Кубик Рубика

Наталья Ол
                                        Richard of York gave battle in vain
                                        [Каждый охотник желает знать, где сидит фазан]

 < < < Лиз > > >

Ветка сирени стучит в окно и не дает уснуть, и наполняет мой дом тревогой и тоской. Мне неспокойно. Где-то вдалеке протяжно и жалобно воет собака. Или это волк? Впрочем, не все ли теперь равно? Да… теперь уже все равно. Поет ли за окнами дождь, надрывается ли сладостными переливами соловей, воет ли ветер, или же пугающая, напряженная тишина подступает все ближе и ближе к моему убежищу – разница невелика. Время моего мира давно кануло в Лету, а здесь… здесь времени просто не существует. И выхода нет. И я ничего не могу поделать. И поэтому в сердце моем царит печаль. И прогнившие деревянные стены дома разрывают ночную тьму своими глухими стонами. Но кто слышит их, кроме меня? Кому есть дело до этого проклятого места, до моей души, до моей, сжатой до размеров спичечного коробка, вселенной? Некогда я сама выбрала эту дорогу, и мне выпала честь пройти ее до конца. И я прошла этот путь, но конца все равно нет. О! как бы мне хотелось повернуть время вспять, тогда все было бы иначе! Мир бы остался прежним, и я была бы другой. И везде, везде это «бы»! Это проклятое бы! И я наедине со своими мыслями и страхами.
Но так было не всегда. Я помню еще те яркие светлые мгновения моей жизни, когда дом мой был наполнен простыми тихими радостями и печалями, разговорами и суетой, надеждами и разочарованиями. Я помню старый, еще не погибший мир, наполненный солнечными бликами, и ни с чем несравнимым ароматом свежей выпечки. Бабушка очень любила печь, а я всегда наблюдала за нею.
- Смотри, Лиз, - обращалась она ко мне, - здесь нет ничего сложного. Сначала натираем масло на терке, добавляем в него несколько ложек ледяной воды, щепотку соли и муку и замешиваем тесто. Все поняла?
- Да, бабушка, - вздыхала я, в который раз пытаясь изготовить бесхитростное песочное тесто. Но масло липло к рукам и не собиралось образовывать с мукой единую массу. – У меня ничего не выходит!
- Неумеха моя маленькая, - ласково журила она меня, очищая мои руки деревянной лопаточкой, словно я годовалый ребенок! – Ладно, иди лучше в сад, да принеси яблок, а то с чем я пирог печь буду?
- Хорошо, бабушка! – безропотно соглашалась я. – А можно мне самой яблоки порезать?
- А ты справишься? – нарочито серьезным голосом спрашивала она.
О! Как мне было обидно выслушивать подобное! Ведь тогда мне было уже четырнадцать! И я знала, что все у меня получится! Все-все, даже это треклятое тесто!

