Предисловие

Медведев Дмитрий
Учебный год у медиков-второкурсников начался медицинской практикой в Хайфской больнице Рамбам. Я попал в отделение  к молодой русскоязычной мадрихе* Ирит. Мы с ней как-то сразу не сошлись во взглядах. И началось это с первого же дня, когда она нам показывала отделение. Между сестринским постом и палатой интенсивной терапии в полстены было вставлено одностороннее стекло, так что больные и их родственники могли видеть медперсонал, а те, в свою очередь, не видели, что происходит в соседней комнате. Как объяснила мадриха, это необходимо для того, чтобы родственник мог в любой момент позвать кого-то с наблюдательного поста и чтобы наши доходяги как бы не оставались одни, в каком-то смысле, участвуя в жизни больницы.
Я заметил, что это как-то глупо в отношении коматозников. Логичнее было бы наоборот: медсестры и врачи видят, что творится в комнате интубированных больных, а оттуда нас видеть не должны. Ирит встала в позу всезнайки и спросила, не полагаю ли я, что все вокруг такие тупые: и строители, что так построили, и медсестры с врачами, что не жалуются, и пациенты... Мне нечего было на это ответить – действительно, почему же тогда никто не жалуется?
Вскоре выяснилось, что Ирит была ультралевой в политических взглядах, в то время как я был ультра-правым. Больше русскоязычных в нашей группе не было, поэтому на политические темы мы общались на русском языке во время перерывов. Конечно, наши мелкие споры на болезненную тему, разбавленные кофе или сигаретой, не должны были повлиять на медицинскую практику, но, видимо, моя наивность в этом плане была беспредельна. Я это понял после того, как получил первую оценку за Case Study. Собственно, написание работ не было моей сильной частью, но такой низкой отметки я не получал никогда. Из-за этого и средний балл по предварительной аттестации оказался чуть ниже проходного.
На эту аттестацию явилась Керол, ответственная за Хайфскую клинику на нашем факультете. Это была сухонькая старушка с несползающей улыбкой на лице. Причем, с этой улыбкой она могла бы рассказать анекдот или прочитать смертный приговор, получая от этого одинаковое наслаждение. Выйдя с нами на сестринский пост, она толкнула спич по поводу нашего обучения, ведь, несмотря на то, что мы учимся "по учебнику", работать нам предстоит в реальном мире с его недостатками, поэтому надо понимать разницу между теорией и практикой.
Как пример несовершенства мира, она привела наше отделение, где по ошибке рабочие поставили одностороннее стекло наоборот, но вовремя не проверили, а переделать это настолько дорого, что просто оставили все, как есть. Медсестрам теперь вместо короткого взгляда через окно приходится бегать в соседнюю комнату, а ночующие родственники вынуждены спать при вечном освещении с дежурного поста.
Надо было видеть красное лицо Ирит в этот момент. Свою же улыбающуюся харю я видел в отражении этого злосчастного стекла. Надо ли упоминать, что о переписке работы после этого не могло быть и речи, поэтому я обратился непосредственно к Керол за помощью. Та, улыбнувшись во весь свой обаяльник, обещала помочь.
Мои друзья по учебе Вадим и Миша клятвенно заверили, что также помогут переписать работу. Их иврит был куда лучше моего, да к тому же оба не первый год работали санитарами и давно просекли, как устроена больничная система. Оставалось только добиться разрешения на переделку работы, а еще лучше – смены мадрихи.
На этой же неделе меня вызвали на факультет и предложили помощь. Как оказалось, причина проблемы, по словам Ирит, заключалась в моем непонимании душевной тяжести пациентов и отсутствии сострадания ко всем нуждающимся вследствие моей внутренней душевной травмы. Как доказательства прилагались мои портфолио – еженедельные писюльки, якобы, показывающие наши ощущения в работе с больными, а на деле – высасываемые из пальца нюни.
Трибунал из трех бабулек, ответственных за клинику, принял к сведению мои аргументы по поводу нестыковки характеров на политической почве. Сразу уж и пожурили за неполиткорректность, но разрешили переписать работу и продолжить практику, если я пройду мониторинг у любого психолога. Логично, ведь мадриха не может профессионально и объективно оценить мое состояние.
Понимая, что я не могу заплатить 200-500 шекелей в час за психотерапию, Керол предложила совершенно бесплатно проконсультироваться у психолога в университете. Разумеется, совершенно дискретно**. Достаточно лишь принести подписанную бумажку, что прошел консультацию, и я сразу вернусь к учебе.
