, естественно, метил бокалом с напитком в подаренные часы, но промахнулся. Утром Маша отмыла венецианскую штукатурку и убрала осколки, пока Андрей Сергеевич спал тяжелым сном на диване. А потом настроила часы на мирный режим, дабы не раздражать любимого начальника.
Смолкин убрал вьющуюся прядь с лица и устало откинулся в кресле. Дома ждет жена и сын, а он все еще сидит в кабинете и копается в бумагах. Ему, как никогда ранее, хотелось что-то изменить в своей жизни. Не видеть этих лиц, не встречаться с партнерами и конкурентами, не прогибаться под чиновников. Пожить наконец для себя. Съездить с семьей в отпуск, отключить телефон и забыться на время. Но он понимал, что это невозможно.
Даже в такой час ему звонят по очередной просьбе. И ведь не пошлешь – Егор все-таки друг со школьной скамьи.
– Знаю, что поздновато, но я сам только что узнал... Одному хорошему человеку нужно взять кредит.
Когда Егор говорил «одному хорошему человеку нужно», он имел в виду очередную шишку, предпринимателя, человека со связями, чиновника и бог знает кого еще. В целом – человека, которому нельзя отказать. И чаще всего это означало, что деньги или услуга нужны были еще вчера.
– Я слушаю… – Андрей Сергеевич снял очки и, зажмурившись, потер переносицу. Перед глазами тут же замерцали разноцветные точки.
– Короче, мы завтра с ним подъедем и на месте все обсудим, – суетился пробивной Секирин.
– Во что ты опять меня втягиваешь, чепушило? – засмеялся Смолкин. Только с Егором он мог чувствовать себя свободно, разговаривать по-свойски, как в старые добрые времена.
Из динамика мобильного послышался довольный глумливый смех.
– Да не ссы, Смол, завтра привезу к тебе отличного парня. Мы с ним давно знаемся, так что я ручаюсь, все будет нормально.
Это теперь Смолкин был для всех Андреем Сергеевичем, а в молодости никто по имени его не называл – прозвище Смол быстро прилепилось к парню. Иногда Смол трансформировалось в Смолу. Только сейчас в Андрее Сергеевиче не представлялось возможным распознать того улыбчивого и бесшабашного Смола. Деловой костюм, приглаженные воском мягкие русые кудри, строгие морщинки между бровей и менее заметные – вокруг глаз, заострившиеся черты лица и резкие носогубные складки – в целом Андрей Сергеевич производил впечатление жесткого и расчетливого банкира, умеющего держать себя в руках в любой ситуации. Этот образ был навязан прожитыми годами и внушительным опытом. И только глаза иногда выдавали прежнего Смола – яркого и напористого.
Все чаще Андрей Сергеевич вспоминал то время, когда он был свободен и счастлив. То время, когда любил свою жену, как мужчина, а не как друг. Когда не закрывал глаза на ее измены, потому что тогда она была ему верна. Когда мог проводить больше времени с сыном. Когда были живы его родители. Когда он не знал вкуса горького разочарования и предательства друзей. Когда считал, что сам контролирует свою жизнь. Отметка «сорок» маячила уже совсем близко.
– Верится с трудом, – усмехнулся Смолкин, а потом добавил: – Егор, давай вырвемся куда-нибудь. Возьмем удочки, водочки и… Или нет, лучше в Можайск махнем к Серпухову, постреляем кабанов, ну, уток в крайнем случае.
– Да не вопрос, – отозвался Секирин. – Стрелять, так стрелять. Раз уж батеньке крови захотелось. А то мне за Машу страшно. С таким-то дириком…
Андрей мог с точностью сказать, что Секирин на другом конце трубки осуждающе качает головой, состряпав свое любимую псевдо-ироничную гримасу.
– Ты мне Машу-то не порть. Хорошая девка, не трогай ее. Одна она у меня с мозгами тут осталась. Скоро вместо кабанов офисные тушки буду отстреливать. Надоело все до чертиков. И вообще, хватит ****ь моих секретарей. Даже я их не трахаю. Из-за тебя Карина к Герберу ушла. Хорошо хоть Маша подвернулась.
– Да всё-всё! Не трогаю я ее. Слушай, а чего ты их не трахаешь?
– Кого?
– Секретуток твоих, – допытывался Егор.
– Не хочу.
Смолкин тяжело вздохнул, распустил галстук и расстегнул верхние пуговицы сорочки. Можно было уснуть прямо здесь, сидя в удобном кожаном кресле. Или прилечь на диване, но до него нужно было идти. А сил, кажется, больше не осталось даже на малейшее движение. Глаза уже закрывались сами собой.
Он бы так и сделал, если бы не обещание сыну приехать пораньше. Андрей знал, что снова его нарушил, но еще тешил себя надеждой, что Влад не спит. Всё же выпускной класс, почти взрослый мальчик, гуляет с позволения отца допоздна. Но, в отличие от Андрея, Влад никогда не приходит позже часа ночи – соблюдает батин наказ.
– У тебя опять началось, да? – не унимался Секирин, но голос стал глуше и серьезнее.
Смолкин отлично понимал, о чем тот говорит, но обсуждать сейчас эту тему не желал. Тем более, в который раз объяснять, что нет такого – «началось» и «закончилось». Это либо есть постоянно, либо нет совсем. Секирин считал иначе.
– Нет, все нормально.
– Смол, хочешь, я Серпу скажу – он нам девочек и… мальчиков подгонит. Поохотимся, потом в баньку пойдем, а?
– Не надо мне никого. Егор, хоть ты не тупи, – поморщился Андрей Сергеевич. – Если говорю, что никого не хочу – значит, никого. Не еби мне мозг.
– Я понял. Ладно, отдыхай. Завтра увидимся, перетрем.
– Звони с утра. После обеда я уеду на встречу.
– Заметано.


