В тающем свете утренней луны

Тавус Шарапилова
В тающем свете утренней луны


Маша тщательно укладывала вещи в большую спортивную сумку - не забыть шерстяные носки себе и дедушке Паку ( в тайге сейчас сыро), упаковывала концентраты - супы, консервы, вакуумные полуфабрикаты, которые так любил дед; витамины, глазные капли, антибиотики, ревматические мази (у деда давно болят суставы); все это ему понадобится на целый год, до ее следующего приезда.
  Маша решила ехать одна - отец на полигоне, на испытании; мама - в загранкомандировке со своей филологией- германистикой (какие-то сложные суффиксы в немецком языке); экзамены сданы, до интернатуры есть еще время, ехать с Аграфеной на дачу не хотелось, в Москве скучно. Маша решила махнуть к дедушке Паку, давнему другу семьи еще со времен службы отца в Хабаровске.
  Аграфена-няня, экономка, секретарь и  домоправительница в одном лице, жила с ними много лет,она была главным человеком в доме - всё в семье происходило с ведома и благословения Аграфены. «Генерал Груша» - шутил отец, но высоко ценил ее человеческие качества и надежность. Когда Маше было три года, няня безапелляционным тоном заявила родителям, что хочет Маньку крестить: «Сами нехристи, хоть дите будет крещенное». Родители махнули рукой, понимая бесполезность спора - «хуже не будет, делай как знаешь...»
  Машенька ходила с няней на воскресные службы, церковные праздники, охотно читала молитвы и твердо верила, что Боженька есть и ее, Машу, очень любит; это ее радовало, так как к няниной любви прибавлялась любовь такого серьезного мужчины, как Господь. В школе и в институте к девочке особо не цеплялись за ее убеждения (ну, если отец, такой высокий чин, не возражает…), а тут и мода подоспела креститься и молиться, всё сгладилось...      
  Училась Маша своему «докторскому делу» охотно, будущую профессию любила и не мыслила для себя ничего другого.

  Маша оставила записку Груше и уехала в аэропорт. Самолетом до Хабаровска, а дальше - в тайгу. Дорогу она знала, много раз бывала там с отцом, тайги не боялась, знала таежные хитрости, звериные тропы. Пак научил ее запоминать дорогу по мелким деталям, учил слушать тайгу и отвечать ей добром. Жизнь Маши делилась на жизнь в городе и жизнь в тайге.

  Много раз отец звал друга к себе в Москву (уже немолод и нездоров, нужен уход), но Пак все отнекивался: "Привык я здесь, тут - воля, в городе -душно, тесно".
«Как же тесно?», - возмущалась Аграфена. «Там деревья друг к дружке прилепились, просвету нет!" - бурчала она, подкладывая в тарелку кусок пожирнее.
 - Остался бы, Пакушка, всё вдвоем веселее, а то хозяева в разъездах, да и Маньке - радость, любит она тебя-
  Маша и вправду любила Пака нежной, детской, милой любовью, так же, как и Грушу.
Сейчас, в самолете, вспомнилось, как ей всегда было хорошо в тайге. Теперь июнь, всё зелено, пахуче, свежо.
...Когда, наконец, она добралась до сторожки, деда не было. Не найдя ружья и котомки, Маша поняла, что дед в тайге. Она стала хозяйничать, распаковала сумку, достала все гостинцы. Разложила лекарства по местам и принялась стряпать. Отец снабдил сторожку всеми мыслимыми и немыслимыми устройствами, чтобы его друг не испытывал нужды ни в чем, ни в тепле, ни в электричестве. Только печь дед отстоял - он очень любил запах печи, потрескивание горящих дров.

  Маша перекусила, побродила неподалеку, просигналила деду условным криком, но дед не ответил, наверно, был далеко, насобирала ягод и вернулась в дом.
  С детства Маша очень любила вечера в тайге, сумерки сгущались так быстро, что ей казалось - это сказка, так гасили свет в театре; менялись контуры кустов и деревьев, другие звуки и шорохи наполняли пространство, а тишина была просто нереальной, она плавно вползала в сознание, заполняла мозг, обостряла зрение и слух, Маша сливалась с природой, растворялась в ней, ее зеленые глаза внимательно и восторженно смотрели в бархатную ночь. Небо так низко, звезды прямо на верхушках сосен, на кончиках вытянутых рук, будто покалывают лучиками…
  …Маша протяжно вздохнула, словно стряхивая наваждение белой лунной ночи, огромная луна загадочно и молча лила свой прозрачный свет на девушку, поляну, сторожку, на весь этот мир...
  Уже в домике, надев теплую пижаму и натянув шерстяные носки, укрывшись дедушкиной дохой, Маша смотрела на луну, медленно засыпая…
…Она резко открыла глаза, ей показалось, что она и не спала вовсе, на грани сна и яви услышала скрип двери и увидела в дверном проеме огромного зверя, он возник медленно, из воздуха, из тайги. Это был уссурийский тигр с большой головой, крупным упругим телом. Она слышала прерывистое дыхание животного...
  Маша с удивлением поняла, что НЕ БОИТСЯ!.. страха не было.. она выжидала...
  Зверь присел на задние лапы, затем медленно, бесшумно опустился на передние, прижался к ним огромной мордой и, опалив Машу огнем янтарных зрачков, закрыл глаза.
   Маша осторожно спустила ноги с лежанки.
   Зверь не шевелился. Она вышла на середину комнаты и остановилась, не зная, что делать дальше. Еще какое-то время тигр молча лежал, потом медленно, тяжело встал, опустив большую красивую голову, и замер так. У Маши сжалось сердце - такая обреченность была во всей его позе. («Не очеловечивай зверей», - говорил отец. «Люби зверя, умей его понять», - учил дед).