 < < < Эдвин > > >

Если долго смотреть на свое отражение, можно заметить, что в темноте оно перестает дублировать твои движения… Только…только я не стоял перед зеркалом!
- Какого дьявола? – крикнул я, машинально пытаясь нащупать на каминной полке что-нибудь увесистое.
- Вот-те здрассьте! Приехали! Теперь он собирается бронзовыми часами кидаться. Хочешь сказать, что ты меня к себе вызвал ради этого сомнительного счастья?
- Ты... кто? – слова застыли в моем горле ледяной глыбой. Мне с трудом удалось выдавить этот короткий вопрос.
- То есть как это кто? – возмутился незнакомец. – Сатана в пальто, вот кто! Ты вообще в курсе, кого вызывал? Насколько я понимаю – в курсе, - он вальяжно разгуливал вокруг меня, эмоционально жестикулируя. – Ты звал, вот я и пришел, собственной персоной, так сказать… Нет! – продолжал возмущаться мой странный гость, - это в первый раз в моей практике, когда меня зовут, а потом даже узнавать отказываются!
- Ты – это Он? – ошарашено спросил я.
- Ну а кто же еще, братишка? Или тебя цвет моей кожи смущает?
- Ну, так-то я, конечно, не расист, нет...
- Как сказано в Писании: ликом черен и прекрасен, - с этими словами мой странный гость с размаху плюхнулся в кресло.
- Но… но ведь ты при этом так похож на меня. Мы, часом, не родственники?
- Ну что ты, братишка, что ты... – успокоил меня он. - Мы не родственники, можешь быть уверен. А что до внешнего вида, так я, собственно, никому еще не являлся в своем истинном обличии. У меня, ежели честно, с этим самым обличием напряг. У меня его, как бы это сказать, вообще нету. Вот и приходится выкручиваться перед полудурками, которые из меня исчадие ада хммм в своем воображении рисуют. Нравится мне, видишь ли, людишек пугать. Не со зла, ни-ни, из интересу. Вот и видит во мне каждый то, чего боится.
- Я значит – тоже полудурок?
- Хм… - он вскочил с кресла и принялся мерить шагами комнату. - Ты – нет, хотя и со странностями. Впрочем, все вы, вызывальщики, с тараканами. Но ты – особый случай. И даже как-то сразу потянуло меня пообщаться с тобой. Ведь чувствую… Я всегда чувствую… Не рассчитывал ты на запах серы, хвосты, рога и копыта. Бррр… это, друг мой, средневековье какое-то. Уж и не припомню, кому первому пришло в голову, что страшнее козла, от которого серой несет, зверя нет. Смешно ей-ей!
И тут в моей голове калейдоскопом промелькнули события прошедшей недели:
- Последний раз я произносил заклинание на защите. Это было около недели назад… Постой, получается, что ты все это время был здесь?
- Ну да.
- А почему материализовался только сейчас?
- Это достаточно длинная история… Видишь ли, в отличие от прочих, которые на протяжении истории человечества пытались вызвать меня, ты единственный, кому удалось осуществить сие как бы невзначай – на защите диссера. Ты заинтриговал меня, пацан.
- Как? – удивился я, - неужели у меня все получилось тогда? Да что я говорю! Ну, конечно, чтобы показать этим баранам из ученого совета свою правоту, я машинально произнес вместо перевода заклинания – латинский оригинал… Значит, перебои с освещением были вызваны…
- Моим появлением. Ну да, ну да. И угораздило ж тебя лишиться чувств и долбануться башней об стол. И все это за долю секунды до своего торжества! Эх, жаль… Право, жаль! Вот визга бы было на ученом сборище шарлатанов, появись я там во плоти!
Я хмыкнул, в красках представив эту картину, между тем он продолжал:
- И ведь нехило тебе влетело! Не то что со мной, ты и с врачом-то не в состоянии общаться был. Вот я и решил немного понаблюдать… Не обижайся – ведь нам с тобой, так сказать, еще работать вместе. Так что я провел в образе бестелесного духа последние четыре дня.
- И никуда не уходил? – поинтересовался я.
- А зачем? У меня с тобой встреча запланирована... - ответил Дьявол. Затем, не спеша, подошел к мини-бару, спрятанному в углублении стены, привычным движением (четыре дня не прошли для него даром) достал пару бокалов и бутылочку коньяка и предложил выпить за знакомство.
Мне оставалось разве что с радостью принять его приглашение.
- Я похозяйничал у тебя немного, ничего? Ты ведь не в обиде за то, что я осушил пару бутылочек коньяка (он, кстати, у тебя ничего... да - очень ничего) и уволил от твоего имени это мерзкое визжащее создание, которое искренне верило, что ты без ее криков и воплей пропадешь.
- Ты уволил эту старую деву, мисс Миллори?
- В первый же день, - ехидно улыбнулся он. – И знаешь, из нее такая же дева, как из меня балерина.
- Давно пора, - с улыбкой ответил я, в то время, как мягкие волны коньяка приятным теплом расплывались по телу. Меня уже не настораживали странные всполохи огня в темных глазах собеседника, равно как и сам факт присутствия в доме Князя Тьмы...
- Хорошо, - обратился ко мне он. - Поступим следующим образом: тебе надо немного придти в себя после встречи со мной. А завтра, скажем, часиков в пять вечера я вернусь, и мы продолжим нашу беседу. Жди, - произнес он, неспешно растворяясь в воздухе.

