Запретная дверь. Записки Пятого

Владимир Быстров
"О, маятник душ строг,
 Качается, глух, прям,
 И страстно стучит Рок
 В запретную дверь к нам!"
---------------------------
(О.Мандельштам, 1911 г.)

Запрокинув назад голову, он разглядывал небольшой ледник, спускавшийся с расположенного напротив безымянного пика и оканчивающийся небольшой речушкой, протекавшей по дну ущелья. Откинув голову еще дальше, можно было увидеть и скальный камин, тоже спускавшийся к этой речке, в верхней части которого он и лежал.

Лежать было неудобно – в спину упирался острый камень, каблуком левого ботинка он зацепился за небольшой скальный выступ, а колено правой ноги упиралось в другой такой же выступ. Руки оказались вытянуты вдоль тела, и лишь кончиками пальцев он мог держаться за какие-то неровности на поверхности скалы. Страха он не испытывал – страх обычно приходит позже, когда все уже позади.

Ну, кто мог предположить, что плохо смотанный конец веревки попадет на спуске ему под ноги и буквально сдернет со стены?! То, что он почти сразу застрял в узком скальном кармане, можно считать большим везением. Хуже было, что свалился на спину, да еще и головой вниз, и выбраться без посторонней помощи казалось совершенно нереальным. А партнер по связке, уверенный в абсолютной безопасности оставшейся части маршрута, ушел далеко вперед, и вряд ли скоро начнет беспокоиться. Оставалось терпеливо ждать и надеяться, что его отсутствие будет замечено не слишком поздно. В голове назойливой мухой крутилось совсем некстати вспомнившееся мандельштамовское  "сегодня дурной день…", "сегодня дурной день…" Стараясь избавиться от навязчивой строки, он попробовал думать о чем-нибудь более конкретном и приземленном. "Так значит, я и есть последний в списке?" – пришла в голову неожиданная мысль, – "Выходит, Инна не обманула!"…

История эта началась больше года назад. Он собирался с друзьями на Кавказ, где для тренировочного восхождения перед летним сезоном они выбрали один из несложных маршрутов на Казбек. Вообще-то, во всякие гадания-предсказания он не верил. Но Инна считалась в институте предсказательницей, что называется, от бога. Практически, все, что она предсказывала, сбывалось, и ее авторитет в этих вопросах был абсолютно непререкаемым. Внешне она также полностью соответствовала традиционному представлению о гадалках – высокая, стройная, с иссиня-черными длинными волосами и еще более черными глубокими и пронизывающими насквозь глазами. По ее собственному утверждению, происходила она из древнего рода ассирийских правителей. Впрочем, девчонки из отдела кадров подтверждали, что в графе национальность у нее действительно было записано "ассирийка", а имя – не то Рамена, не то Ромина. Одевалась всегда подчеркнуто изыскано и строго – в длинные платья классического покроя глубоких темных тонов. Руки были унизаны всевозможными явно старинными серебряными браслетами и кольцами, а на указательном пальце правой руки красовался огромный серебряный перстень, доставшийся ей, по словам самой Инны, в наследство от какой-то пра-пра-бабушки.

С просьбой погадать, – неважно, по кофейной гуще, на картах или по руке, – к ней обращались, практически, все сотрудники института. Вот и он, допив заваренный в "турке" кофе, и перевернув, как положено, чашку на блюдечко, направился к ее столу.

– Посмотришь?

– А ты что, куда-то собираешься ехать? – мельком взглянув внутрь чашки, вопросом на вопрос ответила Инна.

– С чего ты взяла?

– Да у тебя в чашке дорога прямо как по линейке прочерчена!

Услышанное дальше казалось настолько неожиданным и необычным, что он счел ее слова абсолютной фантазией! Из них следовало, что поездка была обречена на целую кучу неприятностей. Однако предсказание было настолько запутанным, что толком он ничего не понял. Единственное, что до него дошло, так это то, что все неприятности были как-то связаны с датой начала путешествия. В первую очередь это относилось к числу тех, кого эти неприятности могли коснуться. 