***

Свет в окнах загородного дома не горел. Смолкин уже привык к тому, что семья ложиться спать, не дождавшись своего кормильца. Где те ужины втроем, где улыбки родных? Андрей понимал, что сам во многом виноват. Другие как-то же подстраивались под ритм жизни. А он не сумел. Извечная паранойя: отпустишь немного – потом не разгребешь, или и вовсе потеряешь контроль над ситуацией.
Стараясь не шуметь, он разулся в просторной прихожей, бросил пальто на трюмо и поднялся на второй этаж. Прошел к комнате сына – к его удивлению, из под двери сочился слабый свет ночника. Андрей улыбнулся себе в полумраке коридора – дождался все же. Наверно, за то, что Лена родила ему Влада, он мог простить ей всё. Он мог выдержать всё. Любовь к сыну была всеобъемлющей, огромной. Самый дорогой человек. Тот, ради которого он решил создать империю. Тот, которому он хотел подарить самую лучшую, яркую и счастливую жизнь.
Глава семьи постучал в дверь. Послышалось: «Иду!».
А через секунду Влад выскочил из комнаты и прикрыл за собой дверь, словно что-то пряча. Те же русые кудри, серо-стальные глаза, но еще подростково угловатая фигура. Влад радостно улыбнулся и на мгновение – неловко, совсем по-мальчишески – прижался к отцу, а потом заговорчески зашептал, закусив губу.
– Пап, там это… Ну… понимаешь, Оля хотела фильм посмотреть… В общем… я ее к нам пригласил. Ничего?
Андрей посмотрел на припухшие от поцелуев губы сына и потрепал его по волосам. Как же тут не понять – мальчик давно вырос. Погуляет, потом найдет себе девушку, женится, родит папе внуков. И папа будет рад. Он желал сыну лучшей судьбы.
– Презервативы есть?
Даже в мягком и тусклом освещении ночника было видно, как скулы Смолкина-младшего вспыхнули стыдливым румянцем. Но растерянности не было и следа – Влад смело посмотрел отцу в глаза и обаятельно улыбнулся. Андрей так же улыбался в его возрасте.
– Конечно.
– А Олины родители знают, что она у нас?
– Ну… они думают, что она у Ксюшки. Это подружка ее.
Андрей вздохнул.
– Надеюсь, что хотя бы до Олиного совершеннолетия они будут думать так же.
Влад понимал отца с полуслова.
– Так точно, сэр, – шутливо отсалютовал тот.
– Не заставляй девочку ждать, беги.
– Спасибо, пап.
Влад скрылся в комнате, послышался тихий женский смех. Андрей провел рукой по волосам и усмехнулся. Годы слишком быстро отцвели, оставив привкус осени на губах. Но он еще помнил… Хорошо, что это Оля. А не Максим, к примеру, как было у Андрея. Но об этом семье лучше не знать. Ему еще дорог их покой. Правда – не всегда есть благо.

Лена спала, разметавшись по постели. На прикроватной тумбочке стояла полупустая бутылка «Мартини» и бокал. Андрей поморщился и убрал алкоголь в бар. Она стала чаще выпивать. Конечно, Лена не напивалась до потери сознания. Но и не отказывала себе в выпивке даже на день. Андрею это не нравилось. Как и многое другое. Но все же он по-своему любил ее. Они были связаны. Они все еще были семьей.
Андрей разделся и лег на вторую половину кровати. Лена заворочалась, сонно прижимаясь к мужу. От нее сладко пахло выпивкой и чужим одеколоном.
Снова бессонница.