«Завтра в пять... завтра в пять...» – твердил я про себя, укладывая свое измученное тело в постель. Наверное, я уснул еще до того, как голова успела опуститься на подушку. Просто провалился в мягкую, густую пустоту. Без сновидений, без звуков, без движения. Не знаю, сколько прошло времени: может десять минут, может десять часов, когда я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
- Как? Неужели я проспал? - спросил я у вчерашнего гостя, открыв глаза.
- Увы, брателло, увы, - усмехнувшись ответил тот. – Кстати, пока ты спал – я распорядился насчет плотного завтрака (или хмм уже ужина?). Нам предстоит серьезный разговор, а потому не хотелось бы вновь лицезреть, как ты скопытишься, э… то есть лишишься чувств…
- Да, - смутился я, – со мной такое бывает – врачи говорят, что нервы.
- Как же, как же! Наслышан. А уж от увиденного лично до сих пор пребываю в состоянии легкого охренения…
- Как? Ты в курсе моих злоключений на защите?
- Да, парень, ты слишком переусердствовал с этим столом. Не далее как вчера мы с тобой как раз обсуждали… Нет! Я право начинаю опасаться за твой рассудок. Естественно в курсе! Какая тема! Какой охрененный труд! А какой слог! Да про меня еще никто так не писал со времен старика Мильтона и доктора Ди! Право слово, эта работа заслуживает высочайшей оценки! И, собственно, понятно, почему эти ханжи на тебя налетели, словно пчелы-убийцы – их жалкие потуги, которые они выдают за научные труды, в подметки твоей работе не годятся! Впрочем, я разболтался. Встречаемся через десять минут в кабинете. И не опаздывай – жрачка стынет.

- Итак, друг мой, - Дьявол смотрел на меня, прищурившись, сквозь бокал бордо, - ведь ничего, что я тебя другом величаю.
- Все в порядке, - ответил. – Не враги же мы, в самом деле.
- Ты призвал меня, значит, хочешь что-то узнать. Я готов ответить на твой вопрос, спрашивай.
- Я хочу познать этот мир.
- Фу, высокопарно-то как, - возмутился он, - аж вино поперек глотки встало. Ты, это, более человечно общаться не можешь? – и, не давая мне вставить слова, продолжил. – Да что я спрашиваю! Конечно, не можешь! Ты кроме книжек оккультно-философских да записок своего деда-маразматика ничего-то в жизни и не видел.
- Потому и желание у меня такое! – кричу я.
- Да ладно, чувак! Чо ты кипятишься, в натуре? Бери пример с меня! Я ж, в отличие от своих собратьев небесных, не требую, чтобы ты сформулировал вопрос! – он брезгливо поморщился. – Бюрократы хреновы! Как скажешь, так и будет. Хочешь познать – познаешь, коли сумеешь. На-ка вот, лови! – и, отточенным баскетбольным движением, бросил мне в руки какой-то небольшой предмет.
- Это же кубик Рубика! – удивленно воскликнул я. – И как он поможет мне в изучении мира?
- У… парень! – радостно потер ладошки Сатана. – Без него твое желание невыполнимо. Как же ты без него будешь по мирам скитаться? Определенно, без него никак.
- Что значит, скитаться по мирам?
- Да то и значит, братан, что не познав остальных миров, не вернешься в свой.
- Но так нечестно! Мне индифферентны чужие миры. Я так не хочу.
- Ты это… фильтруй базар-то на выходе! - перебил меня он. – Не я желание загадал, не я Сатану вызывал. Таковы правила игры, приятель. Ты готов? – и, не дожидаясь ответа, он щелкнул пальцами, и тут же мой мир начал терять очертания и растворяться в огненно-красной дымке первого мира.
- Но как мне познать этот мир? – крикнул я.
- Так же, как ты собирался познавать свой. Удачи, парень! И, хоть я не люблю давать советов, главное: не дрейфь!

Подарок Клары
- Запомни, Лиз, - говорила бабушка, - главное в яблочном пироге это яблоки. Жалеть их не надо. И про заливку не забывай…
- Я все помню, бабушка! Берем яйцо, корицу, ваниль, сахар и крем-фреш. Все тщательно взбиваем венчиком и заливаем полученной смесью наш пирог. Такой пирог выпекается долго, около часа, за это время дом успеет наполниться пленительным ароматом печеных яблок, - оттароторила я, закружилась довольная собой и задела рукой разделочную доску, та с грохотом упала на пол, захватив с собой нож.
- Ах, - вздохнула бабушка, - нож упал – теперь жди гостей к чаю.