– Выходит, если мы начнем, скажем, 30-го числа, то пострадают тридцать человек?  - недоверчиво уточнил он. – Бред какой-то! Нас всего-то будет от силы человек десять! 

– Как хочешь, так и понимай! Я говорю только о том, что вижу! А выводы делай сам! – обиженно ответила Инна, возвращая чашку.

Предсказанию этому, впрочем, особого значения он не придал, и вскоре забыл и его, и весь их с Инной разговор. А неделю спустя уже выходил из рейсового автобуса в поселке Казбеги, где была назначена встреча с остальными участниками восхождения. Компания подобралась небольшая, но достаточно опытная: трое его друзей–альпинистов из Тбилиси, семейная пара москвичей, да еще из Казахстана прилетел его старый приятель - большой знаток и любитель бардовской песни Володя. У всех на летний сезон были серьезные планы, и восхождение на Казбек, рассчитывали они, должно было дать высотную акклиматизацию, а заодно и восстановить спортивную форму.

Когда они вышли из поселка и направились по тропинке вверх к расположенной у самого подножья вершины метеостанции, давно перевалило за полдень. Но путь был не очень длинный, и, спустя несколько часов, они уже подходили к ней. Вытянутое в длину, узкое и довольно мрачное двухэтажное здание, сложенное из крупных камней и облицованное в нижней части железными листами, строилось еще в довоенные годы. Однако впоследствии оно было заброшено и довольно быстро пришло в запустение и обрело весьма ветхий вид. Стены местами разрушились, значительную часть листов железа местные жители растащили на свои хозяйские нужды, стекол в редких, расположенных, в основном, на втором этаже окнах тоже давно не было, и они зияли глубокими темными провалами. Лишь в одном из них, затянутом полиэтиленовой пленкой, виднелись отблески света. В поселке их предупредили, что на метеостанции живет молодой парнишка-гляциолог, приехавший на практику откуда-то из Восточной Сибири. Не без труда отыскав вход, поднялись на второй этаж и, подсвечивая себе фонариками, отправились искать хозяина метеостанции. Впрочем, долго искать его не пришлось – одна из расположенных по обе стороны узкого коридора дверей распахнулась, и из нее высунулась лохматая огненно-рыжая голова:

– Привет! Вы кто? – весело спросила голова. – Двигайте скорее сюда, а то комната  выстужается!

Они вошли в узкую комнатку, в которой из мебели имелся только самодельный фанерный столик и старое полуразломанное кресло, и огляделись. Вдоль стен были свалены  какие-то гляциологические инструменты и приборы, в углу стояла пара слаломных лыж, а рядом с ними –  длинный ледоруб старого образца, с деревянным древком и бухта альпинистской веревки. Хозяин комнаты оказался совсем молоденьким худощавым парнишкой, небольшого роста, с огромной копной спутанных ярко рыжих волос.

– Леха! – стараясь говорить басом, представился он. – Закрывайте скорее дверь, не выпускайте тепло!

Скинув с плеч рюкзаки, ребята устроились на старом рваном матрасе, лежавшем у стены.

– Альпинисты? На Казбек? Чай будете? – забросал их вопросами Леха. – Сейчас, я только "пушку" раскочегарю…

– Держи дверь! – обратился он к Андрею.

Не совсем понимая, что от него требуется, он, тем не менее, послушно взялся за ручку двери. Леха налил в пустую консервную банку из-под тушенки солярку из стоявшей рядом пластмассовой канистры, и плеснул ее в распахнутую дверцу "буржуйки". Раздался оглушительный хлопок, из дверки вырвался длинный язык пламени, и его вместе с дверью вынесло прямо в коридор. От неожиданности он не удержался на ногах и спиной ударился в дверь комнаты напротив. Дверь распахнулась, и он упал внутрь на какие-то ящики и мешки. Раздался дружный хохот и восклицания: "Да, уж точно – пушка!", и только Леха с непонятной серьезностью вдруг заметил:

– В эту комнату не входите, ладно?

