Я догадывалась, что Иннокентий будет говорить со мной о Маргарите. Решение молчать о роли моего отца в перемене их судеб я приняла несколько дней назад. Тени прошлого лучше не трогать, они могут начать расти и заслонить собой настоящее. Это ни к чему.
Моя квартира, похожая на шкатулку с памятными и дорогими сердцу вещами, к полудню превращается в душный и жаркий предбанник. Шаг – и ты на лоджии, где температура близка к пределу выносимой. Плотные шторы и вентилятор не спасают.
Наверное, нужно просить Кешу о встрече на берегу Волги. У большой воды легче дышать и можно найти местечко, чтобы поговорить в тишине. Марго задала в письме те вопросы, на которые, наверное, ищет ответы и он. А что могу сказать я?
«Не возвращайтесь к былым возлюбленным?» Спорно. Я знаю женщину, которую спустя много лет нашёл её первый любимый, они вместе уже три года, и она просто светится счастьем.
Природа любви необъяснима. У каждого – собственная история. У меня на глазах прошла вся жизнь Лерочки и Виктории, со мной они делились самым сокровенным. Но ничего общего, ни на йоту, не было в том, что каждая из них звала – любовью. Валерия строила семейное счастье – по кирпичику, окружая мужа неизменной заботой. В конце жизни он так и звал её – «мамочка». Ей повезло в том, что по натуре он оказался ленив и предсказуем. Жил в коконе, сплетённом предусмотрительной Лерой, наслаждаясь покоем и комфортом. А она считала свою семью – эталоном, гордилась и тайно, и явно, подчёркивая неизменно: «Совместная жизнь – общий труд. Это – упряжка из двух волов. Тащить её надо вместе, идти в ногу…..»
Когда я повторяла эту истину Виктории, та заливалась громким смехом. И говорила, что их повозка давно завалилась на один бок. Уж если кого считать волом, который исправно тянет, так это Валерию. Сама Вика поменяла трёх мужей, и каждый раз ей казалось, что она обретает новое, настоящее счастье. Но срок такой любви был недолог, самое большее – четыре года. И всё равно она никогда не завидовала Лере:
- Лучше сразу удавиться, чем так жить!
Я всегда возражала:
- А она говорит: лучше повеситься, чем жить так, как ты!
- Ого! Да она и не пробовала! Что она может знать о любви?
И правда: кто из нас может о ней знать? Ведь не зря спрашивает Марго: что ожидало бы её, останься она с Кешей? А вдруг, прогорел бы костёр, разошлись, искалечив друг другу души? С Фимой она прожила почти сорок лет «как за каменной стеной». Это ли не мечта всех нормальных женщин?
Почему-то я вспомнила о нашей первой совместной поездке с Виктором. На дачу, к его старшей сестре. Утром мы подали «прошение о браке», как пошутил тогда Витя, строгая тётенька в чёрном костюме предложила месяц подумать, но заявление приняла и оформила. А днём он забежал ко мне домой, покидал быстро мои вещи в сумку, и потащил меня на автовокзал, ничего не объясняя. И только в пыльном «пазике», который дребезжал и чихал мотором, шепнул на ухо: «Мы будем праздновать помолвку». Я тогда и слова такого ни от кого не слышала, но поняла, что это связано с судьбоносным утренним решением. Неделей раньше мои родители уехали на курорт, поэтому никому ничего не пришлось говорить.
Дача оказалась маленьким домиком на краю деревни. Начало октября в Поволжье – не самое лучшее время: моросил мелкий серенький дождик, и небо нависало прямо над лесом, который вплотную примыкал к крайней улице. Справа тянулось округлое поле, которое тоже со всех сторон обступил смешанный лес. Листья почти облетели, но грозди рябин яркими пятнами веселили глаза, и сосны казались нежно-зелёными на сером фоне низких туч. Хорошо, что я догадалась надеть высокие резиновые сапоги, поэтому непролазную грязь мы кое-как одолели.
Виктор открыл калитку, мы вошли под навес, который соединял ворота с домом. Так получилось, что в деревне я была единственный раз, когда мы навещали тётку – сестру отца, но это случилось в далёком детстве, и я запомнила только огромного петуха, которого ужасно боялась, да душную перину на широченной кровати, где мы спали с мамой. Но я знала, что все избы начинаются с сеней, а потом должна идти горница. Ещё почему-то вспомнилось слово «полати».
Пришлось пригнуться, когда из сеней шагнули в просторную комнату. Уже начинались сумерки. Виктор нашёл керосиновую лампу, зажёг её, придвинул мне тяжёлый табурет и принялся растапливать печь. В доме было сыро, пахло нежилым, я дрожала. Но больше от волнения, чем от холода.
Витя достал из сумки припасы, разложил на столе. Выставил на середину бутылку нашего любимого «Саперави». Я отогрелась и сняла пальто. Подошла к печи, приложила руки к шершавому белёному боку. Виктор взял вёдра, сказал мне:
- Воды в баню натаскаю. А ты пока отдыхай.
И здесь тоже оказалась на кровати перина. Я откинула лоскутное одеяло, провалилась в пуховое тепло и сразу уснула. Почему так по-особому сладко спится в таких деревенских домах?
А потом мы парились в бане. Я задыхалась с непривычки, и голова кружилась от запаха травяного настоя, который Витя плескал на раскалённые камни. Из бани он нёс меня на руках, и капли дождя падали на лицо….
Прошло больше полувека, а я помню всё, до мелочей. Может быть, так и можно отличить настоящую любовь? У неё нет времени, она не кончается даже со смертью. И точно знаешь: встреча будет, она – неизбежна. Нужно только подождать….
Звонок раздался неожиданно. Я так погрузилась в свои мысли, что потеряла счёт времени. Уже почти семь. Кеша сказал, что он ждёт меня внизу, в машине, и предлагает выбрать мне самой место для разговора. Он всегда отличался необыкновенной догадливостью.
Мы поехали в открытое кафе на берегу Волги. Народу там всегда немного, музыки нет. По дороге я незаметно разглядывала Кешу, пытаясь увидеть его глазами Марго. В молодости он был самым обыкновенным и неприметным, выделяясь лишь волнистыми пшеничными волосами и какой-то особой статью. Лишь потом я поняла, что одно из преимуществ чекистов – неброская внешность. Но с годами будто что-то проступало в его лице, как будто художник накладывал всё новые мазки, продолжая работать над портретом. И теперь, на мой взгляд, он стал гораздо интереснее и значительнее, чем был раньше. Редко, но так всё-таки случается.
А какой стала Маргарита? Странно, но до сих пор она не прислала свою фотографию, хотя я просила. Хотелось взглянуть и на дочку, и на внуков, о которых с такой нежностью и гордостью она пишет. Интересно, узнали бы мы друг друга в толпе, доведись нам нечаянно встретиться?
С Иннокентием мы беседовали часа три. Говорил, в основном, он, а я лишь изредка задавала вопросы, поддерживая его исповедь. Именно так можно назвать его рассказ о жизни, которая прошла без Маргариты. Я поняла, что никогда и никому он не раскрывал душу, случилось это впервые. И сказал, что твёрдо решил ехать к Рите. Что слишком долго сомневался, а теперь времени осталось так мало, что можно просто не успеть.
Я пришла домой и сразу села за письмо. Я пыталась передать весь наш разговор, не упустить ничего, понимая, как важно для Марго каждое слово.
Продолжение следует