***

Утром Андрей чувствовал себя еще хуже, чем накануне. Уснул ближе к рассвету. В голове крутились назойливые мысли о том, что сделал и чего не успел. О своей жизни, в которой все шло по накатанной. Он чувствовал себя грузовым поездом, вставшим на рельсы, – один маршрут от точки до точки. А внутри пустота, разлившаяся по вагонам.
С одной стороны у него было всё, с другой – не было права даже на банальную ошибку. Страх краха, полного обесценивания всего, чего Андрей добился, заставлял работать на выдохе. Главное – не терять позиций, укреплять превосходство. Это всё, что он умел.
В восемь позвонил Секирин.
– Саш, убавь звук, – повысил голос Андрей Сергеевич, пытаясь перекричать истеричную певичку из утреннего радиоэфира.
Водитель флегматично тыкнул в кнопочку – звук резко оборвался.
– Что ж вам не спится в такую рань, Егор Александрович? – растягивая слова, произнес Смолкин.
– Ох, Андрей Сергеевич, не дают мне покоя нерешенные дела, – в тон ему пробасил Секирин.
– Знаем мы ваши дела, Егор Александрович. Ебля да пляски. И охота к обедне.
– Ну что вы, Андрей Сергеевич… Нам бы наебать кого для начала. А то казна пустеет, шлюхи плачут…
Смолкин раскатисто рассмеялся.
– Шлюх жалко, конечно, Егор Александрович. Придется подсобить вам в эти нелегкие времена.
– Так жду аудиенции, ваше высокопреосвященство.
– К десяти подъезжайте на поклон.
– С подношениями? – вкрадчиво спросил Секирин.
– Как совесть велит.
– Совести у нас не водится, Андрей Сергеевич, вы же знаете.
– Отработаете натурой, Егор Александрович, – вздохнул Смолкин.
– Минет?
– Нет. Это было бы слишком просто. Будете вместо кабанов по лесу в Можайске бегать.
Секирин загоготал так, что пришлось на секунду отнять трубку от уха.
– С голыми жопами?
– А иначе смысла нет, Егор Александрович. Всё, заканчиваем, у меня звонок по второй линии. В десять жду тебя.
– Будем.


***


Без пяти десять Маша по громкой связи возвестила о прибытии гостей.
– Андрей Сергеевич, к вам Егор Александрович с гостем.
– Приглашай, Маш.
Не успел Андрей отключить связь, как в кабинет влетел Секирин. Он всегда буквально вкатывался в комнату, широкими шагами пересекая расстояние – медленно и вальяжно ходить просто не умел. Не человек, а ураган. Заполнял пространство своей бьющей через край энергией. Талантливый торгаш и юркий делец в области человеческих связей. Кто, что, зачем – об этом Секирин знал всё. Иногда Смолкину казалось, что Секирина знает весь мир. Куда бы они ни пришли – везде знакомые, встречающие гостя с распростертыми объятиями.
– Андрей Сергеевич, доброго дня вам, – разулыбался Егор, пожимая ему руку.
– И вам, Егор Александрович, – серьезно ответил Смолкин, припрятав усмешки на потом.
Смолкин за этим истинно секиринским фейерверком даже не сразу заметил мужчину, ради которого, собственно, и была назначена встреча. Тот в свою очередь внимательно рассматривал владельца банка.
Смолкин повернулся к визитеру и наткнулся на прямой мужской взгляд. По бесстрастному выражению лица невозможно было угадать ни единой мысли. Казалось, что он был абсолютно спокоен. Но сам Андрей неожиданно почувствовал нарастающую нервозность. Что-то совершенно неуловимое во внешности мужчины заставляло внутренне подобраться, сжать кулаки. То, что не давало первому протянуть руку и представиться, будто шагнуть на встречу – значило, пересечь невидимую черту. Андрей доверял своей интуиции – она не раз спасала его в самых критических ситуациях. Но сейчас выбора у него не было. Выдворить знакомого Егора из кабинета без причины было глупо. Он решил выждать момент, чтобы избавиться от этой персоны.
Бег мыслей был прерван басом Секирина:
– Андрей Сергеевич, познакомьтесь…
Но гость уверенно шагнул вперед и, прежде чем Егор продолжил, протянул руку.
– Макс Кирин.
Андрей крепко пожал горячую сухую ладонь, стараясь не выдать своих эмоций. Тело в раз стало деревянным. Макс не спешил отпускать его руку, и приветственный жест неприлично затянулся.
Секирин неловко и наигранно рассмеялся, не понимая, почему два близких ему человека смотрят друг на друга, как бойцы на ринге. Это всё больше напоминало встречу глав враждующих группировок, а не деловое знакомство.
Они наконец расцепили руки, Секирин утер пот со лба и затараторил:
– Андрей, Максу нужен кредит. Всего три миллиона. Он сейчас… – Егор еще что-то говорил, но слова звучали будто издалека, и их смысл ускользал от Смолкина.
Сейчас было важнее другое. Человек, который сидел перед Андреем, мог превратить его жизнь в ад.