И гости пришли, причем не только на чай. Вернее, не гости, а гостья. Странная темноволосая молодая женщина. Думаю, она была скорее красивой, но внешность ее не сохранилась в моей памяти. Помню лишь повышенную нервозность ее поведения, да иногда срывающийся на визг резкий, отрывистый голос. Она приходилась нам какой-то родственницей, отдаленной настолько, что даже бабушка затруднилась установить степень нашего родства. Клару, так ее звали, в нашей семье недолюбливали, потому как считали свихнувшейся на магии истеричкой. А мне она почему-то понравилась. Мне – девчонке-подростку, с ней было по-настоящему интересно. И никакие бабушкины уговоры и предостережения не могли возыметь нужного действия. Мы с Кларой стали, как говорят, не разлей вода. Днем Клара бывала тихой, задумчивой. Я же, напротив – болтала без умолку, а она слушала, изредка разбавляя мои бесчисленные монологи парой-тройкой фраз. С заходом солнца гостья наша преображалась. На бледных щеках ее вспыхивал яркий румянец, темные, как уголь, глаза источали странный мерцающий свет, голос становился низким и мягким, как мурчание кошки. И тогда она говорила. Говорила певучим, волнующим голосом. Движения ее становились спокойными, плавными. Я как завороженная слушала ее, боясь шевельнуться. Опасаясь неловким звуком или жестом разрушить незримую нить наших бесед.

Ночью шел дождь. Мелкий, частый, занудный. То ли необъяснимая тревога, то ли предчувствие возможной опасности мешали заснуть. В дверь постучали:
- Лизи, ты не спишь? – раздался встревоженный шепот Клары. – Открой мне, пожалуйста!
Я впустила ее. Клара была бледна как никогда прежде, губы ее дрожали, руки ее теребили какой-то сверток.
- Я пришла попрощаться с тобой, Лиз.
- Ты уже уезжаешь? – спросила я.
- Так получилось, сестренка, - вдохнула она. - Карл у Клары украл кораллы…
- Да знаю я эту скороговорку, - перебила я. – А Клара украла у Карла кларнет.
- Скорее айпэд, - чуть слышно прошептала Клара. Впрочем, неважно. Я должна уехать, сестренка и должна уехать сейчас.
Я всхлипнула.
- Не плач, Лизи, не стоит, - Клара протянула мне сверток. – Держи, это тебе.
- Что здесь?
- Да так…- она запнулась, - всего лишь айпэд, только...
- Что только? - спросила я.
- Да только не простой он. Ты лучше к нему не подходи и не вздумай включать, особенно в сумерках, когда силы зла…
- Но почему?
- Потому что это опасно.
- Ну и что!
- Дурочка, - она ласково потрепала меня по волосам, - с помощью этой вещички можно путешествовать по мирам, вот только он глючит в последнее время.
- Ясно. А откуда у тебя он у тебя?
- Ниоткуда. Это подарок судьбы. Я нашла его, путешествуя по миру.
- А где ты его нашла?
- Неважно. Одолжила у одного британца, ему он теперь без надобности, - ответила Клара. – Ну, мне пора. Прощай, сестренка! Может, еще свидимся, хотя вряд ли.
- Но Клара, - начала было я.
- Прощай, сестренка! – перебила она и, чмокнув меня в щеку, тенью выскользнула из моей комнаты.

Интересно получается, как только появляется запрет, сразу возникает желание нарушить его.
«Я чуть-чуть, взгляну на другой мир одним глазком. И сразу вернусь! Никто ничего не заметит. Он у меня не сглючит. У меня все получится!» - так размышляла я, сидя в своей комнате на закате. На коленях лежал айпэд, завернутый в бархат. Я не помню, как развернула его. Не помню, как я его включила. Помню лишь, как в серебристой, бездонной поверхности экрана отразилась моя комната и тут же пропала. И с этого мгновения мой мир изменился. Он стал бесцветным, его заволокло туманом, так же как и экран айпэда. Я осталась одна. Дни стали похожи на ночи, ночи на дни. Время остановило свой бег. Мой дом потерялся в тумане, и я потерялась вместе с ним. Сколько прошло времени с того момента? Год? Век? Сколько мне лет? Четырнадцать? Двадцать четыре? Тридцать четыре? Не знаю. Вселенная сжалась до размеров спичечного коробка. Я попала в другой мир, и оказалась в серебряной тюрьме, вне времени и вне жизни. Может быть, я давно сошла с ума, а может быть – умерла, и туманное одиночество – это мой персональный ад.