– Это еще почему? – удивился Виктор.

 – Потому! – все так же серьезно ответил Леха. – Там вещи чужие лежат…

– Чьи – чужие? – не унимался Виктор.

– Да, не знаю я! – с непонятным раздражением постарался прекратить расспросы Леха. – Говорят, какая-то группа тоже собиралась на Гору, и все лишнее оставили здесь. Это еще до меня было, два года назад. Мне местные сказали, чтобы я туда не входил и вещи не трогал. Мол, хозяева могут обидеться…

Они еще долго пили чай, расспрашивая нашего "домовладельца", как он сюда попал, как живет и чем занимается по своей гляциологии, и, в свою очередь, развлекая его нехитрыми альпинистскими историями. Спать легли поздно, но уже через пару часов Мурад скомандовал "Подъем!", и, наспех перекусив, они отправились на восхождение. Леха встал тоже и проводил их до самого предвершинного плато. Восхождение было несложным, и с вершины они спускались почти бегом. Заскочили ненадолго на метеостанцию попрощаться с радушным хозяином и продолжили спуск, в надежде успеть на единственный проходящий рейсовый автобус до Орджоникидзе, откуда их маршруты уже расходились. Начинался новый спортивный сезон…

О гибели Виктора он узнал уже осенью, из заметки в "комсомолке", которую ему показали сотрудники в институте. После возвращения с Кавказа Виктор со своей группой собирался на Памир на один из семитысячников. Маршрут был заявлен на чемпионат страны, и ребята вполне обоснованно рассчитывали на медали. Погода стояла хорошая, группа была отлично подготовлена, и никто не сомневался в успешном завершении экспедиции. Наблюдатели, следившие за восхождением с расположенного под вершиной плато, не только регулярно связывались с группой по рации, но и могли визуально наблюдать весь маршрут. Когда до вершины оставалось несколько сотен метров, группа провела последний сеанс связи и остановилась на ночевку за гребнем горы, вне зоны видимости, так что последний отрезок пути до вершины оказывался недоступным как для визуального наблюдения, так и для радиосвязи. Впрочем, самое сложное было уже позади, и оставшиеся до вершины метры не вызывали ни у кого особых опасений. Однако то, что увидели следующим утром наблюдатели, объяснить впоследствии никто так и не смог. Из-за вершинного гребня показались три человеческие фигурки, двигавшиеся одной связкой, и, буквально бегом, стали спускаться по крутому ледовому склону. Спустя несколько мгновений одна из фигурок упала и покатилась по склону, увлекая за собой остальных. Так они скользили несколько сотен метров, пока не сорвались с начинавшейся ниже отвесной ледовой стены. Организованные практически сразу спасательные работы ничего не дали. Найти не удалось никого – ни тех троих, которые сорвались в пропасть, ни загадочно исчезнувшего четвертого участника штурма. Но самым странным было то, что поднявшиеся через три дня на вершину спасатели обнаружили там контрольную записку, в которой сообщалось, что группа в полном составе успешно совершила восхождение и начинает спуск. А всего три месяца спустя, в конце декабря Андрею позвонил Шота и сказал, что во время зимнего восхождения по Зеркалу Ушбы вся группа Мурада погибла в лавине. Был среди них и их общий друг Тариэл…

На следующий год в мае, друзья вновь собирались на тренировочное восхождение перед началом нового сезона, и снова для этих целей выбрали Казбек. Правда, прежней компании уже не было, но жизнь продолжалась, и горы по-прежнему стояли на своих местах, все так же завораживая и маня своих покорителей. Перед выходом из поселка Андрей поинтересовался у одного из местных жителей, как поживает их старый знакомый Леха.