Психолог оказалась приятной немолодой женщиной, с которой я искренне поделился всем, что было на душе. Она заверила меня, что это никак не отразится на моей учебе, и она лично передаст сопроводительное письмо, чтобы меня восстановили на клинике, если я обещаю пройти полный курс в 8-10 сеансов. Более того, она договорится, чтобы это было за счет университета, так как понимает мое состояние и очень хочет помочь.
Единственное, на что мне следует обратить внимание, по ее словам – на пессимистический настрой по отношению к жизни. Она спросила, не веду ли я дневник, в какие моменты я делаю там заметки, и посоветовала записывать переживаемые вещи более подробно и под исключительно позитивным углом, создать в дневнике некий образ Анти-Я, который на любой негатив отвечает юмором. Обещал попробовать, на том и расстались.
На клинике меня действительно восстановили. Однако, с этих пор я зарекся спорить с мадрихой на какие бы то ни было темы. А с нового года решил воспользоваться советом психологши и начать вести подробные записи своего положительно настроенного антипода, чтобы ни произошло.
Работу все же пришлось переписывать самому, поскольку именно под Новый Год на меня обиделась кузина Валька, с которой встречался Вадим, поэтому университетский друг предпочел сторону своей девушки. А Миша, работавший с Вадимом, также увильнул от обещанного, видимо, чтобы не ссориться с ним. Убив нереально много времени для подобной работы, я все же сделал ее, как мне казалось, просто супер-пупер-обалденной. Но мадриха это не оценила, поставив минимальный, хотя и проходной балл. Я ничего не сказал на это – пусть подавится.
Несмотря на данное себе обещание не конфликтовать с Ирит, я все же поспорил с ней через пару недель по поводу "привязывать или нет больного, требующего немедленной операции". Не вдаваясь в детали, отмечу, что подобные вопросы являются дилеммой, не имеющей правильного ответа, но это не помешало нам яростно дискутировать. В тот же вечер, уходя домой, я увидел, что ее встречает какой-то араб. Судя по поцелую и объятиям, они были не просто друзьями. Проходя мимо, я не смог удержаться и сказал ей: "Ну, теперь мне все понятно".
На следующий день Ирит заявила, чтобы я ехал на факультет, потому что она меня отчисляет. Все попытки объяснить ей, что тем самым она ломает мне жизнь, помимо потраченного времени и денег на учебу, результата не дали. Арабье и тут встало мне поперек горла. По ее словам, в отчислении в конце семестра ничего страшного нет. А еще, к ее сожалению, она никак не может поломать мне жизнь, зато вот больше никогда не видеть – вполне реально.
Факультет тоже не сильно порадовал. Перевод в другую группу был невозможен в принципе. Также, как оказалось, решение – остается ли студент на клинике или нет, принимает исключительно один человек: инструктор группы. Не сошелся характером – твоя проблема, ведь ты должен помнить, что легко заменим, и подстраиваться под любого. Тот, кто считает иначе, клеймится пунктом "не соответствует образу медика" и безболезненно для системы удаляется вон. А гении, наверняка, тушатся еще в младенчестве. Ладно, думаю, потерял семестр, не так уж много, хоть и глупо. Но на следующей клинике буду вообще ниже воды и тише травы. Однако оказалось, что меня также вынуждают брать академический отпуск на год, поскольку психолог донесла о  душевной травме после гибели Тани (моей девушки), а это сильно осложняет интеракцию с людьми. Как же так, возмутился я, это же было дискретно. Но оказывается, если психолог узнает от доверившегося ему человека об обстоятельствах, которые угрожают жизни или здоровью другого человека, этот мозговед должен донести куда следует. А поскольку я будущий медработник, то мое состояние может отразиться на пациентах, поэтому она сдала меня уБожествам нашего альма-матера. Мать их!
Какая-то нелепая система у нас в университете, подумалось мне. Спустя годы я не раз подписывал "отказ от приватности", позволяющий врачу, адвокату и даже работодателю (иначе на работу просто не брали) получить всю информацию от любого проходимого мною психолога. Нелепая система оказалось стандартной по всей стране.
"Снова заученно-смелой походкой я приближаюсь к заветным дверям,"2 – думал я, в очередной раз оббивая пороги ненавистного факультета. "Звери меня дожидаются там,"2 – услужливо продолжало Злорадство, ведь уж если друзья и психолог предали, что ожидать от клинических ведьм? Кляня арабесов во всех своих бедах, я подал документы с просьбой о досрочном призыве в израильскую армию. Вся процедура заняла меньше месяца, поскольку готовились к войне с Ираком, а медиков критически не хватало.


* Мадрих (ивр.) – инструктор
** Дискретно – в Израиле слово используется как тайно, анонимно.