 < < < Белый мир > > >

Я устал бродить по мирам, устал искать пути. И какого дьявола (или лучше сказать Дьявола) это случилось именно со мной? Кто я такой? Неважно. Раньше, когда-то давно я был Эдвином Бэконом, из Бэконов из Бэкон-холла, близ Эдинбурга, самым молодым профессором в Итоне. Кто я теперь? Никто. Механизм, приводящий в движение дьявольские кубики собственной судьбы. Одинокий путник. Путешественник по мирам. Я одинок в своих скитаниях. Дорога опротивела мне. Но свернуть с нее я не могу. Нет сил идти, и нет сил остановиться. Мои перемещения до сих пор не укладываются в голове. В кубике всего шесть сторон, но этот мир уже восьмой по счету. И каждый раз возникает цвет, который мне надо собрать. Как только определенный цвет собирается на одной грани, кубик перемещает меня. Быть может, дороги назад вообще нет? Или моя прежняя жизнь – это всего лишь сон? Куда и когда, интересно, забросит меня судьба в следующий раз? Впрочем, пока что кубик Рубика перемещал меня без перебоев. И если «каждый охотник желает знать, где сидит фазан», то я точно знаю, какие фазаны обитают в иных мирах…
И вот я здесь. Туман. Туман. Туман. Вот все, что окружает меня. Вот все, что я вижу. Вот все, чем я дышу. Этот мир – ловушка. Ловушка, из которой нет выхода… Он обманул меня! А я… я попался как мальчишка! Я, лорд Бэкон, книжный червь, превзошедший премудрость Альберта Великого, Парацельса, императора Рудольфа и безумного араба аль-Хазреда, познавший жизнь по дневникам своего пропавшего деда, попался как последний болван!
Туман. Он пронизывает до костей. Обволакивает и успокаивает. Манит и настораживает. Движения непроизвольно становятся плавными и неспешными, а дыхание тяжелым и тревожным…
Туман. Как напоминает он мне счастливые дни детства, проведенные в доме моих предков! Если присмотреться, то сквозь дымку можно разглядеть очертания вековых дубов, ясеней и терновника, и даже темную тисовую аллею, ведущую к дому… Да! Точно! Я вижу их! Сейчас дорога обогнет пруд, заросший кувшинками… Не может быть! Я вижу темную гладь воды! Я попал домой! Я дома! Сердце застучало в висках, от волнения перехватило дыхание, я уже не шел, а бежал сквозь туман. Бежал туда, откуда и началось мое путешествие. Бежал домой.

Бэкон-холл ничуть не изменился, только… только на крыльце, с фонариком в руке стоял сухопарый нелепый старик, укутанный в клетчатый плед. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и воскликнул:
- Эдвин, мой мальчик! Как я рад тебя видеть!
Что-то в его облике показалось мне знакомым. Ну да, точно: и эта пышная грива волос, и открытый высокий лоб, и волевой подбородок… Если убрать седину и морщины, то его можно было с легкостью перепутать со мною!
– Дедушка? – недоверчиво спросил я.
- Узнал! – обрадовался старик. – Вот что значит родная кровь! Проходи, проходи мой мальчик. Ты как раз к чаю поспел.
- Уже пять часов? – спросил я.
- Да, - ответил он. – Здесь всегда пять часов. И всегда время пить чай.
Мы зашли в дом, и дед жестом пригласил меня сесть.
- Ты уж не обессудь, но в отличие от бабушки, яблочных я пирогов не испекаю и корицы на дух не переношу.
- Да это не главное! Меня больше интересует - где это «здесь»?
- В мире призраков, друг мой, - он засмеялся. – Только не говори, что случайно сюда забрел. Не поверю. Я знаю о твоих действиях с того момента, как Он передал тебе одну вещицу, которая, собственно, и привела тебя ко мне.
- Ты имеешь в виду кубик Рубика?
- Скорее метапространственную призму: она преломляет миры, как цвета. И перестань, наконец, задавать вопросы. Это утомляет.
- Я бы рад, но…
- У тебя миллион вопросов, а у меня два миллиона ответов.
- Увы, - выдохнул я.

