Пасмурное, холодное, осеннее и безветренное утро с трудом пыталось пробиться в комнату через плотно задвинутые тяжёлые шторы, бордового цвета. Заманчивый запах шкварчащей на сковороде яичницы с кусочками свинины, лучком и помидорами не давал Митричу досмотреть какой-то невероятно чудесный сон. «Чё-то ночь быстро закончилась, только лег вроде, а уж пора вставать» - подумалось хозяину. Лениво повернувшись на другой бок, он уставился на выключенный телевизор. В голову, как пронырливые тараканы, полезли разнообразные мысли, идеи и планы на сегодняшний день. От ароматов завтрака, царивших в комнате, забурчал голодный желудок, заставляя Митрича подняться с постели.
- Вовремя ты – увидев в дверях мужа, улыбнулась Манька – я уж хотела будить идти, садись за стол, пока завтрак не остыл.
- Да-а, с такими запахами разве поспишь – довольно протянул супруг. – Давай, накладай скорее, а то в кишках революция начинается.
- Слушай, Митрич, в город я собралась, к дочке в гости. Да и по магазинам пройтись надо, зима на носу, а у меня пальто старое совсем, подкладка уже худая – обратилась хозяйка к уплетающему яичницу мужу.
- Ну, надо, так надо – поезжай. Можно было бы и вместе наведаться, но я уж за хозяйством присмотрю, а ты поезжай себе – закивал он головой. – Только на чём поедешь то - автобус утренний ушёл уже, на вечернем шоль?
- Да я в магазине сейчас Михалыча видела, он тоже в город собрался, вот с ним и поедем.
- Ну, с Михалычем, так с Михалычем, поезжай спокойно, привет им там от меня передавай.
Спустя час, возле опёршегося на калитку, с мечтательным взором смотрящего вдаль, и потягивающего папироску, пуская облачка дыма, Митрича, остановилось новенькое авто.
- Доброго здоровья, Василий Дмитриевич – открыв дверь машины, поздоровался Михалыч.
- И тебе не хворать, Андрей Михаилович – в тон ему ответил хозяин.
- Вот, приехал за женой твоей, увожу её от тебя.
- Ну, забирай, что ж с тобой делать?
- Не жалко жены-то?
- А чего жалеть, завтра сам привезёшь, ещё и с гостинцами.
- А вдруг увезу, и с концами?
- Попробуй, мож и выйдет чего – ухмыльнулся Митрич. – Проходи в дом то, сейчас она, собирается уже.
Улыбнувшись, Михалыч направился в дом, а хозяин остался докуривать папиросу, изучая надписи на багажнике авто:
- Нуи… нун… тьфу ты, это ж на иностранном. Ху… хун… хундай. Ну дают буржуи – засмеялся Митрич – такую красивую машину и так назвать. Похабники. Со-на-та, соната - вот это хорошо, это красиво. Композиторы, когда красивую, длинную музыку придумают – всегда сонатой называют.
- Митрич, где ты там – услышал он Манькин голос – помоги сумки-то донести.
- Побольше подарков бери дочери-то – таща тяжёлые сумки, кряхтел хозяин – чай не на себе переть, Михалыч прям до дома довезёт.
- Да набрала уже много – отозвалась Маня – боюсь, в машину не поместятся.
- Поместятся, смотри какая она большая, всё поместится.
Загрузив авто всевозможными домашними консервами, картошкой и прочими овощами, Михалыч плавно тронул в путь, увозя Маньку на свидание с дочерью, зятем и внуками, и оставляя Митрича одного справляться с домашними делами.
Кто бы знал, как хотелось бедному Митричу тоже съездить в город, навестить свою прежнюю семью. Где они теперь, что с ними… Он давно простил Екатерину, за бегство. Ну, убежала, что ж теперь? Может там любовь большая и чистая зародилась? Всё в жизни бывает. Но за то, что она, уехав с детьми, больше не подала никакой весточки, тем самым лишив Митрича их общения - он был в огромной обиде на бывшую жену. Первое время, позабыв всякую гордость и не боясь косых взглядов и разговоров за спиной, Митрич спрашивал у ездивших в город односельчан, не видели ли они жены или детей. Но никто их не видел. Да он и сам частенько, с утренним автобусом отправлялся на поиски, целый день мотался по улицам города, заходя во дворы и скверы, в надежде встретить знакомые лица, но никого не найдя, вечером, очень расстроенный возвращался домой и начинал пить горькую. Так, всё больше и чаще выпивая, всё реже собирался он на поиски семьи, пока совсем не отказался от этой затеи.
