Доктор Микулинский
В своих воспоминаниях двигаюсь мысленно дальше по коридору. Свою дверь пока прикрою. Следующая дверь... там жила семья Микулинских - наши ближайшие соседи, пять человек, все медики или причастные к медицине. Из мужчин в семье был только старый слепой доктор Яков Миронович. Я мало знаю о его прошлом, но моменты, которые врезались в память, живы до сих пор.
В квартире был телефон, он висел на стене как раз напротив двери Микулинских.
Иногда Якову Мироновичу звонили и просили проконсультировать. Он выходил из своей комнаты к телефону, медленно припадая на правую ногу, как бы ощупывая пол, отвечал собеседнику, называя свою фамилию с ударением на втором слоге:
- Доктор МикУлинский слушает, - и высказывал свои соображения по тому или иному вопросу, связанном со здоровьем собеседника..
Потеряв зрение, он перестал работать, но люди звонили со своими просьбами и проблемами, зная его, как хорошего врача, и никогда не получали отказа.
По-соседски, он всегда откликался и на просьбы моей мамы. Измучившись со мной, вечно болеющей, мама иногда приглашала:
- Яков Миронович, посмотрите девочку, сколько можно колоть и пичкать лекартсвами...
Приходил старый доктор, так я называла его про себя, доставал свою деревянную трубочку-стетоскоп и начинал меня выслушивать, выстукивать тощую и кашляющую, давал свои рекомендации и заканчивал разговор:
- Вот так и будем действовать, Валечка – так звали мою маму, а уколы я попрошу делать Нину – старшая дочь Якова Мироновича, замечательная медсестра, работала в туберкулезном диспансере..
Мама провожала его до двери под руку, по коридору доктор всегда ходил сам, все так же, припадая на правую ногу и ощупывая стену рукой, в поисках своей двери.
В своей комнате он чаще сидел за столом, а что можно было делать еще слепому человеку в комнате, в которой жило пять человек, заставленной мебелью, там и зрячему было не очень-то развернуться. Обеденный стол был довольно большой и слева и справа от доктора по краям лежали кипы газет. С одной стороны лежали читаные, ему непременно читал кто-то из семьи вслух, и на прочитанной газете Яков Миронович лично ставил красным карандашом крупными цифрами некое, для меня магическое, пятизначное число. Как-то я спросила:
- А что это за число?
- Я люблю это число и в данном случае оно означает, что газета прочитана. Если этого числа нет, смотри слева, никто не может взять газету со стола.
Ежемесячно я получала его разрешение взять кипу газет со странным числом для сдачи в макулатуру – было такое в пионерском движении. На тот момент пионеров в квартире жило трое, все учились в разных школах и у нас было негласное соревнование: кто сумеет первым взять газеты у Якова Мироновича.
Однажды в квартире случилось, по нашим детским понятиям, большая трагедия. Квартирная кошка Маруська, нагулявшись в марте, родила в свое время сразу аж пять котят. Наверное, взрослые нашей коммуналки не успели во-время разрешить кошачью проблему, и один котенок выполз из своей корзинки. Несчатсный попал под ноги Якову Мироновичу и был раздавлен. Я помню то мокрое пятно, что осталось от малявочки. Дети рыдали и по-своему злились на дедушку Яшу. Моя мама завела меня в комнату и тихо объяснила:
- Дедушка Яша слепой, он не видит, что у него под ногами. И котенок еще слепой и глупый, поэтому полез, куда ему было не положено. Не плачь, никто не виноват в этой истории.
Оставшихся котят потом по-тихому утопили, но мы уже узнали об этом позже, а в то время мы думали, что их спрятали от слепого дедушки Яши.
Любовь Иосифовна Микулинская
Жена Якова Мироновича – Любовь Иосифовна. На ней держалась не только семья, на ней держалась вся наша коммуналка. Она была для всех нас главным квартиросъемщиком, решала всякие организационные вопросы, связанные с оплатой счетов, вывешивала графики уборки мест общего пользования, и никто даже не пытался эти графики нарушить. Семь семей, каждая убирала такое количество дней в месяце, сколько человек в семье. Только наша одинокая женщина Ида Яновна почему-то не привлекалась к этой общественной работе, она вообще жила как-то обособленно в нашей коммунальной квартире.
Любовь Иосифовна, а для детей – бабушка Люба, была непререкаемым авторитетом и очень уважаемым человеком для всех жильцов. Её слушались абсолютно все, если надо, то и за советом шли к ней.
Как во всякой порядочной коммуналке, у нас была своя семья алкоголиков. Когда напившись до состояния полной непотребности муж таскал свою жену за волосы по коридору, Любовь Иосифовна, а она была маленького роста, всегда очень аккуратно одетая, подтянутая, выходила из своей комнаты и строгим голосом говорила:
- Дмитрий, прекрати немедленно это безобразие, оставь Галину, или я сейчас же вызываю милицию, - вроде бы ничего и не сказано, но каким-то образом это так действовало на разбушевавшегося Дмитрия, что он бросал свою жертву там, где его заставали слова, и скрывался в своей комнате. А его жена сама ползком в еще более пьяном состоянии добиралась следом за ним. Но о них позже будет своя история.