Мы пили чай. Крепкий, черный чай с бергамотом. Без молока, без сахара, без выпечки. Просто горячий, свежий крепкий черный чай. И молчали. И только размеренные постукивания маятника настенных часов, застывших на цифре пять, нарушали торжественную тишину чайной церемонии.
- Если ты добрался сюда, значит, уже кое-что понял о мире, - неожиданно произнес дед, задумчиво посмотрев мне в глаза, - и, не давая шанса задать очередной нелепый вопрос, продолжил. – Не перебивай меня, мальчик. Ты, так же как некогда я, путешествуешь по мирам. Путешествуешь, чтобы познать собственный мир. Этот мир – последний этап твоего странствия. Его законы отличны от законов других миров. Вспомни, как ты попал сюда.
- Я шел, шел и пришел… - пожав плечами, ответил я.
- О чем ты думал при этом?
- Хм… о разном.
- Еще подумай, - настаивал дед.
- Я вспоминал, как будучи мальчиком, пробирался в таком же тумане к окрестностям дома…
- Вот! – воскликнул он. – В самую точку! Ты попадаешь туда, куда хочешь попасть.
- Но ведь мы все равно остаемся в этом проклятом мире!
- Да, но ведь сейчас мы бэкон-холле.
Дед был прав: я действительно находился там. Но что-то здесь было не так, только я никак не мог понять что. Ах да! Всегда пять часов.
- А как же время? – спросил я. – Как жить без времени?
- Время, мой мальчик, - улыбнулся дед, - всего лишь фактор, ограничивающий свободу личности.
- И этот вечный туман ты называешь свободой?
- Я наслаждаюсь беззвучием, мой мальчик! – воскликнул в ответ дед. - Здесь и только здесь мой вечный дом. Ко мне приходят те, кто мне дорог, кто мне интересен: старина Фрейд, Цинь Ши Хуан-ди, наш великий предок сэр Френсис и дальний родич брат Рогир, - всех и не перечесть! И потом, посуди сам: нет времени – нет смерти. В твоем мире возможно такое?
- В психушке возможно все, - бойко парировал я. – И тебе не хотелось вернуться назад?
- Вернуться, чтобы провести остаток дней в одиночестве? Вернуться, чтобы быть осмеянным коллегами-учеными? Вернуться, чтобы в один прекрасный день уметь от старости и тоски в больнице для душевнобольных? Нет уж, уволь!
Дед говорил эмоционально, искренне. Но только я не верил ему. Не мог поверить. В каждом его взгляде, в каждом жесте я искал подвох, но не находил.
- Ты говоришь так потому, что не знаешь, как отсюда уйти.
В ответ он покачал головой.
- Это неизвестно тебе, Эдвин. Я же могу вернуться в любой момент, просто не хочу возвращаться и больше не хочу с тобой говорить на эту тему, - с этими словами он встал из-за стола и направился в библиотеку. – Ты засиделся в гостях, внучок, - сказал он мне. – Мне недосуг возиться с тобой…

Я брел наугад, не разбирая дороги. Хотя нет, не брел – я бежал, бежал сквозь мглу. Бежал, пытаясь забыть, оставить за собой, в тумане безграничное одиночество своего детства. Но память вновь и вновь приводила меня к дому, и старый чердак вновь манил меня паутиной и сумраком. Сколько времени я провел там когда-то за чтением дедушкиных книг! Как пробирался в фамильную библиотеку втайне от бабушки под покровом ночи! Как прятал от нее и прислуги свои трофеи! И как меня ругали, если ловили на месте преступления с очередной реликвией в руках! Сладкое, щемящее чувство тоски по былому накатывало на меня. Потом я принялся перебирать в памяти страны, где успел побывать. За несколько сот шагов мне удалось исколесить половину Европы и даже побродить по узеньким улочкам Киото. Только путешествие не принесло мне радости. И дело было не в тумане. Воспоминания оказались более безжизненными и холодными, чем белая мгла, скрывающая этот мир, словно в них не было души. Тогда я начал думать о большом скоплении людей (людей ли?). Не может быть, чтобы здесь не было городов. Они есть – должны быть! А значит, я должен побывать, хотя бы в одном из них.

