212/041/321
Обычно невозмутимый и ко всему привычный Антон долго не мог поверить, что большую часть сада придётся уничтожить. Я убедительно попросил избавить меня от участия в варварском деле: рубить и корчевать фруктовые деревья, которые вместе с Таточкой совсем недавно очищал от лишайников и тщательно белил. Собственно, я и не просил, а просто сказал, что не моё это дело – вырубать то, что посажено не мной. И Алексей Сергеевич Волков не может мне приказать: в отличие от Антона и двух наших работяг-доходяг, я не являюсь штатным сотрудником его империи и специально обученным для вырубания садов человеком. Моё дело – огород, на котором предостаточно работы. Антон переходил от одной яблони к другой и всё переспрашивал: «И эту тоже? И грушу?». Он помнил их тонкоствольную нежную юность и вкус самых первых плодов. Он помнил особенно урожайные годы, когда ветви едва не отламывались под тяжестью яблок. Ещё вчера он боялся удалить из их крон даже одну, причём явно лишнюю веточку, без разрешения прежней хозяйки Дома. А теперь ему предстояло руководить процессом безжалостного искоренения огромных деревьев, посаженных отцом и матерью миллионера задолго до появления в хозяйстве самого Антона. Мы оба понимали, что на самом деле уничтожается вовсе не фруктовый сад: с корнями вырывается память о покойной Валерии Ильиничне.
423/042/536
В далёкой юности мне пришлось поработать в глухой тайге. Хорошо помню растущее удовлетворение и немалую гордость от обширной поляны, появившейся после вырубки леса для строительства, потом охотничьего зимовья и неприступного лабаза для хранения собачьего корма, муки, круп, сахара и соли. Я осваивал доселе дикие края, чувствовал себя первопроходцем, и мне не приходило в голову, что я грубо вмешиваюсь в тонкий механизм взаимосвязей растительного и животного мира, который отлаживался до моего появления не одну тысячу лет. Мой бритвенно острый топор не знал устали и пощады: протёсанные тропы-путики протянулись на километры – от первой избушки до второй, третьей… Сколько леса я извёл – только Богу известно. Но этому всё-таки есть хоть какое-то оправдание: учёные считают тайгу – гарью, в разных стадиях восстановления. Таёжные пожары возникают и без участия человека: я был свидетелем того, как в дерево на берегу реки попала молния, и оно мгновенно вспыхнуло. Сейчас я стал свидетелем стихийного бедствия совсем иного рода:
фруктовый сад в имении стал жертвой человеческой ненависти. Уже к вечеру следующего дня всё было кончено. За высокой бетонной оградой появилась бесформенная куча ветвей и обрубков яблонь и груш. И нужно было видеть счастливое лицо новой хозяйки Дома, когда она появилась на пустыре, где ещё вчера росли деревья, посаженные родителями Волкова.
523/043/315
Да, милое личико Элен Волковой буквально светилось после каждой удачной акции по искоренению любого вещественного напоминания о прежней хозяйке Дома, всех порядков и традиций, установленных ею в недавнем прошлом. Сначала дело касалось неодушевлённых предметов: старой мебели и мелкой домашней утвари. В один из вечеров, когда мы с Таточкой занимались прополкой гряд на огороде и поливом, всё это было вышвырнуто из Дома вместе с частью и наших немногочисленных личных вещей. Вернувшись в Дом после захода солнца, мы обнаружили, что единственная комната на первом этаже, которую мы занимали, абсолютно пуста. А нам отведена спальня на втором этаже, где охранники установили кое-какую мебель, нашу кровать, и кто-то даже застелил её новым комплектом постельного белья. Не скажу, что нам была приятна эта хозяйская забота, и мы испытывали невыразимую благодарность за столь неожиданный «сюрприз». В подобных случаях становится неловко за тех, кто не имеет малейшего представления о деликатности. Когда мир домашних предметов Валерии Ильиничны был изничтожен до последней мелочи, Элен переключилась на сад и превратила его в пустырь, где теперь вовсю хозяйничает солнце, где не осталось ни клочка спасительной тени. Логика происходящего подсказывала, что вскоре наступит черёд одушевлённых участников прежней жизни Дома: немецкой овчарки по кличке Динара, и личного водителя покойной барыни по имени Антон.
661/044/323
Динара была умницей и верной подругой Валерии Ильиничны. Она сразу почувствовала смерть хозяйки и в тот же день полностью отказалась от пищи. Её невозможно было соблазнить ни свежим или варёным мясом, ни сахарной косточкой, ни заморским иноземным кормом в гранулах, до которого при жизни барыни она была большой охотницей. За две недели голодовки она исхудала до предела, не вылинявшая до конца зимняя шерсть торчала неопрятными клочьями, а короткая летняя выглядела тусклой и нездоровой, как это всегда бывает у больных животных. Однажды, в присутствии Элен, я неосторожно сказал Алексею Сергеевичу, что на его месте не стал бы мучить собаку. Разговор имел короткое продолжение: «Это память о матушке. Уж сколько ей суждено прожить пусть столько и живёт». Мы с Таточкой решили использовать самое действенное и испытанное средство для спасения огромной псины. Четыре раза в день впрыскивали в её страшную пасть по двадцать пять граммов водки без «закуски», но предлагая чистую воду в неограниченном объёме. Через неделю собака ожила, повеселела и начала есть. Ещё через неделю трудно было даже представить, что Динара всеми четырьмя лапами стояла на краю гибели. Я почти равнодушен к собакам, но и мне было приятно видеть, что свирепая овчарка, как малое дитя, радуется появлению меня или Таточки вблизи вольера.
268/045/333
В один из жарких вечеров, мы решили сделать маленькую передышку в огородных делах и выпить чая в кухонной прохладе дома. У собачьего вольера стоял человек в белом халате и застёгивал небольшой белый чемоданчик с изображением красного креста. Динара спокойно лежала у своей вместительной будки и почему-то не обращала ни малейшего внимания ни на ветеринара, ни на меня, ни на Таточку. Жена зашла в дом, чтобы приготовить чай, а я обратился к доктору с вопросом о состоянии здоровья нашей подопечной. Он ответил, что собака, по его мнению, была абсолютно здоровой, хотя некоторые признаки тяжёлой болезни сохранились. И ему очень жаль, что всё-таки пришлось выполнить заказанную, весьма неприятную, но щедро оплаченную процедуру. Но тут уж ничего не поделаешь: некоторые хозяева считают четвероногих питомцев не более чем имуществом и вольны распоряжаться им по своему усмотрению. А он, всего лишь ветеринар… Ещё ничего не понимая, я пригласил доктора на чашку чая, но он поспешно откланялся, сославшись на массу вызовов и страшную занятость в это горячее летнее время. Стальная калитка открылась и закрылась, но я успел разглядеть белый «джип» хозяйки Дома. Точёный профиль дамы на правом переднем сидении трудно было с кем-то перепутать. Потом я зашёл в вольер и понял, наконец, что Динара уже мертва.
Продолжение http://www.proza.ru/2011/10/14/378