Домашние дела, почему то не отвлекали Митрича от тяжёлых мыслей. Вот уже прибрано в загоне у скота. Корова, лёжа на засыпанном желтоватыми и ароматными древесными опилками полу, спокойно пережёвывает жвачку, сытые и довольные жизнью поросята, играя, толкают друг друга в бока, а хозяин сидит на крыльце дома, всё, дымя и дымя папироской, всё, думая и думая о своих детях.
Незаметно наступил в деревне холодный сырой осенний вечер. Только сейчас Митрич вспомнил, что за делами и тяжёлыми мыслями он совсем забыл про обед. Ну и что ж, придётся совместить обед и ужин. Тем более, что заняться больше и нечем.
Под звук включённого телевизора, хозяин накрыл на стол. Поскольку гостей к ужину не ожидалось, хозяин уютно устроился за столом, собираясь полакомиться картошечкой с солёными огурцами и грибочками, недавно заботливо собранными, но уже успевшими хорошо просолиться. «Стоп, а чёй то мы сегодня на сухую?» - Удивился сам себе Митрич. «Ну дела-а, совсем старый стал» Поднявшись из-за стола, он направился на кухню. «Так, где то тут должно быть» - встав на четвереньки, хозяин полез в нижнюю полку старого, но ещё крепкого шкафчика. «Да вот она, родимая! Надо же, Маня настоечку какую то сделала. Вона и ягодки на донышке плавают. Вот сейчас мы её и испробуем» Посидев в компании телевизора и сытно закусив, он, не смотря на хмель в голове, убрал со стола и тщательно ополоснул посуду. «Вот теперь можно и на диванчик». Под мирное бормотание диктора, рассказывающего то ли про погоду, то ли ещё про что то, Митрич стал проваливаться в сон. Почти уже захрапев, он вдруг резко вздрогнул, как будто кто-то невидимый больно толкнул его в бок. «Вот елки палки, чуть не упал, это ж надо, только глаза закрыл – сразу сон, будто на крыльцо пошёл и поскользнулся». Поднявшись с дивана, Митрич накинул на плечи телогрейку, сунул босые ноги в валенки и, взяв папиросу, направился на крыльцо. Во дворе было холодно и очень тихо. Присев на ступеньку, он, глубоко затягиваясь табачным дымом, молча, уставился в темноту. Вдруг зашипел уголёк на папироске, и белые мушки стали плавно ложиться на лицо, превращаясь в капли холодной воды. Снег! Пошёл первый снег. Митрич поднял глаза - в свете входного фонаря, снег вылетал, кажется ниоткуда, из пустоты над головой. С каждой секундой его становилось всё больше и больше. Лёгкие снежинки, кружась в быстром увлекательном танце, мягко покрывали всё вокруг. Они нежно ложились на ступени, дорожки, крыши домов и сараев, и, чёрную от сырости, уставшую после рождения урожая, бережно взрыхлённую землю. Через несколько мгновений Лопухино было заботливо укрыто девственно белым покрывалом первого снега.
От этой густой белой пелены над калиткой отделилось расплывчатое пятно и полетело на встречу Митричу. По мере приближения, из него стала формироваться женская фигура. Хозяин замер в изумлении, не отводя глаз от непонятного чуда, он уже смело уверовал в существовании Снежной королевы, и ждал её медленного приближения, нервно жуя папироску, едва не съев её целиком.
- Ну, здравствуй, Митрич – волшебно нежным голосом произнесло чудо, остановившись в паре метров от ошалевшего мужика. – Вот поболтать с тобой хочу, о жизни, о мыслях твоих и тревогах.
- Ммм – только и сумел произнести он.
- Что ж подождём, пока к тебе дар речи вернётся, а я пока о себе расскажу. Ты меня знаешь с самого рождения - я Совесть твоя. Видишь, какая я у тебя красивая, беленькая, чистенькая почти. Берёг ты меня, в обиду не давал, за что спасибо тебе огромное. – Низко, до земли поклонилась фигура с волшебным голосом Митричу, так и остававшемуся сидеть с выпученными глазами, без движения на ступенях. – Ну, что молчишь то, тебе совсем не стоит меня бояться, я же часть тебя.