Серый гранит мощеных тротуаров. Угрюмые каменные стены домов. И туман. Туман. Седая пелена… Неужели здесь стали призраками даже города? Нет, в одном из домов зажегся свет, и, как бабочка стремится к огню, я поспешил к этому дому. Мне предложили войти и даже пригласили на чай.
- Осторожно, молодой человек, - шепнул дворецкий, освещая свечой мой путь. – Не ходите туда, Вольморт, вас хотят отравить. Будьте осторожны!
- Вы полагаете, что мне вместо чая дадут настой олеандра или еще что-нибудь в этом роде? – недоверчиво спросил я, и свербящей занозой засела в голове мысль «немедленно покинуть этот гостеприимный дом».
- Что вы, что вы, - заслонив грузным торсом тщедушного дворецкого, защебетала престарелая великанша (по всей видимости – хозяйка дома), между делом ткнув слугу локтем в бок, - вы все не так поняли. Смитерсон вовсе не хотел вас пугать. Он просто не понимает, что говорит, - дама со вздохом махнула рукой. – Совсем из ума выжил.
- Виноват, графиня, - чуть слышно пролепетал слуга и исчез в анфиладе комнат.
- Может, мне лучше уйти? - я предпринял еще одну попытку слинять.
- Конечно, - послышался чей-то грубый, надменный голос.
- Дорогой племянник, нельзя так с гостями, они у нас бывают не часто, - возразила великанша, вцепившись в рукав моего пиджака мертвой хваткой голодной пираньи. – Что плохого в том, что этот юноша выпьет с нами чаю?
Таким образом, я очутился за столом. Не хочу. Не хочу. Не хочу вспоминать этот странный вечер, это странное собрание, этих странных материализованных призраков, их странные мутные разговоры. Но раз за разом возникают в моей памяти яркие моменты пребывания в этом странном доме.
- Кто сегодня будет заваривать чай? – спросила графиня. – Если это мерзавка Беатриса, то я уверена, что она всех нас отравит. Я чувствую. Я всегда чувствую…
- Нет, вы подумайте только! – возмутилась дородная пышногрудая дама лет тридцати. – Вы меня готовы во всех смертных грехах обвинить! Хотя именно ваш чаек опасен для жизни!
- Ишь, расшипелись! – проскрипел худощавый трясущийся старец. – Да я с радостью возьму отраву из ваших рук, любезная, - произнес он, обращаясь к графине, - лишь бы не слышать более ваших воплей, Маго!
Где как не здесь, в городе проклятых, в городе туманов существовать этому нелепому до жути и абсурдному в своей невозможности клубу самоубийц. Странные мысли посещают порой, когда попадаешь в место, подобное этому, где каждый день люди увлечены бесплодными попытками убить друг друга. С упорством маньяков они придумывают новые и новые способы лишить сотрапезника жизни. Но все их попытки не приводят к желаемому результату. Здесь стрелки часов застыли на цифре пять, и раз за разом жертвы и отравители садятся пить чай. И раз за разом высказывают они свои обвинения и угрозы. И каждый из присутствующих за столом надеется уйти из этого мира.

Не выдержав всеобщего безумия, я покинул своих случайных знакомых. У дверей меня подкараулил седовласый дворецкий:
- Вы куда-то спешите, молодой человек? – спросил он меня, преграждая мне путь.
- Я желаю немедленно покинуть этот дом.
- Вас никто не держит, - спокойно ответил он мне, не сдвинувшись ни на йоту с дороги. – Вы можете выйти из клуба в любое время, но из тумана вы не выйдете…
И он рассказал, что обитатели этого дома, в прошлом колдуны и астрологи, сильные мира сего, чернокнижники, отравительницы и проч. и проч. - невольные заложники вечного тумана. Говорил он быстро и тихо, с опаской оглядываясь по сторонам.
- Однажды я решился бежать, - шепотом произнес дворецкий, - но не смог… не сумел. Я видел тысячи несчастных, потерянных душ. Они, как и я, безмолвными тенями, тянулись к реке. В стремлении покинуть это страшное место, мы пытались переплыть реку, ведь именно она отрезает от нас настоящий мир. Но силы покидали нас. Немногим удавалось добраться до реки. Те же, кто добирался, садились в лодки или же бросались в воду с набережной. Но лодки тонули, так и не достигнув другого берега. А обессиленных пловцов волны выбрасывали на берег. Вы тоже можете рискнуть, молодой человек. Но какой в этом смысл?
- А какой смысл в отравленном чае?
- Призрачный шанс вернуться домой, - вздохнул старик.

 < < < Яблочный пирог > > >

Покинув призрачный дом скорби, Эдвин затерялся в тумане. Он шел вперед, отгоняя от себя дурные мысли, что не очень-то у него выходило. Раз за разом они возвращали его на берег туманной реки, где он слышал тревожные стоны проклятых душ. Когда же удавалось не думать о реке, воспоминания приводили нашего героя к домику отравителей. «Опять этот противный дом! Да когда ж это кончится?» - спрашивал он сам у себя, с досадой чувствуя, что это не кончится никогда, что очень огорчало Эдвина. Последний раз он обедал еще в фиолетовом мире, и ему не помешало бы подкрепиться. «Может быть деду и хватает вселенской подзарядки и чая, но мне, Эдвину Бэкону нужна нормальная здоровая пища», - размышлял он, - «Обидно, конечно, что здесь пора пить чай, к чаю никогда не подают ростбиф»… И тогда, незаметно для себя Эдвин начал мечтать о яблочном пироге с корицей. Он шел, представляя себе свежий, ароматный пирог… и почувствовал запах корицы и печеных яблок. Вскоре он подошел к дому и постучался в дверь.
- Кто там? – услышал он тревожный женский голос.
Он не знал, что ответить и потому, смутившись, сказал банальное «я». К немалому его удивлению, заскрежетал замок, и вскоре он увидел хозяйку домика, высокую молодую женщину с испуганными глазами лани.
- Здравствуйте, - сказал он ей. – Простите, что потревожил вас, просто…
- Проходите скорее, - взяв Эдвина за руку, она пригласила его войти.
- Мне очень неудобно, - начал он, проходя вслед за хозяйкой дома на кухню, - просто аромат яблок и корицы очень напомнил мне детство.
- Не надо ничего объяснять, - улыбнулась женщина. – Вы первый гость в этом доме с тех пор… с тех пор, как я оказалась среди тумана. И вы не представляете, как я рада вашему появлению! Давайте познакомимся, я – Лиз…

