(Из цикла "Рассказы из жизни Женьки Забродина")
– Женька! Подержи сиденье, я поставлю чемоданы! – психанула Катька, торопливо закрывая свой жёлтенький чемоданчик на ключ.
Я держал сиденье, а сестра засовывала под него наши чемоданы.
Неожиданно, в конце вагона вспыхнул шум, я выглянул посмотреть.
– Ну, Катька, ну и попали же мы, целый табор!
– Чё-чё? – отозвалась сестра.
– Смотри!
По вагону шёл цыган довольно крепкого сложения с густющей бородой и в фетровой шляпе, с трудом протискиваясь с мешками, закинутыми за спину. За ним – цыганки с цыганятами и мо-лодые цыганы с гитарами и чемоданами.
– Ну и вагончик же нам попался, нечего сказать! – нахмурившись, заметила Катька.
Наша соседка в пёстром платке и похожая на матрёшку, занявшая место у окна в проходе, хохлацкой скороговоркой что-то невнятно выпалила насчёт карманов, но все её прекрасно по-няли. Как не понять, когда речь идёт о собственном кармане!
А цыган, в шляпе и с бородой, пронеся одну поклажу, уже возвращался за второй. И опять он с трудом продирался по проходу с огромным узлом за плечами, напрягшись от тяжести. В проходе стоял такой гам! Ну прямо, как на хорошем восточном базаре...
– Цеж оны камны носють! – не удержалась наша соседка в пёстром платке.
– Цыц, хохлушка! – и бородатый цыган, поводя кровяными белками, свирепо зыркнул на неё, протис¬киваясь дальше.
– Иды, иды, бис бородатый! Щё лякаты вздумал!* – всполошилась украинка, замахав ему вслед рукой.
Замасленные чёрные штаны его были украшены на поясе цепочками и брелоками. «Наверно, знаки отличия у них», – подумал я, поскольку у других цыган на штанах не было ничего.
Табор расположился через два купе от нас, вернее, через два пассажирских отсека. Поезд тронулся, по проходу пробежали чумазые цыганята. Мы с Катькой сидели и поглядывали друг на друга, не зная, что сказать. С нами ехали ещё две девушки, одна блондинка, другая брюнетка, обе быстроглазые, симпатичные, особенно блондинка. Волосы падали ей на лоб крупными куд-ряшками, и от этого её разгоревшееся при посадке лицо прямо-таки притягивало к себе. Изредка тень улыбки мелькала в её изучающих серых глазах. Мне даже сделалось неловко.
Катька взяла мыльницу и ушла, а я достал из плаща роман-газету, купленную на вокзале в киоске, и начал читать, облокотясь на столик, «Воспитание по доктору Споку». Вагон как-то неприятно трясло и всё время дергало из стороны в сторону.
Вдруг появилась молодая цыганка, примерно моего возраста, лет двадцати двух-двадцати трех, в монисто и с преогромным чемоданом.
– Сынок, – обратилась она ко мне. Я даже немного опешил. – Помоги мне поставить чеймо-дан наверх, а то у нас места нету.
Я невольно повиновался и с трудом поднял чемодан на полку для багажа.
– Спасибо, сынок! – довольная, выдохнула цыганка, точно сама туда закинула чемодан. А мои соседки, блон¬динка с брюнеткой, вижу, улыбаются. Я тоже растерянно улыбнулся и опять принялся читать.
Возвратилась Катька, но я ничего не сказал ей про чемодан, слишком хорошо зная её пси-хушный характер. Мы развернули свои съестные припасы и пригласили девушек, но они отка-зались. А молодые цыгане уже что-то напевали. Соседка-украинка в пёстром платке ела сало и с тоской цокала яйцо о край столика.
Пока мы «подкрепляли» с Катькой свои «ослабевшие силы», девушки улеглись на полки.
Мимо нас опять прошел цыган с бородой и цепочками на штанах.
Его орлиный нос и густые торчком брови могли на¬пугать кого угодно, украинка даже отвер-нулась к окну.
– Катька, какой классический цыган! – сказал я полушёпотом.
– Шо це оны сё вримя ходють? – спросила украинка. Я пожал плечами.
Мы поели, и я пошёл выкинуть мусор в ящик около тамбура.
Проходя мимо цыган, я увидел сначала одни голые ноги. Спали цыгане прямо на матрасах без простыней. На столике стояла бутылка недопитого вина и валялся огрызок круглого сыра, который от тряски катался туда-сюда.
Цыгане занимали три купе. Одна цыганка кормила грудью цыганёнка, он тяжело сопел. Ли-ца спящих молодых цыган показались мне на редкость красивыми. Особенно одного цыгана с детскими, почти девчоночьими чертами лица и едва пробивающейся растительностью на под-бородке.
Возвращаясь назад, я ещё раз взглянул на него.
«Удивительное дело: всю жизнь кочуют и в этом видят свое назначение. А, может быть, мы чего-то недопонимаем?» – тут же спросил я сам себя.
Я вернулся в купе и влез на верхнюю полку. Блондинка попросила посмотреть журнал, ко-торый я оставил на столике. Мы познакомились. Оказалось, что девушек звать Олей и Леной, причем блондинкой была Оля. Мне это имя всегда нравилось. Соседка-украинка похрапывала у окна в коридоре.
Я смотрел на летящие столбы, на степь и тоже уже засыпал. В поездах хорошо спится под вязкое постукивание колёс.
Проснулся я от крика: «Чай кто будет пить?» Это заспанная проводница решила всё-таки спросить: «Чай кто будет пить?!» – словно вспомнив о нас, пассажирах плацкарта.