- Я с ума сошёл, да? – Грустно произнёс он.
- Нет, не сошёл, просто сейчас самое время нам поговорить, вот, я и предстала перед тобой.
- А о чём говорить то будем?
- Да о тебе и обо мне и поговорим. Попросить я тебя хочу: не терзайся ты так о семье своей – нет твоей вины в том, что так получилось. Болеем, и я и душа от этого. Плохо нам.
- Ну, так ведь уехали… - разрыдался Митрич – оставили…
- Что ж, уехали, значит, так надо было кому-то, детишек не видишь – это плохо, но ведь скоро приедут они, найдут тебя.
- Правда приедут, откуда знаешь?
- Не знаю я, просто упокоить тебя пытаюсь – честно призналась Совесть – но думаю, всё же приедут, по-другому и быть не может, если по совести.
- Ты, вот лучше глянь на меня, я перед тобой красуюсь, чистенькая, беленькая…
- Ну не совсем и беленькая – скептически окинул её взглядом Митрич – вон пятен каких то насажала.
- Так не я это, а ты. Вот видишь пятнышко серенькое – это Маришку помнишь, дядьки Петра девку? Кто на ней жениться-то обещал, пока на колхозное сено вёл, не ты ли?
- Ну, так она сама меня из армии не дождалась, замуж выскочила – развёл руками мужчина.
- Замуж – это дело второе. Пока вёл – жениться не собирался. – Настойчиво произнесла Совесть.
- Ну не собирался – сдался Митрич.
- Вот тебе и пятнышко. А вот это пятно на плащике откуда, знаешь? Так я тебе расскажу: это ты, друг мой, мешок зерна с колхозного курятника стащил.
- Я его выписал и оплатил – опять попытался оправдаться Митрич.
- Выписал ты один, а домой принёс два. Ну, мне-то не говори, я же с тобой всегда. Тут ещё несколько пятнышек есть, небольших правда, но есть. – Оглядела себя Совесть.
- А вот это что за пятнище, чёрное такое, прям у тебя на этой, как её, ну сзади в общем, где это я так нагрешил то?
- А, это я к Генке Кривошееву заглядывала. Ты ему помогал столбы для забора красить, вот и изляпалась наверное.
- Вот тут не надо – столбы я отлично выкрасил.
- А я и не говорила, что плохо. Это не стыд, это просто краска прилипла. – Совесть лёгким движением руки махнула по плащу и пятно чудесным образом испарилось. - Так вот я и говорю тебе, Митрич, чистая я у тебя – нечего терзаться. Всё в твоей жизни хорошо, а будет ещё лучше, мне-то поверь – я точно знаю. – С этими словами чудо повернулось, и слегка наклонив голову, полетело над тропинкой прочь от Митрича.
- Митрич. Митрич, вставай, просыпайся – нежная рука потрепала его по плечу.
Открыв глаза, Митрич увидел склонившуюся, над ним Маньку. Мигом исчезли и ступеньки и крыльцо и снежинки. Он лежал на кровати, прикрывшись пледом.
- Чёй то ты одетый спать завалился, притомился, шоль вчера? – Подсмеивалась жена.
- Да нет, вроде нормально всё было – огляделся, пожимая плечами, хозяин – я вчера на крыльце курил, а спать-то ещё и не ложился…
- Зато, к бутылочке приложился, я смотрю – Манька пальцем указала на пустую бутылку из-под настойки, стоящую у ножки стола – постой, а чего это ты пил такое?
- Чего-чего? Настойку твою попробовал – ничего так, вкусная получилась.
- Какую настойку? Я не делала ничего – пожала жена плечами. – Ты где её взял то, случаем не в шкафу?
- Там и взял. А чего такого-то?
- Ах, ты елки-палки! Это ж мне бабка Дуся дала, ноги натирать, когда болят. Ты как себя чувствуешь-то? – Обеспокоилась Манька.
Поднявшись с дивана, Митрич подошёл к окну. Весь сад был устелен чистым белым и волшебным первым снегом.
- Прекрасно! – Улыбнулся Митрич и обнял жену – у нас с тобой прекрасная семья и всё у нас будет хорошо, всегда – это я тебе обещаю.
Так они и стояли, среди комнаты, прижавшись, друг к другу: переполненный уверенностью в завтрашнем дне Митрич и, ничего не понимающая, счастливая Манька.