Они пили чай и говорили… Говорили обо всем на свете, не без удивления открывая друг в друге множество схожих привычек и пристрастий. Правда, в основном говорила Лиз, Эдвин же больше слушал, боясь отвести глаза от хозяйки дома.
- Простите, что я говорю без умолку, - улыбнулась девушка. – Я… я так давно ни с кем не разговаривала.
- Ничего страшного, я ведь тоже без приглашения явился.
- Может еще чаю?
- Спасибо, но мне, пожалуй, пора, - опасаясь показаться навязчивым, ответил Эдвин.
Для Лиз его слова прозвучали как удар грома. Впервые за долгие годы она почувствовала себя живой, настоящей, интересной кому-то и вдруг... Щеки ее побледнели, подбородок предательски дернулся, и только чудом девушке удалось сдержать слезы.
- Нет! – воскликнула Лиз, - не уходи! Не оставляй меня одну в этом доме! У меня впервые получился пирог, и я решила, что теперь что-то изменится. Потом пришел ты. И я подумала, что больше не буду одна! А ты… ты уходишь. Но почему?
Она подошла вплотную к своему гостю, уткнулась лицом в его пиджак и зарыдала. Он обнял ее и начал тихо гладить по волосам. От них пахло полынью и мятой, и у Эдвина закружилась голова, а то, что еще минуту назад было для него важным, перестало существовать. Осталась только она – Лиз. Ее глаза, волосы, руки, тело, жаждущее его прикосновений, его близости. И он осторожно прикоснулся губами к ее губам, а Лиз, обвив его шею руками, ответила на поцелуй…
Говорят, что даже если вероятность наступления события ничтожно мала, то отрицать возможность его наступления не совсем осмотрительно. И даже если событие не может наступить по определению, все равно оно наступит рано или поздно. Эдвин встретил Лиз и стал другим. Что дали ему скитания по мирам, общение с дьяволом, изучение оккультной литературы? Разве что страсть к неизведанному, да безграничную тоску. А эта худенькая хрупкая женщина, почти девчонка, в одночасье уничтожила все его печали.
Голова Лиз покоилась на его плече, а он нежно поглаживал ее разметавшиеся по подушке волосы.
- Лиз, благодаря встрече с тобой я понял одну вещь…
Она вопросительно посмотрела на Эдвина.
- Мы ищем выход там, где его не надо искать.
- Ты прав, - вздохнула она. – К чему искать то, чего нет?
- Да я не о том, милая. Просто… нас ведь ничто не держит здесь. Ничто, кроме собственных сомнений, страхов и скрытого нежелания покинуть это место. Теперь ясно?
- Кажется, да, - ответила Лиз, прильнув к Эдвину.
Он обнял ее в ответ, и влюбленные не заметили, как экран айпэда, стоящего на прикроватной тумбочке, засветился молочно-белым светом. Затем свет его преломился, распавшись на радужный спектр. И в то же время кубик Рубика выскользнул из кармана пиджака и поднялся в воздух. Все его стороны были собраны, и каждая грань излучала мягкий, переливающийся всеми цветами радуги свет. Он становился все ярче и ярче, заливая собой окружающее пространство. И вскоре дом Лиз исчез в радужном сиянии. Красный мир, оранжевый, желтый, зеленый – различные, но одинаково важные, были собраны в единое целое. Кубик Рубика начал вращаться вокруг своей оси. И уже нельзя было отличить один цвет от другого, так как все они слились в белый и смешались с туманом мира проклятых. А когда туман рассеялся, наступила ночь, и яркие звезды высыпали на темном небосклоне осеннего неба. Но Эдвин и Лиз, увлеченные друг другом, не заметили этого, как не заметили и того, что очутились в Бэкон-холле…