Гвоздь

Петр Капулянский
- Гвоздь!
Она всегда так разговор начинает – резко, презрительно даже и чуть в нос.
- Что гвоздь?
- Ты мне хоть гвоздь вбить можешь или из сердца вон так и с глаз долой?
- Гвоздь могу, только не сегодня.
Мы с ней разбежались уже полгода как. Зимой еще. Ну начали разбегаться. Закончили только месяца два назад. Когда у меня Ленка появилась.
- А завтра сможешь?
Вот она настырная. Интонацию поменяла. Просительно теперь, никакой резкости.
- Завтра смогу. Часов в пять.
- Лучше в три, когда соседей и мамы нет. Чтоб шум не мешал.
Голос у нее красивый, в меру низкий, чуть ниже среднего. И такой… мелодичный стал не хуже гудков в телефонной трубке

Назавтра молоток взял, еще какую-то фигню – отвертку, плоскогубцы, дрель ручную. У меня дома это под боком всегда. Когда тоскливо, я полки перевешиваю. Если б девкой был, наверное, волосы б красил или новую юбку покупал, а так полки. Комната небольшая, мебель не переставишь. А полок пять штук и я их ступеньками вешаю. По-разному. Уже вся стена в дырках. Но зато перемены. И легкое недомогание, если вдруг было, тоже лечит. Три минуты ручку крутишь, потом пару минут молотком по зубилу. Пока дырка нормальная получится, семь потов сойдет. Зато свежесть такая в членах.

К трем я к ней добрался. Вдоль Фонтанки от Невского пешком морось легкая по лицу, как одеколон из пульверизатора. Хорошо!

- Ну привет.
Чмокнула в щеку. Глаза как всегда в сторону куда-то.
- Проходи.
Прихожая просторная, но темная, ни разу не получилось так пройти чтоб грудь хозяйки не задеть. Но я и не жалел ни разу.
- Где вбивать?
- Ну смотри, вот стенка (ага метра три хрусталя и фрафора). Мы хотим в нишу телевизор переставить. Надо провод и антену провести за стенкой и к розетке. А на место телевизора столик тот и сверху повесить бра. Вот там где она - гвоздь.
Опешил слегка. Отошел к окну и в кресло сел.
- То есть, сначала вот все это – телевизор, стенка, провода, потом гвоздь?
Другая б мурлыкнула, взгляд бы потупила, а эта наоброт. Вспыхнула, глаза сверкнули все также в сторону.
- Так и знал что ты лентяй! – потом совершенно спокойно, - Пойду кофе тебе сварю.

Подошел к стенке, подумал. Там надо дырку, потом провод каким-то хером полтора метра провести через эту дырку в бок... Как?!
Открыл свою коробку с железом. Еще подумал.
На кухне звякало и бренчало. Вода из крана то начинала щуметь то фыркая затихала. Кофе и не пахло.

Я достал нож и прорезал круглую дыру в задней стенки стенки. Потом вытащил моток шпагата и, привязав к концу гайку потяжелее, встал на табурет. Закинул «удочку» в темную щель между стеной и стенкой примерно над свежим круглым отверстием и, спустившись, начал вылавливать грузило в дырке.
- Ты чего!?
Даже не заметил как она вернулась в комнату. Почему-то запыхавшаяся. Халат на груди приоткрылся. Красиво.
- Вот работаю.
- А что за веревка?
- Это понимаешь ли удочка такая. Мне нужно провод провести между стенкой и и задней стенкой стенки.
- Не поняла.
- Ну вот стенка, у нее стенка, и за ней стенка. Так между стенкой и стенкой стенки…
- Ну тебя!
Она быстрым движением руки поправила халат, развернулась и исчезла в темноте прихожей
- Эй! А кофе?
- Я картошку варю. Есть ведь захочешь.

С чего вдруг? Время послеобеденное. Осталось тут немного. Если гайку выловлю. А я выловлю. Чего ее тут…
Поймал. Потом привязал вместо гайки шнур и вытащил извивающегося как угря наверх, отвел в бок. Присобачил наместо вилку, с другой стороны двойник. Теперь с антеной также. Вроде готово.
Перенес телевизор. Включил. «В бой идут одни старики». Не с начала.
Взял сигарету, сел смотреть.

- Вот поешь.
Дверь чуть хлопнула. Она поставила на стол тарелку с парящими посыпанными укропом и крупной солью картофелинами, какой-то салат. Сбегала на кухню и донесла блюдечко селедки с луковыми мишенями – концентрические кружки а посередине черная маслина, из холодильника вынула запотевшую поллитровку.
- Сейчас.
Я украдкой взглянул на чуть острые колени в разрезе халата, на знакомую, впадинку под ключицей – наверху опять распахнулось.

- Остынет.
Она наконец взглянула на меня, улыбнулась одними глазами, присела на подлокотник кресла. Я дернулся, она тут же то ли сползла то ли свалилась, прижалась спиной к груди. Щека на сгибе руки. Халат окончательно распахнулся.
Затушив сигарету, я отвел в сторону ее легкие рыжеватые волосы и легко коснулся губами где-то возле ложбинки на тыльной стороне шеи.

- Телевизор выключи, - внезапно охрипнув, прошептала она.
С экрана грустно смотрела летчица Маша.
- Осуждаешь? – мысленно спросил я и, не дожидаясь ответа, нажал на красную кнопку.


Через час, неловко попрыгав на одной ноге, попал-таки в брючину и сел к столу. Налил водки. Все еще холодная - в квартире не жарко. Потыкал вилкой остывшую картошку
- Ну что там с гвоздем?
Она повернулась на спину, отбросила простыню, встала и белым нервным аккордом в золотых обертонах распущеных до пояса волос прошла голышом по полутемной комнате к отлетевшуму в угол халатику. Там нагнулась, как учили на уроках физкультуры, не сгибая колен и, подбирая его, оглянулась:
- На сегодня ты гвоздей достаточно забил, да и мать скоро вернется. Завтра заходи.
Я переглотнув кивнул…


Завтра не зашел. И послезавтра нет. И через неделю.
Только через десять лет - так сложилось.
Все в той же стенке стоял плоский плазменный экран. На старом месте старого телевизора висела бра - значит кто-то ей гвоздь все таки вбил.

Мы сидели с хозяйкой на кухне и курили
- Как живешь? - надо было что-то спросить.
- Хорошо. Муж. Дочка третьеклассница, сейчас на каникулах у родителей мужа
- Как зовут?
- Женя.
Она опять не смотрела на меня. Только рисовала в пепельнице непонятные узоры горящим концом сигареты.
- Докурил? – она раpогнала рукой дым, - Фу, топор тут вешать! Иди в комнату, посмотри что ли телевизор, я пока кофе сварю.

Я прошел сквозь темную прихожую сел в старое кресло. Нажал на пульт. С экрана глазами летчицы Маши на меня смотрела актриса Евгения Симонова. Женя.

С кухни донеслось
- Ты не можешь пока перевесить бра чуть повыше, гвозди и молоток в нижнем яшике шкафа.
Вопросительной интонации в голосе не было. Она точно знала ответ.