«Наверно, – подумал я, – в плацкартном вагоне го¬раздо реже предлагают чай, и проводницы здесь чаще всего грубые и ленивые! Хотя их можно понять: неразбериха страшная, и в этой не-разберихе мотаешься туда-сюда по одному и тому же рейсу. А деньги, наверное, те же самые платят... А чего стоят цыгане, уж они явно не ездят в купейных!..»
Я осмотрелся, чтобы спрыгнуть. Оля, Лена и Катька спали. За окном червонел закат, вдали силуэтом проступал край солнца, точно одинокий заброшенный стог на бесконечном поле...
Попросив проводницу принести чая, я пошёл вымыть руки. И опять мимо цыган. Они о чём-то спорили, я ничего не мог разобрать, но понял, что спор не на шутку. Бородатый цыган со знаками отличия, что-то отрывисто выкрикнув, злобно поводил своими кровянистыми белками, наверное, никогда не терпя возражений.
Дверь в тамбур была открыта: я увидел в нём цыганку с фотоаппаратом через плечо и папи-роской во рту. Я сразу же узнал её, это была та самая цыганка, что попросила меня поставить чемодан. Явно она строила из себя какую-то иностранку. «Вот тебе и цыгане: не так уж они несовременны, как кажутся!» – подумал я.
Увидев меня, она отвернулась к окну и с какой-то горькой ухмылкой смотрела в него.
Когда я возвратился в купе, на столике уже стояло четыре стакана чая и лежали квадратики сахара.
Оля и Лена развёртывали свои припасы. Я хотел разбудить Катьку, но она отказалась от чая и, что-то ещё пробормотав, повернулась на другой бок. По правде сказать, мне было как-то не-ловко один на один с незнако¬мыми девушками, но всё-таки я в себе пересилил эту растерянность.
– А вы тоже до Симферополя? – спросил я.
– Да, там у меня бабушка живёт, – отозвалась Оля.
За окном быстро темнело. Пахнуло прохладой.
– Знаете! – не удержался я. – Сейчас в тамбуре я наткнулся на цыганку с фотоаппаратом!
Блондинка с иронией посмотрела мне в глаза.
– Цыганка с фотоаппаратом... Ну и что тут такого?
– Не знаю, мне показалось необычно, – смутился я.
– Ну что, ребятки, попили чаю? – спросила провод¬ница.
– Да, да, спасибо большое, – и я передал ей на поднос стаканы и деньги.
Полная, с едва заметными тёмными усиками, провод¬ница улыбалась приветливо, даже как-то по-матерински. И совсем не грубой она была, как я думал поначалу. Просто мы судим о мно-гом по первому впечатлению, а первое впечатление – обманчивая штука!
На следующее утро я проснулся рано. За окном открывались поля и вдалеке стальная полос-ка воды. Вдруг меня привлёк разговор!
– Посмотри в сумке!
– Да я уже смотрела, нету! – это был голос блон¬динки.
«Вот тебе раз!» – мелькнуло у меня в голове.
– Что-то пропало?! – спросил я, выглянув с верхней полки.
– Фотоаппарат! – воскликнула девушка, едва сдер¬живаясь от слёз.
– Фотоаппарат?! – переспросил я.
– Да!
– Це цыгани! – вмешалась украинка.
– Нет, ну это ж надо, Ольга! И как это они успели! – только теперь я понял, что за фотоап-парат был у цыганки.
– А это тот фотоаппарат, что, помните, был у цыганки! – выпалил я и чуть не шлёпнулся с верхней полки.
Подруга блондинки укоризненно глянула на меня:
– Ну что вы всё кричите, подождите! Надо позвать проводницу! – и она скрылась в коридо-ре.
– А вы не возвертайте ихний чемодан! – зашептала украинка блондинке. – Надо подкарау-лить энтих окаянных басурманов!
– Что такое случилось? – показалась проводница. – У кого что украли? – шёпотом спросила она.
– Да вот у девушек фотоаппарат пропал, – тут же отозвался я.
– Тихо! Какой фотоаппарат? Когда? Вы хорошо смотрели? – обратилась проводница к блон-динке.
– Да! – убитым голосом отозвалась та.
– Це цыгане! – торжествовала украинка, как будто доказав и без того всем известное плу-товство цыган.
– Тише вы! – осадила её проводница.
Лена нагнулась над спортивной сумкой, и тут в проходе появилась та самая цыганка. Про-водница обернулась.
Блондинка от неожиданности опешила, но смотрела на цыганку в упор.
– Чё, глазастая, засмотрелась?! Али не своё берём? – бросила цыганка и потянулась за своим чемоданом.
И тут все увидели, как сверху полетел вниз фото¬аппарат.
– Ленка! Вот же он! Ну надо же, я совсем забыла, что сама туда его в спешке сунула.
А Катька сидела на одеяле, хлопала глазами и ничего не понимала, что происходит. Украин-ка же отвернулась к окну и сделала вид, что очень занята воронами на проводах.
– Ничего, всякое бывает! – заметила проводница и исчезла в проходе.
– Чай кто будет пить? – послышался её голос. Через несколько минут она проходила мимо нашего пассажирского отсека и поставила на наш столик стаканы с чаем.
– Даже неудобно, что подняли целый переполох! – виновато взглянула на неё Лена. Ольга тоже что-то хотела сказать, но отвернулась к окну.
– Я же сказала, всякое бывает, – и проводница положила квадратики сахара на столик, – плохо другое, чуть что, сразу начинаем подозревать людей, даже если они и цыгане...
«Странно! – подумал я. – Откуда же тогда у цыганки фотоаппарат?!»
_________
* Ещё пугать вздумал! (украинский).