– Этот рыжий мальчишка–сибиряк? – переспросил тот. – Так он замерз там, на леднике! Еще прошлой осенью замерз! Совсем замерз, до смерти… А потом его лисы съели. Пастухи только один ботинок нашли и кусок ноги в нем. Жалко, хороший парень был, веселый!...

Это, а заодно и гадание Инны, и весь разговор с ней он вспомнил сейчас, лежа на спине головой вниз в узком скальном кармане.

"…– Да, как ты сам не видишь! – горячилась она, – Вот, смотри – здесь дом, большой такой, а над ним словно крест стоит, и фигурки людей перечеркнуты!

Он же никакого дома и фигурок разглядеть не мог, и от этого тоже горячился:

– Ну, и что? Подумаешь – дом, крест, фигурки… Мы-то здесь при чем?!

– Так ведь и дом, и крест над ним стоят в конце вашей дороги! И в начале следующей... А это значит, что именно отсюда начнутся ваши неприятности!

Инна словно чего-то недоговаривала, но он настойчиво повторил вопрос:

– Так все-таки, что он означает этот крест?

– Ну, это, как бы, совсем плохо… Большие неприятности, очень большие… – неуверенно отвечала она, –  А вот здесь, как будто, дверь какая-то, и над ней тоже несколько фигурок. Но они неясные, размытые. Нет, это не вы, это кто-то другой! Это, видимо, как-то связано с началом следующих дорог… Видишь – там и дорог дальше идет столько, сколько фигурок!

– Ладно, достаточно! – ему стало надоедать это непонятное гадание, и хотелось поскорее его прекратить. – Какой из всего этого вывод? Что конкретно?

Тогда она и сказала, что если кто-то из них откроет эту дверь, то неясные фигурки, которые он никак не мог рассмотреть, пойдут за ними следом. Количество дорог, а значит и фигурок, совпадает с датой начала этих дорог…"

"А когда мы ходили на Казбек?" - продолжал вспоминать Он. "Кажется, четвертого… Нет, четвертого мы пришли на метеостанцию, а вышли на следующий день, пятого июня. А дверь эту, значит, я сам спиной открыл, когда выстрелила Лешкина "пушка". Он еще тогда сказал, что "хозяева" обидеться могут. Вот и обиделись! Сначала Виктор, потом Мурад, Тарик… Нет, сначала – Леха, а уж за ним Мурад и Тарик. Всего – четверо. Значит, остался еще один", – считал он, –  "Выходит, я и есть – Пятый?…"

Сверху послышался хруст ботинок по камням, а затем веселый голос Рустама:

– Я его, понимаешь, все жду, жду, курить охота, а он загорает! У тебя сигареты остались?...

Вскоре он уже защелкивал в нагрудный карабин Андрея свободный конец веревки, – другой конец  был закреплен на вбитом выше крюке, – и, спустя несколько минут, они вместе курили, устроившись на широкой скальной полке, с которой он так неудачно свалился. После были другие маршруты и другие вершины, но все когда-нибудь кончается. Подошел к концу и летний сезон, и, попрощавшись с друзьями, он улетел в свой город. Прилетев домой, взял такси, и полчаса спустя жена уже встречала его на пороге квартиры.

– Тебе тут телеграмма из Петропавловска.

– От Володи? – спросил он.

– Нет, от его жены…

Он с удивлением взял телеграмму в руки – с  Володиной женой Леной он был хорошо знаком, но она никогда раньше не писала и не звонила ему. Обычно, это делал сам Володя. Он несколько  раз перечитал напечатанный текст, смысл которого упорно ускользал от него:

"володя погиб восхождении победу сердечной недостаточности тчк спасработы спуску тела августе тчк если сможешь приезжай тчк лена".

"Ну вот, теперь список закрыт..." – пришла неожиданная мысль, и в голове вновь надоедливым рефреном завертелся все тот же мандельштамовский стих, последнюю строфу которого он, наконец, вспомнил.

==================================
(иллюстрация: Войтек Сюдмак)