  Тигр осторожно повернулся и тихо пошел, не оглянувшись, словно зная, что она пойдет за ним. И Маша пошла следом. Страха не было. Она неслышно, как учил дед, ступала в носках по земле, не чувствуя ни холода, ни сырости, видя только полосатую спину впереди. Сколько так они шли, не знала, да и не думала о дороге.
 Внезапно послышался стон. Тигр остановился. На земле в обессиленной позе на боку лежала тигрица с большим животом. Маша тихо ахнула и присела к ней. «Не может разродиться, бедолага... Что мне делать с тобой?» - думала девушка. Вдруг обожгла пронзительная мысль, а ведь тигр пришел просить  помощи! КАК, КАКИМ звериным чутьем он нашел ее, откуда он МОГ знать, что она поможет? Маша изумленно посмотрела на зверя, он  смотрел на Машу - молча, покорно, с надеждой… 
  Маша стряхнула оцепенение, перевела дух и повернулась к тигрице. Что делать? То, что видела в родильном доме, помнила: повороты на ножку, выпрямление косых положений плода, коррекция асинклитизма - а что делать здесь? Маша опустилась на колени и начала гладить живот тигрицы. Зачем? Она и сама не знала, но гладила всё сильнее и сильнее, массируя, ощущая под руками напряжение, вдруг она почувствовала какое-то движение внутри и увидела, как стремительно родился первый детеныш. Тигр приподнял голову, подвигал ушами и замер.   
«Ну, слава Богу..." подумала Маша и снова принялась за массаж.
Тут она сообразила, что мать должна  была перегрызть пуповину и облизать малыша. Но тигрица была слишком слаба и лишь с трудом поворачивала голову. Маша сама попыталась разорвать пуповину, но не тут-то было:  упругая ткань не рвалась, тигренок беспомощно сучил лапками, времени было мало. Маша схватила два острых камня и перетерла пупочный канатик, сняла оболочку, уложила малыша около передних лап матери и снова взялась за массаж.
 Следующие два тигренка родились быстро, один за другим. Наверное,  первенец неправильно лежал или мешал другим своей крупной головой- «Весь в отца,головастый...», - буркнула Маша и подложила тигрят к материнскому животу. Малыши уверенно зачмокали. Обессиленная тигрица, опустив голову, смотрела, не мигая, на Машу.
«Ба, да она, наверное, хочет пить, сколько времени она в родах?»

 Где искать воду? В чем ее нести? Девушка поднялась с земли и уверенно, не путаясь, помчалась в сторону дома. У деда были запасы дождевой воды, да еще отец провел воду от Верхних Ручьев длинным кислородным шлангом. Какая сила вела ее? Очень скоро она выбежала на полянку около сторожки (оказалось - это близко).

  Маша набрала полное ведро и пошла обратно. Тигрица, почуяв воду, осторожно встала, жадно выпила полведра, снова легла и замерла. Малыши сопели рядом. Маша присела рядом подогнув ноги и, улыбаясь сквозь слезы, что-то приговаривая, гладила котят, тигрицу. Хотелось прижать к себе этих очаровательных детенышей. Сейчас она любила весь мир, сердце дрожало от нежности и гордости,оттого, что она спасла несколько жизней...
  «Вдруг у нее будет эндометрит, надо бы укол антибиотика», - мелькнула мысль, она уже привстала, чтобы бежать обратно в сторожку. «Но лекарство попадет в молоко. Не стоит. Организм молодой, справится», - успокоила она себя.

  Посидев еще какое-то время, Маша поднялась и  тихо пошла домой. Она не оглядывалась, но знала, что за ней идет большой красивый зверь, оберегая ее путь.

  Когда подошли к дому, уже светало... Руки, пижама, носки были в крови, в траве, в земле. Маша разделась, умылась и уставшая, но счастливая рухнула на лежанку. В открытую дверь светила прозрачная утренняя луна…
 ...Разбудил ее дед. Ярко светило солнце. Маша крепко обняла деда и взахлеб рассказала о ночном приключении.
«Зверь - он умный, Маша! Ты хорошо всё сделала. Остальное сделает природа, больше не мешайся».
 Потом еще два раза Маша с дедом ходили к тиграм. Близко не подходили - смотрели со стороны. Тигрица окрепла, тихо урчала при виде людей. У тигра по холке и спине пробегала дрожь, но во всем этом Маша не чувствовала агрессии.
- Растите, ребятки! - крикнула она и весело помахала рукой.
А через неделю тигры ушли. А еще через год Пак прислал письмо, описывал трех красавцев тигров, которых видел около сторожки…
«Может быть, это наши?» – с надеждой подумала Маша...

  Незаметно пролетели годы...Маша давно закончила институт, работала в больнице.
  Часто болел отец, состарилась Аграфена, стала плохо видеть. «Теперь ты мне - няня», - говорила она Маше. Подрастали свои сыновья. Маша еще несколько раз ездила в тайгу, пока был жив дедушка Пак.

  Жизнь шла своим чередом, но часто в тающем свете утренней луны Маша видела горящие янтарные глаза…