Бабушка Люба была необыкновенной хозяйкой, очень хлебосольной. Если она пекла пирожки, то не только для семьи и гостей, но и соседи обязательно получали на блюдечке свою порцию пирожков. Борщи, котлеты, салаты и прочие блюда у нее получались необыкновенно вкусными. Меня она баловала особо, может быть потому что мы были самыми её ближайшими соседями, а может быть потому, что я часто оставалась одна дома и она чувствовала ответственность за меня. У нас даже случилась смешная история с котлетами, которая потом стала притчей во языцех для всей нашей коммуналки, если интересно, её можно прочитать здесь: http://proza.ru/2003/08/05-95
Однажды вечером, когда я уже была в кровати, в комнату раздался стук и очень спокойным голосом бабушка Люба сказала моей маме:
- Валя, быстро собирай Вику и чемодан только самым необходимым и будь готова выйти на улицу. Над вашей комнатой загорелись провода, я вызываю пожарных.
Папы, как часто случалось, не было дома, он был или в больнице, или в санатории, поэтому мама собрала быстро мои вещички, а её мобилизационный чемоданчик - мама была военврачом, - всегда был готов и лежал под кроватью.
И вот мы сидим с ней и ждем следующей команды. Что было хорошо в нашей коммуналке, в случае всяких неожиданностей, никогда не было паники, а бабушка Люба как-то всегда умела разрешить все наши квартирные большие и маленькие проблемы. Вот и в этот раз, приехали пожарные, разобрались с искрящими проводами, и дали нам отбой тревоги.
Нина Микулинская.
Нина... старшая дочь Якова Мироновича и Любови Иосифовны, замечательная медсестра, работала в туберкулезном диспансере, что находился на улице Танеевых.
Никто из приходящих медсестер из детской поликлиники не умел так замечательно безболезненно делать уколы, как наша соседка - тетя Нина. Мама, в свою очередь, часто отказывалась от услуг детских медсестер по причине, что сама была врачем и уж сделать при необходимости укол членам семьи могла. А меня уже трясло от страха при новых назначениях, особенно, когда мама бралась колоть свою «бледную немощь» - мое семейное прозвище. Чуть осознав, что есть люди, делающие уколы совершенно по-другому, я начала категорически отказываться от маминых медицинских услуг, потому что ее уколы смахивали на работу дворника, колющего ломом лед. Все-таки профессиональная медсестра и врач-психиатр – это разные категории. С того времени все уколы мне делала тетя Нина.
Что стало с Ниным мужем, не знаю, на моей памяти его не было, но у Нины была дочь Наташа, сначала школьница, а потом по стопам всей семьи – студентка медицинского института. Закончила его. Вышла замуж за своего сокурсника и двумя медиками в семье стало больше.
Нина была шумным и категоричным человеком. Все, что она делала, делала от души и громко: болела за любимую футбольную команду, доказывала свою правоту, что-то объясняла – всегда было её слышно и видно.
Женя Микулинская.
Вторая дочь Микулинских – Евгения, или, как мы, дети, её называли - тетя Женя – врач. Своей семьи у нее никогда не было. Работа и свои увлечения: концерты, театры, вязание.
Все Микулинские были страстными болельщиками футбола. Если по телевизору показывали какой-нибудь значимый матч, то из их комнаты раздавалось:
- Судью на мыло! Мазила! Гол! – и прочие возгласы и топание ног...
Я вставляю слова своей сестры об этой семье, это хорошее дополнение к моим воспоминаниям о семье Микулинских.
«А у Микулинских я помню огромную комнату. Она мне такой казалась, видимо, потому, что сама я была ещё маленькая. Правда, когда я уже училась в 599 школе, в Тушино, довольно уже большая была, я ездила к ним. Тогда меня эта комната тоже поразила своими размерами. Это было уже после смерти тёти Жени. Бабушка Люба мне рассказывала свою версию её болезни и смерти.
У них, помню, стоял шкаф, разделяющий комнату на две части, так, что в каждой части было свое окно. И хотя в комнате было два окна, она казалась мне намного светлее нашей. Дядю Яшу помню плохо: полненький, лысыватый человечек, в чёрной или тёмно-коричневой пижаме и в белой рубашке, почему-то с галстуком.
А ещё помню, как тётя Женя подарила мне, видимо, свои шлёпанцы на каблучке, они назывались "ни шагу назад". Я была счастлива! Она же учила меня вязать. Да-да, первые петельки на спицах я училась делать под её руководством. Это потом уже мама показала мне изнаночные петли, и сказала, что такие петельки надо делать в конце каждого ряда, чтобы вязаное полотно было ровным, а не "горбатилось" по краям. Это удивительно, но мне эти люди вспоминаются, как родные.
Я помню, что меня никто не ругал в нашей квартире. А может быть мне просто забылось, что ко мне были какие-то претензии от соседей? Когда я задержалась как-то после школы, отправившись к подружке вместо того, чтобы идти домой, за меня переживала вся наша комуналка. Потом мне все рассказывали, как издёргалась мама, но никто не ругал, а просто давали понять, что я поступила неправильно. (А я помню, как в тот день мама меня выгнала на улицу искать младшую сестру и без нее не возвращаться, я обегала все близлежащие скверики и подружек сестры, нашла её и мы вместе вернулись домой. Прим. автора)
Ещё я помню тётю Иду, ты, наверное, её называешь старой одинокой женщиной. У неё в комнате часто пахло валерианкой. Она редко выходила в коридор. А лично мне на Новый год она сделала подарок. Это была шоколадка, завёрнутая в неисчислимое количество газет. Здорово! Мы долго её разворачивали. (А мне в тот год достались от Иды Яновны изящные бусы, помню, я долго их носила. Прим. автора)
Это здорово, что ты затеяла такое дело: записать воспоминания о нашем доме. Мне тоже будет интересно почитать, что там было до меня.»
Об этой семье можно рассказывать долго и много. Скорее всего эта часть будет пополняться.
Страничка моей сестры http://proza.ru/avtor/pereverton