( картина Жуковского В старом доме)
Мне здесь любая улица знакома,
Я знаю каждый дом и поворот,
Мосты, причалы, заводи, паромы
И где какое дерево растет…
( Назар Наджми)
( начало http://www.proza.ru/2011/09/12/313)
Дом аристократического происхождения
- Сегодня мальчишки нарвали яблок прямо возле здания полиции. На спор. И никто их не поймал. С одной яблони кисло-сладкие попались...
- А с другой - золотой налив?
- Да, а ты откуда знаешь? Я даже домой парочку захватила.
- Это наши фамильные яблони. Их сажал еще твой двоюродный прадедушка.
- Ничего себе. Он, что в полиции работал?
- Он был столяр-краснодеревщик – делал классную мебель. А вернее «чернодеревщик» - как тогда говорили. Мастер, работающий с элитной древесиной - с черным деревом.
- Что за черное дерево такое?
- «Черное дерево» или «железное дерево» - это вообще-то дуб, выдержанный под водой. Самый ценный долговечный материал.
Помнишь, старинный круглый стол у нас на даче. Раритет. Он сделан собственноручно нашим семейным мастером из мореного дуба, и скоро отметит свое 100-летие. Раньше стол имел вставку посередине, и в праздники за ним угощалась вся родня и соседи. Многие из них заказывали нашу фирменную мебель.
А на месте полиции-милиции еще незадолго до твоего рождения стоял двухэтажный старинный дом, можно сказать, аристократического происхождения. Его окружал и оттенял богатый сад с яблонями, сиренью, рябинами, цветами, даже овощи какие-то росли и зелень.
Весь наш район тогда занимали стильные деревянные дома, и мир вокруг был уютный, зеленый - земли много, людей мало.
А из машин во дворе - всего одна трофейная, принадлежащая, кстати, Назару Наджми. Он после войны жил в нашем историческом доме.
- Мы же учили его стихи про Уфу!
Вокруг садов чугунные ограды,
Как кружева, искусством тешат взор,
И каждому бутону сердце радо,
И восхищает каждый твой узор.
- Да, он самый, ставший известным поэтом. А какой он, по рассказам наших мам, был завидный жених после войны – молодой, романтичный, самовлюбленный, да еще с машиной. Не удивительно, что невесту он выбирал долго – лет десять.
- Кто же теперь ждать будет, пока ее выберут. Самой нужно о себе позаботиться.
- Наш дом имел хорошую родословную. В нем во времена легендарные, с подобающим комфортом, располагался пансион благородных девиц. Потом, после революции и прочих исторических катастроф, когда благородство было истреблено или строго запрещено, весь дом разделили на довольно тесные квартирки.
Вот в такую квартирку с огромной печью и высокими потолками приехали наши в эвакуацию к старшему брату, тому самому чернодеревщику. Он тоже не дожил до Победы. Ни одного мужчины в семье не осталось.
После войны жизнь долго настраивалась на благополучие. Хозяйство в строгой экономии. Мать целый день на работе. Галина, как старшая, отвечала за дом и за младшую сестренку. Когда провели газ и водопровод, началась эпоха цивилизации.
Уже в моем детстве роскошь сада потеснили стройки, остался лишь маленький садик с пятью яблонями – наш сказочный летний и зимний мир каникул, когда мы приезжали к бабушке в гости.
Что наша жизнь - игра
После войны в доме жили почти одни женщины с детьми, в основном почему-то были мальчишки, и две наши принцессы.
Зато игры у детей были отчаянные. Одни жмурки и прятки чего стоили. В дождливую погоду играли дома. Квартиры тесные, места мало. Не очень-то спрячешься, а азарт...
Галина (а ты явно в бабушку по импульсивности), чтобы ее не нашел водящий, вылезала в окно, и висела на карнизе, как матрос на мачте.
Дворовые игры той поры - уже история. Теперь и понятие двор исчезает. Мы еще успели поиграть….в пионербол, в казаки-разбойники, 12 палочек, представляешь как бы разлетелись эти палочки сейчас по всем ближайшим машинам.
Пожалуй, нам в 70-80 годах выпало самое золотое детство. Достаточно комфортное в плане удобств, сытое, но еще не располагающее к мажорной зависти, и наполненное такими приятными и радующими душу словами, как деревья, дворы, друзья и чистое небо…
А сейчас деревьям объявили войну. Огромные тополя срубили. Березы еще держатся, и молодые липки неплохо принялись. От нашего сада ничего не осталось, кроме этих двух яблонь во дворе полиции. Странно, как они уцелели, и до сих пор плодоносят…
Дети любили забираться по приставной пожарной лестнице на крышу и устраивать там штаб. А наш дом, хоть и двухэтажный, был немногим ниже современного четвертого этажа.
Сестры не отставали от мальчишек, правда, младшая лезла неохотно, но одной внизу скучно. Ее учили - не смотри вниз. А так и подмывало взглянуть, и сразу охватывал панический страх высоты. Слезать обратно по лестнице младшая не соглашалась ни за что. Был еще один лаз – через чердачное окно. Но до него нужно было пройти или проползти по довольно покатой крыше в другой конец дома.
Намучившись и оставив попытки преодолеть малодушие, мальчишки звали на помощь взрослых. Матери семейства приходилось подниматься на чердак, высовываться в окно и орать на всю улицу, ругая ораву малолеток в довольно сильных выражениях... Тогда младшая дочь, равно боявшаяся высоты и ругани, выходила из оцепенения, и, плача, ползла по крыше к матери. А старшая спускалась по лестнице, чтобы не попасть под горячую руку. Всегда больше доставалось старшей. Младшая закатывала истерики, и связываться с ней было себе дороже.
Я хорошо помню эту лестницу. Потому что и мы еще успели полазить по ней. Главное здесь – не смотреть вниз.
Помню, повторяющийся детский сон, что я залезаю на верхние ступеньки, а лестницу кто-то отталкивает от крыши, и …в свободном полете просыпаешься, радуясь, что это лишь сон…
Летом дети, с запасом хлеба и картошки, на весь день уходили на Дему, брали лодку у знакомого сторожа, и отправлялись в речной круиз. Сейчас по Деме не то, что на лодке, вброд по колено можно ходить. Так пересохла.
Дом ушел в историю, и в новом веке по реке времени не проплывешь.
А на родословном дереве аккуратно рисуем новые ветви и листья – дети, внуки, а вот и правнуки, в нашем полку прибыло!